Совесть русского народа. Василий Белов и Валентин Распутин

Пока полковник нас представляет, рассказывает о задачах батальона, я рассматриваю сидящих в зале. Получше других успел разглядеть полковника – подтянут, широк в плечах, покатый лоб, реденькие волосы, выбритое лицо, поджатые губы, натужный голос… Бодрый голос Чумакова оторвал меня от наблюдений:

– Надо ходить на выборы, – говорил он, зажигая зал своим веселым настроением. – Иначе на выборы придут козлы. Они проголосуют за козла. И мы будем жить по козлиному.

Чумаков был откровенен в расстановке политических акцентов. Он рад был тому, что в батальон приехал лидер патриотической оппозиции Сергей Николаевич Бабурин, за деятельностью которого, как оказалось, он давно доброжелательно наблюдал. Чувствовалось, что замполиту хотелось через Бабурина донести до своих однополчан какую-то свою правду, свои представления о политике государства… И так получилось, что расхождений в этих представлениях у известного федерального депутата и у самого замполита никто в аудитории не обнаружил.

Бабурин был в ударе. Подобрав нужные аргументы и факты, придав им гражданское звучание, он захватил аудиторию. Ему бы не в Думе сидеть, а министерство иностранных дел возглавить или лучше весь кабинет министров. Политическая грамотность – на высоком уровне. Кругозор – широкий. Эрудиция – безупречна. Дипломатия – излишня. Интуиция – на уровне. А еще – смел, настойчив, трудолюбив. И все это при молодых-то годах! В старые добрые времена такими кадрами кремлевская власть не разбрасывалась. Теперь – время чиновников продажных и беспринципных. Время не тех, кто любит Россию, а тех, кто жаждет заработать на продаже интересов России.

Бабурин смело и откровенно говорил о провале правительственной политики на Балканах. Повторил сказанное еще у сербских генералов о превращении ООН в рупор НАТО. Затем, продемонстрировав хорошее знание обстановки в Боснии, он предложил пути решения сложного, запутанного конфликта.

Слова этого политика притягивали своей ясностью, такой умной, правдивой ясностью, что становилось увереннее, тверже на душе.

Василий Белов то и дело давал мне на ухо негромкие комментарии. Особо он негодовал по поводу позиции российской дипломатии, послушно делающей по команде из США жесты покорности. Еще в Белграде при посещении штаб-квартиры демократической партии Сербии мы читали про трагедию города Горажде. И сейчас Белов соглашается с Бабуриным: недавние бомбовые удары американских самолетов «Фантомов» по сербским позициям у города Горажде можно назвать похоронами так называемой «балканской мирной инициативы Ельцина».

– Американцы сбросили бомбы на жилой квартал Горажде, прямо в центр его, – шепчет неугомонный Белов. – А один самолет поразил даже санитарную машину, – убиты две сестры милосердия. И нет в мире никакой управы на этих бандитов?!

Продолжающаяся речь Бабурина совпала с мыслью Белова. Во время бомбежек Борис Ельцин, как президент страны, даже не выступил с осуждением воздушных ударов по Горажде. Единственной причиной его негодования послужил тот факт, что американцы, видите ли, не проинформировали его о варварских бомбежках заранее. То есть, если бы за день сообщили, что американцы убьют санитарок, у Ельцина вообще не было бы оснований для возмущения. Наверное, он опасался предупредительных слов президента США Клинтона, который заявил, что у России, мол, нет оснований для протеста, ведь бомбили Горажде в соответствии с резолюцией Совета безопасности ООН. А за эту резолюцию проголосовал и российский представитель. Чему тут возмущаться? Чем тут крыть американских варваров?! В этой непростой ситуации Ельцин не способен был защитить даже наших десантников-миротворцев, стоящих в нескольких десятках километров от пылающего Горажде. Русским миротворцам удалось избежать потерь. Им повезло. Но ведь отсутствие упреждающей информации о готовящихся акциях НАТО могло обернуться для них и бедой.

Голос Бабурина продолжал греметь в зале:

– НАТО и США встали на сторону одной из воюющих сил. Они, поощрив мусульман, озлобили сербов и поставили под удар престиж России, Ельцина они даже в известность не поставили. Сербы в одночасье стали на земле своих отцов и дедов «гражданами второго сорта».

– Ты слышал, Анатолий, как сербы называют своего генерала Младича? – спросил меня Белов.

– Да, – кивнул я.

– Они называют его «сербским Жуковым», – важно подчеркнул мой сосед. – Он недавно взял в кольцо весь пятый армейский корпус мусульман.

Я действительно слышал, как сербы называют своего горячо любимого генерала, как он окружил армию мусульман, вторгшуюся в так называемый «бихачский карман» и земли, оккупированные мусульманами, вновь перешли под сербский контроль. Не помогли мусульманам бомбежки Горажде.

Но вот информацию, прозвучавшую только что от Бабурина, не знали ни я, ни писатель Белов. По напряженным и недоуменным лицам русских миротворцев можно было догадаться, что и они слышали это впервые.

– Вам, наверняка, не приходится читать столько газет, сколько нам, депутатам, – сказал Бабурин. – Даже самый маститый наш писатель Белов Василий Иванович, который сидит напротив меня и все под руку мне говорит, какие плохие американцы, и тот не читает, например, американскую газету «Уолл-стрит джорнэл». А я недавно прочел и ужаснулся. Газета, ссылаясь на наблюдателей ООН, сообщила, что мусульмане обстреляли свою собственную территорию, чтобы спровоцировать воздушные удары НАТО по сербским позициям. Если бы мир узнал о такого рода провокациях мусульман, то перестал бы верить лживой пропаганде американцев и немцев, что во всем виноваты на Балканах сербы. Мир бы понял, зачем нужна эта война США. Мы вместе с вами должны сделать все возможное, чтобы мир узнал про все эти ухищрения и провокации мусульман, к тому же они неоднократно прибегали к ним.

Тут наши миротворцы загудели и вынуждены были признать и возмутиться вместе с нами, что у американцев и мусульман здесь более чем тесное сотрудничество. До российского батальона тоже доходит информация о двойных стандартах США, о пособничестве их моджахедам. Недавно десантникам узнали от военных специалистов в ООН в Сараево о том, что перед наступлением из «мирной зоны» в Бихаче американцы снабдили мусульманских командиров сделанными с помощью аэрофотосъемок картами расположения войск боснийских сербов.

– Так это вы, политики, должны обуздать американцев, – выпалил маленький, по-офицерски выпрямленный, ершистый десантник. – Мы, миротворцы, здесь ничего не сможем сделать.

– Вы большое дело сделаете, если доложите по инстанциям о нарушениях американской стороны, – посоветовал Бабурин.

– Американцы бессовестно себя ведут, потому что никто об их безобразиях не знает, – сказал Белов, поднявшись с места. – Надо всем не молчать об их преступлениях. Только за два предыдущих года разрушено семьдесят православных сербских церквей, разграблены девяносто четыре церкви и четыре монастыря. В районе Купреса зарезаны пятьдесят два серба, которым предварительно выкололи глаза. Около Мостара убиты четыреста женщин и детей. Здесь, около Сараево, два года назад обнаружено более тысячи трупов сербов. Около Горажде зарезано семнадцать жителей, а тридцать два трупа расчленены. Вот они, зверства! Вот кто изверг, агрессор, людоед! Мусульмане, а не сербы. Такую правду на Западе показывать запрещают.

– Да, они боятся гласности, – согласился Бабурин.

– НАТО – это одно из чудовищных порождений американской бесчувственности, – еще тверже заявил Белов. – Чем меньше мы протестуем, тем больше они наглеют.

Глаза писателя горели яростью, грудь вздымалась от негодования. Наделенная тонкой чуткостью душа Белова, которая у совестливого писателя развивается благодаря постоянным размышлениям и той исключительной зоркости, с какой он схватывает все несправедливости на земле, не могла смириться с откровенным злом.

В который раз я невольно подумал о значимости пребывания в Сербии нашего замечательного писателя-трибуна Василия Белова. Трудно представить, что бы произошло с общественным мнением в мире, если бы не только он один, а вся многотысячная армия российских писателей примчалась бы сюда и прикоснулась к сербскому горю, испив его до дна, как сделал это Белов. Мир бы оглох от стона невинно убиенных сербов, онемел от неправды американских злобных политиков «нового мирового порядка», ослеп от разбомбленных и выжженных сербских земель, где тысячи лет покоятся их предки, и на которой тысячи лет стоят сербские хижины. Мир бы провалился в ад от осознания своего равнодушия к трагедии сербов, которых обвинили в этнических чистках ради того, чтобы их самих «этнически» вырезать и зачистить, и предоставить эту благодатную, тысячелетиями возделываемую землю, чужим захватчикам-мусульманам.

Трудно представить, как повели бы себя в мире журналисты, скульпторы, педагоги, художники, артисты, врачи, если бы увидели в Сербии рядом с Беловым и Бабуриным тысячные полчища русских работников культуры, искусства, образования, здравоохранения. Интеллигенция мира вышла бы на улицы и потребовала правды, мира и справедливости.

Только Белов сегодня один. На днях стоял в гордом одиночестве на простреливаемом снайперами бруствере, теперь вот возвышается над сидящими в зале угрюмыми и жаждущими порядка русскими миротворцами.

Активностью Белова стоит не просто удивляться, а гордиться. Недавно патриотическая газета «Завтра» опубликовала его открытое письмо знакомому немецкому профессору Казаку. Оно так и было озаглавлено «Письмо немцу». Не знаю, прочитал ли его профессор Кельнского университета, но мои коллеги в Государственной Думе России прочли внимательно. Обсуждали. Цитировали. Шипели по-змеиному только представители прозападных фракций. Именно так шипел и злился в Думе при виде Василия Белова на трибуне, обличающего Ельцина за геноцид народа, господин Жириновский. Но Белов настолько упрям и крепок, что никогда не спасует… Знали бы это враги, может, не так старались.

В начале письма было сказано: «Главной причиной моего обращения к вам явилось мое тягостное душевное состояние, вызванное натовской войной против православных сербов. Взрываются бомбы, летящие на Пале и сербские кварталы Сараева, гибнут дети, женщины, старики. Профессор, сможете ли вы убедить меня в том, что это не третья мировая война? Позвольте задать вам и еще несколько вопросов, связанных с нынешней обстановкой в Европе. Если Варшавский блок давно не существует, то против кого вооружаются натовские подразделения? Для чего вообще народы США и Европы содержат НАТО? Почему в межэтническом балканском конфликте Европа и ООН обвиняют только одних сербов? И почему НАТО бомбят одних сербов? Или они думают, что горящий костер можно погасить горячей жидкостью? Почему Германия снова поддерживает последователей гитлеровского приспешника Павлевича, уничтожившего евреев и сербов? Эти вопросы я задаю именно вам, так как знаю вас давно и лично общался с вами. Мне непонятно поведение всей европейской общественности, когда снова гибнут мирные жители, как это было в 1941–1945 годах. Почему молчат лучшие люди немецкой нации, писатели, наследники великой европейской культуры и философии? Хотя бы и тот же Гюнтер Грасс? Услышать бы, что он думает по поводу натовских бомбежек и грохота пушек, отлитых на немецких заводах. Впрочем, молчит не один Грасс, молчат и Ханке в Австрии, и Айрис Мердок в Англии, и Маркес, спрятавшийся на острове Куба. Кто же напомнит натовским генералам древнейшую библейскую истину: «Взявший меч, от меча и погибнет»?».

В силу своего характера Белов в письме и немного предостерег немецкого профессора: «Сейчас, когда я пишу эти строчки, канцлер Коль разбирает свой чемодан под ельцинским кровом в поселке Завидово. Он только что прилетел в Москву. Мне не известно, о чем они будут говорить, но я точно знаю, что Россия рано или поздно освободится от «лучших» немцев, от своих государственных предателей, с которыми сдружились Коль с Кинкелем, да и сам главный шеф НАТО господин Клинтон. Когда в России будет свое, непредательское правительство, она, Россия, снабдит православных сербов радарами и ракетами «земля – воздух». Промышленность России разрушена еще не до конца. И тогда ваши «Торнадо» вместе с мальчиками из парижских и кельнских предместий один за другим будут падать в Адриатические пучины… Разве сами немцы уже не чувствуют опасности? Или они опять решили окончательно расправиться с европейским славянством? Я не пугаю вас, профессор, (вы знаете это) и не блефую. Я просто вижу, что логика развития событий приведет именно к такому финалу. Похоже на то, что европейцы уже похоронили Россию. Но за что Европа так ненавидит русское и сербское православие, почему она так упорно борется с нами? Это не мудро, это гибельно и для вас».

Есть в большом и взывающем к справедливости письме Белова и мучающий его всю сербскую дорогу вопрос: «Почему молчит общественность Европы, почему жмурят глаза лучшие европейские умы? Молчание народов Европы при виде начала войны равносильно нравственной безответственности. Вы должны знать, профессор, что Павлевич, как заноза, навсегда остался в сербской народной памяти, как Гитлер навсегда остался в русской народной памяти. Нельзя пренебрегать этим вполне достоверным фактом. Остановите натовские бомбардировки!».

Вряд ли Белов получил от Казака ответ. Иначе бы Василий Иванович не задавал этот вопрос о неприличном и безнравственном молчании Европы в разных партийных кругах Белграда.

Время для беседы с миротворцами истекло. Благодарность Бабурина за понимание и доброжелательность была встречена теплыми аплодисментами.

– Сытым американцам самостоятельная Сербия поперек горла, – подытожил и Белов. – Они не хотят, чтобы она жила по своим законам и была политически независимой, они хотят, чтобы сербы жили по указке из-за океана. Только Россия может не допустить этого. Но Россия Ельцина предательски прячется и молчит. Вот чего нам Бог всем не простит, так это молчания. Молчанием, как известно, предается и сам Бог!

Тяжело легли на мое сердце слова Белова. Зал молчал. Переживали и офицеры, и солдаты. И вдруг в тишине послышался шелест книжки в руках писателя.

– Разрешите, я прочту вам в заключение одно стихотворение Караджича. Недавно мы издали его книгу в России. Она называется по строке автора: «Со злом не разминуться нам вдвоем…». Вы, наверное, знаете, что Президент республики Сербской Радован Караджич является известным поэтом, а по профессии он вообще-то врач. Простой врач. Читаю наугад.

Книжка, похожая, скорее, на школьную тетрадку, затрепетала в руках писателя, листы забегали взад-вперед, и наконец остановились. На обложке был заметен небольшой портрет поэта. Стихотворение было переведено с сербского на русский.

Ты уже знаешь?Ад перешелНа нашу сторону.По улицам разгуливают церберы,Ловят наши нежные взгляды.И немного смыслаВ страхе перед смертьюИ вечной тьмой:Все, что ждет нас там,Уже произошло с нами здесь.Ад вышел на белый светИ показывается всем, кто хочет видеть.Церберы рычат на наши мысли.Не бойся, милая, старости неизбежной,Не бойся смерти.Две могилы станут надежным убежищем,Источником ослепительных мыслей.Оттуда вырвутся наши души,Чтоб погасить взбесившийся ад,ПерешедшийНа нашу сторону.

Это стихотворение Караджича, несмотря на легкий русский перевод, достаточно точно объясняет глубокое уважение сербов к воле и справедливости. Офицеры и солдаты не могли не почувствовать мысль лидера боснийских сербов. Мимо меня не прошли и те многозначительные взгляды, брошенные десантниками на Белова. В них открывались искренние чувства благодарности писателю за столь решительную и обостренную чувством долга гражданскую позицию.

– Вольничайте, как говорит руководитель нашей делегации Сергей Николаевич Бабурин, – промолвил, присев, Белов. – И не молчите, защищайте сербов, не позволяйте над ними издеваться.

От таких слов заместителя командира батальона быстро сорвало с места, он пожал писателю руку, и, грузно, по-военному, прошагав к двери, скомандовал: «Товарищи офицеры!». Все лихо встали. Полковник поблагодарил нас за беседу и проводил в офицерскую столовую.

Гостей встречали шикарным столом с бутылкой коньяка. Чтобы порадовать давно отсутствующих на родине и не показаться ханжами, мы достали бутылку русской водки. Потекли добрые воспоминания, тосты. Бабурин предложил выпить за единую и неделимую Россию. Вспомнил, как ему прибалты предлагали отдать Калининград, а он им в ответ предложил отдать Вильну и Клайпеду, эти некогда русские города, России или Белоруссии. Я поднял тост за Сербию и Караджича. У Белова вновь появились вопросы. В этот раз его вдруг заинтересовали случаи дезертирства на войне. Полковник привел примеры, как у мусульман при замене военных частей многие разбегаются, так как не хотят воевать. Вывозят других на замену, и то же самое повторяется. У сербов воюют в основном штатские. Некоторые военные тоже разбежались. Лучшие офицеры у них – гражданские. Исключая, конечно, таких профессиональных военных, как генерал Ратко Младич.

Расставались на улице.

Дольше других с нами постоял Чумаков. Для придания оптимизма законченной в зале беседе, он заверил Белова, что восемьдесят процентов российских офицеров воспринимают действия НАТО против сербских братьев как агрессию против России.

– А мне недавно довелось быть в Москве, – вспомнил он. – Решил поучаствовать в политике. И меня поставили охранять заседание какого-то патриотического мероприятия. Там, Василий Иванович, кажется, были и Вы. Увидел я Марка Дейча. Взял и не пустил его в зал. Тот захотел со мной поговорить. А я ему говорю: давайте лучше я вам вопросы задам. И врезал ему. Почему, говорю, Израиль не возвращает Палестинские территории? Почему США бомбят Ирак, Сербию? Тот ушел.

Под вечерним небом нас уже ждали сербские машины.

Ночлег для нас был припасен далеко от Сараево.

Заехав вначале снова в город, мы нашли нужную дорогу, и она повела нас вверх, в неизвестную сторону. По этой дороге, оказывается, в прошлом году сербы спустили вниз детские санки, начиненные взрывчаткой. Толкнули их с горки в расположение того дома, из которого по ним всё время бил снайпер, и половина здания сразу рухнула. На окраине города сербский офицер, сопровождающий нас, показал дома, в которых, по его словам, жили русские добровольцы. Рядом с ними, на бетонном заборе, я увидел не совсем аккуратно написанные алой краской хорошо запоминающиеся слова: «Россия – мать родная». А вчера на одном из домов я прочел старый плакат: «Добро пожаловать на Олимпиаду в Сараево!».

О родном доме у нас было мало времени подумать.

На улице начинало темнеть.

Мы двинулись в сторону горнолыжной базы. Вместе с Беловым я молча рассматривал из окна редкой красоты горные пейзажи. По склонам белоснежной стеной стояли рослые сосны-богатыри. Каждая открывающаяся взору сосна выглядела произведением искусства – так изящно и крепко украсил её здешний мороз.

Сербия – страна удивительных горных сосновых боров.

В этот миг меня вдруг настигло желание остаться жить среди той природы, которая окружала нас. Построить домик и любоваться с утра до вечера этими могучими соснами. Строгие белые великаны, таящие под легкой шубой зеленые наряды, имели удивительной сказочной красоты и архитектурного многообразия формы. Глянул исподлобья на Белова. Неужели не оттаивает его душа? Не замечает этого соснового раздолья?! Кажется, сосны разбудили и его чувства. Смотрю, забезумствовало желание остановиться здесь и у Белова.

– Может, остановимся, подышим воздухом?! – спросил он у Бабурина. – Красота-то какая!

Пяток минут дышали целебным чистым воздухом.

– Сколько же стоит этот воздух? – задаю я сам себе вопрос и тут же вслух отвечаю. – Оставить бы его сербам да нам, а американцам позволить дышать только автомобильными газами – пусть научатся ценить жизнь и природу.

Горнолыжная база оказалась в столь красивом месте, что восхитились не только мы с Беловым, но и вся наша делегация.

– Тут бы на месячишко задержаться!

Деревянные коттеджи были разбросаны по всей лесистой горной местности. Пейзаж смотрелся, как с обложки цветного журнала.

Под густым ноздристым снегом пахло травою и лесом, от жилья тянуло запахом стираного белья и лекарств. Видимо, рядом располагался медпункт.

Моя холодноватая комната находилась по соседству с Беловым. Отдохнув немного, почистив одежду, я пригласил его погулять, посмотреть окрестности. Но Белов воспротивился, сославшись на усталость. Пришлось мне одному бродить припорошенными сосновыми дорожками.

Зато утром Белов сам разбудил меня. Разбудил рано. Ему хотелось попытать меня расспросами о Караджиче. Наша делегация собиралась в его резиденцию в город Пале, чтобы встретиться там с этим легендарным человеком. И Белову хотелось знать о нем больше того, чем писали газеты, чем сам он знал. Сергей Глотов зачем-то намекнул ему, что я знаком с Караджичем, не раз встречался с ним. У меня, действительно, были две встречи с ним, и я ему, безусловно, симпатизировал. Только вот близкие отношения с сербским героем были не у меня, а у Сергея Бабурина. Тот часто с ним общался, обсуждал острые проблемы.

Еще в самолете Белов признался, что с нетерпением ждет встречи с человеком, бросившим вызов американской военщине. Вологодский подвижник видел в этом лидере сербов некое историческое знамение, возможность объединения сербов и русских в движении за славянское возрождение, попытку противостояния шествию по Европе идеологии «нового мирового порядка».

– Как думаешь, выстоит он? – посыпались вопросы. – Не сдаст его Милошевич?

– Да я сам хотел бы знать ответы на эти вопросы, – признался я.

Имя Милошевича не зря всплыло в разговоре перед отъездом в Пале. Известно было, что Президент Союзной Республики Югославия объявил блокаду боснийским сербам во главе с Караджичем. Его санкции больнее всего ударяли по сербам в республике Сербской и в Сербской Краине. Будто сербы там были виноваты, что история разбросала их по огромной родной территории, и они оказались в окруженных мусульманами анклавах, не подняли там белый флаг и не сдались на милость врагу.

Белов знал, что Милошевич под давлением США и при участии российской беспринципной дипломатии добивался смещения Караджича. Теперь он старался понять, почему Милошевич, будучи сербом, спокойно наблюдал, как мусульмане силой пытаются перекроить карту Боснии.

– Неужели Милошевич не понимает, что тем самым он ведет весьма опасную игру? Она же обернется против него самого. Разве он не способствует реализации самых заветных планов и мусульманского президента Изетбеговича, и хорватского президента Туджмана? Почему он не слышит предостережения Караджича, который сказал, что Туджман явно рассчитывает после союза с мусульманами обрушить удары не только на боснийских сербов, но и на сербов Краины?!

– Наши специалисты утверждают, что Милошевич ведет двойную игру, – отвечаю коротко и уклончиво я, так как вопросы были слишком значимыми и сложными.

– Милошевич обязан вспомнить, что он серб, – подводил беседу к завершению Белов. – Вон Туджман, хоть и хорватский националист, но регулярно ходит в синагогу. Знает свое сионистское дело. За день до вторжения в Краину встретился с американским послом, с натовскими советниками. Американцы дали ему добро на штурм Краины, на уничтожение сербов. Милошевич не может не знать всего этого!..

Наш разговор прерывает команда Сергея Бабурина: «Быстро завтракаем и уезжаем в Пале!».

На улице около дома, во дворе и в самом доме стоял уже знакомый гул людских голосов.

Нам не дано было с Беловым предугадать, чем конкретно закончится двойственная политика Милошевича для окруженных сербов, и мы закрыли эту тему. Но мы, конечно же, чувствовали приближение беды. Чувствовал ее и Караджич. Пройдет всего лишь полгода после разговора Белова с Караджичем, как хорватская армия, подготовленная американскими отставными генералами, обрушится на ополченцев Сербской Краины.

Хорватов было в пять раз больше… Туджман растоптал танками резолюцию ООН о Краине. О трагедии мирного населения скрывалась любая информация. Между тем колонны сербских беженцев растянулись на сотни километров. Американцы злорадствовали. Караджич вынужден был обратиться к Милошевичу с открытым письмом о помощи, с сообщением о захвате хорватскими усташами районов Сербской Краины. Факты звучали вопиюще – хорватские самолеты и танки в упор расстреливали детей и стариков, сбившихся в двухсоттысячную армаду беженцев. Лидер боснийских сербов просил Милошевича вернуться на путь защиты национальных интересов сербов. Милошевич молчал. И Караджич впервые обвинил его в измене общесербскому делу, в том, что Краина была сдана хорватам.

Расстояние между Сараево и Пале небольшое – всего лишь десять километров. А от нашей горнолыжной базы еще меньше. Мы идем скорым шагом завтракать. За общим столом – продукты сухого пайка.