Герой вечного времени

Съев именно эти две булочки, Миша ничего не заметил, попросил ещё, но друзья стали хохотать, показывать на него пальцем, хватаясь за живот.

Он долго не мог понять – в чём дело? И тут ему открыли правду, за что он очень обиделся на сверстников, с тех пор перестал есть вне дома.

В этом, как и во всём, ощущалась его жадность к жизни, порой из-за спешки он не обращал внимания на мелочи, на неудобства, боль…

Боль и неудобства преследовали его всегда. С ранних лет он задумывался о несправедливости жизни. Как так: одним всё и сразу – ум, красота, карьера, известность, уважаемые родители, любовь друзей и противоположного пола. А ему – неброская внешность, неизлечимые недуги, в придачу комплекс неполноценности и насмешки окружающих…

Есть некие весы, на одну чашу которых Бог кладёт все недостатки, страдания, неустанные поиски, на другую – талант и умение трудиться до умопомрачения. «Талант и труд – всё перетрут» – гласит народная мудрость. Впрочем, некоторые не хотят трудиться, а хотят получать всё и сразу. Порой они с виду вполне благополучны, но копни чуть глубже, и мерзость полезет наружу…

Тем не менее, такие не убиваются от своей внутренней убогости, живут припеваючи до самой смерти, оставляют потомство и… жалкую память о трудах своих, а, порой, ничего не оставляют, кроме долгов и сожаления при упоминании об усопших.

Михаилу Бог положил на весы много талантов, которые он в свою очередь спешил реализовать. И делал это, но совершал немало необдуманных поступков, часто экстравагантных и даже злых.

В нём будто сидело два разных человека. Один звал к добру и высоким идеалам, этот человек любил жизнь и людей, обожал искусство. Другой – обиженный судьбой, задавленный болью и нестерпимыми страданиями, толкал на колкости, жёсткие шутки над друзьями, близкими людьми, дорогими сердцу женщинами.

Некоторые утверждали, что Лермонтов в человеческом облике «не совсем человек, а существо иного порядка, иного измерения, заброшенного к нам из каких-то неведомых пространств…»

И тут Лермонтову память услужливо представила случай с Катенькой Сушковой, которая ему нравилась в подростковом возрасте.

Это было накануне её предстоящей свадьбы, которую таким образом он умудрился расстроить, показав жениху, что у него с Катериной якобы есть отношения.

Всячески являя ей свою любовь, которую вначале она отвергала, а он не хотел отступиться из-за уязвлённого самолюбия, и так искусно ухаживал за Катей, что она поверила и откликнулась на его притязания. А после расстройства свадьбы, посмеялся над ней, порвав отношения…

С этой, в общем-то, детской неблаговидной картиной рисовались и другие. Не зря современница вспоминала: «У него был злой и угрюмый вид, его чёрные глаза сверкали мрачным огнём, а взгляд был таким же недобрым, как и улыбка, пронзительно впиваясь в человека или сверкая, как удары молний…Трудно было выдержать этот насквозь пронизывающий взгляд, который имел магическое влияние».

Этот чёрный человек сидел в нём и требовал жертв. Михаил, будучи на голову умнее своих незадачливых оппонентов, доводил их до бешенства, отчего слыл жестоким и безжалостным человеком.

Но вот незадача: знавшие близко его люди, не считали его плохим. Они любовью гасили в нём агрессию, которая куда-то уходила, возникала обнажённая сущность подростка: ранимая, глубокая и нежная.

При жизни он также часто удивлял своей умудрённостью многоопытного старца.

Теперь, пребывая в состояния душевного покоя на фоне божественной природы, моря и гор, равнин и полесья, как в среднерусской полосе, имел возможность творить, осуществляя новые задумки.

Ненароком Лермонтову вспомнилось предание из станицы Червлёной, на что он тогда написал «Казачью колыбельную песню». В хате, где поэт остановился на постой и, услышав песню молодой казачки, напевающей над колыбелью, присел к столу, тут же набросав стихи:

По камням струится Терек,

Плещет мутный вал;

Злой чечен ползёт на берег,

Точит свой кинжал…

Находясь там же, Лермонтов написал и стихотворение «Дары Терека», названное Белинским «поэтической апофеозой Кавказа». По строю оно близко гребенскому казачьему фольклору. Волны Терека приносят в дар старцу Каспию «кабардинца удалого» – воина, погибшего на поле боя, а потом и «дар бесценный» – тело молодой казачки, окровавленной жертвы какой-то неизвестной нам трагической любовной истории:

По красотке молодице

Не тоскует над рекой

Лишь один во всей станице

Казачина гребенской.

Оседлал он вороного

И в горах, в ночном бою,

На кинжал чеченца злого

Сложит голову свою…

Дважды повторив формулу о злом чеченце, Лермонтов тогда следовал скорее, народной поэтической традиции, а вовсе не стремился подчеркнуть черту характера извечного противника.

Напротив, в «Бэле» он преклоняется перед «способностью русского человека применяться к обычаям тех народов, среди которых ему случается жить», о чём он позже (и более подробно) рассказывает в очерке «Кавказец».

У него постоянно роились мысли, перескакивая с одной на другую, ведь при жизни осталось много незавершённого, появлялось желание изменить, восполнить пробелы, найти правду, докричаться до всех на Земле.

Такое желание он ощущал в себе, оно всё время куда-то звало. И ничего не оставалось, как занимать себя работой. Как долго будет продолжаться это?

«На всё воля Божья», но неудовлетворённость сидела в глубине и точила его мятежную душу.

Сошествие

«…Но не тем холодным сном могилы 

Я б желал навеки так заснуть,

Чтоб в груди дремали жизни силы,

Чтоб дыша, вздымалась тихо грудь».

М. Ю. Лермонтов

Тёплый июльский вечер опускался на склоны Машука. Тёмная туча выползала из-за горы с юга, а на западе ярко светило ослепительное солнце. Воздух густой, наполненный пылью и прелым запахом травы, исходил из зарослей, покрывавших склоны горы и её отрога – Перкальской скалы.

На пледе, расстеленном на траве у дерева, недалеко от развилки семи дорог, причудливо разбегающихся по поляне, на северной стороне горы устроились закадычные друзья –поэты: Андрей Белавин и Станислав Коняев. С ними – Николай Белинский из Минеральных Вод, журналист по призванию и лирик в душе, а также подающие надежды поэтессы Ольга Савойская и Дарина Курилец. Обеим было чуть больше тридцати, они считали себя поклонницами Станислава и Андрея, а друзья в шутку называли их своими Музами.

Когда-то эта просёлочная дорога с развилкой в этом месте вела из Пятигорска в посёлок Карасс (ныне Иноземцево). Теперь это была просто туристическая тропа. Летом по дорожкам прогуливались курортники. Экскурсанты, поднимались на отрог Машука – Перкальскую скалу и обозревали окрестности. Со скалы можно было рассмотреть автомобильную трассу, ведущую в Железноводск, петлявшую между зарослями деревьев.

Под кроной развесистой акации, где устроилась компания, лежала закуска, стояли початая бутылка «Русской валюты» и вино «для дам» – «Шампанское игристое».

Приятели собрались помянуть погибшего Лермонтова в тот самый июльский день, когда здесь, как считают многие, разыгралась памятная сцена убийства поэта.

Живя на Кавказе, нельзя оставаться равнодушным ко всему, что связано с этими местами, с великим поэтом, столь многогранно и красочно описавшем их. Восторженно воспевшем край Синих и Белых гор, обычаи населяющих Кавказ горцев, их сложные взаимоотношения с пришлым северным соседом, несущем в одной руке меч, в другой – культуру. Теперь казалось, что из этого набора уже не так важно, что было вначале – первое или второе… Спустя полтора века, хочется думать, что это всё-таки культура. Просто без меча культуру было трудно донести «неразумным хазарам», без силы на Кавказе нет уважения. Здесь особый менталитет, плюс суровые горы. Сюда часто являлись непрошеные гости, но гордый характер обитателей заоблачных мест словно остерегал: докажи, что достоин быть равным, что не слабак, что умён, ловок и красив душой, что ты такой один, ты – лучший и тогда примут тебя, как равного.

День подходил к восемнадцати часам, собравшиеся ничем не отличались от любителей пикника в тени живописной природы. Друзья поднимали пластмассовые стаканчики, произносили речи, читали стихи собственного сочинения, посвящённые Михаилу Юрьевичу.

Пирушка находилась в самом разгаре, когда вдруг потемнело в округе, неожиданно грохнуло так, что Дарина взвизгнула от страха, остальные зажмурились, дружно втянув головы в плечи.

Вслед за громом полыхнула молния прямо в телевышку на вершине Машука. Андрей, сидящий лицом к вершине, видел, как вышка, принявшая на себя страшное послание Перуна, словно прогнулась ломаной дугой в струях огня.

Раздался новый разряд, в свете которого на поляне появилось видение, словно черно-белое кино.

Это были люди, один стоял полуоборотом к сидящим на поляне: руки по швам, грудь приподнята, как на параде.

Другой, с пистолетом в вытянутой руке, медленно двигался навстречу тому, что стоял, словно статуя.

Неожиданно с неба хлынул сильный дождь, мгновенно намочив траву. Идущий запнулся, поскользнувшись, стал падать. Вновь осветила округу очередная вспышка молнии, следом то ли прогремел гром, то ли выстрел. Стоящий человек, как подкошенный, упал на траву.

Стрелявший поднялся, испуганно озираясь, направился к упавшему, но появился третий – долговязый, которого Андрей сразу не заметил. Он схватил за руку стрелка и показал пальцем на компанию, находящуюся возле импровизированного стола с продуктами, что-то сказал ему. Шум дождя заглушал слова. Повернувшись, оба рванули в заросли, исчезнув, словно их и не было…

Андрей кинулся к тому месту.

Станислав, успевший повернуться на тревожный взгляд Андрея в ту сторону, куда тот смотрел, и тоже увидевший эту странную сцену, поспешил за ним.

Женщины, испугавшись, может, непонятного действа, происходящего на поляне, подгоняемые страхом и дождем, бросились под крону ближайшего дерева.

Подбежав к лежащему человеку, Андрей жестом показал Станиславу на него, подзывая ближе.

– Кто это? – крикнул Станислав, рот которого заливало струями дождя.

Андрей пожал плечами, по которым тоже нещадно лупил сплошной поток воды и, отплевываясь, проговорил:

– Может мне показалось, но это было похоже на дуэль, я видел выстрел…

– Я ничего не видел, сначала сидел спиной, но видел, как ты напрягся, глядя мне за спину.

Может он свалился с какого-нибудь летательного аппарата? Сейчас летают всякие дельтапланеристы, – неуверенно произнёс Стас, – но я вроде успел заметить еще двоих, они куда-то убежали.

А этому, наверно, нужна помощь?

– Наверно, он как раз упал после выстрела.

Николай, сидевший в сторонке, не видел ничего, но хлынувший дождь поднял его, он собрался перебежать под дерево за спутницами, но добежав, заметил, что Станислав и Андрей направились к неизвестно откуда взявшемуся лежащему на траве человеку, оторвал своё тело от дерева и втиснул его в струи дождя. «Может, нужна и моя помощь», – мелькнуло в голове, поспешил к ним.

На земле лежало полуголое тело. Андрей заметил пристально смотрящие на него огромные глаза, чёрные, как уголья, поражающие своей глубиной.

Он лежал на боку, ноги поджав к животу. Щуплая фигура, казалось почти детской, по ней пробегала лёгкая дрожь, пряди волос облепили лицо.

– Кто вы? – осторожно спросил Андрей. – Если можете говорить, скажите хоть слово. Сделал шаг в его сторону, человек резко дёрнулся и сел.

Дождь, начавшийся мгновенно, так же и прекратился. По дорожкам, более напоминавшим русла маленьких речек, сверху по склону неслась грязная вода.

Тёмная кавказская земля контрастировала с белым телом пришельца.

Выглянуло солнце, земля стала парить. Андрей присел на корточки, участливо спросил:

– Вы не ранены? Кажется, стреляли?

Незнакомец неожиданно громко проговорил:

– Они скрылись в кустах. Вы видели? – И без перехода, – меня зовут Михаил. Михаил Юрьевич Лермонтов.

– Что вы говорите?!

А кто убежал в кусты?

Назвавшийся Лермонтовым, продолжил так же порывисто:

– Один из скрывшихся – Николай Соломонович Мартынов, он стрелял в меня. Это какое-то наваждение…

Это ведь было уже, было! Но сейчас он промахнулся. Пуля пролетела у самого уха, я упал, не удержавшись на ногах.

А другой – князь Васильчиков.

Он сел на корточки и продолжил скороговоркой:

– У вас странные одежды. Местность вокруг непонятная, но кажется мне знакомой… Очень. Это было, как вчера… Гора вроде та же самая, но выглядит иначе. Кругом деревья, но нет кустарника вон у того оврага, странно…

– Ни фига себе! – наконец вырвалось у Андрея. – Мне это снится или от грозы поехала «крыша»?

– «Поехала крыша», – удивлённо вскинулся человек, похожий на Лермонтова. Теперь Андрей удивленно все больше различал эти знакомые по многочисленным рисункам, стилизованным фотографиям, что видел с детства и привык к ним, словно это его родственник. Как, впрочем, и каждый человек в нашей стране.

– А, может, это у «явившегося с неба» «поехала крыша», что называет себя таким именем? – прозвучало за спиной Андрея.

Это произнес Николай. И продолжил:

– Для нас это имя слишком свято, чтобы, извините, любой вот так запросто представлялся известным поэтом. Да и как такое возможно…

Полуголый человек встал на ноги, поняв, что ему не верят, подошёл к Николаю:

– Послушайте, любезный, почему вы так говорите? Это место… Он рассеянно огляделся. – Да, именно здесь, хотя до конца я не уверен, но интуиция подсказывает, что именно здесь я был ранен…

– Что вы говорите?! А для нас это пока не вопрос веры, скорее, это неудачная шутка.

– Извините, – вмешался Андрей, – в отличие от моего друга, я всё видел и не сомневаюсь в правдивости ваших слов, наоборот, была словно специально продемонстрирована классическая сцена дуэли.

А вас, если вы тот, за кого себя выдаете, тогда действительно смертельно ранили, а сейчас вы живы, к тому же прошло без малого два века. Чудес не бывает…

– Сам не понимаю, что происходит, зачем мне всё это?

Тем не менее, я жив, здоров и разговариваю с вами…

Повисла неловкая пауза.

Андрей, спохватившись, продолжил:

– Да, вы здесь, это приходится принимать, как факт. Если вы не двойник великого русского поэта то, несомненно, являетесь настоящим Михаилом Юрьевичем Лермонтовым…

– Тот ли я, за кого себя выдаю? После ваших слов, я и сам не уверен… И над всем этим ещё нависает странность того, каким образом через столько времени оказался здесь. И почему? Для меня это также невероятно.

Он продолжил рассуждать вслух:

– Эта гроза. Всё, как тогда… Я помню, что происшедшее было давно, я это хорошо осознаю… Знаю, что погиб после дуэли. И то, что случилось сейчас, не должно было случиться никогда. Но, неужели Господь откликнулся на мои тайные молитвы? Это невозможно, невероятно! Насколько известно, никто ещё не возвращался оттуда…

– Тысяча извинений, – перебил Андрей, – пока мы разбираемся, я вижу, вы замёрзли, дрожите.

Девушки, принесите что-нибудь накинуть на плечи.

– Плед подойдёт? – спросила Дарина и, не дожидаясь ответа, побежала за ним.

– Спасибо! – это слово было адресовано уже Дарине, после того, как она подала плед странному человеку. – Вы можете мне верить! Я расскажу про то, что было со мной после смерти, но сделаю это позже, вы позволите? Извините, сейчас у меня голова кружится. Можно воды выпить? Такое ощущение, что я сто лет не имел во рту ни капли.

В его интонации скользнул юмор. В этом положении он ещё пытался шутить.

Теперь уже Ольга метнулась к накрытой «поляне» с едой, и принесла пластмассовую бутылку с водой.

Лермонтов внимательно осмотрел бутыль, поболтал, убеждаясь, что внутри вода.

– Можете пить из горлышка, – сказал Николай, – давайте, я откручу крышку. Вот так.

Напившись, Лермонтов передал бутылку Ольге.

– Интересное изобретение: прозрачное, но не стекло, хрустит под рукой. И без перехода добавил:

– Вы, я вижу, осведомлены о моей истории, о дуэли. Знаете, как я был убит?

– Да!

– Тогда можете убедиться: вот след от раны у первого ребра справа. Вот другой: между пятым и шестым на задней стороне грудной клетки от пули, прошедшей навылет. – Он завел руку назад и показал большим пальцем на лопатку. – Остались шрамы, последнее время они вновь приносили мне болезненные ощущения…

Станислав, словно очнувшись, наконец, встрял в разговор:

– Мы знаем обо всём про шрамы, они совпадают с описанием очевидцев, свидетельствовавших о последствиях дуэли.

Мне непонятны некоторые моменты, о них писали врачи – ваши современники. Например, доктор Раевский упоминал о ваших врождённых пороках, в частности, о кефозе, о плохо сросшейся ноге, после удара лошади. А у вас, я вижу, – ровная фигура. Стоите прямо.

– Да, вы правы, я и сам только теперь заметил, эти старые недостатки удивительным образом исчезли, словно рассосались, я также не чувствую горба, и всё остальное почти идеально.

У меня была чахотка, слабое здоровье, хотя при жизни я не поддавался болезням, занимался физическими упражнениями, фехтованием, джигитовкой. Дефекты тела сильно мешали, ограничивали мои возможности. Но от всего этого не осталось и следа.

Стас решительно шагнул вперёд и протянул руку:

– Мы вам не представились. Меня зовут Станислав Коняев.

– Рад знакомству! Но вы старше меня, как вас по отчеству?

– Николаевич. – Он развёл руки и, улыбаясь, заметил: – бытует шутка, что у поэтов нет отчества. Но и вас называть по имени у меня тоже язык не повернётся.

– Отчего же? Я готов принять ваши правила. Как я понял, вы хоть и с недоверием, но начинаете признавать меня. В дальнейшем вы поймёте, что я не обманул вас. Называйте меня просто Михаилом.

Андрей протянул руку:

– Андрей Александрович Белавин, в кругу друзей – просто Андрей.

И, показав жестом в сторону спутниц, представил их: Ольга Савойская, Дарина Курилец. Оля и Даря, наши подруги, тоже не любят, когда их величают по отчеству.

Мы четверо из одного города, из Ессентуков.

– Николай Иванович Белинский, зовите просто – Николай. Я из города Минеральные Воды, газетчик, – представился друг-«минераловодочник». Так в шутку его и всех жителей Минеральных Вод называли друзья.

– Что есть такой город?

– Есть, – подтвердил Николай, – вы не ослышались. За более чем полтора века вашего отсутствия многое изменилось на этой земле, в том числе возникли новые города.

Лермонтов, например, – назвали в вашу честь, а ещё построены железные дороги, каналы, мосты…

– Город в мою честь? Интересно.

И дороги железные? Ах да, я понял – по ним ездят железные вагоны. В пространстве Информационного поля мне довелось вскользь почерпнуть некоторые сведения.

– В пространстве «Информационного поля», что это?

– Это почти то же, что у вас Интернет. Об Информационном поле у вас писали учёные и эзотерики, вы не в курсе?

– Читали, но это гипотеза. Кстати, – совсем некстати перевёл разговор Николай, – Станислав и Андрей пишут стихи, исполняют свои песни. Девушки тоже поэтессы. Здесь собрались творческие люди и почитатели вашего таланта. Сегодня мы отмечали день вашей гибели…

– Странно, – удивился Михаил, – разве это отмечают?

– В жизни много странных вещей, – философски заметил Станислав, – у гениев в России каждый год отмечают рождение и гибель. Это лишний повод вспомнить талантливого человека, отдать дань уважения, поговорить о его творчестве, почитать произведения…

Михаил улыбнулся, посмотрев на девушек, заметил:

– В наше время дамы скрывали свои стихотворные опыты. И не носили мужские одежды…

Но скажите, господа, а какой сейчас год?

– Две тысячи четырнадцатый. Вам, Михаил Юрьевич, в октябре «стукнет» двести лет!

Адаптация

Андрей, словно прозрев, всплеснул руками и произнёс:

– Боже мой, не могу поверить в это, ущипните меня! Второе пришествие Поэта?! Разговариваю с самим Лермонтовым!

Позвольте дотронуться до вас, Михаил Юрьевич, вам это покажется странным, но я хочу воспользоваться своим преимуществом – правом первого, кто увидел вас в двадцать первом веке. Это же сенсация, мир захлебнётся от такой новости!

Шутя, он тронул Лермонтова за локоть, провел ладонью по плечу и спине… Потом ущипнул себя за тыльную сторону ладони и воскликнул: «Всё равно не верится!»

Но Лермонтов отреагировал серьёзно:

– Простите, господа… Надеюсь, мы станем друзьями, коли Бог свёл нас.

Прошу никому пока ничего не сообщать. Не потому что боюсь быть подвергнутым обструкции, хотя это произойдёт наверняка, но мне не хотелось становиться зоологическим экспонатом, который бы возили по городам и весям, трогали, щипали, удивлялись.

Если я вернулся на землю спустя полтора столетия, то не для того, чтобы из меня делать диво. Хотелось прежде понять мотив Создателя, – какую мне должно исполнить миссию во второе моё пришествие? Пока я этого не понимаю. Надеюсь, скоро разберусь.

Могу ли рассчитывать на вашу помощь, господа?

Присутствующие переглянулись – кому ответить. Дипломатичный Коняев сказал:

– Можете рассчитывать на каждого из нас, Михаил Юрьевич. Ручаюсь, что все посчитают за счастье стать вашими друзьями.

Андрей добавил:

– Мы хорошо знаем друг друга. И здесь находимся потому, что любим ваше творчество. Думаю, судьба не случайно подарила нам эту встречу. Доверьтесь нам, а мы сделаем всё, чтобы приблизить вас к современной жизни.

В связи с этим хотелось бы знать, насколько вы осведомлены о прогрессе, о достижениях науки, техники?

– Признаюсь, знаю поверхностно. Следил за развитием России и мира, но интересовался всем на уровне любителя, мне ведь это, вроде, ни к чему, я гуманитарий, интересовался больше тем, что меня интересует. Хотя и остальные направления замечал.

Вот у вас сейчас век атома, цифровой информатики, это тоже я на небесах усвоил в Информационном поле. Но, согласитесь, реальность бытия не заменит никакое Поле. Одно дело, мысленно охватить нужную тему. Другое, самому окунуться в реальность, ощутить, потрогать, пожить…

Одежда, вижу, на вас отличная, это естественно. Но это самое простое, к чему я, надеюсь, быстро привыкну.

– По нашим меркам уже не очень молодых, к тому же провинциалов, мы одеты довольно не модно, – пояснил Андрей, – то, что вам предстоит увидеть на улицах в толпе людской…

Готовьтесь, Михаил Юрьевич, к сюрпризам. Многое может сильно вас озадачить, пожалуйста, только не выражайте эмоции вслух! А мы постараемся упредить ваши вопросы.

– Я – полностью в ваших руках.

– Спасибо за понимание! – облегчённо вздохнул Станислав и продолжил, – еще одно обстоятельство, которое требует немедленного решения, я имею в виду ваше теперешнее местонахождение и проживание в обществе. Вас надо как-то легализовать.

Для начала, самое простое и надёжное – могу пригласить вас к себе. Живу я один в холостяцкой квартире из двух комнат.

Вас это не смутит? Вы временно поживёте у меня.

– Буду вам признателен!

– Мы все так же знаем о вашем не бедном прошлом, читали про богатую бабушку Елизавету Алексеевну, её связи в высшем свете…

Сейчас вы без средств, и хотя всё уже по-другому, но по-прежнему нужно как-то устраивать свое место в жизни, на что-то жить…

Уверен, что мы решим эту проблему, как и то, что вы сами найдёте возможность добывания этих средств, где-то сможете трудиться, чтобы нормально существовать. Мы еще подумаем на эту тему.

В общем ситуация такая: российская империя, после вашей гибели, дважды поменяла курс. Монархию свергли, установили диктатуру пролетариата через революцию и Гражданскую войну.

В России и присоединившихся республиках установилась советская власть. Затем новая череда событий. Нас втянули во Вторую мировую войну.

Только страна оклемалась от этого потрясения, вновь переворот в России, она встала на капиталистический путь развития.

Впрочем, об этом вы должны знать, если интересовались текущими проблемами и выходили в Информационное поле…

Очень трудно объяснить всё сразу. Нам тоже придётся подстраиваться к вам, учитывая многие нюансы.

– Да, мои новые друзья, спасибо за искреннюю заботу, которую я уже ощущаю!

Я, естественно, интересовался многим в вашей жизни, но за всем не уследишь, столько событий, перемен в науке, культуре, политике! Многое находил в упомянутом источнике.

«Как это происходило?» – спросите вы, – да само собой: я представлял мысленно то, что хотел узнать, и в мыслях появлялись картины, образы, понятные без слов.

Белинский, стоявший до этого и крутивший головой в стороны говоривших, следя за беседой, не выдержал и вставил: