Невесомость

В зале и каждой комнате шикарная мебель создавала уютную, не слишком вычурную обстановку притом, что каждая вещь, казалось, гордо говорила: «я доступна далеко не каждому». Отделка, все оттенки и каждая деталь были продуманы по дизайну.

Я не озвучила своих мыслей по этому поводу. Решила поступить, как Хорхе: ему наверняка уже много кто говорил о том, какая у него хорошая машина, отличная квартира.

Я никогда не была завистливой. Не в материальном плане точно. Возможно только, когда видела счастливых людей на улице: тех, кто собирался со своими друзьями в парке, со своей парой. Прогуливаясь вместе, светясь от счастья, планируя свое совместное будущее. Или тех, кому удалось построить свою жизнь так, как им всегда хотелось: заниматься любимым делом в окружении самых близких надежных людей. Глядя на них и сравнивая их жизнь со своей, у меня опускались руки от беспомощности. Неважно как сильно я пыталась получить того же, каждый раз судьба отвечала «…Да…, но нет, прости.»

У двери при выходе Хорхе задержался, чтобы ввести код сигнализации и после мы спустились в гараж, где парень попросил меня ввести адрес в GPS.

–– 18 минут, – я прочла на экране, когда маршрут был проложен, и мотор завелся своим утробным урчанием, переходящим в ревущий бас, точно дикий зверь.

Лишь в августе можно видеть улицы города, незаполненные людьми: большинство жителей уезжает ближе к морю, а те, кто остаются, выходят лишь ночью, когда палящая жара спадает. Это единственная пора, когда можно увидеть Мадрид настолько пустым. И мне это нравится: можно разглядеть детали улиц и домов, которые раньше никогда не замечала из-за жужжащих толп.

До моего дома мы добрались уже за 14 минут. Как же странно видеть его снова.

В тени у подъезда сидели двое старичков соседей, вечно болтающих о своем недовольстве властью, погодой и другими соседями. Все как у всех. Переехав сюда из Польши, я поняла одно: везде все люди одинаковые, и заботы и мысли у всех очень схожи, независимо от страны, языка и климата. И жаловаться на жизнь, похоже, в самой природе человека.

Я подняла руку, чтобы набрать номер соседней квартиры: 6Б. Никто не отвечал. После повторного звонка в домофоне раздался женский голос:

– Даа?

–– Добрый день, Беата, это Марго. Я забыла дома ключ. Вы не могли бы мне помочь и открыть дверь?

Прозвучал сигнал открытой двери без единого слова старушки в ответ, и мы вошли. У входа – крошечный лифт, в который с большим трудом можно влезть вдвоем. Мы забрались внутрь, тесно прижавшись друг у другу, чтобы уместиться, и я нажала на цифру 5.

Мы просто смотрели друг на друга, утрамбованные размерами кабины, не говоря ни слова. Словно магнитом меня притягивало к нему еще ближе. Я сглотнула набежавшую слюну и, решив прервать неловкое молчание, сказала:

– Оттуда пешком наверх. До самого чердака лифт не идет.

Хорхе лишь кивнул в ответ, продолжая смотреть на меня молча.

Небольшая, но крутая лестница вверх привела нас к площадке. Я постучала в дверь сеньоры Беаты и из квартиры раздался ее радостный голос:

– Входи, входи!

– Беата, я сегодня с другом. – я сказала, переступая через порог квартиры.

–– Прекрасно, проходите, я пока удержу Марселя.

– Марселя? – Хорхе посмотрел на меня.

– Это ее кот, – ответила я почти шепотом, – он немного нервный, когда приходят гости. Но ласковый, если дашь еды. У меня на котов аллергия, так что я тут обычно надолго не задерживаюсь, хотя у Беаты здорово. Она очень приятная женщина. Немка. Вышла замуж в молодости за испанца, и они остались жить здесь.

–– Здравствуй, моя красавица, давно ко мне не заходила. – Беата обняла меня и поцеловала два раза, – Как ты поживаешь?

–– Все хорошо, – я улыбнулась, – Это Хорхе, мой друг.

– Приятно познакомиться. Друг, вот ведь как. – женщина обняла парня, пристально глянула на него, затем надела очки с толстенным стеклом, которые висели у нее на груди на веревочке и добавила, – Ничего такой!

– Спасибо, – Хорхе чуть покраснел и опустил глаза.

Никогда бы не подумала, что подобный комментарий от пожилой дамы может его смутить. Или может быть его смущал такой комментарий в моем присутствии?.. Да нет, глупости… Почему-то такая мысль тем не менее доставила мне удовольствие.

– Беата, я оставила ключи в квартире, но окно открыто. Мы подумали, может Вы нам разрешите перелезть на крышу через Ваше окно, чтобы попасть внутрь?

– По крыше полезете?? Но это же очень опасно! Дети мои, ой, ой, ой. – Она закачала головой и ушла на кухню. Мы продолжали стоять, молча глядя друг на друга, в маленьком коридоре с покрашенными в коричневый цвет стенами, на которых висели фотографии женщины с ее мужем. На одной из фотографий на коленях у Беаты сидел Марсель, прищурив глаза. – Попробуйте мое печенье сначала, – донесся ее голос из кухни.

–– Ммм, печенье? – Хорхе такое предложение явно заинтересовало, и он, кивнув, сделал несколько шагов следуя на запах свежей выпечки.

–– Я приготовила печенье, сегодня же воскресенье! Думала дети приедут, а у них не вышло. Вот ведь как. Вот оно, имбирное, разбирайте, только из духовки. – Беата махнула рукой в сторону стола, на котором на противне лежало свежее еще горячее печенье круглой формы. От него медленно поднимался светлый дымок. Вся кухонька была заполнена теплым праздничным ароматом имбирной выпечки.

– Вкусно пахнет, – Хорхе подошел ближе к столу и аккуратно взял печенюшку.

Справа уголком глаза я заметила рыжий урчащий комочек: Марсель по-королевски разлегся в кресле, медленно поднимая хвост и ударяя им снова, словно плетью по сидению, сладко при этом мурлыча.

– А есть что-нибудь для него? – Хорхе подошел к коту, осторожно протягивая ему руку.

– Есть у меня и для Марселя лакомства. Без них незнакомым людям лучше не подходить. – Беата отошла в угол кухни и, потянувшись к верхней полке на носках, достала коробочку с кормом. – Держи, – женщина отсыпала немного корма в ладонь парня. Марсель, увидев знакомую коробку, отреагировал немедля, поднявшись на лапы.

Корм был в виде рыбок, коричневого цвета. Выдавался нашему пушистому другу поштучно, зарабатывая видимо, тем самым постепенно расположение и доверие. Когда же все рыбки в ладони Хорхе закончились, парень приподнял ладонь над головой Марселя, и тот подтянул мордочку, потершись о нее в знак признательности.

Мы взяли еще по печенью, оно было действительно очень вкусным: сладким со щепоткой соли и пикантной ноткой имбиря.

–– Спасибо, Беата, оно очень хорошее.

–– Рада, что вам понравилось.

– Нам бы попасть ко мне, можно мы попробуем через зал?

Мы прошли в небольшую, обставленную старой мебелью, комнату. Преимущественно все в ней было коричневого цвета. Здесь было очень уютно, настолько, что в сочетании с запахами выпечки из кухни моментально расслабляло и клонило в сон.

– Сейчас, ребятки, я открою окно, – Беата потянулась за ручкой на раме, повернула ее, и окно распахнулось. Женщина выглянула и обернулась к нам, – Мне очень не нравится эта ваша затея. А почему ты не позвонишь Диане?

– Она уехала на неделю.

– Ну да, ну да…Ой ой ой… Не нравится мне эта идея. Не лезьте вы туда. Крыша дряхлая, да еще и крутая, шею посворачиваете.

Я высунулась из окна, Хорхе стал сзади:

– Это то окно? – он указал на торчащую наружу раму.

–– Да. – я кивнула в ответ.

– Хорошо, я запрыгну и открою тебе дверь изнутри. Беата, ничего страшного, я аккуратно.

–– Но, – она попыталась перебить.

– И спасибо большое за печение, – Хорхе не дал Беате закончить, взяв крепко за руку и обняв женщину. – Марго, подожди меня в коридоре, я открою.

–– Ладно, – я согласилась, но осталась следить у окна.

Хорхе перелез через окно и стал на старую черепицу, уцепившись крепко руками за раму.

–– Осторожно, она может поехать вниз. – мне было страшно, когда я смотрела на дрожащие под его ногами черепки покрытия, которые, казалось, в любую секунду могут выскользнуть.

– Раз плюнуть! – Парень старался держать марку, хотя было заметно, что вниз смотреть ему страшно: он то и дело закрывал глаза и осторожно испытывал каждую часть крыши, на которую становился, сперва легко касаясь ее ногой и затем перенося вес своего тела. От одного окна до другого было около шести метров, но такая дистанция казалась километровой. Я пристально следила за каждым движением Хорхе и волновалась, восторгаясь в то же время его смелостью. Осталось еще пару шагов и внезапно одна его нога соскользнула. Кусок черепицы упал вниз.

–– Аай! – Я пискнула от страха.

Он крепко держался за ободок крыши.

–– Живой, еще немного, – я выдохнула.

Вскоре парень смог ухватиться за приоткрытое окно и уже через пару секунд запрыгнул внутрь. Я облегченно вздохнула и вышла из зала.

– Он зашел! – я радостно сообщила Беате. – Побегу туда.

–– Господи Иисусе, – она перекрестилась, – Хорошо, что ничего не случилось, я даже не смотрела, страх какой.

– Спасибо большое, Беата, – я обняла женщину и направилась к выходу, как вдруг услышала возмущенный «мррр меяу». Обернувшись, я увидела Марселя, заметившего, что я собралась уходить, не попрощавшись.

–– Ты же знаешь, я не могу тебя за ухом чесать, как все. Не настаивай.

На столе все еще была упаковка с кормом, я достала одну «рыбку» и протянула ее коту.

– Держи, не скучай.

– Мрррр… – одобрительно промурчал кот.

Я вышла в коридор, дверь все еще была закрытой. Позвонила, но никто не открывал. Неужели его настолько ввел в ступор мой беспорядок? Или не то окно. Да то же. Все правильно. Позвонила еще раз. Через минуту стали слышны приближающиеся шаги, и дверь открылась.

– Это ты писала? – спросил парень, забегая тут же назад в комнату.

– Что? – я спросила удивленно.

– Картины у тебя в комнате, – Хорхе обернулся на ходу с серьезным, зажженным взглядом. Я направилась за ним.

– А, да…

– Это же восхитительно! Эта работа, в ней столько эмоций. Чем-то напоминает Магритта, если бы он писал в депрессии.

Меня повеселило такое сравнение.

Хорхе стал напротив картины моего бывшего парня, с замазанными черной краской глазами, которая даже еще не успела засохнуть: масляной краске требуется около 3 дней.

– Это образ как раз того парня, о котором я тебе рассказывала. А ты нтересуешься искусством?

– Я раз 5 был в музее Прадо, трижды в Лувре и почти каждый месяц захожу в музей королевы Софии. Там постоянно какие-то новые совершенно восхитительные экспозиции.

– Даже я так часто там не была.

– М.М. это ты? – Хорхе увидел в углу картины мои инициалы, написанные тонко, прописью черным цветом.

–– Марго Маценг.

– Красивая фамилия.

– Спасибо. – Я улыбнулась и, подойдя к кровати, принялась застилать одеяло. Затем убрала со стола пустую бутылку, бумагу с зарисовками и фразами.

– А эти? – Хорхе увидел картины, стоявшие на полу стопкой без рамки. – Можно?

– Да, конечно.

Он взял в руки одну из картин.

– Это же просто гениально, дух захватывает. Поверить не могу, что эти работы просто пылятся на полу. Ты никому их не показывала?

– Смеешься? Знаешь, сколько таких «творцов», как я? И каждый мечтает когда-нибудь прославится, как Дали.

– А ты не мечтаешь?

Я опустила голову, затем посмотрела на Хорхе:

– Не хочу, чтобы потом не разочаровываться.

– Что за ерунда? Слушай, я понимаю тебя, тебе было плохо. Накопилась куча стресса, а рядом никого не оказалось. Не все в жизни получается с первого раза и так как хочется, но нужно же хотя бы пытаться. И мечтать надо за гранью. И не просто мечтать, а делать.

– Ты сам о чем мечтаешь?

Парень замолчал.

– Это другое. – ответил он после паузы.

– В чем разница? Всегда проще судить о жизни других. В этом и проблема. Свои барьеры нам кажутся всегда выше и сложнее, потому что нам через них прыгать.

– У меня была мечта. Но она уже не сбудется это точно.

– Почему?

Хорхе сел на кровать, молча уставившись в окно.

– Я хотел отправиться в путешествие с моей мамой. – Он зажал губы и сжал обе руки в кулаки, оперевшись ими на кровать. – Она всю жизнь усердно работала, мечтая выйти на пенсию в 45 и начать жить в свое удовольствие, путешествовать. Я говорил ей: «Мам! Ну, давай съездим вместе куда-нибудь. Отдохнешь, посмотрим мир!». А она всегда отвечала: «Я очень этого хочу. Я так хочу поехать с тобой везде, но не экономить, не откладывать на это деньги, а чтобы все у тебя было! Развить бизнес и потом путешествовать всю оставшуюся жизнь». Но мы потеряли ее 2 года назад, когда она заболела раком. Не дожив недели до того возраста, когда она планировала выйти на беспечную пенсию. На протяжении трех лет она сражалась с болезнью. Что мы только не перепробовали. – Глаза Хорхе стали красными и его затрясло. – Она умирала у меня прямо на глазах, и я ничего не мог сделать. Никакие деньги не могли помочь. Ничего нет дороже жизни. И купить ее нельзя. – он глубоко выдохнул – С тех пор я живу как-то по инерции. Время для меня как будто остановилось на том моменте.

– Прости, мне очень жаль, – мне стало ужасно стыдно. За то, что я сказала и за свою слабость. За то, как обесценила свой шанс на большую жизнь таким глупым способом. Кто-то умеет любить жизнь, но не может ей насладиться по причинам от него не зависящим. А кто-то просто сдается на ровном месте.

Я села ближе к Хорхе, и он обнял меня крепко.

– Значит надо создавать новые мечты. Начать с чего-то простого. Уехать куда-то ненадолго. В прованс.

– Или в Шанхай. – Хорхе грустно задумчиво улыбнулся. – Или в Нью-Йорк.

– В Новую Зеландию. Сразу представляются домики хоббитов и все зеленое.

– Их разве там снимали?

– Не знаю, но представляется Новая Зеландия мне именно так.

– История с моей матерью научила меня кое-чему важному. Прожить нужно жизнь так, чтобы не говорить «ты представляешь…», а «а вот ты помнишь?». – Глаза Хорхе загорелись энтузиазмом.

– Ты помнишь, как ты через крышу залез ко мне в окно? – я засмеялась.

– Мы на верном пути! – он отметил бодрым громким голосом, улыбаясь. – Я серьезно. Куда бы ты сейчас хотела поехать?

– К морю. Сесть на берегу и смотреть вдаль. Гулять по пляжу. Но работа…– Я наклонила голову и посмотрела на Хорхе, внезапно вспомнив о вернувшихся ко мне обязанностях теперь, когда мысли о суициде остались где-то в прошлом.

– Работа? – Хорхе улыбнулся, – Тебе не все равно теперь уже?

– И да и нет. Ну, то есть… Я же не могу просто все бросить ради минутного импульса. Ради одного «хочу». Мне нужно зарабатывать деньги. Жить как-то надо.

– Как-то… Как-то ты жила до этого. Я думаю, тебе вообще пора серьезно заняться сменой деятельности, если твоя настоящая работа доводит до депрессии. Как-то жить нельзя. Как-то жил я эти два года, и я так больше не хочу. Когда моя мать умерла, я начал действительно понимать, что мы не всегда можем все контролировать. Никто не знает сколько нам осталось и что нас ждет в будущем. Кто придумал эти правила, по которым надо жить? Почему нельзя взять все в свои руки и просто выстроить так, чтобы от каждого дня получать удовольствие. Хочешь на море – нужно ехать на море. Почему мы не можем взять и поехать прямо сейчас? Давай! – выражение лица его сменилось на решительность и какую-то, словно бунтарскую, детскую радость.

– Я не думаю, что это хо… – я попыталась возразить.

– Всех денег не заработать. Тебе нужно научиться ценить свое время.

– Легко говорить человеку, у которого никогда не стояло вопроса о том, где взять денег на оплату съемного жилья. Я выживаю, ты понимаешь это? Я не могу, как ты, просто взять и все бросить.

– Ты права. – его интонация стала нисходящей, уже не такой воодушевленной, но размеренной. – Не думай, что для меня это простой шаг. Мой отец – блестящий предприниматель. Начинал с адвокатской конторы и создал целую империю, ряд компаний, приносящих солидный доход. Всю мою жизнь он решил за меня еще при моем рождении. Ведь я его единственный сын, и кто-то должен будет продолжить его дело. Основой бизнеса было право, поэтому я обязан был поступить на юридический, хотя меня это никогда не интересовало. Меня интересовала медицина, музыка. Но отец был категоричен: если я хотел заниматься медициной, на помощь семьи я больше рассчитывать не мог ни по оплате за образование, ни на жизнь, ни наследство. А у меня тогда кишка тонка была послать все к черту и жить своей жизнью. Он был главным авторитетом и последней инстанцией во всем.

Единственным человеком, который всегда меня понимал и поддерживал, была моя мать. Ты думаешь я счастлив своей жизнью? Это далеко не так. Я не мог включиться до вчерашнего дня. Потом увидел тебя и во мне раздался какой-то щелчок. Я постоянно думал о своей матери: она откладывала свою жизнь «на потом», занимаясь тем, чем якобы нужно, чтобы начать жить однажды, когда-нибудь. Как же иронично и жестоко. Мой отец в свою очередь просто нашел себе какую-то девку уже спустя 3 месяца после похорон. «Кларисс» – он произнес с натянутой улыбкой. – Никогда бы не поверил, что он способен на такое. Человек в таком положении в обществе, со всегда холодным расчетом во всем, к чему прикасается.

Он говорил громко, эмоционально, с напором, словно долгое время эти слова просились наружу. Оказывается внешнее благополучие не всегда соответствует внутреннему спокойствию. Но со своей проблемой он не мог ничего сделать. Ослепление страстью имеет настолько дьявольскую силу, что власть ее над людьми не знает границ. Ничто не может ей препятствовать: ни возраст, ни опыт, ни положение в обществе.

– Так вот, что я тебе скажу. – он продолжил. – Ты хотела прыгнуть от безысходности. Значит тебе теперь нечего бояться? Ты можешь делать что угодно, ведь страшнее смерти нет ничего и ее ты не побоялась. У тебя есть жизнь и ее нужно использовать, делая то, что ты должна. Не кому-то. Себе. Чего ты хочешь? К морю?

На моих глазах наворачивались слезы, и я кивнула в ответ.

– Собери вещи, которые тебе пригодятся и поедем прямо сейчас. – Хорхе поднялся с кровати. – Ты отдохнешь, мы подумаем, что делать дальше. – Он взял меня за руку, глядя прямо в глаза. – Доверься мне.

Он был абсолютно прав: мне нечего было терять. Вся моя жизнь ничего не стоит, и я знаю об этом, как никто. Я должна была что-то в ней изменить и пришел самый лучший момент это сделать.

Глава 5

– Ты понимаешь, что море близко уже по запаху. – Хорхе пытался перекричать музыку в машине, опуская стекла окон. – Чувствуешь? Соленый запах счастья.

Морской воздух заполнил салон автомобиля. Он действительно придавал какое-то особенное ощущение радости, предвосхищая позитивные перемены, хотя бы ненадолго. Может быть в этом и есть преимущество тех, кто не живет у побережья? Ведь если к этому запаху привыкнешь, он уже не будет вызывать такой восторг.

Начинало смеркаться. Свет становился мягким, магическим, предавая всему, чего касался, игриво-тоскливой красоты, романтичности.

–– Я хочу, чтобы ты закрыла глаза сейчас и не открывала, пока я не скажу. – Хорхе произнес, глядя то на лобовое стекло, то на дорогу перед собой.

– Хорошо. – я последовала его просьбе. – Мы уже приехали?

– Почти. Еще совсем немного осталось. Обещай не открывать глаза.

– Обещаю. – Я улыбнулась в ожидании чего-то особенного.

Я почувствовала, что мы спустились вниз, как будто, в гараж. Свет, проходивший сквозь мои закрытые веки, совсем исчез. Машина развернулась вправо и остановилась. Хорхе открыл дверцу и помог мне подняться, аккуратно придерживая мою голову, чтобы я не ударилась. Со скрипом открывшийся лифт поднял нас наверх. Судя по тому, сколько это заняло времени, мы были довольно высоко.

– Осторожно, сейчас направо. – Он аккуратно взял меня за талию, помогая сориентироваться.

Я послушно следовала инструкции. Раздался звук ключа, открывающего замок в двери:

– Переступи здесь аккуратно.

Хорхе взял меня за руку и помог войти. Мы прошли несколько метров вперед, свернули направо. Еще несколько шагов и я остановилась. Раздался шорох поднимающейся занавески и скользящей в сторону двери. Ветер подул мне в лицо, и я услышала шум машин.

– Еще пару шагов. – Хорхе сказал тихо, обняв сзади за талию.

Я послушно ступила вперед и почувствовала, как уперлась в перила.

– Открывай глаза. – Он прошептал мне на ухо и по телу пробежали мурашки. Я приподняла ресницы и тут же от удивления мои глаза широко распахнулись.

Шум волн, а не машин, как мне сразу показалось, бархатным шелестящим шепотом нежили слух. Огромная терраса выходила прямо на море, освещаемое луной. Волны откатывались от берега, чтобы затем развиваться в крещендо под крики чаек, нарастая, и в самой свой кульминации разбиваясь белой пеной о берег.

Это было прекрасно. У меня перехватило дыхание и слегка дрожало тело от восхищения, счастья и ужаса от мысли, что, если бы ни один случайный человек, я никогда бы здесь не оказалась. Этой ночи, этой самой минуты не наступило бы…никогда. Какое страшное слово…

Я обернулась, взяв Хорхе за руку, и понеслась к выходу. Почти моментально мы оказались на пляже, и я помчалась к воде. Прямо в длинной юбке я забежала в воду по колено, я носилась по песку, смеялась, подбрасывала воду руками. Соленые капли попадали мне на лицо.

Это стало моим перерождением. Все, что было в моей жизни до этой минуты забыто, ничего не болело, будто начала свое действие анестезия для души.

Когда у меня сбилось дыхание я остановилась, обернулась и увидела Хорхе. Он стоял и молча смотрел на меня. Я подошла к нему, пытаясь восстановить дыхание, убирая мокрыми руками растрепанные волосы с лица:

– Как же здорово! – Я попыталась немного нейтрализовать свои эмоции.

– Тебе очень идет улыбка. – Он смотрел на меня, держа руки в карманах шорт, а я не могла разорвать магнетическое притяжение между нашими взглядами.

– А мне вот дед еще говорил, если ты не знаешь, что делать со своей жизнью – тебе нужно встретить рассвет у моря. – Я произнесла радостно, пытаясь сбросить напряжение, сменив тему. – Это будет так прекрасно, что думать ты сможешь только о том, что для тебя действительно важно. Вот это и нужно делать. Если ты в этот самый миг что-то для себя осознал, так и надо поступать.

– Что ж ты сразу его совету не последовала? – спросил парень.

Мне и самой себе в этот момент было трудно ответить на этот вопрос. Я выдавила из себя лишь:

–– Но ты же здесь на самом деле не только из-за меня. Всех стоящих моментов нужно уметь дожидаться.

Хорхе улыбнулся и притянул меня ближе к себе за руку и спросил:

–– Боишься высоты?

Рядом с пляжем находился луна-парк. Чем ближе мы к нему подходили, тем громче гремела музыка. Воздушные шары, запах попкорна, дети со сладкой ватой, – все это создает ощущение невинной легкости. Мы словно забываем о своем реальном возрасте, к нам, как в детстве, приходят яркие эмоции от каждой мелочи.

Среди небольших перевозных американских горок, лабиринтов ужасов, тиров возвышалось сияющее разными цветами колесо обозрения. Очередь, казавшаяся длинной, быстро прошла, и мы забрались в кабинку.

– Я никогда не боялась высоты. Наверное, от дедушки передалась скорее любовь к высоте. Он был военным летчиком. Я бы хотела прыгнуть с парашютом даже.

– Бесстрашная? Оказаться в закрытом пространстве с каким-то подозрительным типом, например, тебя не пугает? – Хорхе сделал гримасу, сузив глаза, изображая «подозрительного типа».

– Если только он будет пытаться настойчиво добиться от меня консультации, как уйти от налогов. – Я улыбнулась. – Я боюсь старости. Но не потому, что страшно однажды проснуться и увидеть свое морщинистое лицо в зеркале. Сам факт седых волос не пугает меня.

– А нет?

– Нет. Я боюсь осознания того, что жизнь прошла, а я ничего не успела сделать. Не успела создать что-то значимое. Написать гениальную картину, судьбоносную для кого-то книгу. Создать что-то, что будет жить после моей смерти. Знать, что я не просто пришла, спала, ела, занималась сексом, снова спала, размножилась и умерла. Как насекомое. Я хочу понимать, что не зря прожила это время. Мне непонятно, почему это, кажется, важно немногим людям. Для меня это настолько очевидно. Разве нет?

– Мне важно видеть рядом человека, с которым я хочу прожить всю жизнь. С которым я уверен и счастлив. Пройти вместе через все трудности и всевозможные истории, приключения, путешествия… Разделить опыт всего, что мог с той, что дает мне это желание жить, просыпаться каждое утро.. – Он смотрел на меня так, словно искал во мне того самого человека, заглядывая глубоко в глаза, пытаясь найти ответ на свой вопрос: «Что скажешь?».

–– Полетели в Новый Орлеан. – я ответила.

– Новый Орлеан?

–– Я никогда не была в Америке. А новый Орлеан – это родина джаза. Я бы так хотела пройтись по тем же улицам, где раньше ходил сам Луи Армстронг, творили Джелли Ролл Мортон, Фрэдди Кеппард.