
Полная версия
Море
К Лене я немножко опоздал. Поставив машину, я прошёл к нужному подъезду и поднялся на шестой этаж. Позвонив, я отступил на шаг, услышав движение по ту сторону. Дверь открылась, и я увидел улыбающуюся Лену.
Она выглядела очень здорово. Тяжёлые каштановые волосы, обычно распущенные и свободно лежащие на плечах и спине, были подобраны и уложены каким-то хитрым способом. Плохо разбирающийся в особенностях женской причёски, я не понял, много ли потребовалось времени для её сооружения, но что для этого нужна была большая фантазия, сомнений не вызывало. Умеренный и сделанный с большим вкусом макияж, но это всегда отличало Лену. И это пресловутое маленькое чёрное платье, которое должно быть в гардеробе каждой женщины. Средней длинны, без ярко выраженного декольте, абсолютно простое и лишённое малейшего декора, оно незаметно подчёркивало достоинства фигуры. Чёрные маленькие блестящие туфельки на ногах. Жемчужная нитка на шее и такие же серьги в ушах. Образ довершал едва уловимый аромат духов. Сладкий, но не приторный, он не бил в нос, а, словно шёлк, легко струясь по воздуху, щекотал обоняние, дразнил.
Пауза, видимо затянулась, но я, правда, никогда не видел подругу такой неотразимой. Нет, Лена очень симпатичная девушка, но в этот момент она собрала в себе неописуемо-поразительную смесь женственности, красоты, вкуса, стиля, лаконичности, обаяния и какого-то неуловимого огонька, выглядывавшего на мгновение из улыбающихся тёмных глаз.
– Ты меня сейчас в краску вгонишь! Ну, хватит! – она вплела в голос лёгкий оттенок кокетства и игривости.
– Ну, как хватит, дай полюбоваться на красоту такую!
– Да, заходи, налюбуешься ещё за вечер, – томный образ пропал, и передо мной стояла обычная, такая же, как всегда, Лена, – Туфли, кстати, не снимай, разрушишь весь образ.
– А мы всё-таки идём куда-то? Или для меня такое великолепие?
– Для тебя, для тебя, а то для кого же?! Я же обещала тебя в чувство привести? Ты проходи, только в комнату сразу не заходи, подожди меня.
Пока Лена запирала дверь, я снял пальто и пристроил его на вешалке.
– Так, – Лена подняла на меня глаза, прищурившись, словно художник, смотрящий на полотно, выходящее из-под его кисти, – будем довершать образ.
Лёгким движением мне на плечи был наброшен шарф. Легко и быстро завязанный, он красивым необычным узлом лёг поверх пиджака, на удивление подойдя по цвету к костюму и рубашке. В руках у меня оказался зонт-трость тёмно-синего цвета. Всему этому непонятному перевоплощению я даже не успел удивиться, но образ, видимо, устроил Лену, так что она довольно хмыкнула, подмигнула и исчезла в комнате, попросив меня остаться на месте. Потом из-за закрытой двери раздались звуки разговора и музыка. Лена подошла ко мне, взяла под руку и потянула за собой.
В комнате на трёх небольших столиках горели свечи, разгоняя темноту и наполняя комнату волшебным светом. Это даже нельзя назвать полумраком, огня было достаточно, но дрожащее пламя свечей, превращало обычную комнату то ли в залу старинного замка, то ли в уютный кабинет дорогого ресторана. Второе, скорее, даже было ближе. Помимо свечей поверх белых скатертей стояла посуда, лежали приборы, салфетки. Все столики отличались друг от друга, явно откуда-то принесённые, два из них в Лениной квартире я не видел никогда. Возле каждого стояли два стула. Большие и маленькие зеркала висели на стенах на своих обычных местах или стояли на полках и на полу.
Пел Шарль Азнавур. Его бархатный голос и неторопливые романтично-далёкие напевы невероятно подходили этой комнате, погружённой в мягкий дрожащий свет. Звук разговора, шёл из другого угла комнаты. Я расслышал отдельные слова и понял, что это специальный урок французского языка.
А из окна на меня смотрела далёкая Эйфелева башня – к уличной стороне стекла, во всю его ширь, был прикреплён плакат с её изображением, причём с плаката абсолютно естественно мерцали звёзды – уличный свет, пробивавшийся сквозь множество отверстий в бумаге.
Я стоял среди всего этого непонятного трогательно-волшебного действа. На лице недельная небритость, ещё не оформившаяся в бороду. На шее шарф, завязанный вроде бы небрежным, но сложным и до конца непонятным мне щеголеватым узлом. Зонт-трость с хитро изогнутой ручкой, перехваченный посередине и зажатый в кулаке. А под руку меня держит ослепительная женщина, не случайная, а очень близкая и дорогая.
Лена не мешала мне, просто стояла рядом, молчала и улыбалась, а я медленно, словно пугаясь своей догадки, словно боясь спугнуть поднимавшееся во мне знание, пытался прочувствовать эту атмосферу, я осязал этот момент и осознавал его уникальность и неповторимость. А потом понял.
Вырвавшись из грязно-снежной Москвы, убежав из-под низкого серого неба, оставив позади непонятные переживания и беспокойства, преодолев нескончаемые вечерние пробки, пролетев за мгновение тысячи километров и десятки границ, мы оказались в весеннем вечернем Париже.
Мы вошли в маленький семейный ресторанчик в центре города. Сейчас покажется хозяин заведения, проводит нас с Леной за столик и предложит красного французского вина на свой вкус, но это окажется именно такое вино, какое необходимо нынешним вечером. Он примет заказ, сделает моей спутнице тонкий красивый комплимент, какой умеют делать только французы, и исчезнет на время. А мы будем пить вино, любоваться через окно Эйфелевой башней, возвышающейся над городом, слушать замечательного французского шансонье, вперемешку с приглушённой речью других посетителей. И мерцающий свет свечей будет отражаться в глазах моего очень близкого человека, сидящего напротив и улыбающегося мне.
И главное, не понадобится мне больше борода. Моё «плохо», моё беспокойство и моя тоска пропадут, растворятся в уютно-тёплом и ароматно-волшебном воздухе этого фантастического города и этого неповторимого момента.
Я ткнулся носом в Ленкин висок и совсем тихо, чтобы услышала только она, прошептал:
– Спа-си-бо…
– S’il vous plaît, mon cher[4]! Правда, это всё, что я знаю по-французски! – и рассмеялась очень легко и совершенно беззаботно. И главное, очень вовремя, именно в момент, когда это было необходимо. А со смехом исчез и Париж, и ресторанчик, и хозяин-француз, а мы опять стояли посреди комнаты в небольшой московской квартирке. Но мне уже было всё равно, потому что я побывал в Париже. И мне стало очень спокойно и легко.
А потом мы пили замечательное французское вино и ели изумительный ужин, приготовленный моей подругой, сидя друг напротив друга в центре комнаты. Вокруг нас было ещё два пустых столика, которые Лене одолжили соседи. Из окна нам улыбались звёзды, рассыпанные вокруг нарисованной Эйфелевой башни. Нам пели Шарль Азнавур и Эдит Пиаф, потом, кажется, заиграл джаз, но что-то исключительно французское. А мы сидели и говорили, говорили, говорили. Говорили обо всём на свете, начиная от теории сотворения вселенной и заканчивая доказательством влияния лунного света на рост фонарных столбов. Мы придумывали всякую чушь и смеялись. Смеялись от всей души, радостно и беззаботно, до слёз. И не могли наговориться в этот чудесный, тёплый, уже почти совсем весенний и даже немного волшебный вечер.
На следующий день мы с Вовкой встретились в нашем любимом ресторанчике. Поздно ночью Татьяна забирала нас пьяных, но очень весёлых домой, называя беспробудными алкоголиками и непроходимыми балбесами. Мы обижались, но уже через минуту забывали об этом, громко хохотали на всю улицу и радостные садились в машину.
Я был чисто выбрит, и мне никуда не хотелось уезжать из Москвы.
2010
Встреча
Анна открыла глаза, полежала немного, моргая и приходя в себя, и встала с постели. Подойдя к окну, она отдёрнула шторы и распахнула балконную дверь. В комнату ворвалось жаркое солнце и звуки проснувшегося большого города. Гудели машины, звенели трамваи, откуда-то издалека доносились звуки стройки. Анна шагнула на балкон и, зажмурившись от удовольствия, улыбнулась солнцу.
После вчерашнего длинного дня, полного разговоров, советов, размышлений, прерываемых слезами и сигаретами под крепкий кофе, сегодня на душе стало спокойно. Анна приняла решение. Кто-то из них двоих должен был первым сделать это. Этим кто-то стал не Дима.
Дима проснулся, как всегда, быстро. Потянулся, пару раз махнул руками, сделал десяток приседаний и побежал в душ. За окном стояла тёплая осень, самое её начало. Солнце грело, а деревья ещё не начали желтеть. Настроение нового дня было под стать погоде – тёплое и какое-то уютное. Теперь Дима знал, что делать дальше.
Решение пришло само собой, не было длительных часов раздумий и сомнений в его правильности. Просто в одно утро Дима проснулся в полной уверенности, что следует поступить именно так. Он знал, что Анна ждала его решения, не предпринимая попыток подтолкнуть его к чему-то, но он также понимал, что тянул с этим решением, тянул, может быть, слишком долго. Теперь Дима не сомневался, потому и на душе было спокойно и ясно.
Анна решила расстаться с Димой.
Дима собирался сделать Анне предложение.
Начало осени в Риме совершенно не отличалось от лета. В этом году во всей Европе стояла жуткая жара, не обошедшая стороной Италию. Римляне, в общем-то, привычные к чрезмерно тёплой погоде, изнывали, спасаясь только под кондиционерами. Самые разгорячённые купались в фонтанах. Дима рассказывал, что в России это совсем привычное дело. Есть даже какой-то непонятный праздник, когда здоровые мужчины прыгают в фонтаны, и никто не берётся их остановить. Название праздника было каким-то странным и не запомнилось.
С понедельника Анна взяла отпуск и теперь никуда не торопилась. Она стояла на балконе своей маленькой квартирки, находившейся в доме старой постройки почти в центре города. Балкон выходил на короткую, но широкую улочку, тем не менее, очень оживлённую. По ней бойко передвигались автомобили, мотороллеры и велосипедисты, разбавленные снующими между ними пешеходами. Всё это столпотворение гудело, рычало, ворчало и говорило, создавая тот самый непередаваемый итальянский колорит.
Анна обожала свой балкон. Совсем маленький, с железной оградкой по периметру, он выходил на южную сторону дома, всегда подставленный палящим лучам жаркого итальянского солнца. Несмотря на небольшие размеры, Анна сумела разместить на нём плетёное креслице и столик, так что можно было расположиться здесь со всеми удобствами. Необходимую тень создавал навес, впрочем, легко убиравшийся. На оградке и стене в специальных подставках висели горшочки и корзинки с живыми цветами. Весёлые и разноцветные, большие и маленькие, они радовали взгляд и вносили нотки загородного уюта в чисто городской интерьер. Девушка могла провести целый день на своём балконе, перечитывая любимые книги или предаваясь размышлениям.
Сейчас она сидела в кресле с журналом на коленях и, задумавшись, рассеянно смотрела на голубое небо. Тёплый ветерок перелистывал глянцевые страницы и слегка шевелил длинные тёмно-каштановые волосы, свободно лежащие на плечах. В карих глазах царила задумчивость. Резкий звук с улицы внезапно прервал этот момент. Выглянув вниз, Анна заметила громко тарахтящий мотороллер, причём казалось, чем больше он тарахтел, тем медленнее ехал. Улыбнувшись, молодая итальянка откинула задумчивость, встала с кресла, зашла в комнату и через минуту стояла перед гардеробом, решая, что же надеть.
Ещё через некоторое время она вышла из дома, облачённая в светлые брюки и майку, которую Дима называл странным словом «телиниашка». Волосы также свободно ниспадали на плечи и спину. Невысокая, но стройная, она выглядела замечательно. Надев солнцезащитные очки и оглядевшись по сторонам, Анна весело зашагала по улице.
Через полчаса Дима вышел из подъезда. Утром было свежо, и он слегка поёживался в одной рубашке, но, зная, что через пару часов потеплеет, не стал брать куртку или свитер. В руке болтался небольшой саквояж, собранный ещё накануне вечером, после работы Дима улетал в Италию.
Пройдя через обычный московский дворик, заставленный машинами, молодой человек зашагал к метро. Машина осталась на стоянке, ехать на ней в аэропорт и оставлять её там на несколько дней было бессмысленно. Вещей он собрал немного, потому что улетал только на выходные, напряжённый график работы не позволял пропустить ни дня, а до отпуска оставалось полтора месяца.
Дима жил в доме не новом, но и не совсем старом, не на окраине, не в центре, а где-то посередине, хотя с московскими расстояниями сложно понять, где кончается центр и начинается окраина. Район, однако, был зелёный, двор не очень шумный, квартира не очень большая, но всё это очень устраивало Диму. Вокруг дома было, где погулять и даже покататься на велосипеде, за окнами, а они выходили во двор, редко что нарушало тишину, и даже шум автомобилей с недалёкого проспекта не проникал сюда, а молодому неженатому человеку и не нужна огромная квартира. Работа тоже полностью устраивала, давая удовольствие от процесса и стабильный доход. В общем, Дима соответствовал всем меркам молодого успешного человека.
В последние дни в городе прочно обосновалось бабье лето. Тепло, но не жарко, солнце периодически скрывалось за облаками, но, выглядывая, светило по-прежнему ярко и весело, лёгкий ветерок шевелил листья на деревьях, не поднимая в воздух тучи пыли.
Молодой человек неторопливо шёл к метро. Среднего роста и комплекции, светлые русые волосы, голубые глаза, скрытые сейчас за тёмными стёклами очков.
Вскоре Дима спустился под землю, через полчаса вынырнул из метро на поверхность в другой части города, и спустя десять минут прогулочным шагом, зашёл в здание офиса.
До центра Рима рукой подать, и Анна направилась именно туда бродить по извитым улочкам, заходя в небольшие магазинчики. Она мерила понравившуюся одежду, прикидывая, во что одеться для сегодняшней поездки в аэропорт на встречу с Димой, такую неприятную, но необходимую. Узнав, что он прилетит сегодня, Анна даже обрадовалась, не стоило больше тянуть с разговором, продлевая неопределённость в отношениях. Да и таких отношений, честно говоря, больше не хотелось.
Дима прилетал в Рим в основном в командировки, иногда длительные, иногда не очень, но всё равно случавшиеся не чаще одного раза в два или три месяца, и непонятно было, хочет ли он видеть её или просто заполняет свиданиями с ней промежутки между деловыми встречами. Раза два или три за всё время их общения они ездили вместе отпуск, а однажды Анна даже летала в далёкую Россию. Время, проведённое в Москве, прошло как-то сумбурно и совсем незаметно. Она осталась недовольна этой поездкой. А больше Дима не звал, да и сама она не стремилась покидать родную страну.
Анна понимала, что так не может продолжаться вечно. Хотелось какой-то определённости, ясности, решительных действий со стороны молодого человека, а его, казалось, всё устраивает в такой непонятной жизни, разделённой между двумя странами. Телефон не в счёт, телефон не заменит живого общения.
Они встретились в кафе. Как-то внезапно и очень незаметно заговорили, а потом так же незаметно провели ту двухнедельную Димину командировку вместе, гуляя по городу и общаясь, благо он хорошо владел итальянским. Ещё через две недели после отъезда он прилетел на выходные. Это было необычно, а потому притягательно и романтично. Молодой человек из далёкой страны. Казалось, периодические разлуки только укрепят отношения. Так казалось вначале. Потом что-то изменилось. Или так казалось Анне, что изменилось. Или получившиеся отношения, всё-таки, были не тем, чего она ждала и желала. Она запуталась. А Дима, прилетая на несколько дней, не замечал перемен или не хотел замечать. Поначалу беспокойство отступало. Но чем ближе был его отъезд, тем меньше становилось радости. А иногда они даже ссорились. Анна порывалась рассказать Диме о своих беспокойствах, но что-то всегда удерживало её, какая-то рассеянность, а иногда и невнимательность с его стороны, будто он наслаждался сегодняшним днём, не задумываясь о завтрашнем и тем более послезавтрашнем. Но нельзя же не думать о каком-то продолжении, встречаясь уже около трёх лет. «Если он не может понять, что я чувствую, надо ли нам дальше встречаться? Приезжает он ко мне или на свои дурацкие встречи? Любит ли он меня, в конце концов, относясь ко мне так непонятно и странно?», – и ещё множество вопросов теснилось в её голове. А потом она поняла, что поводов для печали в этих отношениях стало гораздо больше, нежели источников радости. И приняла своё решение.
Если не вдаваться в подробности, Дима часто летал в Италию в командировки, консультировать европейских коллег по продукции, изготовляемой и продаваемой Диминой компанией. Три года назад, только в начале этой своей работы, он прилетел в Италию. Впервые оказавшийся в Риме молодой человек решил познакомиться с городом. После дневных переговоров Дима переоделся и отправился гулять. Гулял долго, немножко заблудился, но в итоге нашёл путь к гостинице и, переполненный впечатлениями, решил поужинать в небольшом кафе рядом с отелем.
В кафе как-то незаметно и очень удивительно для него самого завязался разговор с девушкой, сидевшей за соседним столиком. То ли она попросила меню, то ли он – соли, но знакомство состоялось. Девушку звали Анной. Проболтав весь вечер, договорились встретиться на следующий день, который растянулся на две недели беспрерывного общения, до самого Диминого отлёта в Москву. А ещё через две недели Дима внезапно, ничего не сказав Анне, прилетел в Рим. Она была поражена этим сюрпризом. Ещё целых два невероятно солнечных и тёплых дня они провели вместе.
Дальше дела обстояли немного хуже. Летать в Италию каждые выходные, естественно, не было никакой возможности, также как у Анны – летать в Москву. Дима жутко скучал, постоянно звонил в Рим, оплачивая потом огромные телефонные счета. А следующая командировка случилась только через два месяца. Причём график был настолько плотным, что на общение с любимой осталось совсем мало времени.
За три года они несколько раз съездили в отпуск вместе, и один раз Анна прилетела к нему в Москву. Но здесь ей не очень понравилось, как понял Дима.
Длительные перерывы, короткие нечастые свидания, всё это переносилось очень тяжело. Вначале, конечно, было забавно и романтично ждать встречи, долго к ней готовиться. Но постепенно что-то изменилось. Дима понимал, что любимая устала от постоянных расставаний и мимолётных встреч и ждёт от него каких-то действий, влекущих к дальнейшему развитию отношений. Оставаться уже три года на одном уровне становилось невозможно. Даже в краткие свидания, они умудрялись ссориться в последнее время. А Дима, понимая все эти проблемы, не знал, что делать дальше. Разные страны, разные люди, разные привычки, разные подходы к жизни. Несмотря на все чувства, что-то могло не сойтись, и что тогда? Сменить страну – это не переехать в соседний дом или даже в соседний город. Это прерывание всех связей – друзья, родственники. И кто куда должен ехать? Он в Италию? Она в Россию? Огромное множество разных «если», а одного необходимого верного решения не находилось. И сейчас наступал такой момент, когда решения нужно было уже не ждать, его следовало принимать одним волевым усилием.
И возможных вариантов виделось всего два – расстаться, поняв, что даже при наличии чувств, отношения зашли в тупик, принося обоим лишь расстройство и лишая покоя, либо делать следующий шаг, а значит, кому-то следовало переезжать. Конечно, Анна не торопила его, понимая всю сложность ситуации, но воспитанная в традиционной южной семье, оставляла на него принятие этого решения.
И вот, когда казалось, что размышления зашли в тупик, однажды утром Дима проснулся с отчётливым пониманием того, что надо делать, а главное, с ясной убеждённостью в правильности принятого им решения.
Выйдя из магазина, Анна посмотрела на часы. Время поездки в аэропорт приближалось, но торопиться не стоило. Она не спеша пошла вверх по улице в направлении к дому. Как же так получилось всё? Куда пропала лёгкость отношений?
О том, что он прилетает сегодня, Дима не сообщил. Анна узнала об этом совершенно случайно, встретив на улице Диминого коллегу, очень отдалённо ей знакомого. Таких сюрпризов он не преподносил давно, но теперь всё усложнялось ещё больше. Она, даже поняв, что не хочет больше видеться с Димой, надеялась в глубине души, что он прилетит к ней сказать те самые заветные слова, нетерпеливо ожидаемые уже очень много времени. Вот только Дима опоздал. Совсем немного, но опоздал. Эти слова ничего не решат. Не изменят принятого ей решения.
Анна задумала преподнести гостю свой сюрприз и встретить его в аэропорту.
Как замечательно выглядела девушка в этом платье. Длинное, яркое, переполненное цветом и движением, оно подошло идеально. Надев его, Анна осталась довольна своим отражением в зеркале. Она вся светилась, будто солнечный лучик блуждал по её лицу, отражаясь то в задумчивых глазах весёлыми искорками, то на губах мимолётной милой улыбкой или румянцем на смуглых щёчках. Девушка отринула от себя все проблемы и теперь словно хотела наверстать упущенное в постоянных раздумьях и невесёлых мыслях лето.
Дима закончил работать пораньше, как это обычно случалось по пятницам. До отлёта ему предстояло важное дело, ради которого и затевалась сегодняшняя поездка.
Заказ был готов ещё в начале недели, но заваленный внезапно появившейся работой, Дима никак не мог его забрать – знакомый ювелир делал на заказ кольцо для Анны. Сегодня ждать уже не приходилось, да и времени оставалось исключительно, чтобы встретиться со знакомым, добраться до вокзала, а оттуда на электричке в аэропорт.
В пути прежние мысли не давали покоя, однако теперь они не беспокоили, скорее в голове начинал выстраиваться план дальнейших жизненных перемен, которые, тем не менее, ещё следовало обсудить с любимой. А потом внезапно появилась мысль, не приходившая в голову до этого момента ни разу, вдруг она скажет нет… Но свалив подобные сомнения на перегруженность мыслительного процесса в последнее время, Дима начал представлять, как всё пройдёт.
Он специально ничего не сказал Анне о своём приезде, намереваясь сделать сюрприз, какую-то романтическую неожиданность, которые так нравились его девушке и которые в последнее время случались всё реже и реже. Дима представлял её удивлённое лицо, когда она увидит его, потом ещё более удивлённое, когда услышит и поговорит с ним, а уже потом её милую улыбку, радостные глаза с зажегшимися в них солнечными лучиками и нежный румянец на щеках.
Анна приехала в аэропорт как раз, когда объявили посадку рейса из Москвы.
Полёт прошёл хорошо, Диме даже удалось вздремнуть. Самолёт сел точно по расписанию, без задержек. Пограничный контроль и обычные процедуры не заняли много времени.
Смешавшись с толпой встречающих, Анна остановилась чуть в стороне, однако держа в поле зрения выходивших пассажиров. Она заметно волновалась, лихорадочно размышляя, как лучше повести себя с Димой, всё ещё не показывавшимся в зале прилёта. Все слова, фразы, заготовленные заранее, куда-то исчезли, и Анна начала придумывать их заново, но получалось как-то глупо, неубедительно.
Реакция Димы, не то что страшила, его было жалко, особенно нынешнего, летевшего к ней с сюрпризом и не ожидавшего планируемого девушкой поворота событий. Всё-таки не совсем чужой человек, хотя именно таким он станет через какое-то время.
Дима появился неожиданно. В одной руке он держал ручку чемодана, катившегося позади, а в другую была мягко и нежно вложена рука высокой блондинки, льнущей к молодому человеку. Он что-то, улыбаясь, говорил, склонившись к её уху. Она смеялась в ответ. Потом оба остановились, и девушка, явно дурачась, подпрыгнула и поцеловала Диму. Взявшись за руки, они двинулись по залу.
Анна проводила пару взглядом, резко развернулась и быстро пошла к выходу. На душе было спокойно.
Дима вышел в зал прилёта и на всякий случай посмотрел по сторонам. Конечно, его никто не встречал. Выходя из аэропорта и направляясь к стоянке такси, он достал телефон и набрал смс: «Ti hanno in un’ora. Non essere sorpresso, proprio sorriso![5]»
Анна и Дима больше не виделись. На его звонки она не отвечала, и через пару недель звонки прекратились.
Дима сделал Анне предложение тем же вечером. Через полгода они поженились. Дима переехал в Рим.
2010
Море
«Сколько бы ни смотреть на море – оно никогда не надоест. Оно всегда разное, новое, невиданное.
Оно меняется на глазах каждый час».
Валентин Катаев. «Белеет парус одинокий»«Старик же постоянно думал о море как о женщине, которая дарит великие милости или отказывает в них, а если и позволяет себе необдуманные или недобрые поступки, – что поделаешь, такова уж её природа».
Эрнест Хемингуэй. «Старик и море»«Пойми, на небесах только и говорят, что о море. Как оно бесконечно прекрасно… О закате, который они видели… О том как солнце, погружаясь в волны, становится алым как кровь. И почувствовали, что море впитало энергию светила в себя, и солнце было укрощено, и огонь уже догорал в глубине».