Соло хором

Юля оступилась: асфальт был характерен выбоиной.

– У, блин! – Остановилась, ухватилась за Дашу, подняла боком ступню, осматривая туфель. Отпустилась, напористо зацокала.

Девушка Юля рослая, с развитой грудью – статная. Смелоликая и вообще подверженная постороннему взгляду – никак, словом, не десятиклассница. Даша вот соответствовала.

Стояла небольшая осень. Ветерок удался вкусный и игривый, вяло шлялись по асфальту челночки листьев, рябил бурый глянец пруда, окаймленный ряской листопада, громоздкие, размазанные облака съедали постную синеву неба. Народ смотрелся загорело и молодо, задорно перемещался к концертному залу с целью обзавестись эмоциями от заезжих музыкальных фаворитов. Мороженое употреблялось нашими девочками.

Некая ладонь сзади мягко шлепнула Юлю по правому плечу. Был произведен большого достоинства поворот головы влево и сказано:

– А, Славка – привет.

Слава Лямин, соратник с заоблачного уже второго класса. Рядом с ним присутствовали Санька Епишев, нескладный верзила, худой и мосластый, и противоположный по размерам прыщеватый и симпатично кудрявый очкарик Лешка Поздин. Все – одноклассники.

– За привет мороженку, – плотоядно взирая отнюдь не на сам продукт, претендовал Слава.

Юля скривила щеку.

– Щаз! Облезешь и обрастешь неровно.

Лямин возмутился:

– Нет, что за дела! Классик-хор, на продвинутый музон – я же продам в легкую. Мороженку быстро!

Юля скрестила глаза на эскимо, вожделенно лизнула.

– Отдыхай, Слава.

– Ты чё такая курок, Юлька! Дай хоть откусить-то!

– Слав, а полаять?

Даша протянула Лямину огрызок.

– На, Славик. И думай уже о хорошем – когда-то надо начинать.

– Во Дашка – чел, – воодушевлено рассуждал Слава, глубоко хватив съестное. – Я схаваю это за твое самое женственное. А тебя, Юдина, я буду иметь в виду.

– Вали, имеля – тебя ждут на бесплатных сайтах, – благорасположенно советовала Юлия.

Ребята загоготали, дурачились.

– Люди, а чего мы так рано премся? Еще час до начала, пошлите на Яму, – оборвал возникшую паузу темпераментный Слава.

Шатия вопросительно воззрилась в Юлю. Та соблаговолила, царственно тронувшись в обозначенные пределы. Ребята, пульсируя и держась чуть сзади, соблюдали темп, периодически выныривая за фронт степенно шествующих девочек. Вылупилось постепенное солнце, замечательные тени, освежающие архитектурного свойства пейзаж, поступательный и не так чтобы конкурентоспособный люд, да и сам город получились уместны.

Шел юноша навстречу, улыбкой обременился, увидев компанию.

– О, Димыч! – воскликнул Лямин.

Дима застопорился на подходе, тянул руку. Аналогично поступили парни – девчата шаг не замедлили. Впрочем, Даша повернула голову к встречному, на «Привет, Даша» кивнула с улыбкой. Юля молча сделала мазок взглядом, цепкий. Пока ребята занимались рукопожатиями, девчонки существенно прошли вперед.

– Чего это он тобой поздоровался? – не воздержалась Юля.

– Димка, мы вместе в лагере были. Он в сто тридцатой учится, рядом со Славкой живет.

– Да я его видела… Симпон. Только маленький.

– В каком смысле? – повысила голос Даша. – Он тоже в десятом!

– А я о чем? Да и ростом не бойкий.

Ребята стронулись. Дима по приглашению Лямина присоединился.

Плюхнулись на одну из скамей населяющих Исторический сквер – ухоженную набережную, благородно оформленную гранитом, опущенную ниже рядом расположенной плотины – центр города. Лешка отделился и у кромки берега, сидя на корточках, что-то изучал в стремительном потоке воды. Лямин, опершись одной ногой о скамью, стоял, возвышаясь над остальными сидящими. Дима скромно держался на краю, девочки по другую сторону от Славы молчаливо хрустели чипсами.

– Ты чё, он сабвуферы бостоновские намедни поставил – шесть косарей штучка. Низкие – любезно по почкам, – пылил Лямин Саше.

Саша, лениво развалившись и хмуро уставившись в облака, курил.

– Во-первых, он гнида, во-вторых… он гнида.

– Это в третьих, – негодовал Лямин. – А бабок-то – умотаться! Димыч, скажи!

Дима был сосредоточен и интереса к беседе не обнаруживал.

– Что именно?

– Ну про бабки, у него же батя по землеотводам.

Дима согласился:

– В третьих.

Лямин сопротивлялся, но уже без отчаянья:

– По любому, шесть косарей – это конкретно.

Саша хлопал пальцами по крыльям носа – видно, щекотало в носу – гнусаво и равнодушно доводил до сведения:

– Я тебе давно говорю: пора банковским делом заниматься. Ты же у нас хакер круче Митника, у тебя призвание.

Это сообщение Лямина озадачило, он задумчиво окунул взор в дали. Нашел мысль, просветил, изобразив подобие улыбки:

– Между прочим, пацаны, у меня есть призвание – быть сыном олигарха. Как с утра встаю, так до вечера призваниваюсь.

Захихикал. Парни холодно его поддержали.

Юля нынче была серьезной. Не иначе по этой причине посмотрела на ребят туго. Бросила пустую пачку в урну, отряхнула ладони. Встала, стройно и деловито зашагала к скамье, что расположилась наискось впереди.

Здесь сидели две старушки. Одна имела претенциозный вид – хотелось подозревать почившего мужа, безусловно, выдержанного партийца, собственно, работника госаппарата. Вторая состоялась согбенная, низенькая, опрятная. Ну, что-нибудь проектировочное, либо библиотекарское. Они комками беседовали, периодически интимно клонясь друг к другу, за чем угадывалось тугое ухо. Никакого сомнения не возникало, что речь шла о нерадивости и даже не бескорыстии нынешней власти.

Юля уселась рядом. Бабули, не заподозрив покушения, судачили об актуальном. Лямин сделал замысловатый жест рукой, неимоверно выкрутив шею в сторону соученицы, посулил ликующе:

– Юлька прикалываться будет.

Тотчас развернулся и вкрадчивой походкой поспешил к месту действия. Осторожно подошел к скамье, остановился неподалеку сзади фигурантов. Обернулся к ребятам и призывно махнул рукой. Саша громоздко поднялся и последовал с невеликой улыбкой, Дима чуть задержался, особой заинтересованности физиономия не отобразила. Последней поступила Даша, предварительно обшлепав руки над урной.

Раздалась четкая речь Юли:

– Здравствуйте. Извините, а можно я поинтересуюсь?

Первая бабуля нескладно и долго переустанавливала тело. Добилась своего.

– Да, разумеется.

Чист и преисполнен уважения был голос Юлии:

– Я иногородняя, мы с классом из Тугулыма приехали, а я… ну, не то что потерялась, а как-то не люблю массовку. Вот прошлась по центру – очень здесь понравилось. Грациозные ДеГеннин с Татищевым, эта набережная – лаконично и достойно. Осень – шуршание листвы под ногами, насыщенная прохлада, меланхолическое очарование. Вы не находите, что это чрезвычайно музыкально?

Бровь старушки участливо шевельнулась.

– Как вы чудесно подметили – именно очарование, и несомненно музыкально… Архитектура – застывшая музыка, так, кажется. Откуда вы, милочка? – простите, я не расслышала.

Юля до крайности вежливо склонила голову.

– Тугулым. Это на границе с Тюменской областью.

– Тугулым, ах да, что-то такое припоминаю, – охотно пропела бабушка. – Ну как же, мой внук ездил туда студентом на картошку.

В акцию внедрилась вторая, потрясала головой настоятельно.

– У нас замечательный мэр. Город просто на глазах расцветает.

Первая неожиданно живо крутанулась к ней, укоризна читалась на лице.

– Роза, ты опять за свое!.. – Обратный разворот совершился медленней. – Не слушайте, хорошая моя, администрация – вор на воре. Понастроили дач, а пенсии – слёзы… Нет, я не говорю – демократия, свобода. Но идеалы!.. Значит, Тугулым. Так о чем вы хотели спросить?

– Относительно музея изобразительных искусств. Он где-то здесь, в центре. Там выставка Дали.

– Дали? Что вы говорите! Знаете, я даже не в курсе. Музей неподалеку, я объясню…

Юля расстроилась:

– Ну как же, выставка скульптур Дали – я очень интересуюсь. Сюрреализм – это так созвучно Российской действительности… – В голосе обнаружился пафос. – В какое странное время мы живем, какой замысловатый конгломерат – прогресс и архаика массового сознания, глобальные тенденции и приоритет индивидуальности. Каверзы самореализации, наконец, обусловленные чудовищным расслоением и диссонансным спектром возможностей.

Глаза бабушки тускло вспыхнули.

– Ах, как любопытно!

– Я подозреваю, что живя в провинции мы получаем обостренный взгляд. Из мегаполиса, думается, многого не видно – лицом к лицу… А у нас. Так ноет сердце, так напрягаются мышцы, так просит душа! Двигаться, творить во имя.

Губы бабули зашевелились в умилении:

– Как отрадно видеть в юном создании такие интересы.

Юля придвинулась, звук приобрел нутряное.

– Вы задели власть, мне это близко. Я, знаете ли, активист очень популярной у нас партии. «Мы – вправим». Вы конечно знаете.

Саша и Лямин схватились друг за друга, беззвучно подпрыгивали. Даша улыбалась. Дима тоже – совсем слабо. В глазах бабушки затомились сполохи любопытства.

– Как, простите? Мы в праве? Что-то незнакомо.

Юля, невозмутимо:

– Ну как же – мы вправим. Слоган: наш авангард горазд на передок – за ним в движении члены в напряжении. Сподвижники – сплошь путаны, последователи Путина. Да и тылы отменные – Моисеев, иже с ним.

Лямин бился головой о плечо Саши. Даша тряслась, закрыв глаза.

Старушка несколько отклонила голову, огонь в глазах потух. Смотрела недоверчиво, однако с остатками улыбки. Инициативу, воспользовавшись моментом, ухватила вторая:

– Моисеев, Игорь? Прекрасный человек.

Первая растерянно уронила:

– Послушайте, милочка, вы что-то не то говорите.

Юля придвинулась еще.

– Девочки, а что если по колёсику загрузить? Экстази, я угощаю. Улёт гарантирую стопудово. Квинтэссенция свободы, в натуре, концентрированное воплощение реальности. А? девчонки!

Первая отклонилась уже корпусом, улыбка медленно слезла с лица.

– Послушайте, почему вы себя так ведете?

Она отвернулась, наклонилась, принялась тяжело вставать. Потянула за рукав подругу.

– Роза, пойдем… – Чуть повернулась к Юле. – А вам, деточка, должно быть стыдно. Мы все-таки не в том возрасте, чтоб розыгрыши ваши терпеть.

Вторая тоже поднялась, кажется, не понимая. Подхваченная коллегой захромала мелко прочь.

Лямин вытирал глаза, Даша глянула на Юлю и отвела взгляд. Та продолжала сидеть, глядела бабушкам вслед. Встала, шевельнула покаянной губой:

– Черт, переборщила… – Ожила. – Славка, дрянь такой, с тебя кола за спектакль.

Слава сиял мокрыми глазницами.

– Деточка, какой вообще базар… – Мелькнул взглядом на часы. – Слушайте, время – пора двигать.

Классик-хор «Аврора» располагался в двухэтажном здании комнат на двадцать, бывшем детском садике, и был организацией созданной и существующей на почти патологическом энтузиазме ее руководителя Буланова Валерия Георгиевича. Хор – девичий. Приурочен был к общеобразовательной школе – это являлось вещью принципиальной, ибо идея Буланова состояла в том, что любой ребенок суть существо одаренное и способное при умной организации процесса на проявления. Хористками соответственно были в основном учащиеся этой школы (другое дело, что, например, Даша в «Аврору» попала учась в другой школе, а потом уже ради удобства перевелась). Заметим, что хор с течением времени обзавелся прикладными штуками: классом фортепьяно, баяна и прочим, что, по всей видимости, придавало затее более достойный статус и влияло на вещи бюджетно-бюрократического свойства.

Даша в заведение угодила после четвертого класса по просьбе мамы. Коллектив посещала соседская девочка, и родительница той рекламировала его беспощадно. Мама Даши по интеллигентности соорудить отпор не сумела и уговорила дочь попробовать, надеясь на охлаждение доброхота после выполненной задачи. Однако Даше катавасия пришлась по нутру: к звукоизвлечению разного рода она оказалась пылкой, и в итоге пошла, помимо вокала, осваивать фортепиано.

Представляется нелишним упомянуть такое. Дашин папа ударился играть в теннис, затащил домочадцев, а также своего друга со студенческой скамьи Евгения. На этих мероприятиях, имея манеру говорить много и на самые разные темы, друг семьи пустился донимать Дашу, чтоб она уселась за собственные музыкальные сочинения, чего и добился. Сказано к тому, что Даша состоялась девочкой, похоже, ведомой. Остается признать, Юля получилась противоположной.

Коля Юдин, отец Юли, служил шофером на оптовой базе. С механиком вась-вась, выходит, рейсы имел доходные. Уважением пользовался беспрекословно, в междусобойчиках был немногословен, но весок; а, скажем, в сопатку всякому молодому нахрапистому устроить – это с почтением. Родимой не гнушался, но умеренно – утренний врач, сами понимаете. Юльку шпынял.

Юля и хор. Тут все просто: Юля пела, танцевала, говорила, показывала. Она была везде и всегда. И жила рядом со школой. То есть хор девочку не употребить не имел возможности. Когда, после шестого, Даша перевелась в «сорок третью» и попала в Юлин класс, услышала со стороны той следующий вопрос:

– У тебя папа кто?

– Юра, – простодушно сообщила Даша.

– Ты чё, тормоз? Кем работает, я спрашиваю?

– Преподает в институте.

Губы Юли плотно сомкнулись и придвинулись к носу, что выдавало размышление. Уста разомкнулись:

– А мама?

– Архитектор.

Губы повторили действо, собственно и взгляд потух. Тем не менее вердикт был оглашен такой:

– Ну ладно, со мной сядешь.

Мама Юли работала в развлекательном комплексе «Водолей», и была внешне неимоверно похожа на дочь. Существовал еще брат, Миша – загадочная личность, двадцатидвухлетний парень ядреных проявлений: он никогда нигде не работал и всегда был при деньгах. Таких в российской действительности называют крутыми. Иными словами, сентябрь случился прозрачным и перспективным.

Таки хор. Сорок девиц двумя шеренгами заполняют класс, сосредоточив взгляды на Валерии Георгиевиче, изящными и предусмотрительными жестами отмеряющего поступь времени. Сумма голосов насыщает пространство. «Пение – это организованный крик», – сказано. Крик – действо, добытое сосредоточенным напряжением. В общем, получили систему звуков, выбранных из поступков природы и тщательно облагороженных человеческими усилиями с целью подтвердить тот факт, что жизнь случается положительным занятием. А возьмите, когда за окном уныло рядит дождь, и панкообразная собака стоит неподвижно, ожидая неизвестно каких приключений, и, периодически челночно винтя себя, стряхивает водяные нагромождения – ну дура же – чтоб сейчас же озаботиться подобными.

– Юлинька, напирай! Форсируй, милая! – самозабвенно машет рукой Буланов.

Выводит, завороженная пассами, центральная Юля, вонзилась, сведя брови и грозно не мигая, в руководителя. С края тащит низкую партию ответственно и усердно Даша, сомкнув на крестце руки и вытянув шею.

Юля и Даша неторопливо шли по улице, горбились рюкзаками. Сразу над крышами висела каша туч, настолько позорная, что было непонятно – чревата ли дрянь дождем. Впрочем, еще не опавший лист был тяжел и асфальт волгл, Юля по нему чавкала. Шумной, насыщенной рыком машин тишины она не выдержала:

– Валерий заманал… – Ядовито передразнивала: – Юлинька, дави бронхами! Откинь голову – расправь голосовые складки! Ты не работаешь!

Даша умиряла по возможности.

– Ты же солистка – естественно. Меня вообще на низкие поставили.

– С этими ломками – неизвестно еще у кого какой будет. Ты чувствуешь, что голос меняется?

– Не-а!

– А у меня что-то есть – незнакомые какие-то тембры…

Даша внимала, глядя на подругу, здесь опустила глаза, молчала. Юля продолжила:

– Я бы пошла на вторые – меньше надрываться. Такой хлам этот наш хор.

– Сашка Власова, Катя Шилова – уже в консерваторию поступили, а все равно участвуют.

– Господи, Дашка! Ты только вслушайся: классик-хор – это же отстой кромешный! Загранпоездки бесплатные, неужели не ясно? Я вообще не понимаю, как тебя еще и на фортепьяно угораздило. Я бы сдохла… Хотя… на экзамене ты Рахманинова выдала – прикольно.

– Ну да, мне нравится… и петь нравится. А ты что ли после школы участвовать не будешь? У тебя же данные.

Юля закатила глаза.

– С какого перепуга!!.

После заявления Юля шествовала гордо и молча. Пришла мысль, обстоятельная: в голосе звучало вожделение.

– На «Фабрику» бы попасть!..

Вздохнула, тон пошел рабочий:

– Нет, светиться конечно пора – в тусу как-то надо просачиваться. – Юля искоса посмотрела на подругу. – Слушай, ты ведь умненькая, придумай ходы… – Разжилась страстью. – Давай в Областную газету статейки какие-нибудь крапанем! Там и на телевидение постепенно прорвемся – мне сведущие люди расклад давали! А?

Даша существовала где-то не здесь:

– Какие статейки?

– Да любую фигню. Ты же креативная.

Даша чуть ожила.

– Ой, Юль, я не знаю…

Шлепала та по асфальту звучно.

– Блин, интервью бы взять у звезды! – Остыла мгновенно, простонала: – Но Джессика Симпсон в последнем клипе – я в коме!

Убранство комнаты Даши состояло из дивана, который и эксплуатировали хозяйка и Юля, развалившись плечами ленно и удобно на подушках, прислоненных к стене. Из фортепьяно и гитары, приставленной к боковине громоздкого инструмента. Прочего, которое несущественно.

– Может в кино пойдем? – повернула голову Юля.

Даша наморщила нос.

– Да ну, я уже всё на дивиди пересмотрела.

– Фи, на дивиди – туфта.

– Мне папа качественные диски берет.

Юля неловко встала с лежанки, пустилась челночно ходить.

– У тебя вообще папик путевый… – В глазах мелькнул блик. – Не то что мой – плющит, блин. – Подумала. – Если б не мамка… я б его зарезала!

Даша подняла глаза.

– А брат?

Юля будто задумалась, что же такое брат, даже остановилась. Тронулась:

– Да ну, Мишка – ему до фонаря.

Даша согласилась:

– Он вообще какой-то отчаянный.

Юля тем временем совершала некие танцевальные движения.

– Приколись, чем я не Мисси Элиот.

Уголки рта Даши шевельнулись в подобие улыбки.

– Габаритами?

Юлька замерла, грозно вытаращила на подругу глаза, кинула в нее сорванный со стола бумажный комочек.

– Умри, подлая рожа!

Даша засмеялась. Юля бухнулась на кушетку рядом с ней, лезла с масляной улыбкой, щекотала.

– А что – нравится Мишка? Колись!

Даша сжала перед собой руки, не даваясь, хихикала:

– Да ну тебя!

Юля откинулась, бессмысленно смотрела в потолок. Затем перевалилась и достала гитару, сунула ее девочке.

– Спой свое что-нибудь.

Даша взяла гитару, сидела неподвижно, наконец сделала аккорд, следом переборы. Сосредоточилась, запела голосом небольшим, точным:

– Воздух вздрогнул и споткнулся свет, ветка ивы наклонилась вдруг, шепот ласковый пополз вокруг – ветер. Рот открой и отвори глаза, ветер слепо залетит в ладонь и по телу пробежит огонь – видишь! Запахи даст, что живут не в твоих садах, чьей-то тоской прикоснется к твоей щеке, тайной чужой пробежит по твоей руке, сказку расскажет, споет о чужих мечтах…

Даша умолкла, видя, что подруга отвернулась равнодушно. Юля уныло подтвердила:

– Этой уже года два. Новенькое есть?

Даша смотрела в стену, молчала. Сделала аккорд, пошла песня.

– Было весело, прыгал луч, била музыка, тело четкое дергалось, ерзало. Мы с девчонками терлись кучкою небрежно. Ты прикинутый, ты крутой чувак, в голубых глазах и с басом, – ты подошел, процедил в напряг: «Танцанем на сто баксов»…

Даша усилила звук гитары, ритм стал насыщенней.

– А море сохло с криком «Аморе», смущая поступком таким аморальным. В такую же хворь ударялась флора, решали мы тоже вопрос кардинально. Сердечно то есть. А как иначе! Ведь даже звезда ронялась упорно, и листья валились с берез тем паче, и в озере плыли в мороке горы. Дорога в экстазе стезилась в дали, снежинка дождю изменяла – о горе! Мы выживем в этих страстях едва ли, а ветер припадочно выл: «Аморе!»

Даша оборвала песню, на подругу не глядела. Юля, лежащая сначала вяло, к последним словам села, круто повернувшись к исполнительнице и глядя пристально.

– Это всё? – в голосе звучал искренний интерес.

– Нет, первый куплет.

– Ничего себе. Когда сочинила?

– Ну… недавно.

– Ничего себе! – Сказано было напористо.

Перемена. В классе имел место гам, свойственная темпераменту десятиклассников суматоха. Юля стояла подле окна, смотрела в него – задумчивое утро занимало улицу. Подошел Лямин, смахнул с ее плеча соринку.

– Юдина, мусор бачу. Он на тебе неплохо смотрится.

Юля передернула плечами:

– Юноша, мойте руки – они в чупа-чупсах.

– Ладно, уговорила, женюсь. Только составим брачный контракт.

Юля напыщенно изобразила лицом презрение, добавила тоном:

– Вячеслав, пошли бы вы…

Слава не стушевался:

– Пока не уточнишь куда, не пойду.

Юля моргнула, сквозь узкие веки стрельнули зрачки.

– В туда.

– Заманчивое предложение, – пропел наигранно Лямин. – Прямо теперь и приступать?

Юля отвернулась.

– Гражданин, не лезьте с вашими тестостеронами.

Лямин завихлял телом.

– Гормонам хочется гармонии, а от тебя феррамонами воняет.

– Слушай, отвянь…

Даша сидела за партой, подперев рукой подбородок и вяло крутя ручку – бесцельно уставилась перед собой. Юля, подойдя, с размаху плюхнулась рядом, накренилась.

– Дашка, у меня идея. Мы твою последнюю песню профессионально запишем.

Даша распрямилась.

– Где? Ты в курсе, какие деньги нужны?

– Ну, не совсем профессионально – демозапись сделаем. У меня парень знакомый есть, аранжировками занимается. Нужно, чтоб он послушал.

– Что еще за парень?

– Мишкин друг… – Юля помялась. – Только это, душка-Дашка, песню я буду петь, а?

Даша недоуменно подняла плечи.

– О чем ты, Юлишна – ради бога.

Девочки вышли из подъезда, спускались с высокого крыльца. Юля застопорилась, подняла голову, рассматривая небо, поежилась. Снова, будто на велосипеде перебирая стройные ноги, павой поплыла вниз. Даша ждала на асфальте, уставилась куда-то равнодушно. Ухмыльнулась аккурат, когда сошла подруга. Юля полюбопытствовала:

– Чего?

– Уж года два надписи, ничего не делается.

По другую сторону тротуара располагался высокий парапет и дальше посреди двора ухоженная, асфальтированная детская площадка, окаймленная безупречным травяным газоном и стройной чередой яблонь и лип. Орнаментные, с фантазией выложенные декоративным камнем боковины парапета смотрелись весьма симпатично. Гармоничный диссонанс вносила надпись, крупно начертанная прямо напротив подъезда – «Юля».

Объект художества беззаботно вякнула:

– А, Славка, поди, нарисовал. Делать нечего дурачку.

– Слава славный парень, – наставляла Даша.

– Да ну – ниочемный. С него кроме анализов… Да и то в жидком виде. О, Мишка!

Навстречу мелким шагом быстро приближался Миша, брат Юли.

– Привет, Дашка.

Девица кивнула, глядя затаенно, исподлобья. Миша переместил взгляд на сестру.

– На дело не иначе?

– Ага, банк брать. Дай копейку, на кольт не хватает.

Миша привычно полез в карман, подал сотню.

– Рубль отдашь.

– Дашка отдаст, она тебя хочет.

Даша кулачком врезала Юле по плечу, пульнула:

– Дура, Юлька!

Миша отходил, от глаз побежали морщинки:

– Тогда два.

Комната Андрея – молодой человек немногим за двадцать с русыми жидкими волосами и прилежной темной щетинкой на подбородке – изобиловала музыкальной утварью: синтезатор, электрогитара, микрофон на стойке. За столом, глядя в дисплей, сидел хозяин, возил мышкой. Он «толкался» звукорежиссером в оснащенной, считающейся одной из лучших в городе музыкальной студии, принадлежавшей известному музыканту Дедыкину. Болванку (сырую минусовку для записи голосов) песни «Аморе» парень сделал дома: «В студии через порог ступишь – плати. Основные треки-то я здесь набросаю, у меня звуковая карта держит. А примочки, редакцию, сведение – на доброй аппаратуре, в тихушку». Соответственно перед микрофоном стояла Юля в наушниках, отрезками гоняла песню, Даша смиренно сидела в сторонке.

– Сегодня был хор? – качнул радужки в сторону Юли Андрей в одной из пауз.

– Ага.

– Я смотрю, голос теплый – на третьем дубле уже классно идет. – Он улыбнулся. – Профи…

Через некоторое время оттолкнул мышку.

– Достаточно, есть из чего выбрать. Кода вообще клёво получилась, на высоких у тебя смачный вибрат… Бэк одной Дашей сделаем, так фирменней. Я на три партии разложил – вполне хватит.

Повернулся к Даше.

– Одень наушники…