#Война#Мир#Секс

Я снова усмехнулся, смакуя свой коварный план и представляя горящую прекрасную задницу Риты Монстр. Приятная гадость приносит радость. Мысли о ней тоже.

Странно, вроде бы надо было злиться, звонить снова адвокату или безопасникам по поводу вчерашнего фото, а мне не хотелось. В соцсетях засветилась только «Рррита на танке», очень эротичная и совершенно бессовестная… И у меня было потрясающее настроение.

* * *

– Здрасьте, Иван Аркадьевич, – пропела Регина в приёмной, единственная, кто всегда был так же бодр, как и я.

Всё потому, что она тоже живёт одна и тоже счастливо. Кстати, в шикарной квартире, которую я продал ей от компании в рассрочку, обеспечив такими годовыми бонусами, что моя «боевая лошадка» ещё и одевается так, как мне нравится. С лоском, элегантно, и каблуками по офису цок-цок… – Кофе сегодня с ромом?

– Без, – весело ответил я. – Закажи от меня вкусняшек этим лоботрясам из проектного отдела. А, и всем, кто сегодня трудится.

– Сладких?

– Всяких. И пиццу.

– А вам?

– Мне только кофе.

Регина поправила чёлку и, кивнув, склонилась над столом. Дюймовочка, увеличенная до размеров кавалерийской лошади. Всё на месте: улыбка, грудь, волосы, попа, ноги. Всегда в коротком. Хватило одного замечания, чтобы она больше не заявлялась в офис в виде взмыленной домоправительницы.

Я считаю, что секретарь должна ласкать взгляд, а не только соображать быстро, знать языки, делопроизводство и кто с кем спит. Идиоты те, кто не ценят секретарей. Ещё бóльшие идиоты те, кто трахается с ними. Уничтожают свой тыл. У женщин, которые о тебе заботятся, но которым официально ничего не светит, развивается партнёрско-материнский инстинкт, и они не предадут. Проверено. А бонусы я плачу Регине за умение молчать. Этот скилл[12] покруче умения быстро печатать.

Она оповестила, как обычно с блокнотом в руках:

– Иван Аркадьевич, документы на подпись в красной папке, срочные в синей. Звонили из типографии, привезут постеры для предвыборной кампании. В одиннадцать у вас обсуждение бюджета по маркетингу. В два часа обед с Савёловым из Мосгордумы. Бобров звонил, но не передал ничего. И ещё вас спрашивала ведущая с телевидения, Катерина Белинская.

– Белинскую в сад, про Савёлова ещё раз напомнишь. Постеры покажешь. Маркетологов, – я глянул на часы, – на ковёр без опозданий.

– Вам звонил ваш друг Дамир, – сказала Регина.

– Давно?

– Час назад.

– Почему не перевела?

– Вы были вне доступа.

Точно, я ещё спал.

– Набрать?

– Нет, я сам.

Я сел в кресло, крутанулся, взял телефон, чтобы набрать Дамира, и опять меня странным образом занесло в её блог. Я смотрел в синие глаза лгуньи и не обращал внимания на треньканья выделенного телефона.

А кто-то робко названивал мне: ждал три гудка и сбрасывал, словно стеснительная муха, слетевшая с навоза и кружащая над шашлыком – и пахнет хорошо, и мухобойка где-то рядом. На четвёртую попытку «не дозвониться» я снял трубку.

– Да?

– Иван Аркадьевич, – послышался голос Боброва. – Вы заняты?

– Слушаю тебя.

– Но, может, лучше позже перезвонить?

Хм, мир перевернулся? Или Рита Монстр ушла дальше соцсетей?

– Говори уже!

Выдох обречённого на казнь.

– Иван Аркадьевич, вы новости читали сегодня?

– Только биржевые.

– Откройте хотя бы Яндекс. Забейте свое имя в поисковую строку новостей.

Я ткнул на кнопку браузера, быстро пробежал пальцами по клавиатуре.

– И что там?.. Чёрт! Уже увидел…

На экран перед моими глазами высыпалось несколько десятков новостей в стиле: «Блогерша против миллиардера: в воздухе пахнет кровью», «Глава строительной корпорации уничтожил лес», «Планета стонет от таких, как Иван Красницкий: древний самшит исчез с лица земли».

– Сто новостных агентств написали о вас, – пробормотал Бобров.

Вошла Регина с постерами в руках:

– Иван Аркадьевич, агитационные плакаты принесли. Куда их?

– Туалет обклеить, – рявкнул я. – Тимур, организуй грамотное опровержение, задействуй всех: пресс-отдел, юристов, всех!

Регина быстро выскользнула из кабинета. У меня застучало в висках.

– Мне надоели шуточки этой… блогерши! Пора ставить её на место! Мы ничего не вырубали!

– Иван Аркадьевич, – сглотнув, сказал Бобров. – Там не о вырубке. Вы почитайте хотя бы одну из статей. Наиболее полная информация на РИАРус.

– Прочитаю! А ты тащи свой зад в офис! Ты где вообще?!

– На телевидении. Жду аудиенции с главным продюсером, как вы велели.

– Отбой! Пока не разберёмся с этим дерьмом, нам там делать нечего!

Я положил трубку и, развернув статью на РИАРус, пробежал глазами по строчкам:

«Самшит колхидский – это вид, относящийся к реликтовым, занесённый в Красную книгу России, Абхазии, Грузии, он уникален и отличается от других, более осовремененных видов самшита, а потому требует особой охраны…»

Бла-бла-бла…

«Строительная корпорация «Герос Групп», владельцем которой является Иван Красницкий, занималась реконструкцией санатория и прилегающих участков. В процессе озеленения корпорацией были ввезены необработанные импортные саженцы, заражённые самшитовой огнёвкой».

Что за чёрт? – я расширил глаза.

«Бабочка-паразит, относящаяся к восточноазиатскому виду, не имеет природных врагов, и поэтому начала быстро размножаться в благоприятных условиях. Никакие меры по уничтожению паразита представителями корпорации приняты не были, несмотря на обращение местных экологов…»

У меня зачесалось под коленкой.

«В результате преступного бездействия бесценный памятник природы «Самшитовая роща», расположенная там-то… чудом сохранившийся пример древних колхидских лесов, практически исчез с лица земли».

Я сглотнул и на автомате скатал бумажку в шарик.

«Ко всем обращениям волонтёров и представителей экологических организаций Иван Красницкий и другие руководители подразделений корпорации «Герос Групп» остались глухи… Чиновники ответственных ведомств тоже предпочли бездействие…»

Зазвонил телефон, я отбил звонок.

«Я не уверена, что Самшитовую рощу можно спасти… Но не стоит забывать, что сегодня также велика опасность распространения «восточноазиатской чумы» на ещё уцелевшие участки и лесные фонды Сочинского национального парка и Кавказского биосферного заповедника».

Я вытер пот со лба и замер, как соляной столб.

Что же получается? Что она не лгунья? И кто в таком случае я?

И снова зазвонил телефон. Адвокат.

Глава 21

Иван

Маркетологи собрались за круглым столом со своими презентациями, зашелестели листками, притихли. Инна Бердкович начала со вступления про новый подход, свежие тенденции в визуальной рекламе, в видео и интернет-фишках в следующем году, из которых истекали миллионные затраты.

Я слушал одной своей половиной и смотрел на слайды и подчинённых безмолвно, будто губы склеились. Адвокат сказал, что мы могли бы подать на неё в суд за клевету, но факт клеветы ещё стоило доказать. Не факт, что удастся. Внутри свербило, как если бы меня с размаху с байка долбануло об асфальт и содрало кожу на груди. Самолюбие жгло? Или это была совесть? Хм, по мнению Риты Мостер, такого атавизма, как совесть у меня нет! Может, и нет. Какой в ней смысл? Я не герой Толстого. Но всё-таки жгло…

В голове между цифрами и маркетинговым бла-бла-бла обрывками болтались мысли, куски из фильмов и строки из песен старого-престарого альбома рок-группы «Алиса». То, что он вспомнился мне, было аномально, но постсоветская готика и «заупокой» песен Константина Кинчева очень соответствовали настроению.

По всему телу разливался холод. Не каждый день узнаёшь, что стал одним из тех, из-за кого целый лес накрылся. Не важно, колхидский он, древний, или берёзки с рябинками… Лес!

Было тут недавно громкое дело о Химкинском…

Но у меня юристы попроворнее, и впарить мне лишнее не удастся, в моём случае только халатность. Хм, а за халатность сажают. Снова холодок пробежал по спине.

В презентации понеслось видео с рекламой в «Цветах Поднебесья», а меня разобрала досада: я же хотел, как лучше!

Отчётливо помню, что сам дал распоряжение Зульфие Закировне из поставок не скупиться на саженцы и привезти из Италии самый смак, чтобы получилось, как в Монако. Даже лучше, идеальнее, потому что без «парле-ву-франсе». Дело застопорилось на таможне, ввозимым растениям грозил карантин и прочая ерунда, а у нас горели сроки. Дали кому надо «на лапу», решили вопрос обходным путём. Ну и что тут такого? Без взяток вообще бизнес не выстроить.

Я выпил воды, потому что внутри опять стало едко, противно, как от патоки. Наверное, от улыбок старшей по маркетингу, готовой зализать меня за бюджет, как мамин пудель. Вот чего она улыбается? Всё равно половину запрошенного срежу.

Я ещё глотнул воды из стакана. И вдруг вспомнилось, как с Дамиром и ребятами из «Грязного Джо» курсе на третьем мы шатались по той самой Самшитовой роще, в водопаде купались. Мы даже забурились на самый верх, куда не вела туристическая тропа и, как дураки, счастливые, орали со скалы. Пахло там по-особенному, как только на море и пахнет, точнее, на нашем море. И было всё по настоящему, без фальши и патоки. Пацаны под гитары пели:

«Нас поднимали вовсю сонетом, мы же стремились вниз,Их имена героических песен, наших тарелок слизь...[13]»

В груди снова сжалось что-то и ёкнуло. Настоящего в мире больше нет. И герои вымерли. Всем что-то надо.

Инна Бердкович бодро перескакивала со слайда на слайд – там раскладывались весёленькие диаграммы в виде пирогов, топорщились цветастые графики, выползала анимация, сумасшедшее 3Д. А у меня в голове параллельно пел Кинчев про театр теней и царапались мысли.

Итак, Рита Мостер – революционерка, борец. А я хреновый буржуин, жадная морда в рябчиках и ананасах? Так она меня видит? Да какое мне по сути, дело?

«Она называла тебя негодяем…» – Напомнил Кинчев. Голосом шакала Табаки ехидно пропищало в довесок: – «А ещё червяком, она называла тебя земляным червяком!![14]»

Снова внутри стало неприятно.

Инна Бердкович остановилась на последнем слайде и посмотрела на меня выжидающе.

А я продолжал молчать.

Оставалось только сказать подчинённым, заглядывающим мне в глаза и пытающимся разгадать, к чему ведёт это молчание: «Слышите меня, бандерлоги?» чтобы в ответ раздалось: «Мы слышим тебя, Каа…»

Блин!

– Спасибо за презентацию, Инна, – чужим голосом сказал я только потому, что пауза затянулась.

– А бюджеты, Иван Аркадьевич? – ошарашенно уточнила Инна Бердкович. – Вы одобряете? С первого раза?

– Нет. Фидбэк[15] получите позже. Объявляю перерыв на полчаса.

Я же не буду ей говорить, что у меня сейчас каша в голове, а речь идёт о деньгах. Важным ради срочного люди моего масштаба не жертвуют. Тем более, что не всё срочное оказывается важным.

Делегация под знаменем маркетинга потянулась к дверям.

И тут меня аж подбросило: делегация… Да я не помню никаких экологов! А они вообще приходили? Может, это тоже развод? Я же задним местом чувствую, что меня дурят! Кто и в чём, пока не знаю, но я тут не эмо-девочка, чтобы сидеть и страдать! Я выясню, кто! И шкуру сдеру.

Как только след маркетинга выветрился, как дым в открытое окно, я рванул к секретарю.

– Регина, ко мне приходили в этом году на приём экологи? Какие угодно: гринписовцы, хренисовцы, даосы нефритового жезла или недоношенные дети природы?! Если да, когда это было? Или не было?! Мне нужна абсолютно точная информация.

Сосредоточенный и понимающий взгляд в ответ. Затем в CRM-менеджер. Шелест страниц в ежедневнике. Поджатые губы.

– Представители организации «Зелёный мир» записывались к вам на приём в конце августа.

– И что было потом? – хмурился я.

– Вы их не приняли. У вас не нашлось для них места в расписании.

– И они так просто ушли?

Регина снова повозилась и ткнула пальцем в нужное.

– Нет. Они настаивали на встрече, вы категорически отказались и велели отправить их к «Внешним связям», я и перенаправила их к Фелистратову.

– Его сюда, живо!

Регина уставилась на меня недоуменно:

– Но, Иван Аркадьевич, он ведь умер…

– Как умер?! Какого чёрта?! – я опешил.

– Под машину попал. В сентябре ещё.

– Удобная отмазка, – выдохнул я, а в висках затикало. – Тогда ко мне Закировну из поставок.

– У неё выходной сегодня.

– Значит, дозвонись! – рыкнул я. – И чтоб она была тут, хоть из преисподней.

– Иван Аркадьевич, а что делать с журналистами? Уже второй час одолевают.

– Шли их к Фелистратову! – буркнул я.

– На тот свет?!

– А что? Прекрасное место, я считаю. Там уже интервью будут брать у них. Этот, как его, Пётр с ключами!

* * *

Начавшись криво, весь день пошёл наперекосяк. Встречу боров из Мосгордумы отменил, сославшись на то, что «я сейчас слишком на слуху», Закировна, как выяснилось, уехала кататься на выходные на Красную поляну с семьёй. Трубку отключила, словно почуяла. Журналисты одолевали моего секретаря и продолжали наседать на охрану в холле. Долбанный Картанян в статье в РБК высказал своё мнение об ответственности застройщика и щедро разлил грязь на онлайн-страницы, вскользь и скандал в Карловых Варах упомянул, но так, что ни к слову не придерёшься. У него тоже адвокаты хорошие…

Я твёрдо решил не пороть горячку и не отвечать, пока не выясню всё сам. Погода, по-прежнему, стояла нелётная. Все дороги вели в Сочи, но не на поезд же садиться!

В три часа я бросил дела и поехал к Дамиру. Потому что я ему так и не перезвонил, что странно – ведь друг. Реально настоящего в жизни нет или так мало, что с трудом различаешь. Но и на то, что есть, почему-то вечно не времени. А я уже чертовски устал от патоки…

Глава 22

Иван

Я сбежал вниз в полуподвал на Пятницкой. Чуть не загремел носом вперёд, поскользнувшись за две ступеньки до крашеной чёрной двери с табличкой «Закрыто». Чёртовы итальянские ботинки! Хороши для красных дорожек, полное дерьмо для прогулок по Москве в дни снежных заносов.

Я толкнул дверь. Звякнул колокольчик. Полутьма бара “Lemon&Cork” встретила меня теплом и сухостью, как чрево оголодавшего кита. Я стряхнул с головы и плеч снег, постучал подошвами, сбивая его на коврик.

Мои шаги отозвались эхом. Акустика здесь что надо. Деревянные стулья возле грубо сколоченных столов, погашенные лампы на цепях с потолка, пол в крупную, вытоптанную клетку. Сейчас она казалась синей. Вагонка на стенах, кирпичные колонны, балки на потолке. Максимально просто и оттого хорошо.

Только арочные оконца, подглядывающие из-под сугробов за шагающими мимо чужими ногами в сапожках, ботинках, уггах и меховых кроссовках, претендовали на ретро в стиле трактира на Пятницкой. Но меня не обманешь. Всем известно, что здесь самые-самые, элита рока, дают акустические концерты, лабают блюз, иногда фанк, но чаще откровенный рок-н-ролл. Они поднимают крышу и ленивых со стульев, барабанными перебивками не позволяют офисному планктону на верхних этажах засиживаться на работе. Зато директорат банка может быть уверен, что охрана на рабочем месте не спит – нет шансов.

Но в шестнадцать ноль-ноль здесь слышен только звон перетираемых бокалов. И то не сейчас. За барной стойкой, освещённой яркой лампой, никого не было. Круглые табуреты пустовали.

– Эй, – крикнул я бутылкам на стеллаже, – есть кто живой?

Похлопал для верности ладонью о стойку.

Ни ответа, ни шевеления.

– Дамир!

Тишина.

Неужели я с ним разминулся?! Он всегда тут, после обеда уж точно.

Настроение и так было ни к чёрту, а теперь досада размазала горечь сверху смачным плевком. Я разворчался, как старый дед, что надо было договариваться о встрече и не выпендриваться, надо было то, надо было сё. Аж закололось внутри раздражением и недовольством. Можно позвонить, конечно…

Но именно сейчас хотелось без скайпа и гаджетов, запросто, в реале увидеть вечно небритую рожу Дамира, его улыбку индейца навахо, прозрачные глаза накурившегося травки шамана, видящего, что у тебя за душой. Хотелось обняться, поржать, без причины сотрясая воздух, а потом сесть за столом друг напротив друга и спросить без всяких: «Как сам?».

Но я тут один стою и зову, как дурак.

И вдруг до щемящей боли в груди я понял, как мне этого не хватает!

Отчёты, бюджеты, советы директоров, стройки, поставки, жирные лапы серых пиджаков, приманивающих взятки, как цыплят; презентации, звонки по бизнесу в три часа ночи, ухищрения, техники переговоров, этого всего так много! Майбахи, Куршавели, пентхаузы, понты – это моя жизнь. Такая, какую я хотел, какую сам построил. Целеустремлённо, жёстко, по кирпичикам. Где-то обманом, где-то зубами выгрыз. Никто ведь особо не мечтает поделиться местом под солнцем, но я своё взял. Я был на сто процентов уверен, что это «моё», и мне было интересно!

Но я и представить себе не мог, что там будет не хватать главного – простоты.

Простота – это такая фишка, которую за деньги не купишь. Можно попытаться, но всё равно не то. Ведь наступает момент, когда нахаваешься досыта трюфелей и чёрной икры, когда начинает тошнить от пафоса и осточертевают изысканные десерты от французских поваров, поданные с фейерверком в пруду из шампанского.

Именно поэтому Алевтина Петровна жарит мне дома на ужин обычную картошку с чесноком, яичницу с ГОСТовскими сосисками и блины с яблочным повидлом. Только Алевтина Петровна в курсе, где достать такое, как было в детстве – советское, неопределенного цвета и консистенции. Самое вкусное. И она не мучает меня неврозами и истериками на пустом месте, как мама. Они, кстати, тоже отдают чем-то ненастоящим. Поэтому я никогда Алевтину Петровну не уволю. Даже если она будет старой и начнёт забывать, где оставила зубы.

Простота – это такая фишка, при которой ты имеешь роскошь побыть собой. Кажется, что может быть проще? А ничего нет сложнее – когда на тебе столько масок и панцирей, обязательств и ответственности, чёртова тысяча людей, за которых тоже ты отвечаешь.

Какой, нафиг, «быть собой»? – скажут мне партнёры по бизнесу, чиновники, политики и те же архитекторы, которые меня ненавидят, и конкуренты. За любую слабость удавят. Я не имею права на уязвимости, только в качестве опыта, чтобы в следующую минуту ответить и ударить больнее. Наступить на того, кто пытается переехать меня.

Только я устал.

Оставил, конечно, для разрядки красивые женские тела, рок и одиночество. А ещё осознание того, что у меня есть единственный настоящий друг. Дамир. А я его уже два месяца не видел.

Я бросил пальто на спинку стула.

Кажется, я совсем расклеился. Эдак недолго и грипп подхватить. Я выдохнул, зашёл за барную стойку и сам плеснул себе в стопку рома. И вдруг тишину надрезал гитарный аккорд. Я рванул на него.

Дамир!

Улыбка сама полезла на лицо. Ну, я реальный дурак – не догадался посмотреть на сцену! Мой друг с русыми с проседью волосами, убранными в хвостик, с парой прядей, падающих на лицо, в здоровенных наушниках, как укуренный Чебурашка, сидел на стуле и рассматривал бумажку на пюпитре. Потом почесал нос и начала перебирать по струнам.

Не слышит ничего за своим «минусом», вот балда!

Я взял стул за спинку одной рукой и пронёс его, поставил на невысокую сцену и уселся напротив Дамира. Только тогда он меня заметил. Глаза расширились. Выматерился радостно и стянул наушники.

– Ванька! – прозвучало офигевшее.

– Привет, братан.

Гитара в сторону. Обнялись. Масло. Аж в душе просветлело.

– До тебя не дозвониться, олигарх! – щербинка между передними зубами его улыбку не портила.

– А ты вообще бриться перестал? – хмыкнул я, глядя на почти моржовые усы друга и русую подросшую бороду.

– Хипую, – заржал Дамир и снова взял в руки любимый «Фендер[16]». – Послушай.

Он выткнул наушники из мини-пульта и начал играть. В динамиках зазвучал аккомпанемент блюз-бэнда. Я узнал классику – «Лалу». Дамир пел тихо, со связками у него давно проблемы. Зато играл великолепно, запойно бегая пальцами по струнам и потряхивая головой в такт. Я невольно стал постукивать ботинком тоже. Дамир доиграл песню до конца, поглядывая на ноты. И, закончив, расцвёл.

– Масло!

– О да, – улыбнулся я.

– Ты не хочешь? – он протянул мне свою святая святых, заказанную из-за океана гитару.

Я покачал головой.

– Нет.

– Кислый ты, брат, – заметил Дамир. – Нелады?

– Есть немного.

– Ну, я читал немного про твоё немного. Хрень, конечно. Поговорить хочешь?

Я пожал плечами.

– Что-то у тебя рожа синяя, Ванька. Обедал?

– Да пофиг… Забыл.

– Сейчас я Варьке скажу, чтобы креветок нам в карри сбацала. Под пивко. И фри с луковыми колечками.

Дамир встал со стула. Крепко сбитая татаро-славянская помесь: широта души и мусульманское гостеприимство, никогда не отпустит голодным. Я не стал ломаться. Желудок уже к спине прилип.

– Вообще это нонсенс, но факт, – хмыкнул Дамир по пути в кухню, у служебного выхода обернулся и сказал: – Иванидзе, ты можешь позволить себе что угодно, а поесть вовремя забываешь. Желудок испортить не боишься?

– Нет. Люди боятся, что умрут от язвы или рака. А у меня есть для них чудесная новость – все умрут в любом случае. Ни один не выживет.

Наш смех усилило эхо, и Дамир скрылся за тёмно-красной дверью. Исчез надолго, будто поплыл сам креветок в аквариуме вылавливать и откручивать им хвосты.

Белый Фендер призывно смотрел на меня, намекая на близость. Почти, как подвыпившая девица у бара. И я не выдержал, взял его в руки, огладил изгиб, приладил на колено. Почувствовал добротный лак под пальцами, струны, рифы. Как-то само собой заигралось из забытого. Не так, как Дамир, конечно, неуклюже – пальцы отвыкли, но наружу постучались слова, возникшие из подсознания. Опять «Металлика» и их “Nothing Else Matters». Начал помогать себе стуком носка вместо метронома, увлёкся. И стало так хорошо, будто только это и нужно было. Как аспирин при больной голове.

Я перебирал струны, прикрыл веки и вдруг представились сами собой синие глаза. И неожиданное осознание – а ведь то, что я принял за исключительно качественную игру, оказалось правдой. И меня будто мешком с цементом по голове шибануло: они тоже настоящие! Её глаза. И ненависть. И жар. И поцелуй.

По спине пробежали мурашки.

Я так отвык от настоящего, что перестал распознавать. Дожились! И чтобы выбросить откуда-то исподволь подкрадывающееся смущение, я начал играть снова. И слова припева, натужившись, вспомнил, чтоб только не думать. И опять, и опять. Лучше три раза спеть один куплет и припев, чем ныть.

– А я до сих пор жалею, Ванька, – послышалось из-за спины, – что ты бросил нас и нашего «Грязного Джо» и занялся, как ты заявил, «серьёзными вещами». У меня от твоего тембра сейчас мурахи размером с американских тараканов по рукам ползут!

Я обернулся. Дамир стоял с подносом в руках над ближайшим столом.

– Тараканам место в голове, – заметил я, откладывая гитару и вставая.

– Там уже другие всё заняли, больше билетов не осталось, аншлаг, – сказал Дамир и ткнул пальцем на кнопку пульта.

Негромко запел Гэри Колеман про то, что небо плачет[17].

– Но без шуток: когда тебе настохренеет быть строительным магнатом, у тебя всегда будет место.

– А нынешнего фронтмена твоего бэнда в переход пошлёшь с гитарным кофром?

– У нас фронтменша, – поправил меня Дамир, наливая пиво в высокие стаканы. – Заглянул бы хоть раз с сентября, знал бы.

– Угу… – Мне даже шутить по этому поводу не хотелось.

Дамир устроился напротив, подвинул ко мне тарелку с хрустящими красно-рыжими креветками.

– Что там про Самшитовую рощу? Правду пишут или опять брешут, сволочи?

Он облокотился на стол и смотрел на меня прямо. С креветкой в руке, зависшей над соусом, как рука судьи с молотком перед принятием резолюции. Кому угодно другому я бы сказал иначе, но в шаманские глаза друга врать не получилось.

– Я сам об этом узнал из новостей, – я опустил голову, креветка пучеглазилась на меня тоже, словно хотела подчеркнуть, что всем нам быть поджаренными – в соусе, на шпажках или попросту в кастрюле с укропом, так что чего уж выкручиваться. – Думаю, мой косяк.

– Хреново.

– Угу. Не то, чтобы я специально ввозил паразитов. Но компания моя, сотрудники мои, и вся херь на мне.

– Роща – та самая, где мы с ребятами на втором курсе…?

– На третьем.

– Жаль, хотел туда летом дочек свозить.

– Хочешь, врежь мне, – поджал губы я.

Дамир усмехнулся.

– Лучше креветок ешь. Остынут, будет не то.

Я уныло повозил продуктом моря в желтоватом соусе. Из кухни выскочила жена Дамира, Варька, полноватая после последних родов, с соломенного цвета косой, как с иллюстрации русских народных сказок.