Полная версия
#Война#Мир#Секс
Да, именно так враждебно на меня смотрела девушка с длинными тёмными волосами с кресла слева. Её синие глаза горели. Я обычно не обращаю внимания на цвет, но тут сразу увидел – они синие. И узнал ту блогершу, из-за которой образовался инфоповод – Бобров приносил мне на неё целое «дело», я полистал немного и согласился с ним: не опасна.
Девчонка мотнула головой, её блестящие чёрные волосы взлетели плащом и упали на плечи. Я ответил. Она смутилась. И что-то во мне щёлкнуло. Не как нога у Берлиоза под трамваем «хрусть и пополам»[2], а тихо, фоном, но я отметил. Так вычленяешь взглядом красный зонт в гуще чёрных. Занятно.
Я поставил девчонку на место. Но вместо того, чтобы продолжать смущаться, блогерша зажглась, выхватила у ведущей микрофон и пошла на меня, как «Свобода на баррикадах». Вот только грудь не высунулась, как на картине Делакруа. Впрочем, таким всё равно, чем поднимать хайп – мнимой борьбой за экологию или задранной майкой с криком: «Сиськи!» Жаль, я б посмотрел…
Катерина объявила брейк. Но на рекламу мы не ушли, – её вставят в запись, – а блогерша не успокоилась, в её глазах плескалась живая ярость.
– Из-за таких, как вы, погибает планета! Каждый раздербанивает её по кусочку. Думает только о себе! А потом возникают острова из мусора в океане, дельфины гибнут, наглотавшись пластика.
– По вашему, им тоже я его скормил? – усмехнулся я.
– Нет! Но вы не лучше! – выкрикнула блогерша так, словно сейчас запрыгнет на меня и начнёт бить по голове микрофоном, как Зена-королева воинов.
Постановка, поза, страсть и голос, всё вкупе сыграло так, что у меня сократились и погорячели мышцы живота. И я тут же понял, что она не просто сумасшедшая, идейная «зелёная», увы… Просто великолепно играет, выбрав роль пассионария, чтобы в лёгкую сбацать себе узнаваемость и доказать всему ВГИКу, куда по конкурсу не прошла, что её талант не протухнет и без их корочки.
Я поморщился.
Все они одинаковы. Тянут одеяло на себя, не понимая, что оно уже на мне. Как Катерина, как вон та «всенародная артистка», как художник-«эксперт», которого и знают только по этому ток-шоу. Тоже стойку делает и повизгивает, лишь бы засветиться.
Катерина посмотрела на меня, извиняясь, но отобрать микрофон у девицы не позволили продюсеры:
– Это же прекрасно! Скандал! Продолжаем! Продолжаем!
Я расхохотался. Да, весело. И скучно. Как всегда и везде, одно не натуральное «масло», маргарин.
Что теперь будет выделывать синеглазая девица – кинется или устоит?
Мои ребята за сценой напряглись. Но блогерша вспыхнула, хлопнула ресницами и сама отдала микрофон Катерине:
– Достаточно! Я не буду участвовать в вашем цирке! До свидания!
– Постойте! – ахнула та.
Блогерше было плевать, она направилась прочь, уверенно цокая каблуками ковбойских сапог, не обращая внимания на гул в зале и на пытающуюся поймать её редакционную группу. Отбрила продюсершу в мехах и вырвала руку. Гаркнула агрессивно ещё на кого-то и скрылась за кулисами.
Запахло революцией. Отчего-то у меня участился пульс. Хм…
Ответственный редактор крикнул:
– Работаем!
И съёмка продолжилась, несмотря на гвалт в кулуарах студии, вызвавший у меня вдруг самое живое любопытство, как драка за окном респектабельного кафе. Катерина сказала мне с мягкостью племянницы Чеширского кота:
– Иван Аркадьевич, я знаю, что вы цените свой имидж и даже отказались приезжать в Чехию после того, как в Карловых Варах против вас выдвинули обвинения в скандальной связи, которые были полностью развенчаны. Вам дорога репутация. Что вы ответите на выдвинутые обвинения?
– Я считаю, что ни в Карловых Варах, как было доказано, ни тем более в этом выступлении неуравновешенной девицы не было никакого содержания, – спокойно ответил я, словно меня произошедшее вообще не касалось. – Тем более не стоит раздувать мифы и создавать народный эпос на основе зеро. Да, действительно моей репутации был нанесён некоторый ущерб, и, как следствие, я жду публичных извинений. За любое слово нужно платить.
– Вы ждёте извинений от Риты Мостер?
– От Риты Мостер и от правительства Чехии.
– Вы думаете, они поступят?
– Отель в Карловых Варах уже обнародовал свои сожаления, осталось дело за малым, – усмехнулся я и тут же посмотрел с самым серьёзным видом в камеру. – Я живу в России, я представляю Россию, и мне важно, что слышат обо мне люди моей страны. Поэтому я тем или иным способом получу извинения и от… как вы сказали её зовут?
Ведущая напомнила имя, которое я и так хорошо запомнил. За кулисами что-то грохнуло.
О, она дала кому-то в глаз или превратилась в Халка?
– Спасибо, – договорил я. – Я получу извинения от Риты Мостер и от правительства восточноевропейской страны. Я считаю, любым историям нужны точки.
– Совершенно с вами согласна, – ответила Катерина.
Далее пошли скучные бла-бла-бла, и от сценария больше уже никто не отходил. За кулисами тоже стихло. Там живые остались?
Точно рассчитанное время, и я был свободен. Зашёл в гримёрку за планшетом в сопровождении моих ребят. Закрыл дверь. Выдохнул. В запястье чувствовался пульс. С чего бы?
Мороженое растаяло в ожидании меня. Я поднял планшет, папку с дивана, и оттуда вдруг вывалилось аккуратно распечатанное «личное дело» блогерши, этой самой Риты Мостер. Я поднял листок с её фотографиями из блогов и понял, что они и на четверть не отражают реальности. Горящие синие глаза. Страсть с угрозой взрыва. Как красное на чёрном и знак «Не влезай, убьёт». Даже сыгранное, оно было интересно…
– Всё прошло хорошо, – со стуком, но не дожидаясь ответа, вплыла в гримёрку Катерина. – Надеюсь, вы не разочарованы, Иван Аркадьевич?
Я отложил «дело о революционерке» на журнальный столик. Повернулся с дежурной улыбкой. Я был отчего-то уже возбуждён, словно день только начинался. В окно смотрела снежная московская ночь. Катерина оказалась на расстоянии доступной близости. Она пахла, смотрела, искушала, почти касаясь меня грудью.
– Не разочарован, – ответил я и положил ей руки на талию.
Катерина подалась ко мне, подняла лицо, подставляя губы.
Меня дома никто не ждал. Я даже рыбок не держу – некогда. Там я высыпаюсь. Но тело требовало своего. И я смял мягкие губы Катерины, ожидая приятный десерт на ночь. Телегостья улыбалась, шептала, стелилась, не стесняясь в ласках. Платье вверх. Упругость в ладонях. Быстрые рывки. Мысли прочь, ритм и разрядка.
Я застегнул брюки и снова почувствовал привкус патоки внутри, как обманутый в медовом ряду покупатель. Ни майского, ни липового, ни даже гречишного, и с мороженым вышел облом, кругом одна только патока.
– Мне пора. До следующего эфира, – сказал я, улыбнувшись с натугой.
Томный взгляд, просчитанный до мелочей жест. Снова «реклама духов», но мне уже не интересно. Как быстро они все становятся скучными! И липкими.
Я подхватил планшет, скользнул глазами по гримёрке, чтобы ничего не забыть. И на секунду замер. С журнального столика на меня смотрели яркие синие глаза. То, что щёлкнуло и потухло, снова щёлкнуло. Интересно, как долго ждать извинений?
– Буду рада, если ты позвонишь раньше… Или вы, Иван Аркадьевич? – кокетливо провела пальцем по своему декольте Катерина.
«Тебе не позвоню», – подумал я. Что-то буркнул и ушёл.
Глава 4
Рита
Я не терплю попыток меня унизить. Поэтому я ушла со съёмок, разметав направо и налево телевизионную братию. Жаль, не как Джеки Чан, а только взглядом и голосом. Яндексу, мимо которого проходила, сказала:
– Только попробуй меня «нарезать», найду и сама нарежу, как сервелат.
– Воу-воу, полегче! – воскликнул Яндекс. – Ты чего, красавица, бунтуешь?
– На вашу фальшивую контору нужен только бунт. Или подрывники.
Яндекс посторонился, видимо понял по взгляду, что хорошее ему не светит. Однако стоящий рядом мужик в стильной кепке набекрень, с выпирающим пивным «самосознанием», обтянутым полосатым свитером, и печатью богемы на лице встал у меня на пути:
– Девушка, вы срываете программу! Где ваша совесть?!
Редактор, наверное…
– Там же, где и ваша. Вы подсовываете мне лживые сценарии! Так что да, срываю! – рявкнула я и попёрла на него так, что тот попятился, споткнулся о какую-то конструкцию, увешанную Бузовой и Киркоровым.
Металлические столбы загремели и начали рушиться. Мужик полетел назад и со звуком плохо надутого мячика хлопнулся пятой точкой об пол. Картонная «Бузова» накрыла его с головой, продолжая светиться улыбкой.
– «И мы счастливы!» – буркнула я, припомнив пресловутый «Дом-2».
О нём здесь только и вспоминалось. Распнут кого-нибудь на лобном месте, погонят вон и потом «счастливы». Наверное, это и есть основа любого телешоу. Впрочем, как и любого постсоветского двора, где собираются на скамейках скучающие бабки.
Я надела на ходу пальто, намотала шарф, отодвинула плечом одного из «людей в чёрном», не уступающего по размеру шкафу в гримёрке. Благо, он сомневался, задерживать меня или нет, иначе отодвинуть бы не получилось. Но я бы сделала подкоп…
Я сказала «Бу!» пучеглазой вахтёрше, когда та что-то начала про «До окончания съёмок не положено…» Та отскочила. Я дёрнула за ручку дверь и, вырвавшись на мороз, заскрипела снегом под ногами в чёрном квадратном дворе, окаймлённом старыми зданиями. Наверняка здесь была раньше какая-то фабрика. Так и представляется тут советская текстильная промышленность и тонны халатов в цветочек.
Я миновала шлагбаум, арку и пошла под фонарями проспекта, ещё кипя и мысленно огрызаясь. Но, благо, холод скоро вернул меня к реальности. Я остановилась на конце квартала и вспомнила, что уже почти два часа ночи, а на улице минус десять. И вызвала такси.
То приехало через минуту, словно дежурило возле студии. Я рухнула на заднее сиденье, назвала адрес и замёрзшими пальцами оживила смартфон.
У меня откровенная зависимость, вредная привычка и принцип: «Если не знаешь, что делать, пиши пост». Аккаунт в соцсети поприветствовал кучей новых фоточек. Я на автомате поставила десяток сердечек, толком не видя, кому и за что. Сделала селфи и начала писать:
«Сейчас еду домой с телешоу. Договор о конфиденциальности не позволяет написать всё, что там происходило, поэтому просто напишу, о чём думаю. #мыслионлайн.
Вы задумывались, что такое чувство собственного достоинства? Для меня это та грань, которую я никому не позволю перейти. Никому и никогда. Будь то мужчина, каким бы гипнотически сексуальным он ни был, – мне снова представился гадский Красницкий, я сплюнула три раза через плечо и продолжила писать, – родители, друзья или ведущие ток-шоу. Потому что если позволишь кому-нибудь то, от чего ты чувствуешь, будто в душу кинули грязный ботинок, ты обязательно запачкаешься. И да, будешь в этом сама виновата. Не позволяй!
Всегда помни, что ты личность и никому не обязана отчитываться, почему ты не такая, как от тебя ожидают. Ты никому не обещала быть «такой». Хрустальной вазой гвозди не забивают, а боксёрскую грушу не надевают на бал. И это не значит, что быть боксёрской грушей или хрустальной вазой плохо. Плохо страдать хрусталю, что он не чугун. Ложь – вот что плохо.
Так вот те, кто пытаются попрать твоё достоинство, этого не понимают, они пытаются нарушить твою целостность и показать тебе, что ты – никто.
Не выйдет! Все из нас – кто-то! Если из тебя хрустальная ваза не ахти, прислушайся, присмотрись к себе, возможно, ты просто офигительная чайная кружка или магическая кастрюля восьмидесятого уровня. И пусть хоть один удод попробует сварить вкусный суп без такой кастрюли!
Главное, разберись в себе и уважай себя!
Добра и смайликов!
#ритамостер #историиожизни»
Я открыла другой аккаунт и туда тоже запостила. Мгновенно высветилось сообщение от кого-то из подписчиков. Едва мессенджер открылся, я увидела знакомое во первых строках письма:
«Ты, сука, да какое у тебя достоинство, если ты...»
О, мой постоянный хейтер[3] активизировался! – отметила я с ухмылкой.
Отчего-то я уверена, что это «Он», несмотря на дебильные аватарки и неопределённые ники. Мой персональный хейтер всегда чувствует, когда я не в духе, и посылает «письма счастья» со множеством матерных слов и междометий. Кажется, кого-то разрывает куда больше меня.
Я автоматически нажала «Заблокировать» и свернула экран. Завтра наверняка чувак зарегистрируется под новым именем. Или подождёт, когда я снова закиплю. Даже интересно, как он угадывает мой градус?
Впрочем, именно от этого я и успокоилась. За окном мелькали проспекты в снегу, машины, вывески, дома. Некоторые окна светились, несмотря на позднюю ночь. И сами собой разворачивались мысли.
Ты живёшь себе, живёшь, вокруг тебя живут люди, многие сытно и счастливо. И управляются же как-то сами! Молодцы! Так чего лезть с советами, если не просят? Но, думаю, те, кто меня читает, потому и читают, что им надо. Я по себе знаю, что проблемы с достоинством у девушек есть, они всегда будут, пока так высок уровень бескультурья вокруг нас. Я сама с этим сталкивалась.
Признаюсь честно: терпеть не могу тёток с нашего двора. Они меня тоже ненавидят. У нас горячие взаимные чувства. С одной стороны, я для них – бельмо в глазу; с другой, как сегодня модно говорить, я – инфоповод.
Они не читают мои блоги, вряд ли имеют аккаунт в социальных сетях, но благодаря моему существованию, скучно им не бывает. Я нарочно одеваюсь так, чтобы их восклицательным знаком завернуло. И это сложилось исторически.
* * *Существуют два типа людей: если одним повторять одно и то же, одни поверят, как попугайчик, что он «дурак», другие – наоборот, могут распрямиться и, как пружина, дать обидчикам в лоб. Я из последних.
Мама у меня много болела и лежала то в одной больнице, то в другой, папа вечно разъезжал по командировкам, поэтому я лет с тринадцати, считай, живу одна. И это меня закалило, сделало самостоятельной, так что нечего жаловаться.
Но был один случай, с которого началась взаимная ненависть меня и нашего двора. В четырнадцать я влюбилась без оглядки в соседа сверху – девятнадцатилетний говорливый Коля давал мне скачать хорошую музыку, увлекательно рассказывал о «взрослой» студенческой жизни и вообще обо всём. Жизнь у Коли была полна приключений, и я слушала его, раскрыв рот. Для меня Коля был небожителем, суперменом и Капитаном Америка в одном флаконе.
Однажды Коля пригласил меня на день рождения, и в полутьме гостиной, где под громкую музыку топала и прыгала толпа его сокурсников, Коля решился меня поцеловать. Я была влюблена до безумия и поддалась ему с упоением.
Его тёплые влажные губы делали что-то непонятное, но очень приятное. У меня кружилась голова от его запаха, от того, как он прижимал меня к себе. Я растворилась в любви к нему, как одно огромное, безграничное море счастья. Руки Коли казались самой надёжной опорой, горячей, ласковой. И мир вдруг открылся для меня искренней радостью, волшебством, в котором светомузыка извне переместилась в моё тело – так было хорошо! Но вдруг зажёгся свет. Музыка умолкла. Это мать Коли, тётя Тамара вошла в гостиную и застыла, увидев вольности её сына.
«Все вон», – жёстко сказала она, и ничего не понимающие гости потянулись к выходу. Её всегда все слушались, да и страшно было ослушаться, если на тебя смотрит такое бульдожье лицо с маленькими глазками. Но я в тот момент не почувствовала стыда или ужаса. Наоборот, она показалась мне даже красивой, и я была готова радостно броситься на шею тёте Тамаре, а потом назвать её второй мамой, ведь у нас с Колей любовь! А значит, мы поженимся… Но тётя Тамара завизжала: «И тебя это тоже касается, малолетняя проститутка! Вон отсюда! Чтоб я тебя здесь больше не видела».
Я прорыдала всю ночь, а утром по дороге в школу ко мне прицепилась Лидия Петровна с третьего этажа. Она вкрадчиво увещевала меня: «Мы понимаем. Ты без мамы растёшь. Папа в разъездах. Вообще неизвестно что в твоей семье происходит, все тебя бросили, но нельзя же так – по рукам пошла в четырнадцать-то лет! Опомнись, Рита! А то станешь, как эти, прости Господи, возле ларьков…».
Я шла молча, по щекам катились едкие слёзы.
Вечером дворовые кумушки шумели и фыркали. Не назвала меня проституткой только ленивая. Лариса Валерьевна. Потому что она полная и вообще почти ни с кем не разговаривала. Аньке Васильевой и Оксане Самсоновой родители запретили со мной дружить. Девчонки под навесом хихикали: «Ну и что? Ты, говорят, с Колькой переспала? И как оно?». Я им буркнула в сердцах: «Дуры вы!» и спряталась в собственной квартире.
Когда стемнело, в дверь робко постучали. Это был Коля. Он неловко переминался на пороге:
– Привет. Ты… это…
– Коля, Коленька! За что они так? – жалобно спросила я, надеясь, что он – такой сильный, взрослый – защитит меня обязательно. – Я же… ты знаешь, я…
– Это всё мать, – мялся он. – Ты прости. Давай не будем раздувать, а? Типа не было ничего, а то она со свету сживёт.
Он ещё что-то мямлил, пятясь, как рак, назад, а я, широко раскрыв глаза, не могла понять, что происходит. Он же мой герой! Супермен… Капитан Америка… В фильмах про любовь всё не так! Но с каждым шагом назад Коля казался мне ниже и ниже. А когда сверху послышался визгливый голос тети Тамары: «И долго я ещё ждать буду?!», героический образ Коли в моих глазах растворился, и я увидела высокого, тощего парня, убегающего от меня с видом покусанного псами кота.
Я прислонилась к косяку и слушала, как быстро простучали его тапочки по ступеням, как пробормотал что-то матери этот ничтожный трус, как хлопнула дверь на пятом. Потом я щёлкнула замком и влезла с ногами на диван. На улице было плюс двадцать, но я накрылась пледом, дрожа от холода, который залил сердце. И я больше не плакала – во мне зрел протест. Желание революции и справедливости подмяло смущение и жалость к себе.
«Проститутка, говорите? Да пошли вы!» – пробормотала я и кинулась обрезать юбки до совершенно пошлого мини.
Утром накрасилась, надела яркие полосатые гольфы, едва прикрывающую ягодицы юбку, навернула из длинных волос что-то невообразимое и пошла в школу. Тётя Лида будто ждала меня во дворе.
– Рита, ай, Рита, на кого ты похожа? Что бы твоя мама сказала?
– Что я красавица, – ответила я, развернув плечи и глядя соседке прямо в глаза. – И папа тоже!
– Я же тебе говорила…
– Зря старались! – перебила её я. – Вы не имеете права лезть в мою личную жизнь.
Сморщенное личико тёти Лиды стало похожим на кукиш, и она выдала:
– Личная жизнь должна быть красивой.
– А у вас с мужем она красивая? – усмехнулась я, чувствуя, что не она, взрослая женщина права, а я.
Та хлопнула ресницами, застыв от возмущения. А я добавила:
– Вряд ли. Но вы мне не рассказывайте, мне это не интересно!
– Да как ты смеешь, девчонка!
– Смею, – громко, на весь двор заявила я. – Я посмотрела в Интернете: даже закон есть о частной жизни, и вы его нарушаете! Ещё раз подойдете или будете обо мне слухи распускать, мой папа вернётся и подаст на вас в суд. Он обещал! И на соседей сверху тоже подаст!
Это была ложь, но я пошла ва-банк.
Тётя Лида и проходившие мимо к остановке соседи, включая Колиного отца, опешили, а я развернулась и пошла в своём мини с гордо поднятой головой.
«Я впервые поцеловалась, а значит, я стала женщиной, – думала про себя я. – А что для женщины главное? Папа всегда говорил: «Достоинство».
У меня не было повода ему не верить.
Кстати, потом папа меня похвалил и купил куртку «вырви глаз», а Колин отец носил ему коньяки, настойки на клюкве, грибы в баночке и заискивал, говоря, что жена «дура».
Правда, две недели спустя.
* * *Я поднялась в свою квартиру. Закрыла за собой дверь, скинула пальто и сапоги. Телефон звякнул смской: «Не обижайся. Я тут ни при чём. Честно. Яндекс»
Я поджала губы и стянула шарф. Странно, откуда у него мой номер телефона? Из договора стащил? Чёрт…
Но что он имеет в виду? Империя Красницкого нанесла ответный удар?
При мысли о проклятом Красницком, внизу живота всё внезапно стало горячим. Видимо, из-за остаточной ярости.
Глава 5
Рита
У меня много друзей не только в соцсетях. Я люблю замутить, повеселиться, вкусно поесть, оторваться на полную на танцполе, и мне вообще не важно, танцует кто-нибудь или нет. Мне звонят, ко мне приходят, пишут, и это всё клёво, хоть иногда даже я устаю от толпы.
Но особняком от всех стоит мой сосед через балкон, Ясик. Милейший парень, умница, книги запоем читает, стихи пишет, в музыке разбирается лучше любого критика, очень задушевно поёт, а какие у него блинчики! Мммм, съешь вместе с пальцами и не заметишь. Впрочем, Ясик даже овсянку приготовит так, что она будет казаться исключительно царской едой. Он – гений и душка.
С Ясиком можно в пижаме и разноцветных носках посмотреть кинушку и обсудить её с жаром. Причём не важно: про любовь, про инопланетных монстров или серийных маньяков. Ясик тонко чувствует людей, цвета, стили, будто камертон. Он всегда скажет, идёт тебе или не идёт новый прикид, и как исправить проблему с полусырой и подгоревшей курицей в духовке.
Единственный недостаток Ясика – он не от мира сего. А ещё он невысокий – ниже меня почти на голову, худенький – натуральная сопля в скафандре, зато весьма симпатичный на лицо, смуглый, с немного раскосыми карими глазами и страдальческим взглядом на мир.
Ему б в Европе жить или в заокеанском столпе насильственной демократии, но Ясик родился в беднейшей семье, в нашем тмутараканном районе, только недавно ставшем Москвой. А потому Ясик не просто постоянно становился объектом насмешек, но также был жестоко бит.
Ясик у родителей был поздним, они умерли давно, а я по привычке за него заступаюсь. Ору на гопников, помогаю ему с оформлением документов и ремонтом стояков, с решением конфликтов с соседями и прочей бытовухой, для которой он явно не создан. Ясик словно мой младший брат, которого у меня никогда не было, и лучшая подружка.
Ясик раним и часто беспомощен, боится толпы и запертых помещений. Но на следующий вечер после съёмок всеми-чертями-проклятого телешоу меня утешал Ясик, а не я его.
Дело в том, что мы включили ток-шоу у Ясика на нужном канале. Мой «подружка» нанёс вкусностей к чаю, и мы начали смотреть. Я, честно говоря, думала, что меня просто вырежут, как лишний марш у Остапа Бендера, но нет…
От увиденного я взялась нервно за ножичек рядом со сливочным маслом, вспомнила обещание Яндексу и… разревелась от разгула несправедливости. У Ясика вытянулось лицо. Он смотрел то на меня, то в экран телевизора, а я размазывала слёзы вместе с тушью по щекам и ругалась:
– Как они могли настолько перевернуть всё с ног на голову?! Как?!
В ток-шоу ведущая спрашивала у меня:
– Рита, почему вы написали петицию в защиту леса, вы эколог? Это вас живо интересует?
– На самом деле, мне без разницы: самшиты реликтовые, динозавры или котята… – Я отвечала с холодной усмешкой (фу, какое у меня было лицо). – Или острова мусора в Тихом океане…
– Для вас главное – хайп? – якобы договорила за меня ведущая. – Но для чего?
– Чтобы потом грести деньги лопатой, я знаю, это потом всё равно вырежут.
– Ну что вы, мы снимаем передачу без купюр. Хотелось бы уточнить, потом – это когда? – спросила Катерина Белинская.
– Я ждать особо не намерена.
– А вы понимаете, что за ваши посты нужно нести ответственность? Для вас важно, что вы преподносите людям: правду или ложь?
– Мне без разницы. Я не налоговая полиция и не ОБЭП.
– То есть вы хотите сказать, что единственное, что для вас имеет значение – это скандальность, помноженная на финансовую прибыль?
– Конечно. Моё главное оружие – мой блог.
– В вашей анкете сказано, что вы не поступили во ВГИК…
– Да.
– Не оценили ваш талант?
– Увы, мы живем не в идеальном мире.
– Почему вы написали петицию против министерства окружающей среды и господина Красницкого.
– Хотелось что-то сделать. О ком, мне без разницы…
Затем вышел Красницкий, демон, прикинувшийся ангелом, и начал вещать про Россию, про страну и про то, какой он клёвый.
Меня снова перевернуло до колючек и жара в животе, я аж сидеть спокойно не смогла на диване.
А потом, когда я устроила на телевидении дебош с микрофоном, на сцену выскочили два охранника!!! И не я сама, а они заставили меня уйти со сцены, после чего из-за кулис раздался шум и гвалт. А ведущая сказала с фальшивым огорчением:
– Это просто невероятно! И такие персонажи имеют влияние на умы наших детей! И этому человеку удалось провести двести пятьдесят тысяч человек, подписавших петицию. Представьте, они верили! Верили в то, что блогер Рита Мостер искренне борется за экологию, но это не так!