Охота на охотника

– Я просто пытался изображать перед ним нечто, похожее на турецкий, а если точнее – на татарский язык, – ответил я, после краткого раздумья.

– Никакой это не татарский, – уверено сказала графинюшка. – А какая-то пошлая и дурацкая попытка пародии на него!

– Привыкайте, – усмехнулся я. – Все равно я не знаю турецкого, а на татарском могу разве что пустить по матери. Так что и дальше буду, по мере сил, комбинировать из трех пальцев. Можно подумать, гитлеровские погранцы или гестаповцы образованы настолько, что обучены понимать хоть какие-нибудь тюркские языки?

Графиня на это ничего не ответила…

История 2

Любительский спектакль с отсебятиной. Крутые повороты непростой шпионской жизни

Окраина города Каффштайн.

Район Ютеборг-Луккенвальде.

Около 50 км южнее Берлина.

Гитлеровская Германия.

13 августа 1944 г.

Каждую ночь нас буквально донимали ставшие уже привычными массированные авианалеты и сопутствующая им оголтелая зенитная пальба. Когда где-то в темноте над твоей головой натужно гудят проплывающие бомбовозы, по небу шарят лучи прожекторов, а зенитки крупных калибров долбят вверх столь усердно, что временами по крыше тарабанит железный дождь из относительно больших, возвращающихся из вышины осколков, не больно-то поспишь.

По идее, после воя сирен воздушной тревоги полагается немедленно ховаться куда-нибудь в убежище или подвал, и не стоит особо сетовать на несчастливую судьбу, если во время такого авианалета ты как дурак шляешься по улице и тебя убивает куском железа от авиабомбы или зенитного снаряда. Но, поскольку мы были фактически на нелегальном положении и засвечивать свою личность лишний раз не имели права, не оставалось ничего другого, как просто затыкать уши и внушать самим себе, что вокруг ничего особенного не происходит, а это не бомбежка, а «просто гроза». Момент, когда на нас упадут уже не осколки, а полноценная фугаска, что характерно, не наступал, а значит, подобное самовнушение работало.

Вообще, вожделенный Каффштайн, к которому мы столь упорно стремились, оказался мелким, малонаселенным городишком, действительно с обещанным «научным» оттенком. Никаких значимых стратегических объектов в округе не было, а здешние, занимавшие комплекс зданий на северо-восточной окраине города (говорили, что в Первую мировую там размещалась школа подготовки младших офицеров кайзеровской тяжелой артиллерии с приданным артполком) «сомнительные», по словам посылавшей меня сюда Блондинки, лаборатории уж точно не интересовали англо-американских «богов войны», планировавших все эти массированные и не очень массированные воздушные наступления на Дриттенрайх.

Преимущественно чертовы союзнички бомбили находившиеся поблизости в большом количестве железные и шоссейные дороги, а также мосты. Кроме того, их бомберы явно стремились поразить две построенные неподалеку от Каффштайна «башни ПВО».

Знаете, что это за хреновины? Это такие шедевры явно помешанной гитлеровской милитарной архитектуры, иначе именуемые «Flackturm». Руководимые Альбертом Шпеером умники решили, что раз затащить зенитку на крышу обычного германского здания проблематично, для размещения батарей ПВО в городской черте стоит строить некие «специальные здания». Сказано – сделано, и сколько было в те башни вбухано труда и средств (а башни эти были аж трех типов – два вида боевых и «управления») – не подсчитано до сих пор. На войне же денег не считают и любые средства хороши. Каждая такая башня – офигенная дура из железобетона высотой с девятиэтажку в стиле средневекового замка с минимумом окон, только казенно-серого, без всяких изысков, цвета. Примерно так в советских детских книжках и фильмах-сказках представляли гиблые тюрьмы для заточения зеркальщика Гурда и разных прочих, сугубо положительных героев. В центре строения – гигантский куб, по углам, квадратом, четыре толстые башни. На крыше КП система управления огнем (на некоторых «Флактурмах» она дополнялась еще и радиолокатором), а по верху башен – платформы с четырьмя тяжелыми зенитками калибра 88, 105 или даже 128 мм (как правило – спаренными, и как они не надорвались их туда затаскивать?), имеющими круговой обстрел. А на ярус ниже, по периметру крыши каждой башни, «на балкончиках» – позиции 10–15 эрликоновских автоматов калибра 37 или 20 мм. Внутри каждой башни – погреба для внушительного боезапаса, гаражи и помещения для гарнизона в несколько сотен человек, в подвалах – бомбоубежища. В общем, серьезная, но все-таки нелепая штукенция – сохранилось полно военных и послевоенных фото, на которых сама «Башня ПВО» цела, а прикрываемый ею город вокруг превратился в поле сплошных руин…

По-моему, до наших дней сохранилось всего три или четыре такие «башни ПВО» (одна в Гамбурге и пара-тройка в Австрии) из нескольких десятков, построенных за время войны (восемь «комплектов» по две-три башни в каждом) вокруг Берлина (одна из них стояла, например, непосредственно в берлинском Тиргартене), Гамбурга и Вены. Все остальные взорвали и снесли на хрен после войны сами же немцы. И правильно, по-моему, – все равно проку от этих сооружений в мирной жизни не было никакого. Но и то, что осталось, по сей день поражает заезжих туристов. Видимо, прежде всего толщиной своих бетонных сводов и небывалым размахом по части выброса на ветер казенных средств.

Возвышавшиеся на фоне городских крыш и шпилей в редком леске на северной окраине Каффштайна мрачные громады «Флактурмов» явно входили в берлинскую зону ПВО, прикрывая вовсе не город, а железнодорожный мост через реку Хафель и находившуюся в нескольких километрах северо-западнее узловую станцию. Во всяком случае, расчеты этих двух размещенных возле Каффштайна «башен ПВО» явно лезли из кожи вон, стремясь доказать, что вовсе не даром трескают свой пайковый маргарин, и оттого палили по союзным самолетам при всяком удобном случае. Бомбардировщики время от времени отвечали на эти «салюты» парой-тройкой бомб, но пока добиться прямых попаданий в эти самые башни им, похоже, не удавалось. Но вот устраивать из-за этих двух башен массированный налет на Каффштайн (легко догадаться, что в этом случае от городка точно мало что осталось бы) союзное авиационное командование явно считало слишком накладным мероприятием, тем более что каких-то страшных потерь от огня этих башен бомберы тоже вроде бы не несли…

О дорожных затруднениях по пути в Каффштайн сказать было практически нечего – добрались мы сюда довольно быстро, за четыре дня. Две ночи провели в каких-то пустых, пыльных квартирах, явных «явках», ключи от которых почему-то оказались у нашей дорогой графини. Откуда именно они к ней попали, я постеснялся спросить. Подозреваю, что у нее имелась в запасе масса других «домашних заготовок» на самые разные случаи жизни.

Еще один раз нам пришлось ночевать прямо в машине, в лесу.

Проверки по дороге были, но не думаю, что больше обычного. Полагаю, что любого другого, кто в это время имел основания (а также такую роскошь, как горючее для личного авто) для передвижения на автомобиле по Германии, шмонали точно так же, как и нас. Встреченные нами шуцманы всех мастей были предупредительны и не особенно любопытны. «Хвост» за нами не обнаруживался с самого момента пересечения границы рейха, но подозреваю, что здесь он мог уже и не требоваться. Нас могли довольно легко вести по донесениям с проходимых нами КПП и сводкам дорожной полиции. Особенно если принять во внимание тот факт, что Ката Дешеффи могла быть персонажем, хорошо знакомым СД. В этой связи я снова и снова задавал себе вопрос, на который у меня не было ответа, – что мешало нашей дорогой графине проделать этот путь в одиночку? Или весь расчет был на то, что, увидев графиню путешествующей в компании непонятно откуда свалившегося странного типа с сомнительными документами, гестаповские бюрократы сильно удивятся и кинутся устанавливать мою личность? А пока они это делают, роя носом землю, время будет упущено, и мы успеем все то, что запланировано моими работодателями?

Правда, с подачи графини мы все-таки сделали один, опять-таки не очень понятный мне, «финт ушами». Уже оказавшись между Одером и Нейсе, она велела остановиться и куда-то позвонила из телефон-автомата. Дальше все было как в плохом бюджетном детективе. Следуя командам хитромудрой Каты и соблюдая все формальные правила «ленинской» конспирации, ночью, не зажигая фар, мы с максимальной осторожностью заехали на безлюдное подворье какого-то провинциального поместья, после чего осторожно загнали наш «Опель» в один из тамошних каменных сараев. Там же, в сарае, нас ждала другая заправленная под пробку машина – бежевый «Хорьх» с выправленными на мое имя документами.

Я предпочел промолчать по поводу этого иррационального выбрыка, допереть до сути которого мне было явно не дано. Ведь никакой «наружки» за нами по-любому не было и, как по мне, подобная замена только усложняла нам жизнь. Все вроде бы знают, что у гитлеровцев бумажки подшивались аккуратно, и наш обмен шильца на мыльце должен был вызвать у них лишь дополнительные подозрения. Действительно, с чего это некий подозрительный турок, въехав в рейх на одной машине, потом вдруг, ни с того ни с сего, взял да и пересел на другую? Что это еще за капризы восточного гостя? С тем же успехом я, наверное, мог бы написать себе на лбу «я не тот, за кого себя выдаю» и в таком виде разгуливать по Берлину. Хотя, принимая во внимание явную одноразовость моей миссии, я не воспринял все это как нечто, заслуживающее внимания. Я счел, что успею свалить отсюда раньше, чем до гестапо дойдут отголоски всего этого мухлежа с автомобилями.

В Каффштайне, в соответствии с первоначальным планом, нас встретил агент, используемый моими работодателями «втемную». Я так понял, этот типчик был из «научников», как меня и предупреждала Блондинка. Агент был мелким, шустрым и очень уверенным в себе мужичонкой лет сорока по имени Рудольф Эрфрор. Своими строгими костюмами и галстуками, а также ранней плешью и очочками в модной оправе, герр Эрфрор чем-то напоминал мне фото относительно молодого Вальтера Ульбрихта, только без бороденки и со значком члена НСДАП на лацкане пиджака.

Разместил он нас в довольно большом, но пустоватом двухэтажном доме на южной окраине городка, на улочке Hintere Gasse (Задний переулок?), недалеко от пересечения последней с Schillerstrasse (ну да, у них в Германии кругом сплошные Шиллеры и Гете). Судя по всему, дом этот был им арендован заранее. Во всяком случае, сам наш «встречалка» там не жил.

«Хорьх», на котором мы прибыли, был сразу же куда-то уведен, а нам категорически не рекомендовали выходить на улицу (благо нужник и прочие удобства тут были прямо в доме) и даже без особой необходимости подходить к окнам. Все остальное у агента Руди было явно отработано. Холодильник в доме отсутствовал, но два раза, строго через день, в дом являлась какая-то пожилая кухарка (по виду – классическая немецкая грымза, архетип этакой классной дамы из XIX века), которая готовила нам на сутки горячую еду. Особыми разносолами нас не баловали (как-никак война плюс карточная система) – на первое старуха варила картофельный суп со шпигом и гороховый суп с чем-то копченым (ребрами, судя по всему), а на второе была традиционная для этой страны тушеная квашеная капуста.

При этом дальше кухни на первом этаже она никогда не ходила и вообще была на редкость нелюбопытна, хотя и явно понимала, что здесь кто-то живет. Во всяком случае, на наш второй этаж дома кухарка ни разу не совалась. Оно и понятно – меньше знаешь, шире рожа. Тем более что посуду за собой мы мыли сами, а пайковые галеты, консервы, крупы и эрзац-кофе на случай какого-нибудь «внезапного перекуса» в кухонных шкафах и буфетах имелись.

Самое интересное было в том, что герр Эрфрор много и вежливо улыбался, но решительно ничего не спрашивал о сути предстоящего дела ни у графини, ни у меня. То ли он все уже знал заранее (а значит, его подробно проинструктировали), то ли графиня успела с ним о чем-то договориться, не поставив меня в известность – контролировать ее ежеминутно я все-таки не мог.

В общем, мы просидели в этом съемном доме четверо суток. И при этом не делали практически ничего. В основном спали и ели. Ката, как и положено классической барыне, волею судьбы оказавшейся в компании провонявших кожухами и онучами холопов, держалась по отношению к нам довольно обособленно, занимала отдельную спальню и в основном читала книги из имевшейся в доме крайне небольшой библиотеки. С нами она почти не разговаривала.

Я, как человек, самоуверенно полагающий себя грамотным, как-то попытался оценить содержимое местных книжных шкафов и, надо признаться, тихо офигел, прочитав названия на корешках некоторых томов.

Ладно, допустим, насчет каких-нибудь «Schopenhauer als Erzihen», «Vermischte Meinungen und Spruche», «Аlso sprach Zaratustra» или там «Gedanken uber die Zukunf unsere Bildungstalten uber Warheit und Luge im ausermoralischen Sinn» от Friedrich Wilhelm Nietzsche (знаете такого автора?), я еще могу понять. Но ведь там же стояли и печально известный «бестселлер» «Main Kampf» от A. Hitlerа и разные там «Die spur der Juden in Wandel der Zeiten», «Das Verbrechen der Freimaurerei» и «Borser und Marxismus» от другого, аналогичного «литератора», A. Rosenbergа, а также и вовсе непонятные мне книги какого-то Waltera Wusta, вроде «Indohermanisches Bekentniss» или «Тod und Unsterblichkeit in Weltbild indohermanisnischer Denker». Я потом долго думал, что за хрен с бугра этот Вальтер Вюст и за что это ему такой почет (стоять в шкафу рядом с трудами фюрера и его первого «апостола» Розенберга)? Но потом вдруг, невзначай вспомнил, что это вроде один из руководителей пресловутой «Аненербе». Так что, принимая во внимание специфику трудовой деятельности дорогого Руди Эрфрора, библиотека, видимо, была вполне подходящая. При этом я боюсь даже предположить на тему того, что творилось в голове у человека, набивающего шкафы такой вот литературой. Хотя, с другой стороны, раз дом быдл съемным, вся эта макулатура могла принадлежать неведомым нам прежним хозяевам жилища и не иметь вообще никакого отношения к агенту Руди.

Лично я читать всю эту напечатанную готическим шрифтом лабуду не собирался, поскольку для меня проку от данных книг точно не было никакого. Тем страннее для меня было видеть, как наша дорогая графинюшка каждый вечер внимательно читает что-нибудь вроде «Zur Genealogie der Moral» или «Der Antichrist» F. W. Nietzsche.

Поскольку телевидения в нашем понимании этого слова в те времена не было, а шнапса и прочего бухла хитрый Руди в нашем временном обиталище не держал, мне оставалось вести наблюдение за округой, благо армейский бинокль в доме нашелся. Но это не давало ничего, кроме осознания лишний раз того упрямого факта, что Каффштайн – на редкость малолюдный городок, в котором не происходит вообще ничего. И, видимо, так будет продолжаться вплоть до весны будущего года, когда сюда заявится 1-й Украинский фронт со всеми своими танками. А уж если нас, при нынешнем раскладе, захотят взять «тепленькими», мы обнаружим врагов не ранее чем в момент, когда они уже будут в доме. И из своего «люгера» я в этом случае не успею даже застрелиться.

В общем, из окон второго этажа и даже с нереально чистенького чердака нашего дома я раз за разом видел в бинокль только редких прохожих и еще более редкие автомашины. Так что, фактически, единственным «разлечением» можно было считать лишь все те же авианалеты.

Васе Жупишкину, который был во всем этом человеком случайным и не имел понятия о конечных целях нашей миссии, было еще хуже. Разумеется, при первом же удобном случае он расспросил меня насчет состояния нашей графини и, как и полагается русскому человеку, даже искренне пожалел ее. Вот, дескать, бедная, влипла на тайной службе по самое не могу.

Я ему на это ничего не сказал, хотя сам, чем дальше, тем больше, понимал, что история этой очередной липовой «радистки Кэт» выглядит как-то, мягко говоря, не очень достоверно. Нет, то есть понятно, что такие явления, как любовь, смерть и рождение детей происходят постоянно и вне зависимости от любых внешних факторов, тут даже и войны с революциями и прочие стихийные бедствия не помеха. Детей, было дело, и прямо на переднем крае рожали, примеры известны. Но все же, надо признать, что маститый Юлиан Семенов все-таки изрядно хватил через край, написав в столь успешно экранизированных «Семнадцати мгновениях весны» о беременности упомянутой выше радистки. Не знаю, как там обстояло в этом вопросе за бугром, у разных там врагов и временных союзников, но в спецслужбах СССР в те годы всем отправляемым на нелегальную работу женщинам делали, по стандартной методике, несложную операцию по перевязке маточных труб. Именно для того, чтобы исключить всякие последующие неприятности, вроде злыдня Рольфа с его открытым окном и прочими некорректными методами допроса. Или они там, в этом своем будущем, настолько поглупели? Хотя, ответов на это у меня все равно не было.

В остальном Жупишкин целыми днями дрых, подъедал разную не слишком питательную пайковую сухомятку, найденную в кухонных шкафах, или настраивал стоявший в доме радиоприемник на Москву, слушая русскую музыку и победные сводки Совинформбюро, и искренне радовался. Естественно, я постоянно капал ему на мозги насчет громкости звука и прочих законов подпольно-партизанской борьбы – не хватало еще, чтобы нас обнаружили раньше времени. Да еще из-за того, что ему приспичило лишний раз послушать какой-нибудь нетленный хит Клавдии Шульженко. Жупишкин дисциплинированно внимал, но с моей стороны это было явной перестраховкой – никакой активности в соседних с нами строениях я за четыре дня так и не обнаружил – там были плотно закрыты оконные ставни-жалюзи и заперты входные двери. Похоже, дальновидный герр Руди снял нам апартаменты в окружении домов, где в данный момент особо не жили. С его стороны это было умно.

Ну а наша графиня не обращала внимания ни на что и все так же читала книжки. Выглядело это прямо как какое-нибудь рекламное фото – в отделанной в персиково-фисташковых тонах комнате сидит в старинного вида кресле грамотно причесанная и накрашенная женщина в красивом платье свободного покроя и, вытянув ноги в модельных туфлях, читает какой-нибудь толстый том, вроде «Der Wille zur Macht» все того же F. W. Nietzsche. Это прямо-таки просилось на страницы какого-нибудь женского журнала, тем более что графинюшка меняла наряды чуть ли не по два раза на дню, каждое утро появляясь в новом платье, а вечером – в какой-нибудь элегантной ночнушке или халате с кружевами. Возникало ощущение, будто она не сидела в погребе, ожидая «урочного часа», а собиралась как минимум в театр…

Дорогой господин Эрфрор продолжал возникать в нашем убежище раз в сутки, но ничего нового не говорил, лишь успокаивая и повторяя нам, что «все идет по плану». Похоже, что подготовка переброски ее высочества в будущие времена все-таки требовала времени.

Разумеется, про горемычного Жупишкина мы с ним сразу же договорились, хотя и в самых общих чертах. Рудольф пообещал, что, когда мы с графиней исчезнем, Вася останется у него и те, кого мой приблудный «коллега» искренне считал «местным антифашистским подпольем», обеспечат его уход. Правда, полной уверенности в том, что все будет именно так, как говорил Руди, у меня все-таки не было, как не было и возможности проследить за дальнейшими действиями данного агента. По здравому размышлению, ради сохранения секретности нашего Васю могли просто удавить брючным ремешком, а потом разобрать на запчасти и раскидать их по разным помойкам, утопив голову в канализации. Как знать – может быть, у герра Эрфрора тоже была завышенная планка по части конспирации и инстинкта самосохранения. Самому Жупишкину я об этих подозрениях, разумеется, не говорил – пусть, до поры до времени, надеется на лучшее. Вдруг действительно выкарабкается?

Наконец 13 августа, аж на пятый день нашего затянувшегося «тайм-аута», милейший господин Руди Эрфрор явился к нам рано утром, в совершенно неурочный по его меркам час, и, сияя, словно новенький червонец, прямо с порога доложил мне и графине, что все «в общем и целом готово» и вечером мы наконец поедем в интересующую нас лабораторию. Насчет несчастливого числа он был, похоже, не суеверен, и очень зря.

Он уточнил, что вечером на их объекте будут вестись плановые работы по проверке электрохозяйства и замене износившегося и вышедшего из строя электрооборудования, вплоть до лампочек и выключателей. Все необходимое для ремонтных работ завезут в лабораторию и будут разгружать. При этом наш друган Руди оказался в числе дежурных по объекту, то есть будет непосредственно руководить этим процессом – принимать привезенное, командовать грузчиками, заниматься подсчетами, складированием и прочими формальностями.

Вообще, весь его план был прост как мычание. Примерно в 19.30–20.00 у нашего дома остановится фургон, один из тех, что будут доставлять на объект оборудование. Шофер фургона свой и полностью в теме. Он же поможет нам с графиней погрузиться в кузов и спрячет нас за грузом. Осматривать фургон на въезде на территорию лаборатории местные охранники не должны. Машину с нами господин Эрфрор будет встречать лично. Далее он проведет нас в нужное помещение (к пресловутому «порталу для перехода» то есть). Ну и на этом, собственно говоря, и все. Мы исчезаем (мне при этом, видимо, все-таки придется пустить себе пулю в лоб), он остается. Вроде все выглядело более чем понятно и просто. Но более краткой, глупой и, главное, непонятной, миссии в прошлом у меня еще не было. Хотя, надо же когда-нибудь и начинать заниматься подобной рутиной…

Жупишкину предписывалось оставаться на месте, сидеть и ждать, пока следующим утром дорогой Руди не соизволит прийти или приехать за ним. Ну и далее все по договоренности. Изложив нам все это, наш агент ушел. Вообще, я уже заметил, что он всегда приходил пешком, игнорируя любой автотранспорт – городок был небольшой, и экономить в столь сложное время бензин явно имело смысл. Да и машина у дверей нашего дома была бы только лишним поводом для ненужных подозрений.

Уходя, Рудольф сказал, что непосредственно перед приездом означенного фургона, в момент, когда все будет готово, он нам позвонит. Благо городской телефон в доме был, хотя за все время нашего «заточения» мы им не воспользовались ни разу, не желая себя обнаруживать. Мало ли кто мог быть явно и нелегально подключен к местной линии…

Поскольку говорили мы с Эрфрором по-немецки, плохо подкованный по части знания вражеских языков Вася Жупишкин ничего не понял. Пришлось коротенько объяснить ему, что этим вечером наши дорожки, возможно, разойдутся навсегда. Он не то чтобы расстроился, но как-то напрягся. Как я уже понял, Германия и все, что с ней было связано, его явно напрягала. Как бы после нашего с графиней ухода он не надумал рвануть на восток самостоятельно – этим он не принесет ничего, кроме лишней головной боли, агенту Руди. Но предостерегать Васю от подобных шагов я не стал – мало ли, вдруг у него получится?

Затем мы пообедали чем бог послал, а ближе к вечеру мы с графиней начали собираться.

Примерно к 18.00 мы были готовы. Ката собрала волосы в пучок и переоделась в свободное черное платье, черные туфли без каблуков и темные чулки – видимо у нее были такие любопытные представления о маскировке в ночное время. При этом она, что характерно, не забыла о золотых сережках. Подготовившись подобным образом, она засела читать в своей комнате, опустившись в привычное кресло. Я успел заметить заголовок книги – на сей раз это были «Die Protokole der Weisen von Zion und die judische Weltpolitik», авторство A. Rosenberga. Ну-ну, самое то чтение, особенно на ночь глядя…

Я облачился в дежурный костюм, положив заряженный пистолет в правый, боковой карман пиджака. Дальше мы сидели и ждали, не зажигая света и стараясь не шуметь. При этом я устроился с биноклем у окна второго этажа, ожидая телефонного звонка герра Эрфрора. Графиня при свете тусклого ночника (в ее комнате, видимо, исключительно ради светомаскировки, были всегда плотно закрыты оконные ставни и шторы) продолжала, как мне показалось, внимательно изучать розенберговскую муру о протоколах сионских мудрецов, не выходя из все той же спальни, расположенной практически за моей спиной, а Вася, как обычно, отирался на первом этаже, как и положено настоящему русскому солдату – подальше от начальства и поближе к кухне.

В августе дни уже укорачиваются, и к моменту, когда мы с ее высочеством были готовы, и без того тусклое в этот день солнце ушло за горизонт и улицы Каффштайна затянуло вечерней дымкой. Телефон безмолвствовал, и возникшая пауза начинала нервировать. Мне даже казалось, что я начинаю слышать, как тикают ходики, висевшие на стене примыкавшей к кухне столовой, на первом этаже – их звук начинал, чем дальше, тем больше, напоминать, как минимум, кремлевские куранты. Я посмотрел на наручные часы, было уже 19.56. Что-то наш дорогой Руди не торопился звонить, да и обещанный им фургон в пределах видимости тоже не появлялся. То есть пару раз за все время по соседним улицам проезжали какие-то машины, но в нашу сторону они не сворачивали. Как говорили в мультфильме про ведущих следствие Колобков – или что-то случилось, или одно из двух.