Лучшие враги

Наступили самые темные и тихие ночные часы. Луна мерцала особенно ярко, и ее свет заглушал деликатное подмигивание звезд. Сон жителей замка был самым глубоким, спокойным. И коль я наконец собралась спать, то была обязана пожелать сладких снов жениху.

– Калеб… – позвала, вкладывая в голос магический зов, который был способен преодолеть любой полог тишины.

Тут-то в голую пятку и вонзилась какая-то колючая дрянь. Взвизгнув, я едва не рухнула на пол.

– Святые демоны, помогите!

От всплеска магии в лампах истерично замигали нервные светляки. Половина немедленно издохла от страха, вторая едва-едва затеплилась. Комната мигом погрузилась в грозный полумрак. Матерясь, как портовый грузчик, я запрыгала на одной ноге, кое-как извернулась и вытащила впившуюся колючку, видимо, выпавшую из какого-то мешочка во время хаотичной уборки.

– Гадость-то какая!

Внезапно раздался страшный треск разломанного косяка. Чудом не слетевшая с петель дверь бронзовой ручкой с грохотом выбила из каменной кладки песок. Я не впервые поминала всуе демонов, притом всем бестиарием, не выбирая выражений, но впервые они откликнулись. Да еще на какую-то паршивую колючку в пятке. Умеют же рогатые удивлять!

Но в дверной проем вошел вовсе не демон, а с полоумным видом ворвался взлохмаченный, босой Калеб в пижамных штанах, буквально слепящий крепким обнаженным торсом. На кончиках пальцев трещало какое-то заклятие. Оно поднимало с пола щепки и отбрасывало голубоватый свет, окрашивая руку, тело и лицо резкими тенями.

– Эннари!

При виде меня, остолбеневшей от изумления, он резко остановился, словно налетел на невидимую стену. Грозные искры боевого заклятия растаяли с едва заметным белесым дымком.

– Ты в порядке, – резюмировал он, буравя меня характерным ледяным взглядом.

– Почему я должна быть в беспорядке? – не в силах справиться с ехидной улыбкой, уточнила я.

– Ты отправила призыв о помощи, – тихо произнес он.

– Ох…

Наконец до меня дошло, что магический зов не просто разбудил жениха-соседа, но и принес крик о помощи. Вопила-то я знатно, пока скакала на одной ноге и пыталась вытащить колючку.

– И что, ты правда кинулся меня спасать?

– Да, – резко и очень серьезно бросил он.

Повисла пауза. Мысль, что кому-то пришло в голову защищать ведьму, вообще-то, от которой обычно все пытаются защититься, показалась ужасно забавной. У меня вырвался громкий издевательский смешок, прозвучавший – должна признать – кощунственно в напряженной тишине.

Лицо Калеба окаменело. Он сорвался с места, стремительно уменьшая расстояние между нами. Если на ковре или полу еще валялись колючки, то от ярости он их не заметил.

Глава 3. Охотница за привидением

На меня надвигался полуобнаженный взбешенный мужчина, и вдруг стало чуточку невесело. У него был отличный торс со всеми нужными кубиками и убегающими под завязку штанов косыми мышцами. Безусловно, на практических занятиях по темной магии я видела мужские торсы и порельефнее – однокурсники чуть что сразу скидывали рубашки, но ни один из этих парней всерьез не хотел свернуть мне шею. Да они боялись подходить ближе чем на три шага! Во многом безопасной дистанции (или зоне отчуждения?) способствовал Холт, умеющий так проникновенно посмотреть на приятелей, что мысль подкатить ко мне с какой бы то ни было стороны в них издыхала быстрее, чем успевала родиться.

Но Холта в Истване не было, а Калеб был и плевать хотел на благопристойные расстояния. К слову, надо записать в рабочий гримуар ценное наблюдение, что сразу после пробуждения у него напрочь отсутствует чувство юмора, и потом этим знанием обязательно воспользоваться раз пятьдесят.

– Замри, Калеб Грэм!

– Не в этот раз… – отрывисто бросил он и ворвался в мое личное пространство.

На кончиках пальцев заклубилось заклятие. Я занесла руку, но выпустить магию не успела – противник крепко сжал запястье, без колебаний воспользовавшись физическим превосходством. Зато новый удар пропустил. Не исключаю, что не по рассеянности, а просто дал мне фору.

Я мазнула кончиками пальцев прежде, чем он перехватил и вторую руку, удерживая без особых сантиментов и скидок на женственность. По мужскому плечу, ключице и горлу с резко дернувшимся кадыком разлетелась снежная порошка. Половина лица, ресницы на левом глазу и бровь побелели. Волосы покрылись снегом.

Магический холод успел куснуть жертву, но не прокусить, и темные чары погасли прежде, чем пришла отрезвляющая боль. Калеб даже не поморщился. Как все нормальные светлые чародеи, в отличие от Вайрона он использовал защиту.

Схватка закончилась ничьей: он меня пленил, а я обожгла ему плечо.

– Ты знаешь сказку о мальчике и волке, маленькая Энни? – хрипловатым голосом тихо спросил Калеб, не сводя взгляда с моих губ. На его груди и ключицах дрожали капли влаги, с растаявших волос капала вода. Прозрачно-льдистые глаза потемнели. Возможно, это было простой игрой тени и света.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – процедила я, хотя догадывалась, к чему клонился разговор.

– Мальчик так жаждал внимания взрослых, что соврал о нападении волка, а потом его съели.

– Волка?

– Мальчика.

– Какой грустный конец нравоучительной истории.

– Никогда больше так не поступай! Не глупи, как тот мальчик.

Он дышал злостью и был совершенно не восприимчив к витающему в воздухе успокаивающему запаху валерьянового корня. Никакого толка от разбитого флакона. Видимо, у настойки закончился срок годности.

– Отпусти, – потребовала я, страшно задетая его словами.

Калеб разжал горячие пальцы, но не отошел. Мы стояли так близко, что я практически касалась обнаженного мужского торса грудью, прикрытой лишь тонкой материей. Кому-то следовало отступить. В этот раз шаг назад первым сделал он.

– По-моему, ты ошибаешься на мой счет, – быстро проговорила я, не понимая, как шутка могла перерасти в серьезную потасовку, какая пружинка распрямилась внутри Калеба, что его, фигурально выражаясь, подбросило. – Ты действительно думаешь, что кто-то сможет меня съесть? Ты сам вытащил ведьму из шкафа.

– Я считал, что помогал тебе прийти в чувство и перестать изображать жертву, но ты застряла в том шкафу на девять лет, Эннари. Вылези и попытайся повзрослеть.

Скользящим движением он убрал с лица спутанные мокрые волосы и в гробовом молчании вышел из моих покоев. Через разломанный дверной проем я наблюдала, как он скрылся в комнате, подчеркнуто тихо прикрыв дверь. Я своей шарахнула бы, но была лишена такой привилегии: мою-то дверь он выбил, когда бросился спасать ведьму, которой вообще спасения не требовалось. Говорю, никакого чувства юмора!

Через час запас юмора закончился и у меня. За окном постепенно серело небо, комната медленно куталась в седые предрассветные сумерки. Должно быть, где-то далеко к горизонту подступало солнце, готовое осветить финальный день лета. Я не спала ни минуты, а входная дверь по-прежнему держалась на честном слове. Проклятиями, мертвенными зовами и доведением мужиков до бешенства я владела лучше, чем бытовой магией. Увы и ах… Плюнув на выбитый замок, я заколдовала дверной проем и, упав на кровать, заснула лицом в подушку.

* * *

Грохот был душераздирающий, зубодробильный, адский! Казалось, кто-то огромный и безжалостный крушил каменные стены. Я резко села на кровати, не понимая, где нахожусь, почему над головой не побеленный потолок, а фиолетовая тряпка. Диковатым взглядом обвела комнату, не сразу узнавая обстановку. Не без труда удалось собрать мысли и припомнить, что накануне я вернулась в Истван, поселилась в гостевой башне и знакомого потолка из общежитской каморки или даже лепнины из шикарного загородного дома семьи Реграм здесь просто не было. Зато грохота имелось сколько душенька захочет. Хоть рассовывай его по бутылкам, как отловленных призраков, и продавай за пару медных монет на рыночной площади, чтобы любой желающий имел возможность этим ужасающим шумом извести ненавистных соседей.

На улице страшно бабахнуло. Я слетела с кровати с такой проворностью, словно в матраце распрямилась пружина и острым концом ужалила меня в нежный филей. Едва не снеся с подоконника злосчастную шкатулку с булавками и даже готовая эти булавки применить по прямому назначению, я высунулась в открытое окно гостиной. Калеб не соврал: в учебной башне полным холодом шел ремонт.

– Эй вы там, на третьем этаже учебной башни! – добавив голосу мощности с помощью нехитрого заклятия, проорала я. – Вы ее рушите, что ли? Тогда свалите, я сама ее разрушу! Быстро и очень тихо!

В башне наступила гробовая тишина, да и вообще окрестности замка светлых чародеев подозрительно притихли. Абсолютно все, даже ветер.

– Темная хозяйка, не гневайся! – высунулся из башенного окна, пока еще похожего на сквозную дыру, бородатый мастер-каменщик (или кем он там был). – Солнце уже высоко, работать пора.

Солнце встало, но, справедливо говоря, приличные люди еще лежали в кроватях и досматривали благопристойные сны, окружив себя пологом бесшумности. И только кое-кто – на себя пальцем не показывают – проигнорировал, как оказалось, дельный совет…

Втянувшись обратно в комнату, я закутала окна заклятием бесшумности и затемнила стекла от солнца. Теперь и грохот стих, и свет утерял пронзительную яркость. Спи – не хочу! Вот я и не хотела – по обыкновению, колдовство с утра пораньше и на гудящую голову напрочь отбило сон. Оставалось подавить зевоту, привести себя в порядок и отправиться в соседний городок за ведьмовским котелком. Приворот сам себя не сварит, чародей сам собой в правильную кузину не влюбится, а готовить зелье было решительно не в чем. Обычная кастрюля приворотную смесь не выдержит и прохудится еще до закипания, а брать магический котел у теток не возникало желания.

Когда Эбби по-дедовски пафосно прислала записку, я практически собралась и напоследок, глядя в зеркало с длинной ручкой, красила губы алым цветом. В воздухе блеснула вспышка, занялся огонек, и из пламени выплелось послание, написанное на половинке листа дорогой бархатистой бумаги с личным вензелем Эбигейл Истван. Кстати, и Мириам, от которой сбежал муж, и вдовушка Летисия, и все их дети носили фамилию Истван – дед настоял.

«Почему бы нам не позавтракать вместе?» – задавалась очень странным вопросом кузина.

– Потому что у меня закончились порошки от изжоги и несварения, – честно ответила я в пустоту и одним касанием спалила приглашение. От листочка даже пепла не осталось.

«У меня планы в городе», – отправила огненное послание, но подумала и добавила следующую записку: «Но спасибо за приглашение».

Быстренько пристегнув к поясу кожаный кошелек, я дернула на выход. Отчего-то казалось, что новая дружелюбная Эбби, словно призрак, выйдет из зеркала в гардеробной, подхватит меня за руку и утащит к себе в логово завтракать пирожными.

Сняв с дверей защитное заклятие, я вышла из комнаты. Мигом стало слышно, как за пределами башни колотили, ругались и что-то ломали. Наверное, прорубали еще один выход.

Пару минут пришлось потратить на чары. Дверь затянула непрозрачная, липкая паутина, такая красивая, что, увидев ее, настоящий паук зашелся бы в аплодисментах. Конечно, если бы пауки были разумны и умели хлопать. Зато теперь любой Вайрон, не понимающий намеков, что посторонним в покои вход воспрещен, будет вынужден или бороться с ловушкой, или ждать моего возвращения, изображая плененную муху. Стряхнув с рук остатки магии, я развернулась и обнаружила Калеба, с непроницаемым видом наблюдавшего за превращением обычной двери в паучье логово.

– Это не для красоты, – пояснила я. – Ты вчера разломал дверь, пришлось опечатать. Здорово получилось?

Он бросил последний убийственный взгляд на заколдованную дверь, видимо, тем самым выразив все, что думает по поводу художественной ценности паутины, и молчком начал спускаться по лестнице. Я зашагала следом. Каблуки стучали в такт грохоту, доносящемуся из учебной башни.

– Как спалось? – спросила у вихрастого мужского затылка.

Калеб так резко развернулся, что от неожиданности я шатнулась туда-сюда и схватилась за перила, стараясь не свалиться ему на грудь.

– Святые демоны! Ты чего по утрам такой внезапный?!

Нас разделяло расстояние в пару ступенек, стирающее разницу в росте. От жениха пахло мыльной пеной для бритья и по-мужски холодным благовонием, ужасно ему подходящим. Если присмотреться, а я с интересом присматривалась, от виска до подбородка и ниже, под жесткий воротничок крахмальной белой рубашки, убегал белесый след от вчерашнего заклятия.

Не поднимая взгляда от моих накрашенных губ, Калеб произнес бесстрастным голосом:

– Прости меня. Очень жаль. Поступок был глупый и неосмотрительный.

– Что-то я не очень понимаю, – нервно улыбнулась я.

Может, магический холод успел не просто куснуть, а вгрызться в плоть и теперь у Калеба чуточку шалит сознание?

– У тебя лихорадка? – Я даже потянулась, чтобы потрогать лоб, но под гнетом тяжелого взгляда прозрачно-ледяных глаз задушила порыв в зародыше и от греха подальше спрятала руку за спину.

– Не стоило кричать среди ночи и звать на помощь ради шутки, – продолжил он. – Но темные никогда не извиняются. Так, Эннари?

До меня наконец дошло, что товарищ жених вовсе не помутился рассудком от колдовства, а заделался в преподаватели по этикету.

– Почему я должна просить прощения за то, что ты не понимаешь шуток?

– Дурацкая шутка, и ты сама об этом знаешь, – спокойно парировал он.

– У нас точно разные понятия о веселье, – покачала я головой. – Калеб, отзови родовую печать и разорви соглашение, пока не поздно. Очевидно, что мы не сживемся и друг друга поубиваем… Возьми Эбигейл. Она влюблена в тебя.

– Знаю, – не повел он даже бровью.

– Святые демоны, ты такая скотина! – искренне восхитилась я потрясающим самомнением.

– Я просто не слепой, Эннари, – спокойно парировал он. – И да, мне не все равно, на какой кузине жениться.

– Тогда почему я? – изогнула бровь.

Его взгляд скользнул по моему лицу и вновь остановился на губах, словно они не давали ему покоя или притягивали, как магнитом.

– Вряд ли ты осознаешь, как красива, когда искренне смеешься, – ответил он. – Завораживающее зрелище.

Он сумел удивить меня настолько, что на целых две секунды я потеряла дар речи, а когда все-таки его отыскала на задворках сознания, то смогла лишь спросить:

– Ты приезжал в Деймран? Когда?

– Когда ты была с тем парнем, – пояснил Калеб, развернулся и начал спускаться, скользя ладонью по перилам.

– Он чародей, – вырвалось у меня.

– Я уже в курсе…

* * *

Для поездки в соседний город я специально попросила открытую коляску, чтобы вытравить из головы образ нахального жениха, умеющего шокировать девушек почище выскочившего из-за угла умертвия. На последнего хоть понятно, как реагировать: печать усмирения в рожу и в саркофаг. Как воспринимать слова Калеба, было неясно, и я решила подумать об этом когда-нибудь потом, под дурное настроение.

В окрестностях замка угасало лето. Последний день августа ласкал мягким, ненавязчивым теплом, но в потоках воздуха, омывающих лицо, уже ощущалось прохладное дыхание осени. Я любила это угрюмое время года, мы гармонировали. Особенно нравилось, когда уставшая от цветения природа выгорала дотла и в дурном расположении духа впадала в зимнюю спячку. Удивительные дни, спокойные и неотвратимые.

Коляска вкатила в городские ворота, миновала здание почты, заменяющее междугородний вокзал, и побежала по улицам. Строения вокруг были невысокие, в один-два этажа, с серыми черепичными крышами и каминными трубами. На подоконниках пестрели цветы в горшках, на узких балкончиках сушилось белье. Перед мэрией стоял бронзовый отец-основатель, повернутый к главному зданию города задом, а к улицам передом. На башке у него и на плечах сидели голуби.

Сговорившись с кучером, что вернусь через пару часов, я зашагала в сторону торговых рядов. На входных дверях и на вывесках были щедро рассыпаны магические символы. Местные гордились тесной связью с замком и не стеснялись демонстрировать соседям, прохожим и конкурентам. Только на таверне не нашлось никаких знаков, а из открытых окон плыл умопомрачительный запах пирога с требухой, жареной капусты и чего-то еще, несомненного вкусного.

Все знают, что покупки лучше делать на сытый желудок – так они приносят больше радости. Да и вряд ли в посудную лавку резко нагрянет шабаш ведьм, скупит все подчистую чугунные котелки и оставит меня ни с чем, в смысле, с пламенным желанием сварить приворот и с какой-нибудь паршивой сковородой…

Предвкушая сытный завтрак, не чета тем, что подавали в разных кондитерских, я пересекла улицу и вошла в таверну. В нос ударила волна съедобных запахов и не очень съедобных. Последние я предпочла не заметить и, стуча высокими каблуками, перешагнула через порог.

Небольшой обеденный зал практически пустовал. На низком потолке тяжело крутил лопасти ветродув, разгоняющий воздух. Магия в нем уже почти иссякла, видимо, заговаривали пару лет назад. Я уселась за стол возле стены, под полкой с толстыми оплывшими свечами.

Дородная подавальщица с лету заявила:

– У нас только жареная капуста и пирог со свиной печенкой…

– Несите! – громко сглотнув, с придыханием согласилась я, но тут же добавила: – И мягкого козьего сыра с зеленью. Еще кусок хлеба с отрубями. Хотя постойте! Лучше несите сразу полбулки, все равно съем. И яичницу со шкварками, как у них!

Я указала в сторону почти пустой сковородки на соседнем столе. Парни, с энтузиазмом выскребывающие со дна яичницу, синхронно поперхнулись и схватились за стаканы.

– И кофе, – попросила на всякий случай, хотя не питала надежд отыскать здесь благородный напиток.

– Есть селегерский квас с хреном, – отозвалась несколько ошарашенная подавальщица. – Бочонок только открыли, хрен только натерли. Все свеженькое.

Невольно я повернула голову к винной стойке, за которой хозяин в фартуке разливал по глиняным кувшинам из бочонка нечто пенное.

– Яблочный взвар с медом, – решила я. Пить по утрам известное похмельное средство для приличной особы явный перебор. Конечно, яблочный взвар тоже часто употребляли на больную голову, но у девушек голова может болеть просто так, от переизбытка умных мыслей.

Угощение расставили на столе. От кружки со взваром пахло августовскими яблоками. Скворчала на деревянной подставке чугунная сковородка с желтыми яичными глазками. Дымком исходил горячий пирог с луком и кусками печенки, одуряюще пахла мелко нарубленная, жаренная в масле капуста. Я взялась за вилку, сняла пробу и с удовольствием запила взваром…

Вдруг со всего маха раскрылась дверь таверны, и внутрь ввалился взмыленный тип в торчащей из-под жилета рубашке, пыльных штанах и нарукавниках, дотянутых до локтей. Тяжело дыша, словно несся галопом от самого замка, он замер на пороге, оглядел зал и бросился к моему столу. Не спрашивая разрешения, выхватил у меня из рук чашку со взваром и сделал несколько жадных глотков.

– Что вы делаете? – возмутилась я.

Он выставил указательный палец, давая понять, что девицам за столом следует молча и с благоговением следить, как он заглатывает их напиток. Скрестив руки на груди, я наблюдала за грабежом и искала три веские причины, почему не стоит проклинать нахала.

– Здрасте, госпожа чародейка! – объявил наконец тип, стукнув опустевшей кружкой о стол.

– У меня на лбу написано, что я чародейка?

– Нет, мне сказали, что из замка приехала коляска.

Взмахом руки отправив подавальщицу обратно за стойку, он уселся за мой стол и с облегчением проговорил:

– Какое счастье, что наш призыв был наконец услышан! Знаешь, прошлый чародей, которого прислали, ничегошеньки не умеет! Вообще ничего! Я раньше тебя не видел. Давно приехала в замок?

Он схватился за кусок хлеба и принялся тыкать им в яичницу на сковородке.

– Вчера, – ответила я, мысленно гадая, что закончится быстрее: наглость незнакомого типа, пожирающего мой божественный завтрак, или яичница.

– Новенькая ученица пресветлого? – уточнил он.

– Быть точнее – внучка, – кивнула я.

У странного типа вытянулось лицо. Дернув кадыком на худой шее, он сглотнул, осторожно отложил хлеб и вытер рот рукавом, вернее, нарукавником, прикрывающим рубашку.

– Темная Истван? – осторожно спросил он, словно опасался оказаться проклятым. – Эннари Истван?

Не пойму, он обрадовался или испугался? Может, моим именем местных детишек стращают, мол, не будешь слушаться, придет ведьма Энни и съест на обед, а я-то и не в курсе о грохочущей славе.

– А вы?

Типчик медленно поднялся из-за стола. Думала, что даст стрекача, но он вдруг дернул головой и отрапортовал:

– Добро пожаловать в Сартар, госпожа чародейка! Помощник мэра Боуз! – Он протянул через стол руку для рукопожатия, но быстро опустил. – Единственный и бессмертный!

Я удивленно изогнула брови.

– Ой! – побагровел помощник лицом. – Я хотел сказать: бессменный. Вообще бессменный и единственный. Не бессмертный…

– В общем, ясно, – перебила я.

Он кашлянул и спросил с большим пиететом:

– Можно присесть, госпожа чародейка?

– Вы уже присаживались.

– И то верно… – Он снова плюхнулся на лавку. – Так вы сможете нам помочь, да? Понимаете, говорят, что новый назначенный из столицы мэр крут характером. Он скоро появится, а мы еще от старого не избавились.

– Хотите старого проклясть? – с искренним любопытством спросила я и невольно проследила, как нервные руки мэрского помощника потянулись к корзинке со столовыми приборами, притулившейся на краю стола, а потом извлеченная вилка потянулась к моей едва-едва пощипанной яичнице.

Ох, не зря он оговорился. Точно бессмертный!

– Господь с вами, госпожа чародейка! – как будто испугался этот бессрочный секретарь. – Просто из здания мэрии выставить никак не можем. Понимаете, какое горе!

Он сделал резкий выпад вилкой к содержимому сковороды, но под действием неощутимого заклятия длинные зубцы остановились ровнехонько возле еды, словно яичница их отталкивала, как однополярный магнит.

– А стражей не пытались привлечь?

Мы оба отвлеклись от занимательной борьбы вилки с магией и переглянулись.

– Стражи тут не помощники. – Боуз предпринял еще одну резкую попытку напасть на еду, потерпел полное фиаско и с несчастным видом облизал чистые зубцы.

– Бывший мэр очень буйный? – предположила я.

– Что ж, и буйный, – вздохнул помощник, откладывая вилку. – И мертвый.

Я подавилась на вдохе.

– Запейте яблочным взваром, госпожа чародейка. Очень рекомендую, – спохватился Боуз и протянул мне кружку, но обнаружил, что она безнадежно пуста, и позвал подавальщицу: – Фанни, дай, что ли, селегерского квасу!

– В каком смысле мертвый? – наконец проговорила я, когда подавальщица поставила перед нежданным нахлебником целый кувшин пенного напитка и чистый стакан.

– А какие тут еще смыслы? – отозвался он. – Умер наша душенька мэр с месяц назад, а на тот свет никак не отбудет. Как вышел из портрета в кабинете, так никакими средствами не выкуривается.

Какая чудесная новость! Нет… то, что мэр дал дуба, ужасно печально. Скорбим и помним. В смысле, скорбят и помнят те, кто его знал при жизни. Но бесхозный, никому не нужный и никем не приголубленный призрак открывает такие головокружительные перспективы, что сейчас голова от наплыва фантазии лопнет!

– Госпожа чародейка, вы меня слушаете? – позвал Боуз, и я поймала себя на том, что мечтательно улыбаюсь, представляя, как переселю злого духа в дедовский кабинет. – Мы вызвали из замка ученика пресветлого, который нам в прошлом годе зачаровал статую отца-основателя от, так сказать, голубиных неприятностей. Он три часа возле кабинета мэра колдовал, потом сказал, что сбегает в замок за какими-то артефактами на пять минуточек и вернется. Неделю уже ждем. Время-то поджимает, а мэр наш бывший – уже поскорее бы царство ему небесное – никак бренный мир не покинет!

Помощник в отчаянье хлебнул кваса, скривился и с омерзением отодвинул стакан.

– Забористо, – пояснил сиплым голосом. – Угоститесь?

– Воздержусь, – отказалась я.

– Мы хотели позвать его супругу, чтобы она пришла и призвала мэра к совести, но госпожа сказала, что умерло, то умерло, и позавчера укатила в столицу. На постоянное местожительство. А мужа своего нам оставила! Такая оказалась безответственная дама!

– Сочувствую.

– Значит, поможете? Да? – Он заглянул мне в лицо. – Да?!

Естественно! Кто такой шанс подгадить деду упустит?

– Я смотрю, вы в отчаянии, – покачала головой.

– Не поверите, госпожа чародейка, в таком отчаянии, что сегодня с утра уже три седых волоска выдрал! Скоро весь поседею… а потом полысею.

Невольно я покосилась на рыжеватые кудри, аккуратно прилизанные пчелиным воском.

– Так и быть, помогу, – с недовольным видом, словно делала огромное одолжение, что в принципе так и было, согласилась я и кивнула на стол: – Оплатите еду.