Заря и Северный ветер. Часть I

Когда Ира вышла на аллею и двинулась к мусорным контейнерам, в мерное шуршание гравийной дорожки неожиданно вонзилось близкое глухое карканье. Она оглянулась и увидела на бабушкином памятнике угольно-чёрную ворону. Птица хлопнула крыльями и, слетев на землю, стала клевать печенье. Ира хотела отогнать её, но вместо этого поспешила уйти.

Центральная асфальтированная дорога соединяла в узел множество троп, ведущих к кладбищенским аллеям. Приближаясь к ней, Ира заприметила странную фигуру. Долговязый человек с тёмными волосами, убранными в низкий хвост, топтался у машины на обочине и говорил по телефону. Или делал вид, что говорит. Он явно кого-то ждал. Ира почувствовала это сразу. Она закинула мешок в контейнер и направилась к повороту, за которым простирался пустырь с новыми захоронениями и находились въездные ворота. Но едва она сделала несколько шагов, как тягучий, неторопливый голос остановил её:

– Девушка…

Она обернулась. Мужчина был в чёрном. Бледное, колючее лицо, свинцовые глаза, придавленные тяжёлыми веками. Он смотрел не мигая.

– Не подскажете, на какой аллее лучше посадить родовое древо для замирающего? – медленно спросил он.

Ира не поняла вопрос. На секунду растерялась – и попятилась.

– Здесь давно уже не хоронят… Тут всё забито, это старое кладбище.

– О, как жаль, – бесстрастно протянул незнакомец.

– Вам надо обратиться к управляющему. Хоронят там, – она махнула в сторону пустыря. – На новом участке.

Он не сводил с неё взгляда – холодного и цепкого. Лёгким, почти вкрадчивым шагом продолжал приближаться. Краем глаза Ира заметила, как из машины вышли ещё двое. Тоже в чёрном. Шли медленно – будто нехотя. Всё вокруг замерло. Тишина стала плотной, звенящей. В этом гулком вакууме Ира слышала только собственное сердце. Все её чувства опасливо обострились. Мозг под влиянием интуитивного, почти звериного чутья стал лихорадочно что-то складывать. В сознании вспыхнуло спасительное имя Саши, ставшего за этот месяц единственным близким ей человеком.

– А как найти управляющего? – уточнил мужчина, уже ближе.

– Не знаю! – Ира сунула руку в карман джинсовки и сжала телефон. – Извините, меня ждут, я опаздываю, – бросила она и резко отвернулась.

Она старалась не сорваться на бег. Кожа стыла, как будто воздух стал ледяным. По венам шёл ток. Она ждала за спиной шагов – тяжёлых, быстрых. Но было тихо. Только когда за поворотом показалась пожилая чета, неспешно идущая к выходу, Ира обернулась. Никого.

В автобусе среди редких пассажиров она смогла выдохнуть. Но тело по-прежнему била мелкая дрожь. Чтобы унять тремор в пальцах, она сжимала их в кулаки и обращалась к разуму. Убеждала себя, что навыдумывала глупостей. Но что-то внутри, древнее и глубинное, будто впаянное в ДНК, подсказывало другое. Она не могла объяснить это логикой, но знала: это не предрассудок, не надумывание. Выработанный веками механизм выживания безошибочно распознал опасность. Этот вечер осел в памяти липким осадком. Странной, вязкой тревогой, которую нельзя было стряхнуть.

На следующий день Ира собиралась рассказать об этом Саше. Но передумала. Вдруг он не поверит. Подумает, что она фантазёрка или просто мнительная. Испугалась тени. Даже в её голове это всё выглядело не так уж и страшно. Саша пришёл, как всегда, под вечер – аккурат к концу её смены.

– Может, присядешь? – кивнул он на соседний диванчик, когда она положила на стол плетёную корзину с приборами.

– Ты же знаешь, что нельзя, – прошептала Ира.

– Долго ещё?

– Полчаса.

Она уже хотела идти, но он поймал её руку. Мягко сжал кисть, проводя большим пальцем по запястью. Он смотрел снизу вверх, хитро прищурившись, и от его глаз расходились солнечные лучики.

– Что? – она попыталась придать себе серьёзность.

Саша приоткрыл рот – но замер. Его взгляд ушёл за её спину, лицо потемнело, пальцы разжались. Ира обернулась. В дверном проёме стоял мужчина. Рыжая аккуратная борода, строгий тёмный костюм, лакированные ботинки. Он прошёл в зал, не оглядываясь, и сел напротив Саши. Без слов вытянул из-под его руки меню, стал неспешно листать. Ира с тревогой взглянула на Сашу. Он прикрыл веки и едва заметно кивнул: всё в порядке.

– Здравствуйте, меня зовут Ирина. Сегодня я ваш официант, – ровно проговорила она. – Хотите сделать заказ сейчас или позже?

Мужчина медленно поднял глаза. Молочно-голубые, почти прозрачные. Смотрел долго. Холодно. Ей стало не по себе. Она замерла, удерживая вежливую улыбку, но пальцы непроизвольно сжались на блокноте.

– Спасибо, Ирина. Виктор подумает, – деликатно вмешался Саша.

Ира взглянула на него с благодарностью, коротко кивнула и ушла.

Знакомый Саши ей сразу не понравился. Отталкивало всё: и его внешность, и манера держаться, и жёсткие отточенные жесты. Высокий выпуклый лоб, глубоко посаженные колючие глаза, острый птичий нос, тонкие бескровные губы, рыжеватые, будто выцветшие волосы, аккуратно подстриженная борода – не складывались во что-то цельное. Какое-то негармоничное, архаичное и насильственное сочетание черт. Он не просил – отдавал распоряжения не глядя, словно Ира была пустым местом. С Сашей говорил, не повышая голоса, но с такой уверенностью, что тот раз за разом замолкал, отступал.

Ира не могла не следить за ними. Она кусала губы от жгучей досады, урывками замечая, как Саша подаётся вперёд, слушает, почти не дыша. Как Виктор, глядя исподлобья, пресекает его редкие попытки возразить – резким, повелительным движением руки. В этом она узнавала силу тех, кто не умеет слышать, потому что привык к безусловному подчинению. Такой была её бабушка – не терпящая пререканий и сомнений, неспособная признать чужую правоту.

– О чём вы спорили? – спросила Ира Сашу, когда он провожал её.

Они медленно шли по тускло освещённой «кошачьей» аллее, встретившей их мерным ночным стрёкотом.

– О тебе, – неожиданно честно ответил он.

– Обо мне? Я его даже не знаю!

– Узнаешь.

– С чего это вдруг? Он мне не нравится! – Ира передёрнула плечами и запахнула джинсовку. – Он злой.

Саша провёл рукой по затылку, словно обдумывая ответ.

– Мы навешиваем ярлыки, чтобы было проще жить. Чтобы понять, кто где. Свой – чужой. Добрый – злой. Но всё сложнее. Почти всё зависит от точки наблюдения. Один и тот же поступок может быть подлостью – и спасением. Зависит от того, кто смотрит, – он глянул на неё вполоборота. – Так и с людьми. Не бывает добрых и злых людей.

– Ты хочешь сказать, что объективно абсолютного зла не существует? –Ира нахмурилась.

Он на секунду отвёл взгляд, будто прислушался к чему-то в себе.

– Существует. Но настоящее зло… оно проявляется не в людях. Не в том виде, как мы привыкли думать. Оно за пределами того, что мы считаем человеческим. – Он качнул головой, как бы отгоняя мысль. – Есть те, кого уже нельзя назвать людьми. Только звери. С ними всё иначе. Но Виктор не такой. Он не зверь. Никогда им не был и не будет. Он, может, лучший… человек, которого я знаю.

– Он что, твой друг?

– Больше. Он мне как старший брат. Его семья после смерти моего отца стала моей семьёй. Отец Виктора, можно сказать, воспитал меня.

– А твоя мама?

– Мама… Она была рядом, когда это было возможно.

Ира чуть повернула голову, посмотрела на него из-под ресниц. В груди сжалось что-то щемящее. Но спрашивать дальше об этом она не решилась.

– Это с его сестрой ты меня спутал?

Саша промычал что-то неопределённое.

– Ты спросил его про неё?

– Мирослава пропала много лет назад. Я это и так знаю.

Они свернули во двор – замкнутое кольцо из одинаковых пятиэтажек. Здесь всегда было тихо, а ночью особенно. В окнах почти не горел свет: лишь редкие жёлтые пятна. Остальные – тёмные сомкнутые веки. Всё вокруг казалось спящим. Подходя к подъезду, они замедлили шаг, будто не спешили прощаться. Асфальт шершаво откликался под ногами. Акация у входа шевелилась от ночного ветра. Ира остановилась первой.

– Я была единственным ребёнком в семье, – сказала она просто, почти шёпотом; а потом, словно разомкнув паузу, добавила с наигранным облегчением:

– Так что, к счастью, я не его сестра.

Саша сорвал с ближайшей ветки стручковую створку и рассеянно провёл пальцами по её гладкой поверхности.

– Виктору досталась тяжёлая ноша. Не каждый выдюжит такое. А он несёт её на своих плечах и не гнётся. Поэтому он не может быть другим, – Саша говорил тихо, но с нажимом, будто хотел оспорить то, что Ира не произнесла вслух. – У нас у всех есть право на человеческую слабость. У него – нет. Он сам лишил себя этого права. Ради того, что выше личного. Но сестра… Она была для него всем. И по-прежнему остаётся.

– Ты случайно не его пиарщик? – попыталась отшутиться Ира, но вышло неловко; она провела пальцами по шву джинсовки. – Хорошо, что он любит сестру. Надеюсь, она найдётся.

– Я тебя не убедил?

– В чём?

– Что Виктор совсем не такой, каким ты его видишь.

– Ну, я поняла, что он тебе дорог. Но тебе же не обязательно нас знакомить. Ну так что, мы завтра идём в парк?

– Конечно, я же обещал.

Они помолчали, и это молчание не казалось тягостным. Просто ночь. Просто тень акации, шелест листвы, редкий свет из окон. Уже у дверей Саша шагнул ближе и чуть наклонился. Он обнял её, легко, вроде бы по-дружески, но руки задержались на миг дольше, чем следовало. Ткань его рубашки, тёплая, немного шершаво скользнула по её щеке. К носу подступил запах травяного парфюма: свежесть, росистая зелень, едва заметная горчинка. Под ним прятался другой аромат – солоноватый, тёплый, живой. Саша медленно отстранился, но прежде почти невесомо коснулся губами её макушки. Его дыхание на мгновение согрело ей висок.

– Спокойной ночи.

– Спокойной, – прошептала Ира, отступая на шаг.

Одновременно они коротко хмыкнули – неловко, сдержанно. В этом смущённом смешке прятались и радость, и растерянность. Пальцы Иры подрагивали, когда она прижала ключ к панели домофона. Всё ещё ощущая прикосновение Саши, она открыла дверь и скользнула внутрь. Губы сами собой растянулись в улыбке. В груди разлилось незнакомое горячее чувство. Взбегая на третий этаж, Ира вся сияла. Она несла с собой тепло его первого поцелуя – робкого, почти случайного, но почему-то самого настоящего.

И вдруг это ощущение обрушилось. Ира застыла в полутьме лестничной площадки. Дверь её квартиры была приоткрыта. Совсем немного – едва заметная щель. Моргающая лампочка потрескивала над головой, отбрасывая свет на дрожащие тени. Тишина жужжала, как насекомое, бьющееся в стекло. Ира отступила в сторону и прижалась к соседней двери. За ней жил глуховатый дедушка, и в глубине его квартиры ворчал телевизор – знакомый дребезжащий звук. Больше – ничего. Ни шагов, ни голосов. Сердце, тяжёлое и гулкое, застучало где-то в горле, в ушах, в висках. С каждой секундой всё сильнее и громче.

Кто-то был в её квартире.

Саша!

Она опрометью бросилась вниз.

Перепрыгивая через несколько ступенек разом, Ира миновала пролёты и выскочила из тёмного, липкого подъезда. Ночной воздух обдал кожу резкой свежестью и будто смахнул пелену страха. Ира юркнула под тень акаций и бесшумно обогнула дом. Здесь, за углом, её нельзя было увидеть с балкона. Она привалилась к прохладному камню и дрожащими пальцами набрала Сашу.

– Кажется, ещё не рассвело, – весело ответил он.

– Саша! Кто-то в моей квартире!

– Ты где? – его голос стал резким и низким.

– На улице! На углу дома.

– Стой там. Я сейчас буду.

Когда на «кошачьей» дорожке выросла знакомая широкоплечая фигура, Ира с шумом выдохнула и бросилась Саше навстречу.

– Ты в порядке? – торопливо спросил он.

– Да… Я поднялась на свой этаж, а моя квартира открыта! Я не стала заходить. Вдруг там кто-то…

– Правильно сделала. – Саша взял её за плечи и спросил посуровевшим тоном:

– Ирина, вспомни, ты могла не закрыть дверь? Забыть?

– Нет! – она замотала головой.

– Хорошо. У кого-то есть дубликат? У соседки? Подружки? Может, бывший?

– Нет!

– Понял.

Он огляделся, сосредоточенно, будто примерялся к ситуации.

– Я поднимусь и проверю. А ты подожди внизу. Если кто-то зайдёт следом – сразу ко мне. Если услышишь шум наверху – беги на улицу. Не думай, просто беги. Хорошо?

– Саша, может, полицию вызвать? – прошептала Ира.

– Рано, – отрезал он и уверенно пошёл к подъезду.

Ира осталась внизу, прислушиваясь к каждому шороху. Её сердце гулко отбивало секунды, пока шаги Саши бесшумно исчезали на этажах. Скоро она вовсе перестала их различать. Наверху было тихо. Лестничные пролёты казались бесконечно пустыми, а время – растянутым. Прошла минута, другая. Ире казалось, что Саша пропал, но вдруг сверху донёсся мягкий звук – будто кто-то плавно закрыл дверь. А через мгновение он уже спускался обратно.

– Всё в порядке, идём, – бодро, почти весело сказал Саша.

Ира неуверенно двинулась за ним. Поднявшись наверх, она сразу заметила: в квартире уже горел свет. Саша притянул обшарпанную входную дверь и защёлкнул невредимый замок.

– Проверь, не пропало ли что-то ценное, – скомандовал он, разувшись.

Пока Ира обходила комнаты, Саша следовал за ней, молча наблюдая. Но всё было на своих местах: ноутбук, конверт с отложенным авансом, шкатулка с бабушкиными нехитрыми украшениями, хрустальный сервиз – и тот стоял непоколебимо под слоем пыли… даже пижама, брошенная на письменный стол, лежала так же небрежно, как и утром. Всё выглядело так, словно здесь никого не было. Или наоборот – словно кто-то старательно ничего не тронул.

– Всё нормально, – не веря своим словам, сказала Ира.

– Вряд ли есть смысл вызывать полицию…

– Ты не веришь мне? Здесь кто-то был! Я закрывала дверь!

– Да, здесь кто-то был, – со знанием дела кивнул Саша. – Но что ты скажешь полиции? Замок цел, ничего не пропало. Следов нет.

Ира растерянно опустилась на бабушкин диван.

– И что делать? – она беспомощно подняла глаза на Сашу.

– Если хочешь, сегодня я останусь у тебя. На всякий случай. Завтра поменяем замок. А потом… – он улыбнулся, смягчая напряжение, – поедем в парк?

– Хорошо…

Уловив её неуверенность, Саша сел рядом и положил ладонь Ире на спину.

– Точно? – он чуть сжал ткань кофты. – Ты можешь остаться ночевать у подружки. Я провожу, а утром поменяем замок?

– Нет, останемся тут, – Ира с тоской уставилась в пустоту. – Просто… у меня никто никогда не ночевал, даже в гостях не был. Бабушка не разрешала. А теперь я сама могу решать – это так странно…

Пальцы Саши ободряюще сомкнулись на её плече.

– Давай ты умоешься холодной водой, а я заварю нам чаю? – предложил он.

Ира кивнула.

Когда, переодевшись в домашний халат, она пришла на кухню, на столе уже стояли две дымящиеся кружки. Саша добавлял в них липовый мёд.

– Я подумал, может, спросить у соседей? – задумчиво произнёс он, размешивая чай. – Вдруг кто-то что-то видел?

– Вряд ли. В соседней никто не живёт, а напротив – глухой дедушка. Он почти не выходит, – Ира вытянула из-под стола табуретку и уселась на ней по-турецки.

– Ясно, – Саша придвинул к ней кружку.

Аромат трав медленно заполнил лёгкие, тёплый, чуть сладковатый настой растёкся по телу ощущением покоя. Мысли становились яснее, тревога отступала, будто растворялась в глубине мятного привкуса. Ира сделала ещё несколько глотков и нахмурилась:

– Странно, у меня не было такого чая…

– Я нашёл в жестяной коробочке сухую мяту. Сейчас это то, что нужно.

Саша взял со стола кружку и отошёл к подоконнику, поднял короткую сетчатую занавеску и посмотрел во двор.

– Ирина, тебя что-то ещё беспокоило в эти дни? – спросил он неожиданно серьёзно.

Ира подробно рассказала ему о том, что случилось на кладбище. Саша слушал внимательно, не перебивая и не шутя. Лицо его оставалось спокойным, но в глазах читалась сосредоточенность.

– Ты думаешь, это как-то связано? – насторожилась Ира.

Он пожал плечами и отпил из кружки.

– Раньше такое бывало?

Ира задумалась, силясь отыскать в памяти что-то подобное.

– Нет… Хотя! Был один случай… Когда я училась в девятом классе, какой-то мужчина в чёрном караулил меня после школы. Ну, как караулил? Мне так казалось. Я несколько раз видела его у ворот. Он был в капюшоне. И потом ещё в разных местах… После тренировки как-то…

– Ты кому-то об этом рассказывала?

– Нет. Я не была уверена. Потом он пропал, и я подумала, что мне показалось. Больше ничего такого…

Саша внимательно смотрел на неё, размышляя о чём-то своём.

– Ты уверена?

– Не знаю…

Её слова повисли в тишине. Ира отодвинула кружку – чай неожиданно показался ей неприятно горьким. Внутри снова стало мутно и тяжело.

– Ладно, закатные мысли утро не скрасят. Пора спать.

– Хорошо… Я постелю тебе на бабушкином диване.

Она долго ворочалась в поисках сна. В голове беспокойно мешались мысли, обрывки воспоминаний и смутные предчувствия. Только, опутанная ими, она проваливалась в забытьё, как сквозь дрёму раздавался пронзительный вороний грай. Ира вздрагивала, распахивала глаза – и лишь через несколько мгновений осознавала, что лежит в своей постели, а за стеной спит Саша. Она переворачивалась на бок, крепче прижимала к животу плюшевого крокодила и снова погружалась в серую колючую тишину.

Глава 4. Серебряная граница

Ира замерла в дверном проёме, обдумывая, как пройти неслышно, чтобы скрипом половиц не разбудить Сашу. Она задержала дыхание, но старый пол всё равно предательски застонал под ногой. Саша пошевелился на диване, но не проснулся. Ира позволила себе рассмотреть его внимательнее. Он лежал, скрестив руки на груди и чуть повернув голову вбок. Дыхание его было глубоким и ровным. Он казался одновременно волнующе близким и странно далёким. Ира заметила мелкие веснушки на его носу и гладко выбритых щеках и улыбнулась. Эта маленькая незначительная находка делала его лицо мягким и простым. Саша глубоко вздохнул во сне, и Ира опустила взгляд. Ей вдруг стало неловко. Она осторожно шагнула, но половицы выдали её.

– Доброе утро, – спросонья хрипло пробормотал Саша.

Ира вздрогнула и обернулась. Он уже сидел, наклонившись вперёд, и тёр лицо ладонями.

– Извини, не хотела тебя разбудить.

– Я заспался. Который час?

– Начало одиннадцатого.

– Ничего себе! Да у тебя тут настоящее сонное царство.

– А это вместо петуха, – Ира переступила с ноги на ногу, демонстрируя звуковое богатство пола.

Саша усмехнулся и зевнул, взъерошив волосы.

– Я сейчас умоюсь и сбегаю в магазин.

– Погоди, я что-нибудь приготовлю…

– Я не завтракаю, – он опустил ноги на пол и собрал передние пряди в хвост.

Ира отвернулась, делая вид, что разглядывает дверной косяк. Звякнула пряжка ремня.

– Может, кофе или чай?

– Чай. Но потом.

Пока Ира возилась у плиты, Саша сходил в магазин. Когда он вернулся, она была уже в душе.

– Ирина, у тебя есть стамеска, отвёртки? – прокричал он в закрытую дверь.

– Что? – она закрыла кран.

– Инструменты. Есть какие-нибудь?

– Посмотри в кладовке, пожалуйста. Что-то дедушкино оставалось…

Пока Саша врезал купленный замок незамысловатыми инструментами, Ира сушила волосы. Сквозь шум фена доносился глухой лязг железа, редкие короткие удары.

– Готово, – сказал Саша, заглянув в ванную, наполненную тёплым ароматом кокосового мыла.

– Спасибо! Сколько я тебе должна? – Ира выключила фен и отступила в сторону, пропуская его к раковине.

– Нисколько, – он повернул кран и намылил руки.

– Нет, так нельзя.

– Прекрати, пожалуйста. Замок стоит три копейки. – Он сдёрнул полотенце с крючка и развернулся, вытирая ладони. – У тебя волосы вкусно пахнут…

– Спасибо… – Ира провела ладонью по макушке, приглаживая отросший пушок.

– Ты готова?

– Почти. Поможешь? – она достала из кармана цепочку с крестиком и протянула ему.

Саша не сразу ответил. Он повесил полотенце на место. Потом на секунду задержал взгляд на крестике, будто что-то взвешивал.

– Извини, – тихо сказал он, отступая на шаг. – У меня аллергия на серебро. Я жду тебя, – и, не глядя на неё, вышел из ванной.

В его голосе ей послышалось тонкое, еле различимое разочарование. Стало не по себе. Вдруг он решил, что просьба застегнуть цепочку была наигранной, какой-то неловкой попыткой кокетства, подсмотренной в кино. Пальцы долго возились с замочком: крючок никак не хотел попадать в колечко. Когда он наконец щёлкнул, Ира с запоздалой надеждой подумала: показалось. Сжимая от неловкости руки, она вошла в зал и увидела Сашу у окна. Он стоял, скрестив руки, словно отгородился от неё. Даже не обернулся. Ира больно ущипнула ладонь и, стараясь придать голосу лёгкость, спросила:

– Какая погода на улице?

– Свежо.

– Я тогда джинсы надену и рубашку захвачу?

– Хорошо.

Ощущение странного напряжения тяготило Иру весь путь до парка. Чтобы отогнать его и рассеять любые двусмысленные намёки, она старалась казаться беспечной. Смотрела в окно, указывала на знакомые здания, рассказывала, как в школе бегала здесь за мороженым или пряталась в сквере от дождя. Оказалось, город оброс тайниками, в которых хранились её детские воспоминания. Но все попытки втянуть Сашу в разговор обламывались, как сухие хрупкие сучья. Он отвечал рассеянно, будто слушал вполуха, будто его внимание оставалось где-то позади – в самом начале утра.

Только в парке он наконец вынырнул из своих мыслей. Их отвлёк шум – грудной, тёплый голос и какой-то диковатый, грубый смех. Саша вслед за Ирой повернул голову в сторону фонтана. Молодая женщина с тугой чёрной косой вела по краю каменной чаши девочку. Та тянула пальчики к струям, шуршащим и пенящимся, и смеялась неестественно громко, краснея всем лицом. В этом смехе было что-то пугающее – не детское, болезненное. Чуть поодаль, на каменных плитах, в обнимку с голубоглазым щенком хаски сидела вторая девочка. Она была точной копией первой, но тиха и серьёзна. Ира залюбовалась её по-взрослому строгим светлым личиком.

– А ты помнишь свою мать? – вдруг спросил Саша.

– Не особо, – задумчиво ответила Ира, когда они миновали фонтан. – Ярко помню только одно утро: мама пьяная на диване, рядом табуретка с пепельницей и сухарями. Помню запах томатной кильки. Помню, что ползала рядом и просила есть. Хотя… Если честно, я не уверена, что это настоящее воспоминание. Может, я его придумала.

– Как это?

– Ну-у-у… Наша память вообще штука ненадёжная. В колледже нам рассказывали, что мозг не хранит прошлое как точную запись. Каждый раз, когда мы что-то вспоминаем, мы, по сути, пересобираем это заново. Из разных фрагментов – ощущений, эмоций, ассоциаций, знаний. Со временем детали меняются, что-то стирается, что-то дорисовывается. Мозг может «заполнять пробелы» домыслами, особенно в детстве. Чужие рассказы, фото, запахи и обрывки впечатлений могут встроиться в память, и нам будет казаться, что это наши собственные воспоминания.

Саша молча кивнул, и на мгновение повисло молчание.

– Долго ты пробыла в приюте? – спросил он, когда они свернули на узкую тропинку, ведущую в лесистую часть парка.

– Около года. Пока бабушка боролась с бюрократической системой, – Ира невесело усмехнулась.

Саша хотел что-то спросить, но она опередила его:

– Почему ты всегда об этом спрашиваешь?

Он посмотрел на неё внимательно.

– По глоткам узнаю тебя…

– Ты так странно говоришь… Такие выражения, которые я никогда не слышала… Как там было?.. Что-то про закат, типа «утро вечера мудренее», но по-другому.

– Закатные мысли утро не скрасят, – дёрнув сосновую ветку, улыбнулся Саша.

– Во, да! И ещё про братьев ты странно так говорил, типа весенние дети…

Растирая пальцами хвоинки, Саша молча переступил через кривые корни. Ира не стала добиваться ответа. Подняла голову и окинула взглядом окрестность. Дорожку обступали высокие стройные сосны, тянувшиеся острыми макушками к ясному небу. На одной из сосенок Ира заметила деревянную кормушку. В ней копошилась белка: невесомая, как пушинка, она перебирала орешки и тут же исчезла в кроне. Чуть дальше, за кустами калины, Ире вдруг померещилось движение – словно тени прошли между деревьями. Тёмные фигуры едва мелькнули и беззвучно растаяли в зелёной гуще.

– Прости, что я всё расспрашиваю, – осторожно начал Саша. – Я много думал о тебе. И о твоём одиночестве.

Слова неприятно кольнули. То ли оттого, что были произнесены после этих странных теней. То ли оттого, что в них сквозила жалость, которой она не просила. Саша будто почувствовал, как что-то в ней сместилось.

– Я это к тому, что… Тебе, наверно, хочется семью?

– Не знаю, – сдержанно ответила Ира. – Моя подруга рано вышла замуж – и счастлива. С одной стороны, я тоже бы, может, так хотела. С другой, мне всего двадцать два. Это пока не моё. Не моя дорога.