Нереальный мир

– Возможно, но ты не дождешься этого. Рад за тебя, что наркота тебе помогает. Мозги ты не прокурил, и это хорошо. Как-нибудь сходим в кино.

Фильмы по комиксам хорошие делают, я их читаю. Мне нравится.

– Да, комиксы – хорошая вещь. Я тоже ими балуюсь. С травой они идут на ура. Увидимся завтра, браток! Сыграем сегодня на ночь в игрушку?

– Не, я пас. Я наигрался, – отказывается Денис. Они расходятся.

В кафе сидит лысый мужчина и курчавая женщина, едят рыбу, мило беседуют, весело смеются. Мужчина с горбинкой на носу, полного телосложения, давно не брит, одет в джинсовый костюм, а женщина – светловолосая Зоя с короткой стрижкой, в ветровке, блузке и брюках. Пара сидит на веранде. Мужчина пьет бренди, курит сигару, пускает дым, делая глубокие затяжки и продувки, а женщина курит сигарету, попивает вино.

– Теперь курить можно лишь на улице. Дожили, а раньше везде можно было.

Что за страна, Зоя! Все через одно место. Проклятые политики, – ворчит мужчина, ласково поглаживая нежную руку девушки с длинными розовыми ногтями, щупает пальцы. Зоя мило улыбается, в руке дымится сигарета.

– Расслабься, Борис, получай кайф! Мне с тобой хорошо. При первой встрече ты очаровал меня, а твои книги захватили меня. Я потрясена. Такие живые и продирающие истории, животрепещущие и страшные. Я переживала за героев. Ты точно мастер, но жаль, что ты не слишком известен здесь.

– Мне приятно, Зоя, что ты высоко меня ценишь. Я вкладываю душу в свои произведения как истинный писатель, проживаю жизни героев. Истории основаны на реальных событиях, а реальность страшнее любой выдумки.

– Да, жить опасно. Столько несчастных случаев, кошмар. Жуть!

– Это жизнь, но давай не будем о них. Мне тяжело. У меня погибло много неплохих людей. Я видел смерть, не имея возможности помочь. Это невыносимо.

– Ты прав. Это больно. Но со мной ты чувствуешь себя лучше?

– Да, ты помогаешь мне. Меня преследует злой рок. Жена ушла от меня, бросила фактически, но пока она не развелась, я беру у нее деньги. Она не разговаривает со мной и дает мне их через сына. Он работает у нее. Тоже отношения не особо дружеские. Она суровая и властная дама, а я писатель.

Характер тоже не сахар, как у любой творческой личности. А ее интересуют лишь деньги и секс. Мне кажется, она забыла, что такое любовь, семья.

– Часто у творческих людей так бывает. Ты не первый такой, Боря.

– Да, но мне помогает сын. Мы вместе преодолеваем кризис. Хотя он не увлекается творчеством, но зато отличный инженер. Я в прошлом тоже.

Зоя докуривает сигарету и тушит в пепельнице, глотнув вина. Борис подливает девушке из бутылки. Зуев откидывается на спинку кресла и делает затяжку, выдыхая много дыма. Он наслаждается. Вдруг слышит рокот мотоцикла, выглядывает в окно и видит девушку в косухе с черепами, очках и рогатом черном шлеме. Рокерша ставит мотоцикл с эмблемой кошки и направляется к зданию. Писатель делает глоток бренди, указывает взглядом Зое на появившуюся гостью. Брюнетка с длинными волосами, связанными в хвост, с отличной фигурой, в кожаных перчатках без пальцев, длинными багровыми ногтями подходит к паре и садится на стул. Она звенит цепями и заклепками на куртке с черепами, сверкает перстнем, достает пачку и закуривает, когда Борис щелкает зажигалкой. Байкерша выдыхает дым и выдавливает хитрую улыбку.

– Приятно видеть тебя в окружении такой милой особы, Боря, но нам нужно идти. Ты тут засиделся, а у писателя есть дела. Дела не могут ждать, – произносит девушка и кивает Зое, которая приветствует гостью. – Кончай!

– Успокойся, Диана, мы все успеем. Ты помнишь Зою Смирнову? Она безумно любит мои книги и жалеет меня. Она в той же мере одинока и несчастна.

– Не очень-то ты одинок, Боря, раз за тобой приезжает девушка.

– Это не то, что ты думаешь, Зоя. Она просто помогает мне в творчестве.

Горелова – мой менеджер. Мы работаем с ней, и я становлюсь известным.

– Пусть будет так. Тогда я ухожу. Спасибо за прекрасный вечер!

– Тебе спасибо, дорогая! Еще увидимся. Извини, но мне надо работать.

– Я понимаю, – расстроено отвечает Зоя, награждает недовольным взглядом Диану и уходит. Борис расплачивается, оставляет чаевые.

– Ты пришла не вовремя, Диана, и обломала мне вечер. Зачем?

– Боишься, что она ревновать начнет? Она тебе не подходит, Боря!

– Это ты так думаешь. Тебя не должно касаться, с кем я встречаюсь.

– Возможно, – усмехается Диана.

Парочка выходит, садится на мотоцикл и уезжает, они не видят, что Зоя стоит за углом и курит сигарету, пристально смотрит. Девушка едет следом, держась в тени. Она видит, как люди подъезжают к дому с гаражом, закатываются туда. Через некоторое время выезжает мотоцикл с коляской. В коляске сидит девушка с сигаретой, за рулем бородатый мужик курит сигару.

Рокеры в рогатых шлемах проезжают мимо затаившейся в тени девушки. Зоя осторожно выходит из машины и бегло осматривается, замечает на лавке одиноко сидящего старика с газетой.

– Кого-то потеряли, девушка? Тоже следите за кем-то, я смотрю. Не пугайтесь, я вас не выдам. Я сам за всеми слежу. Вы на службе, хоть и не в форме. Я чувствую полицейский запах. Повидал я вас много за свою жизнь.

– Вы угадали. Я ищу Бориса и Диану. Они приехали сюда, я видела.

– Я сам видел, но вы их потеряли. Они укатили, думая, что я их не заметил с их маскировкой. Чертовы клоуны! Они у меня на крючке. Запомните, девушка, Матвея Гарина. Вы – Зоя, я знаю от сержанта. Я вам помогу прищучить их. Они занимаются нехорошими делами. Несчастные случаи вокруг вовсе не случайны.

– Вы считаете, что они подстроили все эти смерти? Но это же бред!

– Почему? Поживешь с мое, увидишь, что совпадений не бывает. Все связано, но доказательств у меня нет. Но я их ищу. Я посажу их надолго.

– Хорошо, держите мою визитку. Звоните, если что, – дает Зоя старику визитку и прощается, садится в машину и уезжает.

Зоя следит за Борисом и Дианой в течение нескольких дней. Однажды коп садится в машину, закуривает сигарету, которую берет у прохожего, и отрубается. Просыпается Зоя раздетая, связанная и обезоружнная на полу.

Руки связаны за спиной и привязаны к ногам. Девушку, лежащую на животе, берут за волосы, суют в рот большой мандарин и заклеивают хирургическим пластырем. Зоя мычит, дергает путы, тупо смотрит мутными глазами на расплывчатую фигуру Дианы.

– Хорошо покурила, ищейка? Вставило неслабо, аж срубило. Курить вредно!

Я обобрала тебя, настырная стерва! Не ищи любовных приключений!

Держись от них подальше! Это намек. Иначе тебе несдобровать. Ты ничего не вспомнишь, не пытайся запомнить меня, дура! – говорит зловещий голос.

Диана уходит, оставляя мобильник на полу. Коп кряхтит, пыхтит, ползет по полу к телефону, набирает номер носом и громко мычит, когда слышит ответ.

Зоя сидит на работе и разгребает бумажки, печатает на компьютере, игнорирует сержанта, когда Валерий приносит пиццу, отворачивается, едва коп пытается заговорить с сердитой коллегой. Валерий пожимает плечами, уходит, недовольный и кислый, оставляя коробку с пиццей. Зоя съедает пару кусков, выпивает кофе. Но после работы злая девушка продолжает следить за Борисом и Дианой, избегая близкого контакта.

Зоя в халате сидит на диване в небольшой квартире. Обстановка небогатая, одна комната с узорными обоями. На стенах висят пейзажи. Много детективных книг и куча бумаг лежат на полках. В комнате телевизор, напротив «ящика» стол и диван. Рядом компьютер.

– Проклятье, почему я ничего не помню? Это невыносимо, – ворчит Зоя, смотрит новости по телевизору и ест сосиски с макаронами, съедает все и выключает телевизор, убрав посуду. Затем выходит на балкон и курит.

На следующий день девушка слышит вечером звонок в дверь, когда лежит на диване и читает. На столе стоят две бутылки пива. Зоя неохотно встает и идет открывать, заглядывает в глазок. Там стоит Денис в курьерской одежде с пиццей. Девушка улыбается одними губами и открывает дверь.

– Привет, Денис, ты что-то явно напутал. Я не заказывала пиццу.

– Нет, Зоя, я не перепутал. Это тебе подарок от фирмы за мой счет.

– Даже так. Ты очень щедр. Спасибо тебе большое! Не знала, что курьеры могут себе это позволить, – удивляется Зоря и приглашает его войти.

– Могут, но не часто. Чаевые мне помогают выживать, но вообще-то я принес пиццу по своему желанию. Я решил забрать то, что у нас осталось.

– А тебя не будут ругать? Не уволят, надеюсь? – беспокоится Зоя.

– Нет, не думаю. Когда хорошие клиенты изрядно платят, их надо поощрять. Я вчера приносил вам пиццу в участок. Ты даже не вышла.

– Извини, но я была не в настроении. У меня на работе проблемы, но я сама справлюсь. Мне не нужна помощь, Денис, хоть ты и хороший человек.

– Как скажешь. Это после того случая. Я понимаю. Мне жаль.

– Не стоит. У тебя еще есть сегодня заказы? – интересуется Зоя.

– Нет, моя смена закончилась. А ты хотела что-то мне предложить?

– Просто спрашиваю, – уклончиво отвечает Зоя и дает ему бутылку пива. – Возьми, это в знак моей благодарности. Иди! Тебе надо идти домой.

Зоя закрывает дверь, относит пиццу на стол, ест, запивая пивом, включает телевизор. Курьер с бутылкой пива в руке вздыхает и идет пешком вниз.

Вскоре он оказывается в другой квартире. Здесь все прокурено, окна открыты. Денис морщится, водит носом и отмахивается. Мебель завалена хламом: техникой, дисками, книгами, кассетами с фильмами. Царит беспорядок, а Сеня в семейных трусах, очках, рваной футболке и тапках сидит у компьютера, приветствует друга улыбкой и рукопожатием, когда тот надевает порванные тапки. Денис садится на диван, после того как друг освобождает место от хлама, сдвигая и бросая его на пол.

– Как ты тут живешь? Здесь жуткая вонь от твоей проклятой наркоты. Потом тоже воняет. Ты вообще когда-нибудь моешься или убираешься?

– Извини, Дениска, но мне лень! Работа отнимает все силы. Ничего не могу больше, а в выходные сплю полдня. Когда я провоняю насквозь, и меня самого будет тошнить от запаха, тогда и освежусь. Обычно так я делаю. Не обращай внимания на беспорядок! Девки это не любят, но я не собираюсь жениться. Лишь совки рано женятся, не имея ничего. А я не совок.

– Да, я знаю. Ты говорил. Недавно я навещал Зою. Знаешь, она какая-то никакая, замкнутая и нелюдимая стала. На работе не выходит, когда я приношу им пиццу. Похоже, тот случай оказал на нее давление. Она сама не своя. И сержант тоже хмурый. Похоже, что они не могут найти грабителя.

– Жалко Зою, конечно, но такова ее работа. Все бывает. Не волнуйся, ты ей ничем не поможешь. Хоть она и хороша, но она – мент. Запомни это! Не стоит водить дружбу с копами. Они продажные и сволочные, хотя на вид могут быть добрыми и заботливыми. Вцепятся в тебя так, что запоешь, Дениска.

– Я знаю. Да, полицаев я не люблю, но она мне нравится. Какая-то симпатия появляется. Не могу объяснить, что это, но мне реально жалко ее.

– Не говори, что ты влюбился в девку копа? Ты серьезно? – громко смеется Сеня, а Денис краснеет и бледнеет, злобно сжимая руки в кулаки.

– Прекрати, а то рассержусь, – кричит Денис, и Сеня замолкает.

– Не заводись! Дело твое. Я мешать не буду, но и помогать тоже.

– Я и не прошу помощи и понимания. Просто на душе неспокойно.

– Тебе нужна девушка, как и мне. Зоя одинока, я уверен.

– С сержантом у них нет ничего. Они напарники. Я знаю.

– Все-таки, Дениска, я могу помочь тебе. Тебе нужен кайф.

– Хочешь, чтобы я твоей травы вмазал? Ты рехнулся, Сеня?

– Нет, она помогает. Душе сразу полегчает. Не бойся, я так делал.

– Мне как-то реально паршиво, поэтому ладно, уговорил. Тащи свою бурду, но это будет последний раз. Я помню, как она отвратительна.

– Это только так кажется. Теперь ты готов, – улыбается Сеня. Денис закуривает, кашляет, отмахивается.

– Расслабься! Раскрой свою душу!

Денис расслабляется и откидывается на спинку дивана, делая затяжку, наслаждается и пускает едкий дым в потолок. Курьер делает еще несколько затяжек, выдыхает едкий дым, моргает глазами. Сеня тоже пыхтит вовсю, достает и ставит на поднос суши, роллы, кукурузный суп и шашлыки.

– Тебя вставляет, Дениска? О, да, как много дыма! Я чувствую, что ты на седьмом небе от счастья. Теперь на душе становится спокойно и умиротворенно. Ты чувствуешь блаженство. Я точно описываю ощущения?

– Ты чертовски прав, Сеня! Я балдею. Спасибо за целебный отвар!

– Вставляет волшебная трава, крепче коньяка! Для друга ничего не жалко.

Закуси косоглазой едой. Есть еще корейская лапша, но она моя. Здесь наша общая еда. Я специально много заказал. Ты же пришел ко мне.

– Ты молодец! А питье есть? – спрашивает Денис, делая затяжку.

– Конечно! Пепси, кола, кофе и энергетики. У меня полная корзина.

– Тащи все, что есть. У меня от твоей травы совсем пересохло во рту.

– Это бывает, – усмехается Сеня и притаскивает питье. Они едят и пьют, покуривая траву. На стене висит большой экран, где крутятся ролики. Денис и Сеня съедают все во время просмотра и откидываются назад. Сеня кладет ноги на компьютерный стол, сигареты друзья тушат в пепельнице.

– Хорошо сегодня посидели. У меня настроение прямо поднялось. Особенно это бывает после наших встреч, дружок, – подытоживает Денис.

– Да, здорово! Мы теперь лучшие друзья, но пока никуда не уходи. Я не закончил. Сейчас расскажу тебе о своей работе, пока меня еще бомбит и прет.

– Я готов к бомбе. Давай, друг, жги на злобу дня, как ты умеешь.

– Я говорил тебе о низкой зарплате, нам ее платят частями. Не аванс плюс основная часть, а разбивают на мелкие части и закидывают подачками как бомжей на улице. Это делается специально, чтобы запутать сотрудников. Они не должны знать, сколько получают, чтобы был стимул и мотивация.

– Да, как-то странно у вас. Не как у всех. Нам нормально платят.

– Везет вам. У нас три отдела: научный, технический и смешанный.

Смешанный – это ассорти из умов, где работаю я. Мы делаем дешевые и мелкие конструкции типа тисков, станков и мобильных роботов, манипуляторов – примитив. Научный отдел – самый умный и продвинутый, поэтому делает боевых роботов. Ребята вкалывают как проклятые, потеют и «выпрыгивают из штанов», но выше головы не прыгнешь. Технари делают бочку для сжигания отходов вместе с дубовыми работягами с завода, и они – дубы, поэтому буксуют и не развиваются, остаются одноклеточным отделом, а начальник у них – диктатор-усач, чекист и жид Мыло. Они боятся его и настораживаются, сидят пришибленные, когда звонит «труба». Эти бараны часто громко совещаются на местах, а не в специальной комнате, мешают мне. И заказчики тоже необязательные уроды. Остальные начальники – демократы, дают много свободы. А Каторжник, жид, зарплату мне повышать не хочет, хотя мог бы кому-нибудь ее урезать и приписать мне. Например, от Усача урезать большой кусок. Но нет. Я – не технарь, значит, не получу больше. Логика! Хотя он недоплатил начальнику научного отдела и кандидату наук Шипу, и тот ушел. Начальники секторов получали больше.

Лютый бред! Он был чудаком, прострелил себе ногу из травматического пистолета и угодил в клинику. Решил протестировать. Получил наркоту от чурок и выбросил, хотя хотел нести копам. Все куплено, новый начальник Качко – блатной. А ректор Шило – капитан Баранов, маразматик и жид. Он – эгоист, баран, вор и тиран. Выдумал, что надо на подпись носить ему бумаги, где записка с просьбой их подписать. Ты только вдумайся в этот дикий бред. То есть мы должны просить его выполнить свои обязанности, а иначе не подпишет. Логика! Оцени всю степень маразма.

– «Ассорти из умов» – мощно сказано. Тяжело как-то у вас, нерадостно. Я согласен, что ректора вашего понесло куда-то не туда. Никто так не делает.

– Естественно, он выжил из ума. Пора менять обнаглевшего козла. Я не смог раскрасить местную газету статьей. Они ее не напечатали, жиды.

– Сожалею! У тебя кругом жиды. Зря пахал. Что еще скажешь?

– Цензура, понимаешь, а ректор не пропустит критику, урод. И статью забраковали на корню. Поэтому газета выходит скучной и неинтересной.

Никакого юмора. Там кроссворды от Знатоков – верх маразма, такая халтура, что хочется пробить им с ноги и спросить, в какой психбольнице они лечатся.

– Да, ты рассказывал. Даже газетку приносил. Как-то не особо мне.

– Вот, я о том и говорю. Мои ребята ее почти не читают, а я у них – важное лицо. Не просто какой-то хрен с горы, а связующее звено. Если меня не будет, то все их производство развалится как карточный домик. Они будут сами ездить, подписывать и покупать, значит, завалят все сроки и запятнают свою репутацию. Раньше мало было бюрократии, и они могли сами все делать, а сейчас это не прокатит. Я спасаю их и держу на плаву, а так они потонут.

– Круто! Ты только им этого не говори. Засмеют, как пить дать.

– Уже сказал, и они ржали, думали, что это шутка, а это не так. Никто в здравом уме не придет на мое место. Людям сейчас нужна карьера, а у нас ее нет. Одинаковая работа, и зарплата недолго продержит того, кто придет на мое место. От нас много кто ушел, и я со временем уйду. А то у нас как на каторге. Никуда не уйдешь, потому что некуда. Мы вообще стоим на одном месте, не прогрессируем, без конца ломаем технику, исправляем ошибки.

Боимся рисковать и брать дорогие заказы, а без риска ничего не получится.

Лучше рискнуть и вылететь в трубу, чем вязнуть и делать мелкие проекты.

– Ну, их как раз можно понять. Все боятся потерять то, что имеют.

– Они – просто трусы и неудачники, и я тоже стал неудачником. Здесь гибкий график и не надо целый день сидеть на заднице. Ты думаешь, я буду сидеть целый день и приходить утром? А вот и нет! Мне скучно, и я сова.

– Все любят поспать. Я сам не люблю вставать рано. Тяжко как-то.

– Но тебе приходится, чтобы развозить пиццу. А я могу поспать, поэтому я не хочу пока уходить. А то еще заставят вставать и оденут в форму на другом месте, что я не люблю. Пиджак с галстуком натянут, а я люблю свободу. Что хочу, то и буду носить. Это, блин, мой выбор, и мне должно быть удобно.

– Я тебя прекрасно понимаю. Сам ношу то, в чем мне удобно. Не люблю, когда навязывают. Мы же не в армии или в тюрьме, где все одинаковые.

– Точно. Я вспомнил еще одну хохму на работе. У нас был замдиректора Сидор Дип, тот еще фрукт. Он любил закладывать за воротник и доводил до запоев, ходил обычно в темных очках с синяком под глазом. Прямо с утра начинал названивать, если нет тебя на месте. Любил, чтобы все приходили точно, и я отрубал телефон или не отвечал, когда он хотел, чтобы я с утра ездил в банк. Алкаш достал меня до такой степени, что я игнорирую его теперь, когда встречаю. Он потерял ключи от банковской ячейки и открывал ее отмычками. Его понизили, а потом уволили. Все только вздохнули от облегчения. Он всех достал.

– Хорошо, что этого хрена выгнали. Диктаторов никто не любит.

– Да, он корчил из себя начальника и много себе чего позволял. А другой кадр – Бабник Чип торчал у нас в подвале, где живут мастера. Монтер имел пять детей от пяти жен, платил алименты и выписывал себе премии большие.

Один раз он на месте высосал бутылку коньяка и хотел меня отправить куда-то. За ним пришла жена, и он материл ее, когда она хотела увести его. Это был тот еще концерт. В итоге, его с трудом увели, а потом уволили. Монтер перестал работать, как и зам, хотя работал неплохо. Монтер – сын декана РТ Коки.

– Жесть! Ну, веселые кадры у вас работали. Алкаши сейчас везде.

– Да, после ухода Бабника стало скучновато. Любители зеленого змия влипают в смешные случаи, а нам юмор ой как нужен. Иначе будем как в том доме, в основном корпусе, где все тухло. «Тот дом, как дурдом», – так говорит наш бухгалтер Клава. Теперь сын декана, который покурил кальяна, работает в том доме, просиживает штаны и торчит в подвале под присмотром отца. Как сказал Каторжник: «Бабник был ничтожеством, поэтому оставил неприятный осадок». А мы с ним дружили, курили в подвале. Я недавно проходил мимо редакции и хотел поговорить с редактором, очкастым ботаником Егором Чижиком, и секретаршей-лесбиянкой Дусей Пыжик-агрегат, но там все закупорено. Черт, приперло меня. Я сейчас вернусь.

Семен идет на балкон и писает в стакан. Выливает в окно и вздыхает, возвращается на место.

– Полегчало? А что ты хотел узнать? Почему статью не напечатали?

– Да, чуть не описался. Хотел лично побеседовать. Вопросы у меня к ним есть, но они меня игнорируют. Не хотят ничего менять в своей газетенке.

– А ты как думал? Неудивительно. Наверно, они там не бывают.

– Да, похоже на то. Это видно по качеству газеты, которую делают, чтобы отвалили. Ничего их не заботит. Это еще мягко сказано, дружище. А ты, я смотрю, Дениска, на навороченную технику подсел, как люди, бараны.

Накупили себе смартфонов и планшетов, а я – консерватор. Не хочу привыкнуть, техника вызывает сильную зависимость, как трава и алкоголь.

– Это ты зря так думаешь. Никакой зависимости у меня пока нет.

– Посмотрим. Это как говорить, что при взятии кредитов не может быть зависимости, а люди, бараны, набирают кредитов и живут взаймы. Мне это отвратительно, как мода, на которую клюют люди, думая, что это круто. Но они нелепы и слепы, раз следуют за модой. Носят носатые ботинки узкие, туфли на шпильках, которые могут носить лишь скудоумные. Стадный инстинкт. Им нужна якобы красота, а об удобстве не думают, и это смешно и печально. Я даю им клички и вешаю ярлыки. У людей с такими вкусами нет будущего. Они деградируют и вымирают, безумные и фанатичные. И мне стыдно.

– О, как тебя понесло после косяка, дружок! Целый философский трактат выдал. Жесть, меньше кури, мой тебе совет, а то только врагов себе наделаешь с такими взглядами. Ты прямо циник, Сеня. Не любишь ты людей явно.

– Людей не за что любить. Да, я – убежденный циник и вижу уродство людей. Циники лучше видят, чем серая масса, потому что они стоят выше сброда. Для них нет правил и норм. Они их отрицают, и я имел в зад чертову этику и мораль. На хрен все это! Люди – варвары, стадо свиней, и они ими останутся. Я сужу их. Ничто не исправит природу людей. Они злые, тупые козлы, а тяга к насилию у них в крови. Они никогда не признаются, что гниют изнутри, как любой гей. Задрали меня горлопаны-зазывалы на улице.

Ничтожные особи и лохи! Занимаются ерундой, раздают бумажки, и они тупы.

Я поливаю кислотой то, что не понимаю, и найду ахинею там, где она есть, и там, где ее, по общему мнению, не может быть. Критиковать можно все.

– Не буду с тобой спорить. Может, ты в чем-то прав, но я не люблю копаться в людях и искусстве. Можно на косяки смотреть сквозь пальцы.

– Можно. Так делает масса. Они считают, что при просмотре фантастики надо отключить мозг и логику. Они там не нужны, так как в фантастике может быть любая ахинея. Нам же про другие миры рассказывают. Но все это должно быть подчинено законам и логике, иначе это будет отмороженный бред.

– Да, я согласен. Логика и физика часто нарушается в фильмах.

– Вот, видишь, а я о чем говорю? Надо думать головой, когда снимаешь или пишешь, чтобы не вышла туфта. Но куда там? Они думают только о «бабках» и семьях, нарожали детей, а потом не могут их прокормить. Логика! А я не собираюсь заводить семью и нянчить детей, чтобы не было геморроя. Мне противно, когда я вижу мужиков и баб с колясками. Не вижу никакого счастья и удовольствия в слушании криков, нытья, плача. Свобода важнее, чем рабство, жизнь с кем-то. Подстраиваться под кого-то я не хочу, это пусть людишки подстраиваются под меня. Наплодилось столько бесполезных и никчемных особей, бегут куда-то, как стадо баранов, тормозят и путаются под ногами. Чужие дети мне омерзительны, а свои детишки вынесут мозг.

– Понимаешь, Дениска, люди хотят казаться культурнее, образованнее, умнее, и они ходят в театры на спектакли, балеты, оперы и на всякие выставки. А для меня все это – скукота. Кривляние вызывает раздражение, а опера бесит. Это не искусство, а извращение, и люди ни черта не понимают в искусстве. Они думают, что понимают, но смотрят и слушают отстой. Это показывают и рейтинги кино, ведь зрители раздувают из пустышек шедевры и возвышают их. Унылая тягомотина не может быть шедевром, поэтому драмы, мюзиклы, сериалы, фильмы с непонятным сюжетом и смыслом – наркоманский бред. Я смотрю на них так же, как исламисты на остальной мир. Фильмы не должны грузить мозг и оставлять вопросы. Они должны быть бодрыми, динамичными, чтобы зритель не скучал. Никаких унылых диалогов.

Лучше деньги спустить на приятные дела типа кино, писанины, любимой еды и игры. Есть рецепт идеальной траты наследства. Во-первых, надо забыть, что деньги имеют свойство кончаться. Во-вторых, разбрасывать их направо и налево, не думая ни о чем. В-третьих, когда деньги кончатся, то набрать долгов, оставить их потомкам, чтобы разгребали. Как тебе выигрышный рецепт? По-моему, зашибись! Знаешь, Библия существует, потому что есть Бог. Ты понял?