Город Че

На стене мельтешила зыбкая тень: вверх – вниз – вверх – вниз. Тень всё уменьшалась, пока наконец не превратилась в силуэт лохматого пса. Пес возил носом по сугробам, точно искал что-то. Щуплая, жёлтая дворняга рыла передними лапами снег у фонаря. Потом недовольно тряхнула головой и звонко кашлянула: «Гав».

Фонарь задрожал. Рыбий свет тряско пополз в сторону. Железобетонная громадина по-жирафьи повела шеей, и лампа опустилась к собаке. Голова-лампа качнулась вправо, потом влево.

Пес снова тявкнул. Фонарь царственно выпрямился и важно замер.

Дворняга нетерпеливо мяла что-то передними лапами. Нос в белой крупе, между настороженными ушами – зимняя полянка.

Пес побрел в соседний двор мимо общипанных тополей, мимо луж. Навстречу выскочили еще две собаки. Одна совсем мелкая, трясущаяся от холода, вторая – помесь немецкой овчарки и кого-то ещё более крупного и пушистого. Собаки схватили друг друга за хвосты, закружились, а потом вдруг пропали.

В оранжевых полосах кружились белые мухи.

«Не надо войска…»

Мэр плохо знал английский. Когда в город приезжали иностранные делегации, он вежливо улыбался консулам и бизнесменам, а слушал переводчицу – племянницу школьного приятеля.

Но он знал, что должность его по-английски «mayor» – градоначальник. Звучит, как блеянье овцы. А, если прочитать безграмотно, получится «майор» – совсем по-военному. Вот он и стал звать себя майором. «Ну, что, – думал по утрам, подбадривая сам себя, – пойдем, товарищ майор, на работу». И шёл до машины, а там, подбирая полы дубленки, садился в кожаный, пропахший ванилью салон и ехал из коттеджного пригорода в город.

Город дышал. Трещал морозный воздух. Солнце лупило по глазам и окрашивало альбомную белизну розово-голубой краской. Дрожала сверкающая взвесь – то ли снежная пыль, то ли дымка–мираж.

Служебный – не слишком шикарный, но удобный автомобиль тормозил у гранитного камушка администрации. Здание это было похоже на каракулевую шапку – пирожок.

В кабинете мэра, непременно уютном – по сути, это было продолжение кожаного салона, да, и что там, кровати избранника (а она была пушистой и невероятно сексуальной), – пряталась потайная комната. Маленькая, но вместительная, как вагонное купе. Здесь была кушетка (на ней в свое время спал ещё первый председатель райисполкома) – раритет, кожаное кресло, столик, за которым мэр обедал иногда (обычно, как сегодня, он ездил кушать к маме), и книжные полки, на которых пыльными рядами выстроились краснокорешковые и синекорешковые фолианты. На столике всегда стоял любимый стакан начальника в дореволюционном подстаканнике, да, дореволюционном – им ещё пользовался последний городской голова – самый раритет.

О существовании «думательной комнаты» знали всего несколько человек: секретарша, начальник охраны, пресс-секретарь, главный советник (он же школьный приятель), мама мэра, бывший мэр и бывший глава райисполкома (он же эту комнату и придумал).

От посторонних дверь в дубовой настенной панели защищал портрет президента Путина. Портрет был хороший, солидный. Написан масляными красками. Холст в золоченой раме. Даже у губернатора такого не было.

Мэр пошевелил ленивой мышкой – экран компьютера проснулся. Новых сообщений – двенадцать. Ну, у мэра всегда есть работа.

Он почесал рыжую голову. Руки у него пухлые, белые, в веснушках – детские. В юности он занимался штангой. Правильно питался. Завоевывал медали. Но это всё прошло. Мэр отрастил брюшко, штангу бросил.

Доклад об эвакуации «подснежников» (бесхозные машины не дают чистить улицы) совсем не читался: буквы прыгали, менялись местами. После щей и ёжиков в животе тянуло и булькало.

Мэр раздавил пальцами сушку с маком. Проснулся.

Надо было бы перейти в «думательную комнату», отдохнуть. Вечером предстояло выступить на «дне призывника».

Он снова почесал голову. Там, в мозгу, в котором и так постоянно крутились всякие мысли, засела зараза похуже шизофрении – забота о сраных событиях, странных событиях, пугающих жителей уже больше месяца.

«Треньк-треньк», – это позвонил телефон без кнопок.

Мэр снова опустился в кресло – он даже на шаг отойти не успел.

– Алло! Куклин.

– Здравствуйте, с вами сейчас будет говорить премьер-министр Дмитрий Анатольевич Медведев.

Мэр напрягся: «е…твою мать», – подумал он.

– Алло, – вкрадчиво с той стороны, очень знакомо, как будто известного актера услышал.

– Да, здравствуйте, – у мэра получилось бодро.

– Здравствуйте, здравствуйте, Михаил Палыч. Не буду вокруг, да около. Мы знаем, что в вашем городе происходит какая-то чертовщина.

– Да, какая чертовщина, – мэр, хоть раньше, лет двадцать назад, и был бандитом, и ломал пальцы, сейчас как-то стушевался. – Что вы!

– Ну, как убийства у вас ритуальные, башню кто-то покусал. Как это – искусать телевизионную вышку?! У вас там Годзилла, что ли, живет?

– Что вы! Какая Годзилла! – немного обиделся мэр. – Мы разбираемся. У следствия есть зацепки.

– Вы меня лечите, Куклин?

– Я?

– Какие зацепки? Ваш город весь инет засрал своими видео. Заголовки эти. Желтая пресса! Девочка у вас какая-то над крышами летает. Это что такое?! Разберитесь, Куклин. Или мы по-тихому объявим чрезвычайное положение и введем войска.

– У нас тут есть военное училище, – помолчав, заметил мэр.

– Что?

– ЧВИРЭ. Военное инженерное училище. Не надо войска…

Курсант

У курсанта Васи Симонова смешно торчали красные уши. Он рвал буханку чёрного на мелкие кусочки и бросал их голубям. Голуби, серые как крысы, копошились, били крыльями, вспархивали.

Вася печалился. Утекали последние часы увольнительной. Завтра нужно идти на дежурство. Начальник училища приказал усиленно патрулировать улицы. Даже такую жопу мира как Чкалова.

Вот на Чкалова ему завтра и нужно. Там грязно и шваль.

А сегодня хорошо. Он сидит на скамеечке в Соляном саду и ему на всё с большой колокольни. Вот они – столетние дубы, вот он – памятник Пушкину, вот сугробы и застывшее колесо обозрения, как будто его сковало судорогой – на заднем плане.

В голове засела заноза – дурацкая мысль о человеческой ДНК. Удивительно, просто маленькая спираль. И сколько в ней всего, и это всё – мы.

Вася поступил в Череповец из Воронежа, потому что хотел стать суперкрутым разведчиком. Он стремился к этому. Он верил, что сможет.

Его дед был суперкрутым разведчиком. Во время Карибского кризиса он служил в Вашингтоне – это до сих пор секретно (по секрету этот секрет Васе рассказал сам дед – он уже плохо соображал).

Отец Васи служил на радиолокационной станции. ОЧЕНЬ ДАЛЕКО.

Генетический код – удивительно.

В Череповце было весело. Особенно этой зимой. Город поражал все больше и больше. Курсанты слышали и о башне, и о людях, которых загрызли на Советском проспекте, и о том, что полицейский выпал с пятого этажа при очень подозрительных обстоятельствах.

Некоторые пугались и звонили домой, но только не Вася. Вася кайфовал от этого драйва. Как будто оказался в кино. Не в плохой комедии про армейскую жизнь, как раньше, а в дорогом голливудском триллере. Да, в триллере.

ДНК. Вот мимо идет симпатичная девушка. Стройная. Синее пальто. Рядом с ней хмырь. У хмырягопницкое лицо и повадки жлоба. Он нахально держит девушку за бок. Такой хмырь и такая девушка.

Вася всегда чувствовал, что с ним что-то не так. Он боялся зеркал. Потому что отражался в них неправильно. Конечно, нос, глаза, губы были своими, а вроде, и нет. Дожил до двадцати с хвостиком, а что не так– до сих пор не понял. Иногда он чувствовал себя не в своей тарелке, даже хуже, словно он не в своем теле.

Вот ладонь. Его широкая мужская ладонь. Или не его?

Он ведь чувствует себя в этой ладони?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.