Моя дорогая жена

Конечно, так было до моей встречи с Миллисент.

Теперь я изменился. Я все еще оцениваю всех женщин, но только уже по-другому. Я не смотрю на них как на своих потенциальных партнерш и любовниц или как на свои победы. Я оцениваю их по тому, соответствуют ли они типажу Оуэна. Я измеряю взглядом рост каждой женщины, смотрю на то, как она накрашена и как одета.

Вот одна молодая женщина выходит из прачечной самообслуживания и поднимается по лестнице в квартиру над ней. С того места, где я стою, мне трудно определить, насколько она высока.

Вторая женщина выходит из офисного здания. Она совсем низкого росточка, но раздражающе живая и энергичная. И садится в машину гораздо лучше моей. Я не уверен, что смог бы к ней подойти.

А затем я замечаю женщину в кафе и сажусь за столик рядом. Она просматривает в ноутбуке сайты, касающиеся двух тем: политики и еды. Я немножко разбираюсь и в том и в другом. И подумываю, как мог бы сложиться наш разговор. Любопытство побуждает меня выйти из кафе за ней следом и запомнить номер ее машины.

А потом я опять иду по тротуару, пока не замечаю миниатюрную женщину. Она – инспектор по парковкам. Выписывает штраф клиенту. Ее ногти коротко пострижены, волосы тоже. Мне не видно ее глаз – их скрывают солнечные очки. Но губы у нее не накрашены.

Я прохожу мимо достаточно близко, чтобы прочитать ее имя на бейджике:

А. Парсон.

Может – она, а может, и нет. Я еще не решил. Когда она отворачивается, я пару раз снимаю ее на телефон.

* * *

Уже поздно ночью того же дня Миллисент лежит в постели, изучая крупноформатную таблицу в своем компьютере. Дети спят. По крайней мере, должны спать. Во всяком случае, в их комнатах тихо.

Я скольжу в кровать рядом с женой.

– Привет.

– Привет. – Миллисент отодвигается, чтобы высвободить себе пространство, хотя наша кровать не просто большая, а очень большая.

– А я сегодня ходил по магазинам.

– О Господи! Надеюсь, ты не потратился. Я сейчас свожу наш бюджет, у нас нет лишних денег, а нам нужно еще заменить стиральную машину.

– Я только приглядывался к товару, – улыбаюсь я ей и показываю снимки А. Парсон в своем мобильнике.

– О! – восклицает жена, скосив на фото глаза: – А что за униформа на ней?

– Инспекторши по парковкам.

– Да ну? Я бы не отказалась отыграться хоть на одной из этих сучек.

– Я тоже, – мы оба смеемся. – И она подходит под типаж Оуэна.

– Действительно подходит, – соглашается Миллисент. Она закрывает свой компьютер и поворачивается всем телом ко мне: – Отличная работа!

– Спасибо.

Мы целуемся, и все проблемы с нашим бюджетом вмиг улетучиваются.

14

На первых порах это никак не было связано с сексом.

И мы думали, что Холли ознаменует конец, а не начало. На следующий день после того, как ее выпустили из лечебницы, Миллисент открыла входную дверь нашего дома и обнаружила свою сестру на его крыльце. Она тут же захлопнула дверь перед ее носом.

Тогда Холли написала письмо и бросила его в наш почтовый ящик. Миллисент на него не ответила.

Холли позвонила. Миллисент перестала отвечать на телефонные звонки.

Я связался с психиатрической лечебницей, но там отказались со мной разговаривать.

Холли стала появляться на публике. Она маячила в отдалении от нас, примерно в сотне фунтов, но присутствовала везде. В гастрономе, куда Миллисент ходила за покупками, на парковке торгового центра, на противоположной стороне улицы, когда мы выходили пообедать.

Только она никогда не задерживалась настолько долго, чтобы мы успели вызвать полицию. И каждый раз, когда мы пытались сфотографировать ее для доказательства, она разворачивалась и быстро уходила прочь. Или двигалась так, что снимок получался нечетким, размытым.

Миллисент не рассказывала об этом своей матери. Болезнь Альцгеймера уже заставила старушку позабыть, кем приходилась ей Холли. И Миллисент хотела оставить все так, как есть.

Я изучил в сети правила сталкера и составил список, в котором по часам и минутам расписал все появления Холли в опасной близости от нас. Потом я показал этот список Миллисент, а она сочла все это бесполезным.

– Не поможет, – нервно повела жена плечами.

– Но если мы…

– Я знаю правила сталкинга. Холли их не нарушает и никогда не нарушит. Она слишком сообразительна для этого.

– Но должны же мы хоть что-то предпринять, – сказал я.

Миллисент покосилась на мои записи и покачала головой:

– Мне кажется, ты не понимаешь. Она превратила мое детство в ад.

– Я это знаю.

– Тогда ты должен понимать, что этот список нам не поможет.

Я хотел пойти в полицию и рассказать о том, что с нами случилось. Но единственным физическим доказательством, имевшимся в нашем распоряжении, было письмо, опущенное Холли в наш почтовый ящик. А в нем не содержалось никаких угроз. Как не раз повторяла Миллисент, Холли была слишком умна, чтобы так подставляться.

М.,

ты не считаешь, что нам нужно поговорить? Я думаю нужно.

Х.

Вот все, что в нем было написано.

Так что в полицию я не отправился, вместо этого я встретился с Холли. И сказал ей оставить мою жену и семью в покое.

Она этого не сделала. В следующий раз я увидел ее уже в своем доме.

Это произошло во вторник, где-то в районе ланча. На мой телефон упали три эсэмэски подряд. Все сообщения были от Миллисент.

911

НЕМЕДЛЕННО домой

Холли

Не прошло и недели, как я нанес Холли визит.

Я не стал тратить время на ответные эсэмэски жене.

Когда я примчался домой, Миллисент встретила меня в дверях. Ее глаза были мокрыми, слезы грозились потечь по щекам, а моя жена не плачет по любым пустякам.

– Что, черт возьми…

Не успел я докончить, как она схватила меня за руку и потащила в общую комнату. Холли сидела на диване в дальнем конце, при виде меня она тут же вскочила.

– Когда я пришла домой, Холли была уже здесь, – дрожащим голосом сказала Миллисент.

– Что? – переспросила Холли.

– Она сидела прямо здесь, в нашей общей комнате.

– Нет, все было не так…

– Я забыла свой фотоаппарат. А мне нужно было сфотографировать один дом на продажу. И вот, когда я вернулась за ним домой, Холли была уже здесь.

– Что ты такое…

– Я застала ее сидящей на нашем диване, – слезы, наконец, пролились из глаз Миллисент, и она закрыла лицо руками.

Я ласково приобнял жену.

Холли выглядела как вполне нормальная женщина тридцати с лишним лет – в джинсах и футболке; на ногах сандалии. Ее короткие рыжие волосы были зализаны назад. А губы накрашены яркой помадой. Она сделала глубокий вдох и подняла вверх обе руки, словно хотела мне показать, что они пустые.

– Все совсем не так…

– Прекрати врать, – прикрикнула Миллисент. – Ты все время врешь.

– Я не вру!

– Подождите, – сделал я шаг вперед. – Давайте все успокоимся.

– Хорошо, давайте, – согласно кивнула Холли.

– Нет, я не собираюсь успокаиваться. – Миллисент указала на окно в углу комнаты, смотрящее на торец дома. Окно было зашторено, но на полу под ним валялись осколки стекла. – Вот как она проникла сюда. Она разбила окно, чтобы залезть в наш дом.

– Я этого не делала!

– Тогда как ты сюда пробралась?

– Я не…

– Холли, прекрати. Просто прекрати. Ты не одурачишь моего мужа так, как одурачивала наших родителей.

Насчет этого Миллисент была права.

– О Боже мой! – воскликнула Холли. А затем обхватила руками голову и закрыла свои глаза. Словно пыталась отрешиться от внешнего мира. – О Боже мой – О Боже мой – О Боже мой, – запричитала она скороговоркой.

Миллисент отступила на шаг назад.

А я приблизился к ее сестре:

– Холли, с тобой все в порядке?

Холли не остановилась. Похоже, она даже меня не услышала. Когда она шлепнула себя рукой по голове, я оглянулся на жену. Миллисент неотрывно смотрела на Холли и выглядела слишком напуганной, чтобы пошевельнуться. Она буквально вросла в пол ногами.

– Холли! – повысил я голос.

Ее голова вздернулась вверх.

Руки безвольно упали.

Лицо Холли исказила злость, нечто почти дикое, звериное. Мне показалось, что я увидел на нем то, чего так боялась Миллисент.

– Тебе следовало погибнуть в той аварии, – прорычала Холли сестре.

Миллисент придвинулась ко мне вплотную, прикрылась мной, как щитом, и вцепилась в мою руку. Я полуобернулся – сказать ей, чтобы она вызвала полицию. Но жена заговорила первой. Ее голос понизился почти до шепота:

– Слава богу, дети не видят всего этого.

Дети! Их образы молниями промелькнули в моей голове. Я увидел Рори и Дженну в комнате вместо нас. И ощутил их страх перед этой сумасшедшей женщиной.

– Холли, – произнес опять я.

И опять она меня не услышала. Она ничего не могла услышать. Ее глаза буравили Миллисент, пытавшуюся спрятаться за мной.

– Ты сука, – прорычала ей Холли.

И ринулась на меня.

На Миллисент.

В тот момент я не принимал решения. Я не прокручивал в голове разные варианты, взвешивая «за» и «против», и не выбирал логически самый оптимальный образ действий. А ведь если бы я так сделал, Холли осталась бы жива.

Увы, я не думал, не решал. К тому, что я сделал в следующее мгновение, меня побудило нечто, возникшее из самого нутра. Это была биология, самосохранение, инстинкт.

Холли представляла угрозу для моей семьи, она представляла угрозу для меня. И я схватился за первую попавшуюся под руку вещь. Она стояла у стены, совсем рядом со мной.

Я схватился за теннисную ракетку.

15

Проходит несколько дней, прежде чем кто-то на телевидении поднимает вопрос об Оуэне Оливере Рили.

Джош, молодой старательный Джош, озвучивает это имя на пресс-конференции. С тех пор, как нашли Линдси, полиция проводит пресс-конференции чуть ли не через день, во второй половине дня, чтобы основные моменты были освещены в вечерних новостях.

Сегодняшним заголовком всех новостных репортажей станет вопрос Джоша:

– А вы не думали, что Оуэн Оливер Рили вернулся?

Главный следователь, лысеющий мужчина, разменявший шестой десяток, явно не удивлен вопросом.

Джош слишком молод, чтобы помнить все подробности об Оэуне Оливере. Но он умный, амбициозный репортер, способный перерыть Интернет со скоростью света, его надо было только подтолкнуть к этому.

И ради такого дела я скрупулезно изучил биографии и дела самых известных серийных убийц. Некоторые из них общались с прессой, а иногда и с полицией. И это было задолго до изобретения электронной почты. Памятуя о том, как легко нынче отследить электронную переписку, я решил действовать другим путем, по старинке.

Оуэн никогда и никому не писал писем. Так что все, что мне нужно было сделать, – это придумать что-нибудь достаточно правдоподобное, чтобы этому поверили. После нескольких попыток – от длинных до кратких, поэтических и совершенно бессвязных – я накропал всего одну, простую строчку:

«Хорошо вернуться домой. Оуэн»

Надев хирургические перчатки, я написал эту фразу на листке бумаги, положил его в конверт и наклеил на него марку. Потом – чтобы запутать Джоша – я спрыснул конверт дешевым аптечным одеколоном, с запахом животного мускуса, как у ковбоя.

А затем сел в машину, проехал через весь город и бросил этот конверт в почтовый ящик. Через три дня Джош назвал имя Оуэна на пресс-конференции, но про письмо умолчал. Возможно, он решил сохранить его у себя, сделать своим секретом. А возможно, полиция попросила его не упоминать про письмо.

И вот теперь я выжидаю и наблюдаю. Потому что мне необходимо сделать кое-что еще.

Прошлой ночью я наблюдал за квартирой Аннабель Парсон. Найти заинтересовавшую меня инспекторшу по парковкам оказалось намного труднее, чем остальных. Чтобы разыскать Линдси и Петру, мне потребовалось лишь забить их имена в поисковике Интернета. Аннабель оказалась не такой простушкой – наверняка она пряталась ото всех обозленных клиентов, которым выписывала штрафы за неправильную парковку. И, чтобы выяснить, где она живет, мне пришлось в один из вечеров проследить за ней до самого дома. Это вызвало у меня раздражение.

А прошлой ночью я поджидал Аннабель уже у дома – хотел увидеть, вернется ли она домой одна или с кавалером. Около полуночи я получил от сына эсэмэску:

«Опять за старое? Тебе это будет дорого стоить».

«Что ты хочешь?»

«Ты имеешь в виду – сколько я хочу?»

Рори уже не хочет видеоигру. Он хочет денег.

На следующий день, вернувшись с работы, я застаю Рори дома. Он лежит на диване, смотрит серфинг, строчит кому-то смски и играет в игру. Миллисент дома пока нет. Дженна наверху, в своей комнате. Я присаживаюсь рядом с сыном.

Он вскидывает глаза, приподнимает брови.

Я опять допускаю ошибку. Мне следовало все рассказать Миллисент. Мы могли бы сесть все вместе, с Рори и Дженной, и объяснить детям, что ничего страшного не происходит.

«Отцу просто нравится кататься на автомобиле посреди ночи. Иногда он это делает даже в костюме».

Я вручаю сыну наличные.

Он так увлекается пересчетом денег, что даже пропускает мимо ушей новости, в которых воспроизводятся основные кадры пресс-конференции. И от его внимания ускользает настоящая причина, по которой отец по ночам уезжает из дома, а ведь, чтобы ее узнать, ему нужно всего лишь обратить глаза к телевизору.

* * *

На ужин у нас тако с остатками курицы – необыкновенно вкусные. Моя жена – хорошая кухарка, готовит ужин каждый вечер. Но, чем меньше времени она тратит на стряпню, тем лучше она у нее получается.

Только я не говорю ей об этом.

На десерт у нас ломтики персиков, присыпанные коричневым сахаром. И каждому из нас еще достается по одному печенью сникердудл. Рори первым закатывает глаза, Дженна ему вторит. Миллисент всегда была прижимистой на десерты.

Мы все едим их по-разному. Дженна слизывает коричневый сахар со своих персиков, потом лопает печенье и заедает его персиками. Рори сначала съедает печенье, потом персики. Хотя все равно у него во рту все перемешивается – он слишком быстро отправляет туда все подряд. Миллисент чередует персики с печеньем – кусочек одного, потом ломтик другого. Я их перемешиваю и ем ложкой.

Завтра у нас семейный просмотр кино, и мы обсуждаем, что будем смотреть. На прошлой неделе это был фильм о животных. Рори всегда сначала тяжко вздыхает, но он любит такие фильмы не меньше других. И сыну, и дочери нравится и тема спорта, так что мы выбираем фильм о молодежной бейсбольной лиге, пытающейся пробиться на мировое первенство. И голосуем, словно это серьезный, ответственный выбор! Победителем нашего голосования с огромным отрывом становится «Отбивай».

– Я буду дома в половине шестого, – говорю я.

– Ужин в шесть, – напоминает Миллисент.

– Мы закончили? – спрашивает Рори.

– А кто такой Оуэн Оливер Рили? – интересуется Дженна.

И все разом замирают.

Мы с Миллисент смотрим на дочь.

– Где ты про него услышала? – прерывает молчание Миллисент.

– По телевизору.

– Это ужасный человек, который вредил людям, – говорю я. – Но тебе он никогда не сможет навредить.

– О!

– Не тревожься из-за этого Оуэна.

– Но почему о нем столько говорят? – спрашивает Дженна.

– Из-за этой мертвой девушки, – встревает Рори.

– Женщины, – поправляю его я. – Мертвой женщины.

– Ой, – поеживается Дженна и бросает взгляд на свой мобильник. – Так мы закончили?

Миллисент кивает, дети хватают свои телефоны и начинают набирать эсэмэски. Я убираю со стола посуду, Дженна помогает мне ставить ее в посудомоечную машину, а Миллисент избавляется от остатков тако.

* * *

Пока мы готовимся ко сну, Миллисент включает местные новости. Она смотрит отрывки с пресс-конференции, а затем поворачивается ко мне. Не произнося ни слова, она спрашивает меня, имею ли я к ней какое-то отношение.

Я пожимаю плечами.

Она приподнимает бровь.

Я подмигиваю ей.

Она улыбается.

Иногда нам не нужно ничего говорить, чтобы друг друга понять.

Так было не всегда. В начале наших отношений мы проводили за разговорами целые ночи, как все молодые влюбленные пары. Я рассказывал ей свои истории. Постепенно, смакуя – потому что я, наконец-то, нашел человека, который находил их очаровательными. И который находил очаровательным меня.

В конце концов, Миллисент узнала все мое прошлое, и мы стали обмениваться только новостями. Я бомбардировал ее эсэмэсками, описывая мельчайшие подробности своего дня. Она присылала мне забавные картинки о том, как проходил ее день. Я никогда никого не узнавал настолько хорошо, как узнал Миллисент, и никогда не делил ни с кем так свою жизнь. Это продолжалось и когда мы поженились. И даже в браке, когда Миллисент была беременной Рори.

До сих пор помню первую вещь, о которой я жене не рассказал. Я имею в виду первую важную вещь. Это была машина. У нас их было две. Автомобиль Миллисент был новее моего – я ездил на допотопном старом грузовичке, в котором умещалось все мое теннисное оснащение. Когда Миллисент была на восьмом месяце беременности, мой грузовичок сломался. На его ремонт требовалась штука баксов, а у нас таких денег не было. Те деньги, что у нас имелись, мы откладывали на детскую кроватку, коляску и кучу подгузников, которые нам в скором времени должны были понадобиться.

Я не хотел расстраивать Миллисент, не хотел, чтобы она волновалась. И я сделал выбор. Я сказал ей, что грузовик поломался, но не так серьезно, как было на самом деле. Чтобы оплатить ремонт, я открыл новую кредитную карту – только на свое имя.

Мне потребовалось больше года, чтобы выплатить кредит, но я ни разу не проговорился о нем Миллисент, и другими своими заботами я ее тоже не грузил.

А потом мы перестали обсуждать мелочи. У нас появился сначала один ребенок, затем второй. И хлопот у Миллисент заметно прибавилось. Ей уже было не до забав, и она больше не придавала значения пустяковым деталям, а я прекратил докучать ей подробностями о своих клиентах. Мы оба перестали спрашивать, перестали вдаваться в подробности и сосредоточились на основных моментах нашего бытия. Так и сейчас.

Иногда нам довольно улыбки или подмигивания.

16

За двадцать четыре часа Оуэн Оливер Рили становится притчей во языцех. Его лицо мелькает во всех местных новостях и на веб-сайтах. Мои клиенты только о нем и говорят. Те, кто родом из других мест, желают узнать как можно больше подробностей. А здешние не могут смириться с мыслью, что он действительно вернулся. Кекона, местная сплетница, упивается всеобщим вниманием.

Несмотря на то, что она родилась на Гавайях, Кекона прожила в Вудвью достаточно долго, чтобы узнать все наши легенды, мифы и «знаменитостей» с дурной славой. Но она не поверила, что Оуэн Оливер вернулся ни на секунду.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Пиджин – язык, на котором говорят представители разных народов, живущих на одной территории. Обычно – смесь двух или более языков.