Бродяга. Европейская гастроль

Заур Зугумов

Бродяга. Европейская гастроль

Предисловие

У арабов есть поговорка: «Если дом достроен, в нем остается лишь умереть». То же самое можно сказать и о художественном произведении, независимо от того, книга это или картина. Если ты поставил точку в произведении, которое создал, и решил, что исчерпал себя, значит ты «умер» (изжил себя) как писатель или художник. Ибо и тот, и другой должен постоянно совершенствовать свое мастерство, искать какие-то новые подходы, одному ему известные нюансы темы с тем, чтобы поклонники его творчества были в восторге. Только так и не иначе, ибо иначе это посредственность. Проще говоря, к примеру, если у читателя даже не возникает мысль сравнить ваши стихи с великими поэтами прошлого, зачем вообще их писать!

В своей третьей книге из «Воровской трилогии» последними моими строками были «…до скорой встречи, господа». Сегодня я вновь приветствую своего читателя, но уже строками, которые продолжают повествование о моем жизненном пути. Возможно, в книжный формат вновь написанное и не войдет, но это и не столь важно, ибо главной моей целью является передать дух того времени, нравы общества как за колючей проволокой, так и общества как такового, ну и, конечно же, увлечь читателя в ту бездну приключений, в которую по той или иной причине я окунался и почти всегда с головой.

Считаю, мне все же в жизни повезло, ибо приключений, равно как и злоключений на мою долю выпало столько, что хватило бы на несколько жизней и притом разных по своему содержанию. Но не буду утомлять читателя столь скупыми подробностями, а просто продолжу повествование.

Итак, с тех пор как я расстался с читателем на страницах «Воровской трилогии» прошло более пятнадцати лет. За это время в моей жизни произошла масса событий, которые могли бы заинтересовать многих почитателей моего творчества, но я хочу рассказать лишь о некоторых из них, которые будут интересны читателю.

Полагаю, также будет не лишним вспомнить и те жизненные моменты, которые не были внесены в три предыдущие части «Бродяги».

В этой книге не будет той последовательности сюжетов, которая была в предыдущих трех книгах, ибо в то время я вел иной образ жизни. В этом же произведении я намерен разместить отдельные рассказы. Это эпизоды из моей нынешней жизни, то есть из жизни писателя и журналиста. Но от этого они не стали менее увлекательны и интересны чем те, которые были описаны в предыдущих книгах. Возможно, мне на роду написано, путешествуя, попадать в удивительные истории. Призывая мусульман путешествовать, Пророк Мухаммад (да благословит его Аллах и приветствует) говорил, что человек, умерший на чужбине, обретает место в раю, равное расстоянию от его родины до места его смерти. А еще он говорил: «Путешествуйте, и станете богаты».

А начать я хочу с басни, которую написал совсем недавно. Тот, кто в теме, без труда сможет прочесть между строк все то, что я пожелал выразить.

Лиса и ворона

Господь придумал этот мир на все лады.И звери в нем такие же как мы,Что вытворяет зверь для человека табу,Но и двуногие далеко не ушлиА по сему решили мы забавы радиВ уста зверей вложить забавные тирадыПод Новый год в лесу случился как-то хипиш воровской.Ворона – старая хипесница, мару ха дятла-ширмачаУ фраера козла, на балочке, лопатник насадилаИ, сделав ноги от терпилы и мента,Кайф изловила над гнездовьем глухаря.В тот самый час лисе-багдадке в шалмане заячьем связали суки лапки.Разбойнице там фортануло с кушем, но ненароком был дубак задушен.Карежился б босячке как с куста, гоп-стоп не вертухайся и хана,А то глядишь и лоб намазали б зеленкой.Но рыжая кума сорвалась от Палкана – центрячьего легавого с ПетровИ путь держала на блатхату, кинув мусоров.Не в кипяток удыбав, как старая босячка, в гнезде уютно разлегласьРазбив лопатник, и ловешки мечет откупные.На полусогнутых стропах по тихой фене к древу подкралась,Затарив торбочку с покупками блатными.Решила рыжая от жадности скосячить,Ворону развести на лопаток, тем самым западлячить– Ой, кумушка, багдадкой, блин, мне не бывать и век свободы не видать!Тебе б корону Левки-свояка, и ты Жар-птицею бы стала.Представить только, каркуша при своих. Видал ли лес такое?!Доляну платят все, вкуснятину несут, совета просят и защиты!Рыжуху понесло. А в красноречье не было ей равных, знают все,А значит и немудрено, что прошмондовка старая, кайфушу изловивИ встрепенувшись будто пава, так гаркнула во все свое хлебало,Что гомон выскочил из лап, лиса его поймала.Поняв, что лоханулась, маруха взять на понт решила рыжую паскуду,Тем самым гомонок вернуть, оставшись при своих.– Козлиный стос, ты что же мечешь под себя кругляк?Так поступил однажды крот-прошляк с майданщицей-цесаркой.В лесу все помнят оконцовку спроса, крота на перья посадила басота.Ты этой участи желаешь, да?Швырять бывалую блатнячку мулькой фраерской!Да будь другие времена, ломилась ты б уже к себе на хазу,Гонимая втыкалою-дроздом, он за меня держал повсюду мазу.Давай красиво разбежимся. Как в море корабли. Лопату мне верни.– А если не верну? – Лиса решила куражнуться,А заодно пробить на вшивость старую каргу– Тогда я положенцу серому маляву отпишу.Он знает, как спросить за сей косяк, не лоханутьсяДля центровой стремянки такой позор приемлем ли, босячка?Коснись, так он и толковище соберетВедь зехрь этот не в первой выкидываешь ты с братвой.Да все тебе сходило с рук те разы!Басота в этот раз найдет «лекарство» от заразы– Утухни, старая блудница, волком пугать надумала меня?!И что, что положенец, это ерунда!Когда-то серый был влюблен в меня, да-да!Коснись, могу припомнить многое ему.Да думаю, что не к чему махоркой посыпать зажившие уж раныДа и грешен он, за базар отвечу я! Как, впрочем, вся почти его семья.Вообще т хотела б посмотреть я смеха ради, на сборище утухших заправил,На этот сходнячок босятский, где правит бал зеленый крокодил.Кто будет спрашивать с меня? Вот эти скурвленныерожи?Я б большинству из них понадавала бы по рожеПока ты здесь в лесу по мелочам втыкалаДа фраеров лохматила в постелиЯ с басотой на Калыме страдалаДержа басяцкую мастюху на пределеКакие были времена! Их не видать мне большеПо двести-триста душ воров, а то и больше.Съезжались к нам на Магадан, желанны были гости.Их ждал весь арестантский люд к нам в гостиЗдесь толковища были непмонских воров, исключены запалыИ рамс решали урки: ширмачи, майданщики, домушники, втыкалыКабан-архангельский, Барсук с Нерплага, бродяга Филин с УстимлагаПесец из Воркуты, и Нерпа с Китойлага, Мишаня косолапый с Ангарлага,Средь них я не была последнею босячкой,Но и в пятерке первой не была, предпочитая середину.Ушли те времена и канули в пучинуТеперь «прошлячка» я. Увы, то есть судьба моя.Мораль сей басни такова:Ушли те времена, когда в лесу блатная рать была поистине блатнойИ правила всей кастой воровской.Законом джунглей называют здесь теперь понятия зверей.Так в чем ж винить лису?В том, что законам нынешним была подвержена она?Так не одна ж она.

Часть 1

Европа

Глава I

A probis probari, ab improbis improbari aequa laus est.[1]

В жизни каждого человека наступает момент, решающий все его будущее. Но как ни важен этот момент, он редко бывает расчетливо подготовлен и предопределен нашей волей. Почти всегда на новый неизведанный путь человека увлекает случай, подобный ветру, уносящему опавший лист, и раз ступив на этот путь, человек вынужден подчиняться высшей силе, и думая, что следует свободно принятому решению, всегда остается рабом обстоятельств и игралищем событий.

Итак, повторюсь: как читатель помнит, вот уже несколько месяцев я находился во Франции. Именно этими словами я закончил повествование третьей книги «Бродяга», и именно этими словами начал писать продолжение.

Это были, как сегодня принято говорить, лихие девяностые. Недавно пал «железный занавес» и почти вся «преступная братия» устремилась кто куда. Еще будучи в местах заключении, большинство из них представляли себе, что стоит им только пересечь границу ненавистного им СССР и реки манны небесной поплывут навстречу. Европа-мама раскроет свои объятья и блудные сыновья заживут в братстве европейских народов. Но не тут-то было. Очень скоро большая часть тех, кто сжег мосты покидая Родину, вернулись восвояси, вброд, не солоно хлебавши. Но это тем, кому повезло. Чаще же всего эта шушера тонула.

А причина была проста, как вчерашний день. Ничто не происходит из ничего. Большинство из тех, кто постарался быстрее сделать ноги на Запад, ровным счетом не умели ничего. Как в народе принято говорить, ни украсть, ни покараулить. Если здесь, в такой ненавистной им стране Советов, эта, с позволения сказать, преступная братия как-то могла себя прокормить, уповая на положение шестерок при ворах и лояльные законы, совершая мерзкие преступления, которые таковыми и назвать-то было стыдно, то на Западе такое не проходило. Здесь следует пояснить некоторые нюансы, связанные с обратной стороной воровского мира, которые большинству читателей, естественно, не могут быть понятны.

Существует мастер, при котором, как правило, находится подмастерье. То же самое и в воровском мире. Я, естественно, имею в виду истинно воровской мир, где вор – это не только тот, который был признан на сходняке массой собратьев и исполняет возложенные на него обязательства, но и вор, который, собственно, ворует. Существуют также и воры в прямом смысле этого слова, которые на сходняке еще не были признаны, или им уже поздно «войти в семью» (например, из-за преклонного возраста), но, тем не менее, ведут воровской образ жизни. Так вот, рядом с ними почти всегда существует «свита», которая делает «короля».

К примеру, возьмем бригаду карманных воров. В любой такой бригаде, как правило, карманник по большому счету только один. В ней также имеются его помощник – это ставщик, человек, который, не с полуслова, а с мимолетного взгляда понимает своего партнера и умудряется выставить[2] ему потенциального потерпевшего таким образом, чтобы его коллега смог вытащить добычу из любого кармана. А вот остальные действующие лица и есть та самая свита, о которой я упомянул выше.

Как же тогда в данном случае понять, что такое «свита, которая делает короля»? А очень просто. По сути, хорошему карманнику достаточного одного напарника, то бишь, ставщика. Если же это карманник-универсал, то он, с редким исключением, способен и в одиночку справиться почти с любым потерпевшим. Все остальные, исключая ставщика, – это толпа, которая создает понт, то есть играет толпу в чистом виде. Есть у них и еще одно предназначение, о котором мало кто из них догадываются – делать рекламу своему «работодателю».

Вот, к примеру, их разговор с себе подобными где-то в кабаке или на воровской малине:

– Мы сегодня одного бобра пушистого не хило постригли в Домодедово.

– А откупились-то за сколько?

– За тонну зелени[3].

– А кто бригаду-то вашу водит?

– Косолапый (к примеру).

Ясное дело, что при частых, хороших «покупках», об этой бригаде узнают всё больше и больше людей в преступном мире, но главное – узнают о бригадире[4]. И так происходит до тех пор, пока самому «Косолапому» мусора не свяжут лапти[5].

Но продолжу свое повествование. Что же касается воровского мира по большому счету, то бишь профессиональных карманников, домушников, медвежатников и им подобных представителей «элиты преступного мира» СССР, то они благополучно обосновались в разных странах Западного мира. Таким образом, через сито европейской демократии представители преступного мира, бежавшие из России, прошли с наибольшими потерями.

Не хочу вдаваться в подробности, но мне вновь придется подчеркнуть некоторые, на мой взгляд, весьма важные нюансы, связанные с «обратной стороной луны».

Почти все граждане в нашей стране, подчеркиваю – в нашей, потому что нигде больше в мире нет воровских понятий в чистом виде как в России, не знают, что преступный мир и воровской мир – это не совсем одно и тоже. Все те, кто совершили уголовное преступление, есть преступный мир. К примеру, хулиганы, мошенники, убийцы, киллеры, насильники, педофилы и т. д. Но не все представители преступного мира относятся к воровскому миру. Точнее будет сказать, самая малая их часть. Проще говоря, это воры всех криминальных профессий. Карманники, медвежатники, домушники, форточники, майданщики, и т. д. Но и среди них нельзя поставить знак равенства. Он ставится лишь в том случае, если у вора (независимо от того, в полноте[6] он или нет) и в профессии, и по жизни все ровно. То есть, он «квалифицированный» вор, порядочный человек (во всех пониманиях) и, естественно, «у хозяина» именуется «Арестантом» с большой буквы.

Это вот такие вот небольшие отступления от основного сюжета, которые читателю будут необходимы для того, чтобы правильно понимать прочитанное.

Я, как и многие мои «коллеги» по воровскому ремеслу, не был исключением из правил. Также покинул Родину, скорее, опротивевший мне СССР, и поселился в Европе. Правда, меня, в отличие от многих, к этому вынудили власти и даже дали срок – 72 часа. Я писал об этом в одной из своих книг, поэтому повторяться не буду.

Лишь добавлю, что не только таких как я ждала подобная участь. За несколько дней до изгнания из СССР известный диссидент и поэт Александр Галич на прощальном вечере прочитал ставшие знаменитыми стихи:

Все было пасмурно и серо,И лес стоял как неживой,И только гиря говномераСлегка качала головойНе все напрасно в этом мире,(Хотя и грош ему цена!),Покуда, существуют гириИ виден уровень говна.

Поэт говорил об идеологическом говне в коммунистической России. Увы, запах капиталистической России сегодня навряд ли лучше. Но это уже политика, куда я не желаю лезть.

Точнее, это был вояж по странам, о которых мне чуть ли не с рождения рассказывала бабушка и о которых я знал по книгам, уже в зрелом возрасте запоем читая и перечитывая их в той или иной камере разных острогов. Преступность – это нормальная реакция нормальных людей на ненормальные условия жизни. Это, ставшее уже нарицательным, высказывание Валентина Пикуля послужило мне в некотором роде оправданием. Куда только не швыряла меня судьба в те смутные и тревожные годы скитаний! Но первым моим пристанищем была, конечно же, Франция.

По большому счету, мне и переступать законы европейской Фемиды, а тем более французской, было не за чем. Бабушка моя, урожденная баронесса, родилась и выросла в предместье Бордо, на берегу Бискайского залива. В свое время окончила Сорбонну и, выйдя замуж за морского офицера – сына адмирала Военно-морского флота России графа Фетисова, переехала в Санкт-Петербург, где преподавала в Институте благородных девиц. Но волею судьбы, во время революции 1917 года оказалась в Порт-Петровске (Махачкале).

Чуть раньше я уже успел побывать в родовом поместье бабушки, со всеми перезнакомиться и т. д., о чем подробнейшим образом написал в своей трилогии «Бродяга», поэтому об этом так же повторяться не буду.

Предместья Бордо

Жизнь моя протекала по-барски. Когда хотел просыпался, ел и пил «от вольного», ходил купаться на залив, смотрел телевизор (благо, бабушка еще сызмальства учила меня французскому), ездил в город, бродил по древним улочкам Бордо, посещал музеи и замки. В общем, проводил время так, как мечтают очень многие. Но все хорошее рано или поздно тоже приедается. Другое дело, если бы я родился в этом, ставшим уже моим с некоторых пор имении, жил там и вел образ жизни местного денди. И совсем другое, если вспомнить, кто я был по жизни и откуда прибыл. Кстати, эта существенная разница и сегодня иногда мешает мне принять то или иное решения, когда дело касается поездки во Францию.

Так что, в конце концов, как и должно было случиться, я вновь навострил лыжи. Привычка к жёстким законам тюрьмы, к бродяжьему образу жизни и постоянному риску заставили меня покинуть имение бабушки и вновь отправиться в странствия. Человек привыкает к опасностям и, подвергаясь им часто, сживается с ними. Так было и со мной.

Самое главное для путешественника, решившего посетить Европу, да в принципе и не только, – это средства к существованию и знания хотя бы одного европейского языка. Когда я был на свободе, с этим у меня всегда все было в порядке. Даже когда средства заканчивались, мне никогда не составляло труда их раздобыть. Правда здесь, в Европе с этим было сложнее. Уже во всех странах европейского содружества в полный рост были в ходу банковские пластиковые карточки, которые я впервые увидел у больных в лечебнице, в Египте, в оазисе Эль-Хаара. Языковой барьер мешал мне разузнать об этом новшестве подробней, зато здесь, во Франции, я выяснил все, что мне было необходимо. Так что какое-то время эти карточки кормили не только мою бригаду, но и тех, кто был под стать мне. Но об этом я расскажу чуть позже.

В общем, на тот момент мне оставалось найти напарника и отправиться в путь. Но и с этим у меня проблем не было. Не хочу показаться нескромным, но я не знал такого крадуна[7], который бы не захотел работать со мной в паре, пригласи я его, но мне нужен был не просто напарник, а друг и единомышленник. И такой человек был, и даже жил недалеко. Несколько раз из Марселя звонил мне мой старый кореш «Манул», они с братишкой жили в старом поместье своих предков на берегу Средиземного моря, которое досталось им от родственников. Если бы не его отьезд во Францию, кто знает, как бы легла карта в его игре под названием жизнь. Он был дерзок и не терпелив к мразям. Я хорошо его знал.

С ним мы прошли немало жизненных невзгод и потрясений. Да и карманником он был неплохим, как, впрочем, и домушником тоже. С Серегой мы были братьями по жизни и по духу. Так что о направлении можно было не задумываться. С этого момента, по сути, и начинается мое повествование.

В этом мире можно жить только предаваясь своим страстям или борясь с ними. Если им предаются, это несчастное состояние, потому что оно постыдно и при этом невозможно быть довольным. Если с ними борются, это также несчастное состояние, потому, что нет ничего мучительнее той внутренней борьбы, которую человек принужден беспрестанно вести с самим с собой. Следовательно, в этой жизни не может быть истинного счастья.

Глава II

Ad cogitandum et agendum homo natus est.[8]

Нет в мире ничего прекраснее родного дома. И в каких бы удивительных местах мы ни побывали, сколько бы невероятных чудес ни встретилось на нашем пути, дух родного края всегда заставит вернуться домой. Но у каждого бывает такое состояние, когда хочется уехать как можно дальше, сбежать от обыденной жизни, сменить обстановку, и на то есть разные причины. Зачастую, выехав даже в другой город, мы замечаем, что люди там мыслят совершенно по-другому, не говоря уже о странах с другой культурой и вероисповеданием. Новые впечатления заставляют нас смотреть на мир совершенно иными глазами, а иногда и дают ответы на самые сокровенные вопросы.

В Европе (а я за время скитаний почти всю ее исколесил вдоль и поперек) лучшим видом транспорта является авто. Независимо от того, автобус это или автомобиль напрокат. Путешествуя таким образом, в полной мере можно наслаждаться достопримечательностями и самой природой-матушкой. А в старушке Европе есть на что посмотреть. Так что и в этот раз я не отступил от своих принципов. Утром сел в автобус в Бордо, а вечером уже прибыл в Марсель. Правда, по дороге около часа простояли в «розовом» городе. Тулузу называют так из-за большого количества построек из красного кирпича. С XV века богатые торговцы возводили здесь себе роскошные особняки, которые в наше время считаются образцами готики и ренессанса.

Манул встретил меня на автовокзале Марселя, когда солнце уже скрылось за горизонт, а со стороны Старого порта повеяло вечерней прохладой. Мы не виделись с ним около десяти лет и за это время он почти не изменился. Серега был чуть выше среднего роста. Его чуть волнистые, высоко зачесанные светлые волосы открывали лоб, который свидетельствовал об уме и благородстве. Брови, ровно как и тонкие, закрученные вверх усы, были черные. Нет ничего изысканней подобного несоответствия, особенно если карие смеющиеся глаза освещают матовую бледность кожи. Овал чуть вытянутого лица, римская линия бровей, рисунок носа и губ – все это подчеркивало благородство его внешности, невзирая на общее впечатление бесшабашности. А жизнерадостная улыбка ничуть не противоречила горделивости, присущей человеку его воровской профессии. Но есть нечто, что перо неспособно воспроизвести, – привлекательность, изящество и зрелая беспечность.

Марсель

Перекинувшись парой-тройкой слов, будто мы вчера расстались, Манул повез меня на Старую площадь порта. Это место в Марселе является важной частью города и предлагает своим гостям широкий выбор ресторанов. В одном из них мы и расположились, заказав «пастис», алкогольный напиток, приправленный анисом, но почти не дотронувшись до него просидели до глубокой ночи. Нам было что вспомнить и о чем поговорить.

Если Дюссельдорф считают центром Европы, то Марсель считают центром европейского преступного мира, да и не только, так что здесь особо и не разгуляешься. Но мы и не собирались.

У Манула были дела в Марселе, связанные с его тетей, которая недавно переехала из Торонто поближе к родственникам, к тому же здесь были похоронены ее родители, бабушка и дедушка Сереги, которые и дали ему путевку в европейскую жизнь. В общем, закончив дела Манула, мы покинули Марсель. Еще дома, в Бордо, я созванивался со старыми коллегами-приятелями, которые промышляли в Риме и постоянно звали меня, суля немалый по тем временам куш. Басота не плохо сидела, живя строго за счет кармана[9], ничем иным себя не обременяя. Я еще тогда подумал: «Странно, среди них нет профессионалов, по большому счету, как им удается так ловко орудовать мальцами[10]? Ведь в карманной краже может повезти раз, ну два раза, при хорошей масти, но чтобы систематически – это было исключено. И я оказался прав. Речь шла все о тех же банковских пластиковых карточках. Но об этом, как и обещал, расскажу подробней чуть позже.

Так что мы решили отправиться в Италию. Взяв машину напрокат, с тем, чтобы оставить ее в Риме, мы отправились в путь. Дорога до Рима проложена по гористой местности вдоль береговой линии, трасса достаточно прямая, а все тоннели отлично освещены. Если ехать без остановок и не заезжать в города, расположенные по пути, то добраться до Вечного города можно было реально часов за восемь. Но, как говориться, спешка нужна при ловле блох, нам же спешить было некуда. Кто его знает, когда еще удастся повторить подобный вояж в таком приятном обществе.

Хоть оба мы и жили какое-то время во Франции, успели побывать во многих местах где вечно актуальные достопримечательности, такие как Лувр, например, или замок французских королей – Фонтенбло, тем не менее, пренебречь посещением такого притягательного уголка природы как Лазурный берег, не могли. Когда-то в казематах ГУЛАГа, мечтая повидать белый свет, мы даже и не надеялись, что это произойдет. Но мысли, тем более заключённых, как принято считать, могут материализоваться.

За окном нашего видавшего вида Volkswagen’a стояла весна – самое замечательное время для посещения Ниццы. Именно в это время здесь не сильно жарко и не холодно, приятная температура и фантастический воздух. Именно в это время в Ницце мало туристов, обычно основная масса туристов приходится на лето, но все зависит от того, с какой целью вы сюда приехали. Ницца – это невероятный, красивейший курорт Лазурного берега юга Франции. Здесь интересная архитектура, прекрасные виды и море – синее-синее, как в песне, вот только пляж, увы, каменистый. Манул уже бывал в этих местах, поэтому, поставив машину на стоянку, мы поднялись на холм Шато – потрясающую смотровую площадку, откуда открывается вид на весь город, – уютно расположились в кафе и просто молча созерцали окружающее нас великолепие. Быть в Ницце и не быть на этом холме равносильно тому как быть в Париже и не побывать на Эйфелевой башне.