Археологи отвергают необходимость создавать историю, предпочитая сохранять дошедшее до них. Их позиция понятна – в силу специфики профессии им нет нужды думать о будущем. На месте старых поселений всегда возводились новые, теперь же такое воспринимается попранием памяти. У истории никогда не будет прошлого: всегда будут существовать только домыслы. Предположения современных археологов останутся предположениями, порождая череду идей от последующих поколений. Правда навсегда останется скрытой в веках. Силу имеют летописные источники, но и они полнятся предвзятостью, некогда кому-то выгодной.

Подходить к чтению произведения Петра Алешковского «Крепость» нужно с осознанием, что автор предлагает набор историй, увязанных под одной обложкой. У читателя обязательно сложится мнение, будто Алешковский хотел написать исторический роман, но так и не сумел довести ни один из сюжетов до требуемого объёма. Спасением стало написание книги о честном археологе, который болеет за своё дело и не умеет находить общий язык с людьми, предпочитая отдаваться сугубо ему понятным устремлениям, имея целью желание сохранить развалины в имеющемся виде.

Главного героя не понимают на работе, даже близкие люди имеют склонность снисходить до уничижительных оскорблений. А ведь он хочет быть полезным, чтобы помочь людям разобраться в понимании прошлого. Сам герой сетует на новгородцев, умело откупавшихся от всех завоевателей, покуда московские князья не нашли на них управу. А что происходит сейчас? Деньги в приоритете: с их помощью улучшаются условия жизни, вплоть до выплаты зарплат археологам. Истина в том и заключается, что всё должно себя обеспечивать самостоятельно, иначе оно не имеет права на существование. Главный герой этого понимать не желает, предпочитая уповать на благоразумие и общественное осуждения для считающих иначе.

Алешковский разбавляет археологические будни историческими вставками, преподнося их под видом беллетризации прошлого. На страницах «Крепости» оживают события времён монгольских завоеваний и междоусобных войн. Читатель принимает участие в ханских походах, чаще наблюдая за передвижениями по местности к определённой конечной цели. Сюжетных особенностей при этом не происходит. Алешковский не сообщает желаемого, скорее отображая ему известные факты тех дней, отягощая повествование излишними описательными моментами. Подобные вставки больше придутся по душе юношеской аудитории, если бы «Крепость» подавалась именно в духе приключений, а не под видом попытки доказать постоянство человеческих желаний обогатиться.

Исторические вставки могут иметь собственное значение при должном желании обосновать то или иное включение в повествование. Они скорее дополняют текст, придавая «Крепости» объём. Алешковский более озадачен удручающим положением археологии, нуждающейся в субсидировании. Петру обидно за низкие зарплаты и за остальные аспекты, не позволяющие археологам чувствовать себя полноценными, когда они действительно трудятся согласно призванию. От этого и проистекают все те неурядицы, не позволяющие главному герою работать с полной отдачей. Алешковский его ставит перед пропастью, лишая опоры и толкая вперёд, обрекая на самый печальный из исходов, словно ставя крест на археологии вообще.

В России любят возводить потёмкинские деревни. И людям на краткий миг становится легче. Пусть всё потом будет разрушено едва ли не моментально. Тогда останется жить воспоминаниями. Алешковский предлагает не обманывать себя и не надеяться на улучшение имеющихся условий, в том числе и не тратить время на возведение иллюзий благополучия. Не требуется преображать разрушенное, нет нужды придавать лоск остову, можно обойтись без крыши над головой. Нужно иметь чистую душу и пламенное сердце – это морально возвысит и очистит кровь. И, само собой, не забыть про пряники на чёрный день для поддержания нужд телесной оболочки.

2017 Александра Николаенко «Убить Бобрыкина» (2015)

Лепет юродивых истину никогда не отражал. Он давал представление о мысли из тёмных закоулков подсознания сошедших с ума людей, чем позволял писателям будто бы открывать глаза на очевидность. Главный герой из произведения Александры Николаенко высокими материями не мыслит, он просто страдает от неспособности принять действительность, вследствие чего постоянно желает залезть в петлю, либо убить кого-то из ближайшего окружения, хоть соседа по подъезду, хоть собственную мать. Дабы понять мотивацию его мышления, нужно быть похожим на него. Но тогда будет ещё труднее разобраться в совершаемых им поступках, ибо он сам не способен адекватно воспринимать происходящее. Почему же Александра взялась представить внутренний мир подобного человека?

А дело в том, что главный герой всем безразличен. Он служит только в качестве объекта для издевательств. Мать морально над ним потешается, прочие не считают зазорным унизить физически. Мудрено ли, создаваемый на страницах персонаж стремится купить в хозяйственном магазине мыло и верёвку, дабы скорее повеситься. Данная идея вскоре сходит на нет, ведь главный герой быстро переключается. Пять минут назад он пытался повеситься, вот уже представляет план убийства соседа, а вот ему мнится воткнутый в бок матери нож. Диагноз кажется очевидным – шизофрения.

И не скажешь, чтобы главный герой любил кого-то, пусть даже самого себя. Не представляет интереса следить за происходящей внутри его головы драмой. Он оказывается зацикленным на определённых представлениях, никак не желая с ними расставаться. Александра могла предложить читателю некое социальное значение представляемого ею поведения. Даже могла разработать философию, в позитивном ключе отразив обыденность таких людей. Ничего этого за автором не отмечено. Есть действующее лицо, оно желает исполнения определённого замысла, более ничего ему не надо.

Чем глубже Александра погружалась в описываемое, тем меньше слов после мог усвоить читатель. Связь содержания распадается на составляющие, будто бы никак не связанные друг с другом. Общая картина оставалась неизменной, но словно представленная отличной от той, где прописаны исходные данные о главном герое и воображаемые мысли о должном быть совершённом убийстве. На выходе – намазанный толстым слоем мрак, в котором, как ни пытайся всмотреться, разглядеть ничего не сможешь.

Стоит говорить об авторской манере повествования. Изначально придуманное действие моментально исчерпывает отведённый ему ресурс, заменяясь стремлением Александры дорисовать обстоятельства, тогда как требовалось развивать событийность, вместо чего читатель вынужден проникать глубже в миропонимание главного героя. Только зачем желать понять человека, поставившего перед собой ряд задач, считаемые им обязательными к исполнению? Объяснение его порядка мыслей, в любом случае, будет трактоваться через данное ему автором заболевание.

Портит произведение Александры её желание очернять действительность, пользуясь представившимся случаем. Уж где-где, а в книге про психически неполноценного члена общества кажется лишним встречать унижение власти и сетование на плохие условия жизни. Получается, проблемы объясняются желанием трактовать их с больной головы на здоровую. Во всём виноват кто-то там наверху, а не конечный потребитель сообщаемых вертикалью услуг. Так может думать главный герой произведения, представленный душевно больным человеком: да ему то никогда не будет интересно.

В стране могут быть плохие дороги, низкая заработная плата, удручающее образование и многое прочее. Об этом всегда думает адекватный человек, желающий существовать в здоровом социуме. У Александры главный герой желает убить себя, соседа или мать, а то и всех вместе, потому он погружается в мир собственных страстей, отключившись от всех внешних воздействий. Но сам автор психически здоров, он желает говорить на злободневные темы, каким бы по содержанию не являлось его произведение.

С 2018 премия не вручалась

Национальный бестселлер

О премии

Премия «Национальный бестселлер» предлагает писателям проснуться знаменитыми, а читателям – иметь приятное знакомство со ставшими именитыми деятелями от литературы. Так в идеале. На деле всё много хуже. Родившийся в 2001 году, «Национальный бестселлер» сделал выбор в пользу мнимой художественности, определяя в качестве лауреатов авторов, описывавших не совсем действительную реальность, чаще основанную на домыслах. Оспаривать подобный подход к изложению никто не станет, учитывая издревле существовавшую необходимость отделять жизнь настоящую от описываемой сочинителями. Но «Национальный бестселлер» старался не уступать выбору произведений из заранее определённых в должные считаться его лауреатами. Поэтому нужно всё взвесить, прежде чем довериться мнению. Второе десятилетие существования премии усугубило тенденцию к иллюзорному, а не к действительному.

Исключения всегда существуют. Если они происходили, в дальнейшем принималось решение подобного не допускать. Так было решено отказать биографиям в праве считаться достойными быть даже номинированными. Стоило получить премию известному писателю, как усиливался крен в сторону необходимости позаботиться о новых именах. Так оказался действенным слоган «Проснуться знаменитым». Только насколько писатели оказывались способными пожать славу? Практически никак. Они уходили в тень, либо творили в прежнем духе, который и до того никого из читателей не воодушевлял на продолжение знакомства. И всё же снова случались исключения, так как «Национальный бестселлер» объединён общим духом, но стремящимся придерживаться своеобразной культурной элитарности.

«Национальный бестселлер» не представляет интересы писателей и читателей, он формирует мнение приглашённых деятелей от культуры. Каждый год жюри выбирается заново. В его состав могут входить актёры, художники, искусствоведы, журналисты, музыканты, кинорежиссёры, певцы и многие прочие, кто необязательно является активным писателем или читателем. Из этого следует, что «Национальный бестселлер» в качестве именно литературной премии считать нельзя, скорее это узкопрофильный выбор ряда лиц от культуры, обязавшихся выбрать лучшую книгу прошедшего календарного года, согласно их внутреннему ощущению. В жюри приглашают в том числе и писателей, чаще выступающих на равных с другими, ещё чаще те писатели сами прежде оказывались лауреатами «Национального бестселлера»: получается замкнутый круг, из которого премия не может вырваться.

Обязательным условием выбора лауреата является его личное присутствие (или его представителя) на церемонии оглашения результатов. То есть «Национальный бестселлер» так и не сумел преодолеть слабое к нему внимание со стороны читающей публики. Требуется создавать определённые рамки, которых все должны придерживаться. Оттого и название премии выбрано наиболее громко звучащим, хотя ничего и не обозначающим. Произведение-лауреат не обязано хорошо продаваться до вручения премии, ему скорее всего не суждено лучше продаваться и после. Видимо, не из простых побуждений чаще обычного название сокращают до «Нацбеста» – совершенно нейтрального для читателя.

Интересной особенностью «Национального бестселлера» является распределение денежной награды – определённая её часть достаётся человеку, выдвинувшему произведение на соискание. Это побуждает предлагать лучшее из возможного, вместе с тем и отражает первоначальную заинтересованность. Но и, как прежде, снова замыкает круг, побуждая жюри отметить премией заранее сформированный список, всё тех же писателей, тяготеющих к вымещению действительности иллюзорным восприятием.

Всё-таки, как читателю относиться к «Нацбесту»? Это действительно премия, определяющая направление в литературе? Она способна помочь выбрать для чтения действительно важные художественные произведения? Отнюдь! Значимости произведения лауреатов практически не имеют (за исключением трёх). Скорее следует говорить о домысливании обыденности. Писатели специально искажают реальность, показывая фантазийность текущего дня, где больше вымысла, нежели мельчайшего намёка на правду.

2001 Леонид Юзефович «Князь ветра» (2000)

Крестьяне без земли – князья ветра. Вольные страны без независимости – княжества пустых ожиданий. Однажды, когда Китай находился на пороге отказа от тысячелетних традиций, своё слово сказала Монголия, пойдя по пути обретения самостоятельности от государства, некогда ставшего её же частью. Иное время сломало людей, изменив их мировоззрение, дав миру вместо воинственно настроенных поработителей – стремящихся к обретению мира людей. Дабы закрепить право на собственное мнение, один из монголов решил заключить сделку с дьяволом, для чего сперва ему требовалось принять христианство. И его убили. Кто и зачем это сделал? Леонид Юзефович пытался в том разобраться.

Стиль повествования привычный. Берётся некий источник и передаётся далее своими словами. Изначально «Князь ветра» переполнен фактами и особенностями монгольского понимания жизни. Даётся представление, как получается отстаивать точку зрению, не имея желания за неё держаться. Всё должно происходить своим чередом, чему не надо помогать или противодействовать. Пример Монголии – яркое тому доказательство. Ничего не делая, монголы добились независимости. Этому суждено было случиться, поэтому дополнительных размышлений не требуется.

«Князь ветра» оказался наполненным байками о монголах разных периодов их существования, разбавленными бытом ряда личностей младого советского государства. Читатель вскоре поймёт, исторический фон служит приманкой для другой истории, должной стать интересной, но оной не являющейся. Разбираться с загадочными обстоятельствами лучше не рассуждениями обо всём на свете, до чего дотянулись руки, а разбираться конкретно и по существу, чётко обозначая ход мысли и подводя к тому выводу, который и будет в итоге сделан автором.

Леонид не стал проявлять заботу о внимающих его рассказу. Он делился занимательными случаями, создавая впечатление уникального труда. В самом деле, где ещё так много узнаешь о монголах, если о том узнавать никогда прежде не стремился. Увидишь нерадивых людей, забывших об адекватном восприятии реальности. Монголы у Юзефовича склонны к бравированию, но трусливы до невозможности, они сбегают с поля боя, предпочитают постоянно молиться и окропляют оружие водой, нисколько не волнуясь за последствия. Кроме того, монголы не выполняют приказы, находя для того важные отговорки. Допустим, в их календаре может энное количество раз повторяться одно число, лишь бы оно не было тем, на которое назначено мероприятие.

И всё же, чему более следует уделить внимание при знакомстве с «Князем ветра»? Неужели та история с убийством монгола, принимавшим христианство, достойна столь широкого освещения? Леонида почему-то не смущается тот факт, что монголы знали о христианстве с давних пор, даже когда их взоры не устремлялись в сторону Европы. То и не имеет значения, как и многое из представленного на страницах. Читатель помнит – перед ним авантюрный роман, рассказывающий о событиях, которые могли быть, но случились только в воображении сочинившего их писателя.

Отклонившись от темы, Леонид снова возвращался к особенностям монгольского восприятия жизни. Произведение превратилось в набор любопытных фактов, в полезности которых каждый раз сомневаешься. Даже если всему в истории отведено именно это, остаётся утрировать и не придавать большого значения. Чем дальше от понимания читателя, тем автору лучше: меньше критики он встретит, чаще получая хвалебные отзывы благодарных за сделанные для них открытия.

Станет ли Монголия восприниматься иначе после знакомства с «Князем ветра»? А как она вообще воспринимается и задумывается ли кто-нибудь о нуждах современных ему монголов? Всему внимание не уделишь, остаётся верить беллетристам. Хорошо, если они не обманули, рассказав о приближенных к правде реалиях.

2002 Александр Проханов «Господин Гексоген» (2002)

Всё в руках сильных мира сего, чья серая окраска не позволяет определить, кому выражать благодарность или неудовлетворение за происходящее. Александр Проханов предложил считать ответственными силовые структуры, лучше знающие, каким должно быть представляющее их интересы государство. Но обстоятельства не позволяют контролировать желаемое – повседневность спешно разрушается, лишая надежд на благополучие в будущем. Распавшийся Советский Союз едва не обернулся крахом, не окажись среди его населявших людей деятельных специалистов, решивших восстановить попранное. Их опыта хватит, чтобы сменить власть имущих на им нужных лиц. Сперва они поменяют прокурора, после премьера и в окончании поставят на руководство избранного лично ими президента. Если потребуется взрывать и хладнокровно убивать – так тому и быть.

Романтизм профессии накладывает отпечаток на характер. Почему наёмник любит уничтожать? Он просто собирает бабочек, предпочитающих места случившихся зачисток. Нет лучшего времени для их сбора, нежели пока дымится воронка. С ума сойти от такого профессионализма не получится, радуясь исполнению поручаемых обязанностей, позволяющих добывать требуемые виды крылатых созданий. Более того, интерес к бабочкам проявляют все, из-за чего коллекция становится весомым аргументом в беседах с высокими чинами.

Нет, наёмниками таких людей нельзя называть. Они служат Отечеству, выполняя задания и принося пользу. Винить тут стоит Проханова, часто забывающего, о чём он собственно рассказывает. Видеть на страницах сперва ловлю насекомых, чтобы в последующем серьёзно воспринимать едва ли не религиозную составляющую силовых структур, подводя всё в итоге к идеям Фёдорова о бессмертии: затруднительный и тягомотный процесс. Не хочется обвинять Александра в стремлении заполнять белые листы буквами, но как иначе можно охарактеризовать расползание картинки на никак не связанные фрагменты?

Главное, что следует знать читателю, так это основной сюжет, написанный в духе иностранных произведений, где всё происходит будто бы в действительности, но ничего кроме антуража тому не соответствует. События разворачиваются в России, гремят взрывы, у власти старый президент, ему потворствует слабовольный премьер. Тут же становится известно о чеченских событиях, как руководство страны предало солдат, не дав им дожать противника. Нельзя было продолжать это терпеть, поэтому группа людей решила устроить «мирный» переворот, без объявления намерений заменить ключевые фигуры государства. Немудрено осознавать, как на место старого президента будет метить бывший разведчик, уже тем создавая иллюзию правдоподобно написанного произведения.

Требовалось обосновать, зачем отдалять развал страны. Не вчерашний режим её убивал, а действующий, значит убивать её примется и следующий. И не совсем ясно, кто поставит финальную точку в мучениях государства, продолжающего здравствовать вне зависимости от возводимых против его существования преград. Операция по смене власти – это шаг к объединению планеты под властью наиболее разумных представителей человечества. Не существует плохих людей, ежели Проханов предложил их всех возродить. Он готов дать право на существование каждому, какими бы деяниями тот себя не замарал. Всем найдётся место во Вселенной! Осталось понять: зачем?

Финишной ленточкой «Господина Гексогена» значится мысль расселить всё прежде жившее и ныне живущее человечество по всем планетам в космосе. Отчего-то не задумывается автор, какими проблемами это будет грозить. Каждый фантаст знает: уже второе поколение сыновей-марсиан возненавидит отцов-землян, объявит им войну на уничтожение, добиваясь независимости, чтобы в последующем навсегда оставаться смертельными врагами, ибо обособление в крови у человека. На уровне примитива такое положение выражается отделением одной пещеры древних людей от другой, поскольку не может одновременно существовать единого для всех мнения. А вот у Проханова действующие лица живут одной идей, осуществляют её и вроде как обретают искомое счастье. Читатель знает, далее последует новая борьба интересов, о чём Александр уже не написал.

2003 Александр Гаррос, Алексей Евдокимов «Головоломка» (2001)

Голову ломать, как и хэнд крашить, занятие, способное заинтересовать особенно трепетные натуры, чья тяга к литературному творчеству разбивается о непонимание читателя, не готового внимать всему на свете, мало имеющему отношение к его обыденности. Внимать потоку порнографии со страниц произведений, ещё и хвалить его – скорее тянет на склонность к явным нарушениям с психикой, либо стремлением восхвалять недалёкость собственной способности к умению адекватно размышлять над предлагаемой к вниманию информацией. Грубо говоря, пользуясь тюремной терминологией Гарроса и Евдокимова, писатели парафинят читателя, делая из полезного обществу человека латентного изгоя, чьё место у параши, ибо никто не сможет понять, что хорошего в любовании отбросами.

С чего-то требуется начинать. Гаррос и Евдокимов взяли для них близкую тему – будни латвийских периодических изданий. На страницах показывается ход жизни местного колумниста. Этот товарищ, согласно должности, обязан вести колонку в газете. Ведёт ли он её – не имеет особого значения. Как перестаёт интересовать всё дальше происходящее, не несущее ничего, к чему может потянуться читатель. За нескончаемым потоком мата и порнографических сцен не получится разглядеть сюжетную канву. Не хэнд крашили ли авторы, измышляя, каким образом им продолжать повествование?

Пиши и у тебя всё получится: гласит заповедь определённой категории писателей. У тебя получится и тебе дадут премию: убеждение работать над произведением возрастает многократно. Чем больше в тексте провокаций, тем скорее о тебе заговорят: всегда работающее правило. Забудь о будущем, не предполагай, через какое количество лет твоё имя будет вымарано из памяти: просто пиши, получая долю внимания здесь и сейчас. Таковы закономерности литературы переходного периода, закрывающего разноплановость XX века полным уходом в дремучие дебри подсознания XXI века. Пусть потомки ломают голову, каким образом читатель мог внимать столь низкому качеству фантазии писателей прошлого. Впрочем, знать бы, до каких низменностей опустится читатель завтрашнего дня, коли не сумеет отказаться от развратных помыслов предыдущих поколений.

Если смотреть с позиции полезности, тогда «Головоломку» следует ценить за некоторое исследование жизни тюремных заключённых. Они живут иными понятиями, представляя действительность в угодном им виде. Есть там изгои, а есть и пользующиеся их услугами. Ежели соотносить творчество Гарроса и Евдокимова по отношению к читателю, то само собой получается, как уже было прежде сказано, превращение полезного обществу человека в латентного изгоя. Достаточно переступить грань, полюбить подобный стиль повествования и можно уже принимать положение опущенного, чьи губы подверглись воздействию, то есть были опарафинены. Не стоит на подобные слова обижаться – выбор был сделан без настояния со стороны писателей. Они лишь предложили – читатель добровольно согласился принять.

В русском языке есть слово «галиматья», означающее чепуху и бессмыслицу. В литературе есть словосочетание «поток сознания», которое приводит галиматью в удобоваримый вид, придавая видимость смысла и устраняя обвинения в невозможности осознать содержание бессвязной речи. К сожалению, как не старайся, увидеть в «Головоломке» тот же поток сознания не получается. Пусть ломают голову авторы подобного произведения, изрекая желаемые ими нравоучения. Впрочем, надеяться на разумное осмысление не следует, лучше просто принять факт появления на свет сего литературного труда, в том числе и звание лауреата «Национального бестселлера», не стараясь озадачиться нахождением причины. То был сложный период, ставший продолжением ещё более сложного периода, сломавшего не одну человеческую душу, вывернув наизнанку всё, до чего дотягивались руки. Будем считать, на сей почве взрастёт удобоваримая литература, лишённая оставленной во вчерашнем дне низменности.

2004 Виктор Пелевин «ДПП (НН)» (2003)

Создай идею и паразитируй на ней. Откажись от прочего, ибо у тебя есть приоритет. Хватит малого, дабы раздуть из него большее. Так и Пелевин, ничтоже сумняшеся, брал за основу нечто определённое, в дальнейшем предпочитая забыть, для чего он всё начинал. Отказавшись от мелочи, определив за важное роман «Числа» – основу сборника «ДПП (НН)», следует остановиться и задуматься, увидев стремление человека оправдывать существование за счёт надуманных причин. Пелевин тому потворствовал, пока не запутался в словах, поскольку мир состоит из чисел, но никак не из букв.

Некогда, когда не родился Сократ, когда действительность происходила от чего угодно, только не от идей, жил Пифагор, считавший себя подобием божества, видя в проявлении сущего исходное от единицы. Его мысли туманили мозг людей, считавших предположения Пифагора за истину. Теперь, спустя два с половиной тысячелетия, Пелевин взялся отразить страсти по нумерологии, наделив главного героя своего повествования психическим расстройством, связанным с желанием найти защиту у цифр. Возникает вопрос: каким образом семёрка, нарисованная на бумаге, способна защитить или оказать помощь? Истинно, такому персонажу требовалось отправиться на приём к психиатру, только время было тогда неспокойное – на дворе случились девяностые.

<1...3 4 5 6 7 8 >

На страницу:

Перейти

5 из 8