Истории про меня и про Советскую армию

В каждом вагоне – по одной проводнице. Уж не знаю, какими их коврижками уговорили на этот рейс. Но все они оказались девочками бывалыми. Подготовились соответственно, все пустые служебные отсеки были заранее напичканы спиртным, которым эти девочки и торговали. Бутылка водки – 20 рублей (при цене в магазине 3 рубля 62 копейки). Помните, как там у классика было написано: «Если прибыль достигает 300%, то нет такого преступления, на которое не пошёл был капиталист ради получения этой прибыли…» Офицеры такому бизнесу особо и не препятствовали. Тем более, что все возможные конфликты проводницы быстро решали, часто своим телом или деньгами. Офицеры были довольны.

Был момент, когда нас, обоих сержантов, и нашего лейтенанта проводница позвала «перекусить». Накрыла «поляну», налила на халяву водки (чтобы, значит, её бизнесу мы не мешали). Только кружки подняли – заходит замполит. Сержантам: «Брысь отсюда». А офицеру начал ОВЦУ вставлять. Я выпить тогда не успел. Уходя, замполит нас обнюхал и отпустил.

А в соседнем вагоне двух сержантов демонстративно разжаловали в рядовые и обещали сделать «декабристами» за пьянку на боевом посту.

Ехали почти неделю, вокруг Москвы, часто стояли. Кормили только сухим пайком. Хорошо, если на остановках проводницы умудрялись заправить вагон водой, а то и без воды ехали. Туалеты были загажены до предела и более.

Из моего вагона, пользуясь неработающим замком на двери, один парень на ходу спрыгнул, передумал в армии служить. Потом уже пришла телеграмма – поймали его в лесу со сломанной ногой.

Ещё в Симферополе нас предупредили, что в каждом вагоне будет по 10–12 человек бывших зеков. Их специально распределяли по разным купе. Но уже через пару часов они все друг друга нашли, собрались в одном купе и гудели так, что даже старшие офицеры боялись к ним близко подходить. А уж нам-то и подавно просто страшно было. Здоровые бугаи в наколках, в дым пьяные. В армию тогда забирали до 28 лет, и эти ребята запросто могли уже отсидеть лет по пять. Я старался на них даже не смотреть, тем более, что при погрузке в Симферополе не дал им загрузить в вагон пару ящиков водки. Но они мне про это не вспоминали, некогда было, проводницы их снабжали всем и без очереди.

Пока ехали, сержанты должны были с призывниками беседы проводить о правильной службе в Советской армии. Нам для этого всем выдали уставы. Я пытался, но получалось плохо, хотя некоторые ребята интересовались порядками в армии. Им повезло в том, что после смерти министра обороны маршала Гречко ещё не закончилась компания по борьбе с дедовщиной. Я всё это честно ребятам и рассказывал. Советовал дружно держаться за свой призыв и своих знакомых.

Подъехали к Мирному только 30 мая (нас каким-то образом перебросили от Плесецка прямо к Мирному) рано утром, часа в два ночи. Над деревьями солнце стоит, а под деревьями снег лежит и температура около нуля. Тут-то наши страдальцы и приуныли. Они-то в летней одежде, некоторые в летних рубашках с короткими рукавами и в сандалиях на босу ногу. А тут их на улицу вывели, пересчитали и посадили в открытые грузовики и повезли по частям. Наверняка многие потом в госпиталь попали.

На прощанье эти страдальцы сбросились и вручили мне конвертик «на дембель». Я их ни о чём не просил, ну да так уж получилось, отказываться было нельзя. Так мне полмотороллера досталось, о котором я ещё до армии мечтал. Наверное, правильные вещи я им говорил и относился к ним нормально. Второму сержанту в моём вагоне ничего не дали… Отсюда четвёртая армейская заповедь – относись к людям по-человечески, и тебе воздастся.

Дембель неизбежен также, как и победа мировой революции

Вернулись в часть после Крыма. А там сержантской комнаты как и не бывало. Командир приказал снести под корень. Домой не отпускают, а спать уже негде стало – пришёл новый призыв, все кровати заняты, на нижнем ярусе некоторые по двое спят по очереди. Пошел я на поклон к командиру части. Он меня долго мотал, что совсем я к дембелю распустился и распоясался. А потом велел собираться, но сказал, что отпустит сначала только двоих сержантов, так как Александров теперь «декабрист» и, чтобы порядок в части поддерживать, нельзя его со всеми вместе домой отпускать, чтобы другим наука была.

И поехали мы домой вместе с Римасом Бараускасом родом из Вильнюса. Чемоданы наши и внешний вид замполит не проверял (и хорошо сделал, у обоих были «Дембельские альбомы» с фотокарточками некоторых командиров, а Римас был ещё в весёленьких жёлтых носочках). А я ещё вёз в чемодане два газовых ключа №1 и №2 «на долгую добрую память», которые во время новогоднего шмона подобрал где-то в глубоком снегу вместе с водкой.

Приехали мы вдвоём в Томилино. Римас домой не спешил, хотел Москву посмотреть. Встретили нас замечательно, покормили, напоили. Ночевали мы на чердаке. А на следующий день поехали Москву смотреть. Даже по ВДНХ походили.

Правда командир слово своё сдержал и Васю Александрова через два дня тоже отпустил. Мы с ним заранее договорились о встрече, и он тоже приехал в Томилино, да не один, а с Сиротенко (как звали уже не помню) из Краснодара. И вот мы вчетвером несколько дней и ночей «гудели» на чердаке в Томилино. Лена, сестра моя младшая, только и успевала нам картошку варить да на стол накрывать, а мне приходилось за друзьями приглядывать, чтобы к моей сестре не очень приставали.

Потом поехали мы в Москву за билетами для моих приятелей, все в дембельской парадной форме. Купили билеты, по Москве походили. Уезжать им всем нужно было на следующий день. Под вечер заехали в винный магазин в Столешниковом переулке. В то время это был, наверное, самый лучший винный магазин в Москве. Ребята набрали с собой в дорогу всякой экзотики. Получился огромный портфель. И поехали мы ночевать обратно в Томилино. И на Казанском Васю, который пёр этот портфель, замели патрули. «Почему форма одежды нарушена, почему носки жёлтого цвета, а не чёрного, да что в портфеле тащишь?» Мы все под дверью их дежурки часа два толклись и канючили, пока Васю нашего отпустили. Выручило то, что билеты уже были на руках, а я уже почти дома. Но спиртное патрульные офицеры отобрали. «Напьётесь в поезде и поубиваетесь, а если недовольны, то мы можно и на московскую губу на пару суток билетики организовать.»

Приехали мы в Томилино, вышли из электрички, купили обычной водки и немедленно расслабились.

На другой день поехал я всех провожать уже в гражданской одежде. Опять зашли в Столешников переулок, опять экзотики прикупили, но уже немного – деньги кончались. Теперь портфель уже я таскал. Проводили Васю и Сиротенко с Казанского вокзала, а вечером Римаса я провожал уже с Белорусского. Все клялись в вечной дружбе, звали друг друга в гости… Римас потом пару писем прислал – и всё. А вот с Васей нас судьба надолго потом пересекла. Про Сиротенко ничего не знаю.

Перед дембелем обещал я свою парадную форму обратно в часть прислать нашему каптёрщику. Обещал – сделал, запаковал в посылку китель и фуражку, кинул туда кулёк конфет и отправил по почте. А брюки были специально к дембелю сшиты в офицерском ателье по моде того времени, расклешенные. В них я потом года два- три ещё ходил, очень уж они мне нравились.

Получил я потом несколько писем из нашей части, что да как. Кто-то ограбил местный магазинчик и его посадили, кто-то погиб по пьяни… Но мне это было уже не очень интересно, начиналась новая жизнь.

А вскоре, после получения советского молоткастого и серпастого паспорта, исполнилась моя давняя мечта – первым делом купил я таки себе мотороллер «Вятка Электрон» и сразу добреть стал…

Правда через месяц с небольшим на Окружном проезде прямо перед моим мотороллером резко свернул ЗИЛ-157, и мне опять повезло – остался живой и почти целый, но это уже совсем другая история.

P.S.

Всё, что выше описано, происходило или со мной лично, или с моими товарищами по несчастью во время службы в славной Советской армии в 1974–1976 годах, или что-то подобное происходило с кем-то ещё по рассказам моих товарищей. Что-то, возможно, приукрашено (ведь с тех пор прошло уже более 40 лет, и то, что тогда казалось страшным и ужасным, теперь кажется забавным и весёлым) или разбавлено армейским юмором, но в целом всё примерно так и было… Это не дневниковые записи и не вахтенный журнал, поэтому будьте снисходительны. В конце концов есть же у меня и право на художественный вымысел…