Дом на холме

Екатерина Николаевна Стадникова

Дом на холме

Стадникову Александру Федоровичу,

Стадникову Александру Александровичу

вечная память.

Глава 1. Странная ночь

– Зачем навещаете? – робко проскрипел старый кобольд.

При других обстоятельствах Дайна непременно ответила бы: «Чтобы спрашивали» – но это не тот случай и не тот слушатель, кто оценит иронию.

– Пытаюсь понять, – отозвалась она.

– Ну… моя снаружи постоит. – Засов на двери лязгнул, и эхо, охотно подхватив резкий неприятный звук, заплясало между неприветливых сырых стен подземелья.

В центре маленькой квадратной камеры, напоминавшей каменный мешок, возвышалась идеально гладкая ледяная глыба. Морозный кристалл источал голубоватый свет. На него, бесспорно, стоило взглянуть – но не это влекло. Едва запотевшая поверхность отражала черты молодого худого лица поверх тех, что таились внутри. Мисс Уиквилд поежилась. Лед дышал туманом, стелившимся по скользкому полу.

Прозрачный столб хранил в себе тело человека, с которого все началось. Трудно представить, насколько давно. Женщина поймала себя на том, что никак не может отвести взгляда от самодовольно улыбающегося старика. «Вероятно, в юности он тоже был красив», – закралась совершенно неуместная глупая мысль. Воплощение зла, безымянный враг, зверь безжалостный и беспощадный, – просто промерзший насквозь труп.

«Вы, безликие, умрете – а я останусь жить в сердцах преданных детей», – вот что сказал он Первым Рыцарям, прежде чем лед поглотил его с головой. Не побежден, но остановлен. Именно таким Дайна представляла себе безумного мага древнего мира. Правда в ее глазах мертвецу не хватало чего-то вроде крючковатого носа или длинных желтых когтей. Он выглядел слишком… обычно.

В свой прошлый визит сюда мисс Уиквилд выскочила за дверь, не продержавшись и десяти секунд наедине с телом. Чересчур живым казался опрятный старик.

Руки сильно озябли. Покинув камеру, она прислонилась спиной к стене. Даже здесь изо рта шел пар. Вполне понятный страх сковал душу: предчувствие надвигающейся угрозы.

– Леди пугает мою до жути, – признался хрупкий тюремщик. – Лица нет. Точно все хорошо?

– Да, – отозвалась женщина. – Уже ухожу.

– Уходить? Нас давно надо отсюда уходить, – оживился Шепти.

Полоумный кобольд поднял на нее рыжую с проседью собачью морду, встряхнув увесистой связкой ржавых ключей.

Едва ли кто-то еще водил дружбу с Шепти: вид его голого извивающегося крысиного хвоста вызывал тошноту, а специфический запах псины мог свалить с ног. Да и отношение к «нелюдям» за века сложилось не самое лучшее. Но одетый в лохмотья, зловонный и уродливый, старый кобольд обладал чутким сердцем. Именно Шепти позволял Дайне тайком ото всех «навещать» камеру вечного узника глубоко под землей в сырых лабиринтах тюрьмы Трибунала.

– Знаете, моя сама иногда заходит… ну… туда, – вдруг признался кобольд, скрипя тяжелым ключом. – Как живой, но не живой. Зачем запирать? Приказали – Шепти запер. Столько умерло и родилось, а он тут.

Старый кобольд почесал рогатую макушку и закашлялся.

– Спасибо, Шепти. – Мисс Уиквилд старалась не дышать.

– Не надо спасибо, – громко высморкался в рукав тот. – Моя не грустно, это лучше спасибов.

Ворча, как пес, и кутаясь в грязные тряпки, кобольд повел ее прочь. Едва ли человек сам смог бы выбраться из этих мрачных запутанных переходов, а вот Шепти и его сородичи знали их наизусть.

Скрежет когтей и шлепанье босых подошв – старый кобольд очень спешил. Если Дайну застанут в этой части тюрьмы, его глупая седая головушка окажется… Шепти приглушенно заскулил.

Вдруг впереди раздались точно такие же скрежет и шлепанье, а вместе с ними – стук подкованных сапог. Сердце ушло в пятки. Кобольд схватил обмершую мисс Уиквилд за подол и скользнул в черноту ближайшего коридора. Крошечный зверек проявил недюжинную ловкость и прыть, когда сдвинул камень и скользнул в лаз у самой земли. Женщина не без усилий последовала за ним.

«Кобольду просто», – посетовала она про себя. – «В Шепти едва ли набирался метр роста». Каждой пядью тела Дайна чувствовала неровности проклятого тоннеля. Однако выбор невелик: попасться или спастись. А впереди только куцый хвост и пятки.

К счастью, другие посетители прошествовали мимо. Только причин радоваться по-прежнему не было. Мисс Уиквилд скорее догадалась, чем ощутила. Сэр Коллоу – пожалуй, самая высокая во всех смыслах фигура, кроме Магистра, разумеется. Живая легенда, древний, лучший из лучших. Попадаться ему на глаза даже в резиденции Ордена – предприятие рискованное!

Такой, конечно, волен идти, куда заблагорассудится, но пара вещей смущала. Во-первых, что начальство делает на дне мира лично? Во-вторых, где глазки-шпионы, прочесывающие все подряд? Где предосторожности? Где? Вывод напрашивался сам собой: Мастер Тени здесь так же незаконно, как и Дайна.

Испугавшись собственных мыслей, она поспешила нагнать Шепти, уползшего далеко вперед в хитросплетении крысиных ходов.

* * *

Эмили со скучающим видом смотрела в окно, но ровно до того момента, как это заметила ее мать:

– Юная леди, подобные упражнения никак не помогут вам в дальнейшей жизни, – недовольно фыркнула она. – Если бы, считая ворон, можно было чему-то научиться, в мире прибавилось бы образованных людей.

Девочка ничего не ответила и снова принялась монотонно скрипеть пером. Уроки чистописания сводились к бесконечному копированию книжного текста на непослушные, загибающиеся листы. Трудно было понять, что меньше всего нравилось одиннадцатилетней Эмили: та бессмыслица, которую она старательно выводила, или сам факт сидения в душной библиотеке.

А где-то там, внизу, благоухали розы и колыхался ласковыми волнами яблоневый сад. Как можно было тратить жизнь на шелест пыльных страниц, когда за стенами проходят последние теплые деньки? Но мама, особа принципиальная, имела на этот счет свое собственное мнение.

Ей не было никакого дела до сада, роз или погожего осеннего вечера. Леди Аэрин Варлоу мечтала воспитать дочь по образу и подобию своему. Эмили же искренне считала себя «папиной» и всячески отрицала внешнее сходство с матерью и доставучими тетушками.

С другой стороны, глупо отрицать тот факт, что мало женщин могли соперничать в красоте и благоразумии с мадам Аэрин. Миниатюрная, она напоминала причудливую куклу: фарфоровая бледность, точеный остренький носик, темные глаза с поволокой и черные густые кудрявые волосы.

Отгородившись толстой книгой в тяжелой обложке, девочка бросила тоскливый взгляд на проделанную работу. Она уже знала, что и этот вариант мама не примет. Вот дважды прорисованная «о», а под конец – «м», исправленная на «н». Стоило начинать переделывать прямо сейчас. Эмили шумно вздохнула.

Из холла донесся мягкий, почти музыкальный звон. Самый радостный и волшебный звук! Вернулся отец. Вот сейчас мама скажет, что на сегодня достаточно, и спустится его встречать, как делает всегда.

Но та отчего-то не спешила.

– Покажи результат, – предложила она.

Девочка послушно встала из-за стола и направилась к сидящей в мягком кресле матери. Приняв из детских ручек работу, леди Аэрин пристроила на носу очки.

– Это никуда не годится, – наконец, сообщила она. После чего встряхнула листы, скомандовав им: – Дэнуо.

Текст, на который потрачен не один час, в считанные секунды исчез с поверхности бумаги. Эмили хотела было надуться, но не успела – дверь в библиотеку распахнулась, и вошел долгожданный спаситель.

Глава семейства, любящий муж и отец, в принципе не понимал желания жены обучать дочь самостоятельно. Но ему отчаянно не хватало твердости, когда дело касалось Аэрин. «С женщинами, детьми и стариками я не воюю», – обычно говорил папа, примиряюще поднимая руки. Круглолицый добродушный мистер Ханс Варлоу служил дочери эталоном того, каким обязан быть настоящий мужчина. Иногда казалась, что эти двое понимают друг друга без слов.

– Кто обидел мою сказочную принцессу? – ласково поинтересовался он.

– Мама, – наябедничала Эмили.

Ханс щелкнул дочь по носу и осторожно поднял на руки.

– Знаешь, Аэрин, я пообщался сегодня с директрисой школы. Встретил ее совершенно случайно. – Мужчина сотни раз пытался заводить разговоры на подобные темы.

Одинаково безрезультатно.

– Нет, – коротко отрезала мама. – Нежелательные знакомства Эмилии ни к чему. Перестань, иначе я слягу! Не выдержу и слягу. Так и знай.

– Но хоть на сейчас-то вы закончили? – мистер Варлоу взглянул на жену поверх очков. – Не держи ребенка в доме. Вон какой у нас бледный вид.

– Да, пожалуй, – нехотя ответила мужу леди Аэрин.

Сама Эмили только и ждала этих слов. Вежливо попрощавшись с родителями, она выскользнула за дверь.

Девочка знала усадьбу, как свои пять пальцев. Дом и сад, принадлежавшие семейству Варлоу, казались Эмилии целым миром! Тем более что так редко удавалось покидать его. В любом случае, требовалось срочно распорядиться образовавшимся временем, пока мама не придумала какое-нибудь новое задание, чтоб «юная леди не болталась просто так».

На одной ножке девочка задумчиво доскакала до первого этажа, пересекла холл и очутилась на улице. Запахи осени заставляли сердце биться чаще. Хотела ли Эмили в настоящую школу с учениками и учителями? Конечно, да! Во всех книжках, которые ей читал отец, у героев были друзья. Она же прожила уже одиннадцать лет – и все еще писала себе записки и играла сама с собой в шахматы. Скучные кузины не в счет. Эмили знала об их существовании, пару раз родственницы даже навещали усадьбу, только ни одна из сестер мамы не задержалась здесь надолго. «Я ценю тишину», – отшучивался отец. А маленькой Эмили доставалось лишь полное одиночество.

По правде сказать, не такое уж полное – но сверстников рядом с ней действительно не было. В день рожденья, задувая свечи на именинном пироге, Эмили загадывала найти друга, а вместо этого получала плюшевых медведей и зайцев. Каждый раз, когда речь заходила о школе, у мамы срочно начиналась мигрень, головокружение, лихорадка, что угодно.

Девочка тихо брела по садовой дорожке, заботливо посыпанной мелким беленьким песочком, пока не вышла к колодцу. Эмили любила разговаривать с эхом.

– Ты скучала? – крикнула она в темную влажную глубину.

– Скучала… скучала… скучала… – отозвался колодец. Воображение дорисовывало интонации.

– Вот я здесь! – на дне всегда стояла ночь.

– Здесь… здесь… здесь… – подхватило эхо.

Эмили могла так болтать часами – представляя, что в колодце живет точно такая же, как она, девочка, только невидимая. И той второй Эмили тоже очень скучно… За неимением лучшей кандидатуры в друзья можно было общаться с бесконечно повторяющим эхом.

Тут-то до ушей девочки и долетел странный звук. Кто-то плакал! Бросив глупую болтовню с воображаемой подругой, Эмили, задержав дыхание, напрягла слух. Здорово мешал шелест яблоневых деревьев, но вскоре направление было определено.

Продираясь сквозь декоративные кусты, девочка все боялась, что таинственный «кто-то» умолкнет. В этот момент ее не волновал жалобный треск розового с оборками платья.

Когда перед Эмили открылась щетинящаяся острыми колючками живая изгородь в три человеческих роста высотой, плач стих. От досады девочка пнула мирно лежащее яблоко. Звук определенно не почудился.

А ведь она уже нарисовала себе картинку, будто в усадьбе появился еще один ребенок. Но откуда ему (или ей) взяться? От города можно добраться только нарочно: он расположился почти у подножья поросшего густым лесом холма, на вершине которого, собственно, и находилась усадьба. Между городом и усадьбой были еще какие-то фермы, но Патрик клялся, что детей там нет. Садовник ездил на фермы играть в карты, чем весьма расстраивал экономку Грету Вафэн.

Эмили стащила с волос надоевшие бантики и по-собачьи замотала головой. Пушистые кудряшки отливали медью на солнце. Здесь, в саду, можно было стать собой: забыть о маминых «не бегай», «не смейся громко», «не то..», «не это…»; можно было есть яблоки с дерева или даже с земли! Более того – вообразить себя хоть капитаном пиратского корабля или независимой искательницей приключений!

Но для начала, стоило разуться. Нанизав туфельки на ленту и закрепив все это на поясе, девочка приготовилась с головой погрузиться в мир грез – оставалось подыскать подходящий «клинок»: без сучьев и, по возможности, не кривой. Тот «плач» теперь казался ей шалостями бурного воображения.

Вдруг Эмили остановилась, как вкопанная, и от смущения ее щеки залила краска. Неподалеку в тени у самой изгороди стоял он!

Люсьен выглядел моложе папы – наверное, из-за своей худобы. Девочка втайне надеялась, что когда его жена умрет, родители разрешат выйти за него замуж. Это, конечно, несусветная глупость – но Люс был тем самым «единственным другом», который скрашивал одиночество мисс Эмилии Варлоу. Он выглядел таким же узником усадьбы, как сама девочка, оттого Эмили симпатизировала бедняге. Шутка ли? Взрослый мужчина, которому не дозволялось показываться за воротами. Из всех местных обитателей один Люсьен не имел особенной роли. Так только, составлял отцу компанию за шахматной доской и болтался с девочкой по саду.

– Тоже слышала? – обернулся Люс.

– Плач? – уточнила Эмили.

– Да, – мужчина достал из кармана брюк начищенное румяное яблоко и протянул Эмили. – Не могу понять, кажется мне это или нет.

– Не кажется, – сообщила она. – Двоим казаться не может.

– Спорный вопрос, – Люс широко улыбнулся. – Предлагаю экспедицию за изгородь!

Не успела девочка обрадоваться, как строгий голос все испортил:

– Не важно, во что вы двое играете на этот раз, но в лес никто не пойдет! – немолодая стройная блондинка в жемчужного цвета блузе и брюках смотрела сурово.

– Сашхен, – Люсьен умоляюще уставился на жену. – Клянусь, мы что-то слышали. Там кто-то есть.

– В мире полно всяких тварей, мой дорогой, – закатила глаза та.

– Это не «всякие твари», а ребенок! – продолжал бессмысленное сопротивление он.

– В лесу? – скептически осведомилась мадам Александра.

Люсьен умолк и прислушался – в надежде, что таинственный «кто-то» снова подаст голос. Но, увы.

– Ваша матушка едва ли будет рада лицезреть вас в таком виде, юная леди! – С правдой не поспорить. – А ты, мой дорогой, помнится, был послан за начинкой для пирога. Где корзинка?

Эмили спрятала за спину надкушенное немытое яблоко.

– Ничего, мы все равно посмотрим, что там, – заговорщически шепнул Люс, когда мадам Александра скомандовала девочке следовать за ней.

Сашхен, или Альхен (как ее чаще назвали) обладала невероятно тяжелым характером и неколебимой волей. Эмили могла с легкостью представить мадам Александру в любой самой опасной ситуации, но этот героический образ никак не уживался с должностью «кухарки», которую та занимала. Стоило чему-то произойти – как подробности тут же становились известны мадам Александре. При всем при том, она никогда не сплетничала – большинство новостей так и оставалось в ее полной чужих тайн голове. Девочка подозревала, что именно Альхен следовало винить в бессрочном заточении Люсьена. Вольно ли, невольно, но абсолютно все в усадьбе подчинялись ей. Ко мнению Альхен прислушивался даже папа.

А еще – Эмилию просто поражали неестественно-желтые глаза мадам Александры. Такие подошли бы кошке. Разумеется, мисс Варлоу не была необразованной дурочкой. Она прекрасно знала об аниморфах и прочих людях, одаренных Призмой щедрее остальных. Только девочке ни разу не удалось поймать кухарку в образе зверя. Однако мышей в усадьбе не водилось.

Из-за деревьев вынырнул двухэтажный коттедж, оплетенный виноградной лозой. По одну сторону от него лежала дорога на пирс, упиравшийся в небо, по другую возвышалась неприступной стеной живая изгородь. Здесь и жили Люсьен с женой, мадам Грета Вафэн, а в сарае обитал Патрик.

– Так что вы слышали? – уточнила Альхен, остановившись у окруженного цветочными клумбами коттеджа.

– Я не уверена, но… кто-то плакал, – только теперь девочка заметила громадную дыру в подоле.

– Двоих вас я не могу отпустить в лес, – мадам Александра прищурилась. – А вот если уговорить Падди… Это намек. А теперь чинить платье. Мы же не хотим, чтоб у леди Аэрин началась мигрень или чего похуже?

Про себя Эмили подумала, что испорченное платье вызвало бы не головную боль, а океанический шторм в миниатюре вместе с очередной лекцией «о поведении, недостойном девочки из приличной семьи». Как хорошо, что кухарка умела хранить секреты.

Эмили любила прибегать в маленький уютный коттедж: здесь для нее не существовало лишних правил. Девочка благодарила небо за то, что мать редко покидала дом. Вообще, леди Аэрин Варлоу имела множество занятных пунктиков относительно окружающего мира. И приятно, что сама Эмили была их лишена.

В просторной комнате пахло свежей выпечкой. А за столом сидела пухленькая Грета в накрахмаленном чепце и простом синем платье:

– Альхен, кто плакал? – Она подняла круглые, вечно удивленные глаза.

– Вы сговорились свести меня с ума? Так интересно? Слетай! – Блондинка собрала платиновые волосы в хвост и жестом указала девочке на трехногий стул. – Если еще кто-нибудь скажет про «странный голос за изгородью», я сама пойду смотреть.

Эмили спокойно стояла и ждала, пока мадам Александра принесет из своей комнаты иголку и нитки, про себя умоляя Патрика зайти и стать тем самым «еще кем-нибудь».

Вдруг девочка краем глаза заметила что-то розовое и пушистое, скользнувшее вверх по лестнице вслед за женщиной. Показалось?..

Уже через пару минут Альхен скомандовала ей прикусить язык.

– Давай! А то как ум зашью? – усмехнулась та.

Конечно, Эмили не хотела поглупеть от такой ерунды. Мадам Александра недовольно хмурилась, складывая вместе края дырки.

– Рэнова! – и игла принялась ровно штопать.

Когда работа была закончена, только тот, кто знал, мог сказать, что здесь зашивали. Мадам Александра придирчиво осмотрела подол.

– Другое дело… – довольно протянула она. – Теперь хоть на бал!

– А в лес? – осторожно спросила девочка.

– Вот привязалась! – Альхен изобразила раздражение. – Медом там намазано? Что ж – пойдем, но если никого не встретим, все расскажу леди Аэрин про платье!

Эмили захлопала в ладоши. Кухарка подцепила с крючка пояс, на котором болталась пара топориков, и пристроила куда следует.

– Ради всего святого, осторожнее, – запричитала Гретхен.

– Не волнуйся, Гренни, – девочка ловко спрыгнула на пол босыми ногами. – Мы будем осторожнее самых осторожных белок!

Вскоре к компании присоединился Люс, которого хлебом не корми, только дай найти себе приключения.

Дорога от ворот, извиваясь, уходила по склону холма, через лес, вдоль полей, к городу, где наверняка жило много детей. Эмили грустно обвела взглядом манящую серую ленту, исчезающую за деревьями.

– Куда? – коротко осведомилась Альхен.

– Налево, – два голоса ответили хором.

Люсьен взял девочку за руку, заставив обуться, и поспешил за женой, уже петлявшей между кустов. Эмили ужасно не хотела отстать, потому старалась изо всех сил. Сам Люс устал первым. Прислонившись к дереву, бедняга тяжело дышал.

– Проще с кроликом наперегонки, – улыбнулся тот.

– Ага, – кивнула она.

Эмили любила лес – возможно, за то, что сюда точно никогда не ходила ее мама, но, скорее всего, по какой-то другой, неизвестной причине. Осень еще не тронула листья, перешептывающиеся с яблонями за стеной.

– Что это? Слышишь? – она принялась теребить Люсьена за рукав.

– Тихо, – шикнул друг и затаился.

Кто-то всхлипнул совсем рядом.

– Эй, выходи, не бойся, – позвала Эмили.

– Не могу – я застрял, – откуда-то сверху ответил мальчик.

Все подняли головы, как по команде. В густой листве едва различалась маленькая фигурка.

– И чего ты там делаешь, приятель? – Люс еле сдерживал смех.

– Гулял, захотелось влезть на дерево, застрял в дупле, – отрезал тот.

– У-у-у… скрытный? – Нога бедняги действительно казалась неестественно вывернутой и припухшей. – У тебя имя есть – или тоже тайна?

– Никодемас, – отозвался мальчик.

– Люсьен. Очень приятно, – представился он.

Мадам Александра возникла как из воздуха. Вероятно, эта женщина успела обежать всю усадьбу по кругу, если это вообще возможно за такой короткий срок. Альхен не запыхалась. Ни единый волос не выбился из тугого пучка.

– Мы правы, он настоящий, – торжествующе объявил Люс.

– Значит, это ты плакал? – задрав голову, осведомилась мадам Александра.

– Я не плакал! – Никодемас спрятал покрасневшие глаза в ладони. – Никогда не плачу.

– А я огромный лиловый слон, – Альхен позволила себе криво усмехнуться, – просто болела много. Держись, мы достанем тебя.

Эмили наблюдала за происходящим, затаив дыхание. Вот сейчас мадам Александра все же превратится в кошку, взлетит на дерево и… Но не тут-то было. Люсьен подпрыгнул до ближайшей ветки и подтянулся. Друг казался героем! Люс ласково уговаривал мальчика расслабиться и не дергать ногой, чтобы не сделать хуже.

По логике вещей, освобожденным положено благодарить тех, кто помог. Только этого не произошло. Смуглый черноволосый мальчишка смотрел на спасителя волком. Еще влажные, блестящие от слез глаза напоминали печеные вишни. Поджатые тонкие губы выражали досаду вперемешку с обидой.

– Я бы сам справился, – наконец выдавил тот.

– Не сомневаюсь. – Люс, ко всем своим достоинствам, был обладателем легкого нрава.

– Правда? – Никодемас нахмурил черные, как углем нарисованные брови.

– Клянусь! – Люсьен начертил большим пальцем на груди крест. – Может, есть смысл прогуляться с нами? Чай… пирожки… Нет?

– Смысл есть, – нехотя признался древолаз-любитель, покосившись на мадам Александру.

Девочка изо всех сил желала радоваться подобному странному стечению обстоятельств, но не очень получалось. Поражала неблагодарность, с которой какой-то Никодемас отнесся к помощи Люса. Это заставляло тихо кипеть от ярости.

* * *

Мисс Эмилия старалась не смотреть на вредного мальчишку. «Из всех детей в мире сюда попал именно этот», – думала она. Люсьен примиряюще сидел между ребятами и честно пытался вытянуть из нечаянного гостя еще хоть что-нибудь о нем или его семье:

– Уверен, что родители не станут волноваться о тебе? – Мужчина коротко взглянул на Альхен, якобы дремавшую в кресле.

– Не станут. – Возможно, Никодемас и хотел вести себя прилично в компании незнакомых людей, но к блюду с пирожками мальчика тянуло непреодолимой силой снова и снова.

– Как знаешь, – пожал плечами Люс.

– Спасибо, очень вкусно, – вдруг спохватился Никодемас.

– Ну хоть кто-то… – мадам Александра приоткрыла один глаз.

Эмили приглушенно фыркнула, что тоже было не очень-то тактично: она «хозяйка», а это «гость». Люсьен хлопал ресницами и виновато улыбался жене.

– Что нам с тобой делать, молчун? – продолжила Альхен, обращаясь к мальчику.

– Ночью в лесу плохо. – Он поднял на женщину полный решимости взгляд, – но я как-нибудь справлюсь. Моих… родственников нет в городе до завтра.

– Ишь какой! – мадам Александра скрестила руки на груди. – А вот я предлагаю переночевать здесь, а утром кто-нибудь отвезет тебя домой.

– Я могу это сделать! – оживился Люсьен.

– Вообще-то, под «кем-нибудь» я имела в виду Падди, – призналась та.

Бедняга едва заметно скис.

– Только откуда мы знаем, что ты… Никодемас, да?.. что ты, Никодемас, ничего не замышляешь? – Мадам Александра подалась вперед. – Почему ты не хочешь сказать, что на самом деле делал под нашими стенами?

Все присутствующие затаили дыхание: Люс укоризненно сверлил жену умными серыми глазами, та в свою очередь напоминала ищейку, взявшую след, а темноволосый мальчик напряженно думал.

Эмили просто наблюдала за происходящим, как в театре. Немая сцена оказалась недолгой.

– Я верю в добываек, они просто обязаны жить в таком месте, как это, – проговорил Никодемас. Даже на его смуглой коже проступил румянец. – Я никогда их не видел, но…

Девочка больно прикусила язык, Люсьен хрюкнул в чай, а Альхен просто кивнула. Мальчик открыл рот, будто хотел что-то добавить, но мадам Александра подняла в воздух указательный палец:

– Ни я, ни мой муж, ни, тем более, леди Эмилия не можем решить, останешься ты или нет. – Стальной голос и невозмутимый тон намертво приковывали внимание. – Хозяин дома господин Ханс Варлоу не выгонит ребенка за порог. Сейчас мы отправимся к нему. Только там придется рассказать о себе все, что он пожелает узнать.

Мадам Александра поднялась на ноги и увлекла Никодемаса за собой. Мальчик послушно последовал, а Люс отчего-то не позволил девочке присоединиться.

– Так будет лучше, – шепнул он.