Полная версия
Метро
Денис отвел глаза. Казалось, в эту минуту его ничто не интересовало, кроме унылого осеннего пейзажа, пробегающего за окном.
– Не знаю, – после паузы сказал он. – Я не хочу там больше учиться.
– Да? И родители в курсе?
Пейзаж отошел на второй план.
– При чем здесь родители?
– При том, что ты живешь за их счет. И они имеют полное право знать, КАК ты живешь.
Алиса излагала все ясно и логично – не придерешься. Среди ее аргументов не было ни малейшей бреши, даже трещины, – ничего, куда бы он мог вставить сбивающий с толку вопрос.
– Догадываются. Фазер обещал купить новую машину, если я возьмусь за ум. Как ты знаешь, старую придавило обломками Башни. Теперь она размером с консервную банку и очень плохо ездит.
– Но ты, конечно, отказался, – подхватила Алиса. – Как это благородно с вашей стороны, поручик!
– Алиса… – Денис посмотрел ей в глаза. – Ну почему мы не можем просто прожить еще один день? Просто? Без упреков, без проблем? А? Пойдешь в свое училище живописи, что-нибудь живописуешь и наваяешь, потом я тебя встречу, возьмем бутылочку винца, отправимся ко мне, побарахтаемся в постели…
Обладательница розового пальто, сидевшая перед ними, при слове "постель" вздрогнула. Наверное, он увлекся и говорил слишком громко.
Алиса прыснула.
– Дурачок! Так и будет! Возьмем бутылочку винца и устроим образцово-показательный трах! Я буду стонать так, что сбегутся все соседи. А соседки – пялиться на твою ширинку, когда ты выйдешь из квартиры. Это здорово! Но… Что ты будешь делать завтра?
Денис пожал плечами. На этот вопрос у него не было внятного ответа.
– Ты знаешь, чего ты НЕ ХОЧЕШЬ, – продолжала Алиса. – Это хорошо. Это характеризует тебя как крайне вдумчивого и ответственного молодого человека. Дело за малым – узнать, что ТЫ ХОЧЕШЬ. Только и всего.
"Узнать, что ТЫ ХОЧЕШЬ, – повторил про себя Денис. – Если бы это было так просто".
Увы! Все было очень непросто. После того, как он чудом спасся из рушащейся Башни, в Денисе произошел какой-то надлом. Он сильно изменился.
И родители это понимали. Наверное, поэтому они и не настаивали, чтобы он вернулся в институт.
Отец предлагал сделку – стоило признать, довольно выгодную. Машину взамен учебы. А маман – за спиной отца – обещала договориться насчет академического отпуска. Денис подозревал, что проректор по учебной работе – один из тайных грешков ее бурной и веселой молодости.
Родители даже разрешили ему жить отдельно, в бабушкиной квартире в Митино. Словом, они старались его понять. И проблема была вовсе не в них. Проблема была в нем самом.
Несколько секунд назад ее четко сформулировала Алиса: он сам не знает, чего ОН ХОЧЕТ.
Денис вздохнул и через силу улыбнулся.
– Я тебе скажу, чего я хочу. Вечером.
– О-о-о, ну, этот ответ мы уже слышали. И, кстати, всячески приветствуем. Но ты все-таки подумай: может, хочешь чего-то ЕЩЕ?
Так незаметно, за разговором, они доехали до Тушино.
"Маршрутка" остановилась перед входом в метро, и пассажиры, сдержанно толкаясь, стали вылезать.
На улице Денис взял Алису за руку. Ее узкая ладошка с чернильными росчерками вен была сухой и горячей.
– Я подумаю. Обещаю.
Они вошли в метро. Перед турникетами бурлила обычная утренняя толчея. Пользуясь короткой заминкой, Алиса обернулась к Денису.
– У нас сегодня – свободная тема. Я буду рисовать тебя. По памяти.
Она поддернула большую дерматиновую папку с листами ватмана, достала из кармана проездной и приложила к считывающему устройству. Красный кружок сменился зеленым, и Алиса ловко проскользнула вперед.
Денис дождался, когда красный кружок появится вновь, и сунул в щель билет.
– Надеюсь, в моем облике не появится ничего лишнего?
– Чего?
– Рога, например?
Алиса рассмеялась.
– Пока еще рано об этом говорить. Подожди до вечера – сам все увидишь.
– Ах, вот как! Посмотри, я чернею прямо на глазах, и мои волосы становятся курчавыми!
Денис состроил зверскую гримасу. Он полагал, что Отелло выглядел именно так, когда увидел платочек Дездемоны не там, где ему полагалось быть.
– Молилась ли ты на ночь…
Он патетически воздел руки и неосторожно задел пробиравшегося за ним мужчину в красивом дорогом пальто. Мужчина поморщился и небрежно оттолкнул локоть Дениса от груди.
– Аккуратнее!
– Простите…
Этот незначительный эпизод испортил Денису настроение, но, если разобраться, то винить, кроме как самого себя, было некого.
Он схватил Алису за руку и побежал с ней вниз по ступенькам. Они втиснулись в вагон и крепко прижались друг к другу. Механический голос объявил:
– Осторожно! Двери закрываются! Следующая станция – Щукинская!
Никто из пассажиров еще не знал, что до "Щукинской" они не доедут…
* * *Машинист предыдущего поезда также заметил поток, бурлящий в водосточном желобе. Но сначала он увидел другое.
Состав миновал заброшенную станцию между "Тушинской" и "Щукинской". Когда-то, в середине семидесятых, ее построили в надежде на то, что вместо аэродромного поля здесь будет большой жилой массив. Однако территория аэродрома городу не принадлежала. Летное поле находилось в ведении Министерства Обороны, а оно ни в какую не хотело выделить свою землю под жилищное строительство.
Станцию законсервировали; работы прекратили и оставили все, как есть. Станция так и стояла закрытая.
Ее призрак, словно тронный зал заколдованного замка, проносился за окнами поезда, и любопытные, расплющив носы о стекло, пытались что-то разглядеть в темноте.
Это удавалось только в том случае, когда поезда, идущие в разных направлениях, проезжали станцию одновременно. Тогда свет из окон противоположного поезда озарял тонкие колонны, подпиравшие потолок, серый бетонный пол и массивные листы железа, закрывавшие выходы на лестницы.
Как правило, зеваки бывали разочарованы. Они не видели ни пресловутых крыс размером с кошку, ни белых толстых червей-мутантов, ни громадных мотыльков с размахом перепончатых крыльев как у вороны.
Здесь не было никакой живности – по одной простой причине.
В метро ВСЕГДА поддерживается незначительное избыточное давление, поэтому ни одна тварь здесь не выживает. Кроме людей, разумеется, но и для них это не проходит даром. Не зря же работающие под землей идут на пенсию по первой сетке вредности.
Машинисты, помощники, дежурные, тоннельные рабочие, электромеханики, – все они бледны, как мертвецы. Здесь другой мир. Сюда не доходит солнечный свет. Зато здесь всегда в избытке вода.
* * *Вода обрушилась на стекло кабины плотным грязным потоком – так неожиданно, что машинист вздрогнул.
Несколько секунд он ничего не мог разглядеть – ехал, что называется, на ощупь. Затем он включил стеклоочистители, и большие щетки смахнули грязь. Тогда он увидел бурлящий поток, стремительно бегущий вниз по желобу, в сторону приемного резервуара – зумпфа.
Состав проехал водоотливную установку, оставив ее слева.
Дальше рельсы шли на небольшой подъем. Вода доставала и сюда, но ее уровень был невысок – насосы справлялись с потоком. Через тридцать-сорок метров она и вовсе исчезла, и машинист увидел абсолютно сухой желоб.
Он подумал, что все это ему показалось, но грязные разводы на стекле недвусмысленно говорили об обратном. Это НЕ МОГЛО ему показаться.
Он нажал кнопку вызова.
– Диспетчер! Диспетчер!
В динамике раздавалось только шипение, прерываемое громким треском.
– Черт! Да что такое?
Машинист перевел ручку управления тяговыми электродвигателями. Поезд стал замедлять ход, приближаясь к станции.
"Надо сообщить дежурному. Пусть пошлет рабочего пути, проверить, что там творится".
Потом он сообразил, что рабочий все равно пойдет от "Щукинской". В самом деле, не посылать же человека с "Тушинской" – тогда ему придется топать по узкому боковому проходу целых полтора перегона.
"Задержусь на станции, доложу дежурному", – подумал он.
Тем временем следующий состав, подчиняясь строгому графику, действующему в час пик – пара поездов в минуту, – уже отошел от "Тушинской" и набирал ход.
* * *В тот день Владимир Константинов поднялся в шесть утра.
Он проснулся ровно за минуту до того, как зазвенел будильник – от скрипа кровати. Так было всегда – за минуту до назначенного подъема он начинал ворочаться, и этот скрип будил его. А потом уже раздавался звонок будильника.
Константинов отбросил одеяло и вскочил. На сегодняшнее утро у него была назначена важная встреча, и он хотел придти на нее подготовленным.
Владимир пошел в ванную, почистил зубы, принял душ и потом долго укладывал волосы феном. Повторить вчерашнюю укладку, сделанную в салоне, ему не удалось, но тем не менее он остался доволен.
Константинов закрепил прическу лаком и отправился на кухню. Там он вскипятил чайник и заварил овсяную кашу из пакетика. Запил кашу стаканом подогретого обезжиренного молока и взялся за яблоко.
После того, как с завтраком было покончено, он еще раз почистил зубы и критически осмотрел свое отражение в зеркале.
Опасаясь порезаться в самый неподходящий момент, как это обычно бывает в утренней спешке, он побрился заранее, перед сном.
Владимир провел рукой по щекам и подбородку. Щетина уже стала пробиваться, но была еще не видна. По его прикидкам, это должно было случиться не раньше полудня. Значит, все нормально. На встрече он будет выглядеть, как надо.
Он ехал в музей-квартиру Николая Островского, что располагался над "Елисеевским" гастрономом.
Полтора года назад, выполняя заказ правительства Москвы, его фирма установила в музее подъемник для инвалидов. Константинов не хотел браться за эту работу. Он чувствовал, что прибыли она не принесет никакой. Так и случилось. Однако – его хвалили и даже благодарили за то, что он успел уложиться в поставленные сроки.
Работа, как всегда, проходила в авральном режиме: департамент соцзащиты готовился к выставке работ какой-то художницы из Китая, которой вздумалось выставляться именно в музее Островского – самого знаменитого советского инвалида.
Художница сама была с детства прикована к инвалидной коляске, а квартира размещалась на втором, и очень высоком, этаже. Поэтому подъемник был просто необходим.
Константинов выполнил заказ безупречно, и в его негласном досье появились две лестные характеристики: "надежный" и "безотказный".
С тех пор он не брался за подобную работу, предпочитая более традиционные виды заработка.
Но в июне в кругах, близких к мэрии, стали бурлить упорные слухи, что вот-вот ожидается новое постановление – оборудовать новостройки подъемниками для инвалидов. Всех строителей обяжут учитывать этот пункт в сметной документации и выделять на него необходимые деньги.
Константинов вздрогнул, и если бы не ладно сидящий костюм, то стало бы видно, как шерсть на его загривке встала дыбом.
Он знал, что дыма без огня не бывает. Разумеется, это случится не завтра и даже не через год, но он должен быть готов заранее.
"Если ВСЕ новостройки будут оборудовать подъемниками…".
О-о-о, здесь пахло хорошими деньгами.
Владимир стал потихоньку зондировать почву и узнал, что в следующем году правительство Москвы объявит открытый тендер на право стать генеральным подрядчиком. Стало быть, есть за что рубиться.
Константинов два месяца обхаживал чиновника из департамента социальной защиты, и наконец удача ему улыбнулась. Чиновник милостиво согласился взглянуть на его достижения в этой области.
И вот тут Владимир достал из рукава козырного туза. Технически сложный, самый совершенный в Москве подъемник, смонтированный безупречно и в сжатые сроки, от мэрии – два шага, постелим ковровую дорожку, позовем цыган и пригласим полуголых девок… Не угодно ли взглянуть?
Чиновник придал лицу выражение государственного мужа, озабоченного архиважными делами, и сказал: "Угодно".
Встречу назначили на одиннадцать утра, но Константинов понимал, что должен приехать пораньше – хотя бы к девяти, чтобы лишний раз все проверить и провести инструктаж с директором музея. Наверняка последуют какие-то вопросы, а ответы лучше подготовить заранее.
Константинов выбрал темно-синий костюм, голубую рубашку и мягкий бордовый галстук с мелким узором. Он завязал галстук узким косым узлом и остался собой доволен.
К этому костюму хорошо подходили английские ботинки из темно-коричневой замши. Довершало наряд черное демисезонное пальто, перчатки – в тон ботинкам, и шелковое кашне стального оттенка.
Он покрутился перед зеркалом и решил, что выглядит если и не на миллион долларов, то на семьсот тысяч – это уж точно.
Опыт говорил ему, что, когда имеешь дело с чиновниками, надо выглядеть дорого. Они, наверное, думают: "Раз уж этот парень сумел заработать деньги для себя, то сможет и для нас".
– Смогу, ребята! Не сомневайтесь! – сказал Константинов отражению.
Он обошел всю квартиру, тщательно проверил, не забыл ли чего-нибудь выключить, взял приготовленный сверток и вышел на улицу.
* * *До охраняемой автостоянки, где он обычно ставил машину, надо было пройти два квартала пешком. Владимир увидел грязные лужи на асфальте и понял, что дождь может спутать его планы.
Он знал за собой одну неприятную особенность. Стоило на асфальте появиться хоть малейшим лужам, и Константинов умудрялся забрызгать грязью брюки до самых колен. Может быть, все дело в его походке – быстрой и уверенной? Может быть. Но, как бы то ни было, сейчас ему требовалось идти медленно, стряхивая капли с мысков перед тем, как перенести ногу вперед.
Он так и поступил. Мысленно ругаясь на то, что планы небесной канцелярии шли вразрез с его собственными, он осторожно двинулся вперед. Со стороны казалось, будто сапер пробирается по минному полю – настолько аккуратными и выверенными были его шаги.
Он пришел на стоянку, подошел к вишневому "Мерседесу", достал ключи с брелоком сигнализации и нажал на кнопку. Автомобиль подмигнул габаритами и дважды хрюкнул.
Константинов открыл заднюю дверь и развернул сверток – мохнатое одеяло, купленное в "ИКЕе". Одеяло было просто необходимо – к вишневому кузову прилагался светло-бежевый кожаный салон.
"Девочке всего десять лет. Испачкает мне тут все, что можно…". Одеяло стоило дешевле, чем чистка салона в фирменном сервисе.
Константинов был предусмотрительным. Такой человек, как он, обязан быть предусмотрительным. Сейчас он ехал на встречу с чиновником, но уже заранее готовился к сегодняшнему вечеру.
Он постелил одеяло на заднее сиденье, аккуратно расправил складки. "Ну вот, теперь получше".
Возможно, это было не очень-то красиво, но ведь он никогда не стремился выглядеть самым щедрым человеком на этом свете.
"И потом – я просто проявляю заботу. На голой коже холодно сидеть".
Он захлопнул дверцу и уже собирался сесть за руль, но вдруг…
Черт побери! Неприятные сюпризы продолжались!
Заднее правое колесо было пустым. "Мерседес" был "обут" в низкопрофильные "Pirelli", поэтому машина почти не просела, не припала к земле, и он не сразу это заметил. Но хорошо, что хоть заметил.
Видимо, он пробил колесо вчера, но герметик изнутри залепил покрышку, позволил ему доехать до стоянки, а за ночь весь воздух постепенно вышел.
– Идиотство! – пробормотал Константинов. – Это какое-то идиотство, иначе не назовешь!
Первой мыслью было позвать сторожа, дать немного денег и попросить поставить "запаску". Но Константинов вспомнил его опухшее лицо, нос с сетью красных прожилок и трясущиеся руки. Ему стало жалко красивых литых дисков, каждый из которых стоил, как его ботинки.
– Твари! – непонятно кому сказал Константинов, снова поставил машину на сигнализацию и пошел на шоссе.
Сторож что-то говорил ему, но через стекло будки ничего не было слышно. Владимир отмахнулся и подошел к обочине.
Поймать такси было не такой уж и большой проблемой. Приедет он на собственной машине или на такси – какая разница? Все равно на "Мерседесе" в музей не въедешь. Он как бы ненароком достанет из кармана ключи с узнаваемой трехлучевой звездой, и этого будет достаточно – для поддержания нужного имиджа.
Стоило ему поднять руку, и машины стали останавливаться – одна за другой. Перед ним даже выстроилась целая очередь.
Константинов брезгливо махнул водителю первой машины – ржавой "копейки". Вторым стоял "Москвич". Владимир заглянул через стекло в салон и нашел его слишком грязным. Он снова махнул рукой – проезжай! Третья машина тоже не прошла его придирчивый контроль.
Наконец вдалеке показался серебристый "Ситроен-Берлинго" с шашечками на боку. Таксист затормозил, и Константинов, открыв сдвижную дверь, сел на заднее сиденье.
– На Пушкинскую площадь, – сказал он. Водитель кивнул и включил счетчик.
Из Красногорска они выехали довольно быстро, но дальше, на Волоколамском шоссе, начиналась огромная пробка. Машины тащились по дороге плотной разноцветной массой, и это стало его раздражать.
Он не мог понять, в чем тут дело. Будь он за рулем своего "Мерседеса", он бы так не нервничал. Возможно, потому, что тогда бы все зависело только от него самого. А сейчас любое действие водителя выводило его из себя.
Они переехали деривационный канал, и Константинов не выдержал.
– Давай-ка в левый ряд – и к метро!
Таксист обиженно пожал плечами – хороший заработок уплывал прямо из-под носа. Он включил левый "поворотник" и, дождавшись "стрелки" на светофоре, свернул на проезд Стратонавтов.
– Прямо к выходу, где почище, – сказал Владимир и кинул на переднее сиденье сторублевку.
Водитель с тоской взглянул на деньги.
– Хватит! – отрезал Константинов.
Он всегда считал, что поступает правильно. Что бы ни случилось в этой жизни, он думал, что во всем прав.
Затея прокатиться на метро пришла ему в голову неожиданно. Он не спускался под землю уже много лет и давно забыл, как это выглядит. "По-моему, надо кидать пятачок… Нет, нет… Пятачков больше нет. Э-э-э… Жетон. Да, желтый пластмассовый жетончик…".
Шарить по карманам было бессмысленно – едва ли там мог заваляться желтый пластмассовый жетон.
Таксист остановил машину прямо перед входом. Константинов открыл дверь и осмотрел асфальт. Почти чистый, если не считать фантиков от жевательной резинки и размазанных плевков.
Он вышел и стал спускаться на станцию.
* * *На входе он изучил карту Москвы с нарисованной схемой метрополитена и обнаружил одну приятную неожиданность: ему не придется делать никаких пересадок. Он доедет прямиком от "Тушинской" до "Пушкинской". Это уже хорошо. Под землей, как известно, пробок нет.
Правда, его несколько озадачило другое. Людей было гораздо больше, чем он ожидал. Угрюмые и молчаливые, они шли одной плотной массой – как автомобили в пробке.
Для того, чтобы пройти через турникеты, пришлось покупать какую-то карточку – жетоны, оказывается, успели выйти из моды. Константинов купил на две поездки. На всякий случай.
Про себя он уже решил, что возвращаться будет только на такси, но, тем не менее, взял карточку на две поездки.
Он подошел к турникетам и здесь его снова ожидала небольшая неприятность.
Парень, шедший перед ним, вдруг стал размахивать руками, как ветряная мельница. Парень жестикулировал так бурно, что ударил Константинова локтем в грудь.
Владимир брезгливо отпихнул его локоть и пробурчал:
– Аккуратнее!
Он стал спускаться по ступенькам, и вдруг его внимание привлекло ярко-синее пятно, резко выделяющееся в утренней суматохе и толчее. Константинов пригляделся. Обыкновенный детский плащ. Дождевичок. Вроде бы – ничего особенного, но этот плащ показался ему знакомым, словно бы он его уже где-то видел.
Владимир еще не успел вспомнить, где именно, а ноги сами, помимо воли, несли его к этому пятну.
Он взял немного левее и прошел по той части платформы, где останавливались поезда, следовавшие из центра. Почему-то здесь почти не было людей.
"Ах, ну да! – сообразил Константинов. – Утром ведь все обычно едут в обратную сторону".
Он быстро обогнул толпу и приблизился к синему пятну сзади.
Маленькая девочка лет десяти, белокурая, с вьющимися волосами до плеч. Она держала за руку высокого, слегка сутулого мужчину. У мужчины был потерянный вид и проплешина на затылке.
Константинов усмехнулся. Он почему-то именно так себе все и представлял. Он удивился, насколько лицо девочки было похоже на ее фотографии. Обычно так не бывает. Фотография искажает черты. Или – придумывает новые. Но здесь все совпадало точно.
Константинов прислушался к себе, к тому, что творилось у него внутри. Ему вспомнились слова, сказанные Ириной во время их последней встречи. Пожалуй, теперь эти слова приобрели несколько другой смысл.
Он осмотрел мужчину – так внимательно, словно составлял фоторобот преступника. Отметил высокий лоб, длинный острый нос и несколько вялую линию подбородка.
Он подумал, что в чертах лица мужчины и девочки не так уж и много общего…
Гудок приближавшегося поезда заставил его отвлечься от своих мыслей. Константинов развернулся и быстро зашагал к голове состава. Он не хотел ехать с мужчиной и девочкой в одном вагоне. Но и дожидаться следующего поезда не собирался. В конце концов, с какой стати?
Константинов протиснулся между плотно сжатыми плечами и оказался прямо напротив дверей. Он вошел в вагон первым и быстро юркнул в укромный уголок.
В вагоне было душно и пахло влажной одеждой – так сильно, что даже аромат собственного одеколона не спасал.
Он по-прежнему считал, что поступает правильно, но даже представить себе не мог, что поездка будет только в один конец.
* * *Трещина в обделке перегонного тоннеля постепенно росла. Монолитный железобетон, поддаваясь напору скопившейся в грунте воды, хрустел, будто какой-нибудь гипсокартон.
Когда-то, прокладывая линию в Тушино, метростроевцы решили заморозить грунт и прокопать тоннель прямо под каналом.
Недалеко от ворот шлюза, сквозь воду, пробурили множество шурфов и через трубы закачали жидкий азот, создав трехметровую линзу из замороженного грунта. По расчетам строителей, этого должно было хватить надолго.
Но время… И вода… Две самые текучие и непостоянные материи.
Они действуют потихоньку, исподволь. Долбят в нерушимый, казалось бы, монолит, капля за каплей, секунду за секундой… И рано или поздно побеждают. Всегда.
Они разрушают самые хитроумные планы, самые прочные стены, самые долговечные и тщательно просчитанные конструкции.
Вода и время. По сути, это одно и то же. Вода – материальное воплощение времени; она так же постоянно течет, постоянно меняется и МЕНЯЕТ.
Время оставляет морщины на лице; вода точит камни. Человек не в силах противостоять этим стихиям. Особенно – когда они объединяют свои усилия.
* * *Трещина в обделке ширилась. Другие трещины, поменьше, разбегались от нее во все стороны.
Это сопровождалось громким звуком. Эхо разносило по тоннелю зловещий гул, низкий и утробный. Гул был только басовым фоном, сквозь него пробивались голоса, солирующие в какофонии разрушения. Треск бетона и шипение рвущейся в тоннель воды.
Издалека послышался грохот колесных пар. Громыхая сцепками, подпрыгивая на рельсовых стыках, приближался поезд.
Токоприемник снимал с контактного рельса постоянное напряжение в 825 Вольт; электроэнергия питала четыре тяговых двигателя, и поезд мчался, набирая ход. Там, где контактный рельс, одетый в красный деревянный короб, заканчивался и начинался новый, мелькала ярко-голубая вспышка, озарявшая толстые кабели, покрытые слоем пыли.
Состав, не сбавляя скорости, вылетел на закрытую станцию под Тушинским аэрополем.
Машинист увидел, как густые исполинские тени от колонн метнулись в сторону, словно испугавшись стука колес.
Светофор – справа по ходу поезда – светился гостеприимным зеленым огоньком. Значит, впереди никого не было. Он двигался на безопасном расстоянии от предыдущего.
Машинист потянулся рукой за сиденье. Там, завернутый в целлофановый пакет, лежал банан.
Диагноз "хронический гастрит" ему поставили уже давно, но машинист подозревал, что все гораздо хуже. У него наверняка язва.
Ну конечно, так и есть. Годы, проведенные под землей, не проходят даром.
С одной стороны, работа неплохая. Стабильная. Платят хорошо и без задержек. Ранняя пенсия, казенная форма, бесплатный проезд, в том числе – раз в год по железной дороге, куда только ни пожелаешь… Это все так.
Но есть и несомненные минусы. Зрение, например, постоянно ухудшается. Стоит выйти после смены на свет, и глаза сразу начинают болеть и слезиться. Хоть темные очки надевай. Наверное, дело в том, что он привык к искусственному освещению, а солнце… Это что-то нереальное. Почти ненастоящее.
Он уже давно надевал очки, когда читал газету. Правда, на ежегодном медосмотре окулист все равно писал в его карточке "зрение – 1,0". Но это – просто нехитрый фокус. Выучить нижнюю строчку таблицы наизусть, вот и все.
