Изюм жизни. Как полюбить мир, когда все рушится

В Рождество моей маме исполнилось 55 лет. На столе – большущий торт, подарок Ильи.

– Как вкусно! – произносят голоса шестидесяти гостей.

– Вы похожи! Жить вместе будете! – звучит авторитетное мнение Августы Ионовны, самого старшего члена нашей большой семьи.

«Я? Похожа на него? Нет! Такого не может быть!» – возмущался мой внутренний критик. Но от мысли «будете вместе» мне становится тепло.

Я постоянно слышу восхищение детей, друзей, родственников, и меня распирает чувство гордости за Илью и все, что он делает.

Илья балует нас: кришнаитская сладость в форме сердца весом больше килограмма уже ежедневное, а не праздничное событие.

– Надо торт детям? – спрашивает в очередной раз, провожая меня из цеха.

– Конечно, надо! Почему детям? Я и сама хочу! Да и маме с папой в радость!

– Лен, напоминай мне, пожалуйста. Для меня они давно уже не лакомство, поэтому я забываю их брать.

Позднее мы с Ильей так и не смогли определить: тот маленький торт, который я ела одна, был их производства или нет. Такие выпускали несколько производителей, выглядели они одинаково и продавались во всех магазинах.

С Ильей и его партнером Антоном Егоровым по очень крутой металлической лестнице мы поднимаемся в цех. Кондитеры в перепачканных шоколадом робах курят на площадке и, недовольные работой и жизнью, громко матерятся. Они на сдельной оплате труда. Чтобы увеличить зарплату, до изнеможения торопливо делают огромное количество небрежных тортов. «Чем больше, тем лучше», – думают они, производя неликвид.

– Эти изделия нужно переделать, – тихонько говорю я Илье, показывая на коробки в коридоре.

– Чем они тебе не нравятся? Торты как торты.

– Вы что, не видите, какие они кривые и косые? Торт покупают на событие, он должен глаз радовать – создавать праздник. Такие не продадутся.

Партия возвращается в цех, злые сотрудники с чувством вины и стыда стараются сделать продукт поаккуратней. Собственникам не нравится терять деньги – четвертая часть готовой продукции не продается и возвращается из магазинов, ее приходится выкидывать. Работы и ответственности очень много, а прибыль и зарплаты мизерные, и я осмеливаюсь предложить:

– Илья, я хочу работать с вами.

Илья долго и пристально смотрит на меня, а потом отрицательно вертит головой:

– Нет, Лен, любовь и работу путать нельзя!

Глава 7. Профнепригодность

Я почувствовала себя так, будто меня выгнали из родного дома. Внутри все кипит. Но возразить вслух я не решаюсь, боюсь перечить. «Нельзя – значит, нельзя», – успокаивала я себя, а в голове настойчиво крутился эпизод из юности, в котором все говорили: «Невозможно».

После восьмого класса я планировала идти учиться в ПТУ, мечтала стать швеей.

«Миопия 2 степени. Не годен», – медицинское заключение в справке формы 086/у больно ударило по детскому самолюбию и говорило: «Мечтать не вредно».

«Как? Почему? Я хочу шить!» – негодовала я. Но пришлось подчиниться и, вопреки зову, учиться на фармацевта.

«Фармацевты больше получают, еще и любое лекарство всегда можно достать!», «В ПТУ дураков учат, а в фармучилище единицы могут поступить», «Ты что? С твоими мозгами – и просто шить?» – подбадривали учителя, друзья и знакомые.

Я начала осваивать несколько дисциплин по химии и латынь, скрупулезно высчитывать деце- и миллиграммы сухих веществ и заполнять рецепты «da tales doses numero…».

Мне нравились нестандартные задачи – сложные расчеты летучего вещества, реакции взаимодействия разных ингредиентов. Только латынь была неподвластна – зубрить не любила, пять двоек подряд. Мои монотонные серые дни среднестатистического трудового человека тянулись целых восемь месяцев. Через силу приходилось вставать, часами сидеть над учебниками, не понимая элементарных фраз и перечитывая их по многу раз.

И вроде я уже согласилась жить как все и быть фармацевтом, когда, проходя мимо ателье индивидуального пошива одежды, увидела объявление:

«Требуются ученики портного».

«Зайти спросить? Чего спрашивать? Ясно ведь – профнепригодна», – размышляла я. Если бы не хвост по латыни, прошла бы мимо, но ненавистный предмет переборол страх, и я зашла.

– У меня плохое зрение, но я очень люблю шить, – бледнея и краснея, заикаясь от скромности вымолвила я, перешагнув порог огромного кабинета заведующей.

– У меня план некому делать, какое зрение? Пишите заявление.

Не веря своим ушам, я прибежала домой.

– Я бросаю училище и иду работать! – гордо восклицаю я.

– Ну… Не спеши, давай все обсудим вечером, – не обрадовалась моему решению мама, и на семейном совете постановили: надо получить образование, а потом уже выбирать место работы.

Утренняя суета. Все спешат побыстрее собраться, боятся опоздать. Как всегда, мама будит меня, а я отвечаю:

– Мам, я же сказала, что больше не поеду в училище. Я пойду сегодня на работу устраиваться.

Все тут же замерли, перестали суетиться:

– Как на работу? Мы же вчера решили!

Меня оформили учеником отделочника легкого платья, и я стала плиссировать ткань – делать ее в сантиметровую параллельную складочку. Сначала нужно было вручную аккуратно и точно заправить полотно в форму, пропитать стабилизирующим раствором и высушить – осторожно переставлять пятикилограммовый утюг, чтобы не нарушить ровность. Затем сформированные складки так же ровно уложить под огромный, горячий и громко гудящий пресс. Из пресса доставалась красота, которой любовалась я и радовались модницы.

Через неделю трудоемкой работы я попробовала закладывать в форму сразу два полотнища ткани, а раствором пропитывать складки под прессом. Качество изделия улучшилось, а производительность увеличилась в два раза. Наставник и взрослые коллеги расстроились:

– Вот из-за таких выскочек, как ты, нормы труда увеличивают!

Я стала передовиком производства за норму выработки 360 %, а заодно начала осваивать новые специальности. Сложная модель? Новая неизведанная технология? Мне интересно!

Я испытала чувство «на работу как на праздник». Первая смена начиналась в 7 утра, вторая заканчивалась около 12-ти ночи. Когда было много заказов, я работала в обе, а иногда оставалась даже в ночь. В обычные дни рано утром глаза сами открывались, а ноги вскакивали с постели даже после долгих вечерних прогулок или ночного чтения интересной книги.

И может быть, как тогда – родителей, я бы переубедила Илью, показала, что можно работать вместе, но ему нужно было срочно уезжать в долгую командировку, а я занялась строительством дома.

Глава 8. Из коммуналки в Испанию

Егоровы ни разу не были за границей. Собираясь в отпуск, они мучались раздумьями: «Куда?» А меня всегда манил мир, и я авантюрно использовала любую возможность попутешествовать.

Была в Венгрии несколько раз – с подругой возили пластиковые игрушки на продажу. В Сингапуре в начале девяностых в числе первой советской туристической группы назанимали денег у всех знакомых и привезли на продажу видеотехнику, чтобы окупить поездку. А также с Сахалина летала на неделю в Италию – просто отдыхать и наслаждаться экскурсиями. После железного занавеса это было невидалью для обычных россиян, и люди воспринимали меня экспертом по загранпоездкам. Я страстно рассказывала о своих впечатлениях, мечтала о поездке в Испанию и советовала Егоровым туда отправиться. Помогала им выбрать туристическую компанию и путевку.

– Везет вам! Я тоже в Испанию хочу! – восклицаю я на кухне у Егоровых.

– Лен, Илья сам никогда не поедет за границу, тем более не повезет ни одну из своих девушек. Не мечтай! – сказал Антон.

Не знаю, что больше меня ранило: «не мечтай» или «ни одну из своих девушек». На душе стало мерзко. Я промолчала, спрятала горечь и унесла ее домой. Вспомнила, как однажды были у Ильи. «С ним точно по заграничным странам не поездить», – разумом согласилась я с Антоном.

Мы заехали к нему спонтанно днем: ему нужно было что-то срочно взять дома. Обычно он говорил: «Подождешь минутку?» – и забегал домой, оставляя меня ждать в машине. А тут вдруг спросил:

– Может вместе зайдем? Не испугаешься моей общаги?

– Когда я была маленькой, мы тоже с подселением жили, не испугаюсь, – уверенно ответила я.

Темный узкий коридор на четвертом этаже унылой серой пятиэтажки встретил нас громким сквернословием. Услышав хлопок дверей, из кухни вышел высокий упитанный сосед в замызганной майке и черных семейных трусах до колен. От него разило вековым перегаром.

– Илья!!! Здорово, брат! И… – громко басит, протягивая Илье руку.

– Солнце еще высоко, а ты уже на ногах не стоишь! Не матерись! Понял? – игнорируя руку, со вздохом строго перебивает его мой избранник. Чувствуется, что ему неловко.

– Понял. Чего не понять? Я не пьяный, Илья. Нормальный я. Здравствуйте, – уже мягким заплетающимся языком сосед лебезит и артистично передо мной кланяется.

Весовая категория Ильи в два раза меньше забулдыги. Уверенно отстранив его рукой с нашего пути, Илья пропустил меня вперед. Почти наощупь мы прошли по скрипучему полу мимо нескольких закрытых дверей, натыканных через каждые два или три шага. Последнюю он отомкнул ключом и распахнул. Сквозь ярко-белый тюль большого окна солнце ослепило нас. Мы сняли обувь около порога и шагнули на ковровое покрытие. Его комната была такого же скромного размера, как и моя мастерская-спальня. Разложенный диван занимал почти всю площадь. Рядом стояло кресло. За ним крупные белые розы тюля и коричневые портьеры из плотного белорусского шелка закрывали стену с окном. Между креслом и диваном – мизерный журнальный столик с электрическим чайником и огромными кружками с рыжими разводами и засохшими в них чайными пакетиками. Напротив кресла – маленький телевизор на тумбочке. Свет окна отражается в большом зеркале шкафа-купе на всю стену. Илья усадил меня в кресло, включил чайник и телевизор, несколькими взмахами рук молниеносно заправил диван, взял кружки и ушел их мыть на кухню. Оттуда продолжали долетать пьяные возгласы. Я слышала сначала удаляющиеся шаги Ильи, а потом крик:

– Не бей, Илья! А-а-а-а! – и наступила полная тишина.

Я забеспокоилась: казалось, он его убил. Илья вернулся через пару минут:

– Пришлось уложить спать, – произнес извиняющимся тоном.

– Мне страшно, Илья! Он жив? – выразила я тревогу.

– Что с ним будет? Проспится и часа через четыре снова будет бухать. Лен, он по-другому не понимает, поверь. Я несколько раз пробовал. Один раз почти сутки терпел – все равно пришлось применять силу. Думаешь, мне доставляет удовольствие его воспитывать? Кулаки болят!

– Я не знаю, как-то неловко…

– Прости. Наверное, не лучшим решением было приводить тебя сюда. Но я не хочу ничего скрывать. Какой чай будешь, зеленый или черный? Я тут только ночую, самому противно, заправленная постель для меня редкость. Живу здесь с рождения. Моя мамка почти всегда была пьяной. Знаешь, как было стыдно, когда с одноклассниками случайно встречали ее или когда я заходил в автобус весной в валенках? Противно было не от сырости ног или пьяной мамы, а от жалостливых и осуждающих взглядов хотелось провалиться. У меня почти все детство из обуви были только кеды и валенки.

Но сосед и стыд маленького Ильи были не самыми яркими эпизодами. Картинку общих кухни и туалета мне никогда не забыть. Не хочется описывать все детали, скажу лишь о стекле кухонного трехстворчатого окна. Сквозь слой грязи свет проникал так, что круглые сутки здесь была включена лампочка, которая свисала с потолка на черном проводе и тоже тускло светила из-за экскрементов мух. Хозяевами полумрака были тараканы – они совершенно спокойно поедали крошки на столе рядом с мутным граненым стаканом с водкой, которую Илья не дал соседу допить.

Я тогда долго отходила от впечатлений, мне не хотелось видеться с Ильей. Но он как ни в чем не бывало приехал ко мне с бутербродами и йогуртами в больницу: мне пришлось лечь на три дня в плановом порядке. Подруга принесла маленькую книжку-тренинг с громким названием «Как найти мужчину своей мечты?». От безделья я баловалась – читала и записывала в тетрадный листочек в клеточку ответы на несложные вопросы.

«Какие качества вы хотите видеть в МММ[1]? Напишите не менее сорока качеств». На следующей странице было задание: «Выделите пять самых важных». У меня получилось:

Физически здоровый

Заботливый

Позволяет мне самореализоваться

Чувство юмора

Хорошо относится к детям

Следующее задание гласило: «Посмотрите на всех свободных мужчин, которые вас окружают. Это может быть ваш друг детства или сосед, с которым часто здороваетесь. Ваша задача – из всех представителей сильного пола выделить мужчин с такими качествами». В этот момент в палату зашел Илья с какой-то шуткой, улыбкой во все лицо и пакетом продуктов. Я посмотрела на список, на него и обомлела – он подходил.

Через несколько дней после разговора с Егоровыми Илья приехал и сказал:

– Надо крышу закрыть. Если на неделе закрою, поедем с тобой в Испанию.

– Вау! – мои глаза широко распахнулись, и я бросилась к нему на шею.

В будущем я буду применять инструмент «5 основных качеств» в подборе персонала. Но тогда я об этом даже не подозревала.

Глава 9. Кто, как не ты?

В октябрьский выходной мы с Ильей прогуливаемся по берегу Камы. Ловим последние солнечные лучи, шуршим листвой под ногами, дышим свежестью.

Вместе с нами Наташа, моя старшая сестра. Она по-свойски консультирует ребят, помогает им отстроиться от конкурентов, разработать и зарегистрировать торговую марку, внедрить систему финансовых показателей. У нее многолетний управленческий опыт, она работает в передовой компании и постоянно учится. Илья на днях уезжает в Петербург. Его партнер Антон Егоров уже проработал там все лето, чтобы, расширяя бизнес, запустить производство. Илья просит Наташу остаться их представителем в пермском цехе и описывает ей видение своего предстоящего отсутствия:

– Ленчик присмотрит за стройкой. Да, Лен? – Илья повернулся ко мне и одной рукой обнял за плечи.

– Попробую, – кивнула я.

– А Сергей, мой давний друг, – за производством. Ему можно доверять как мне, мы в школе вместе учились. Он недавно пришел и попросил любую работу. Он лоялен и заинтересован. Может быть, ты сможешь проводить у них оперативки, хотя бы пару раз в месяц? Если да, то все должно быть нормально.

– Илья, а мне кажется, Сергею нельзя на сто процентов доверять, – вмешиваюсь я в разговор.

– Лена! Если ты еще раз про моего друга так скажешь!!! Я сомневаюсь, что мы останемся вместе.

Мое тело сжалось, как от пощечины.

– Прости, просто я так чувствую, – тихо выдавила я.

– Нас не интересуют твои догадки, – строго говорит Илья. – Человек дело делает. Он всего месяц, а уже поставщиков надежных нашел, снизил цену основного сырья. Лично я ему доверяю.

«Может быть, я ошибаюсь?» – подумала я и замолчала до конца прогулки.

В тесном офисе одно окно. На рамах шелушится белая краска. Наташа опирается спиной о подоконник с черными бездонными трещинами и часто потирает поясницу. Несколько письменных столов из разных оттенков шпона и шкаф для документов спорят за пространство на пятнадцати метрах. Собственники в Питере. Наташа проводит оперативку. Четыре человека сидят вокруг: Сергей – коммерческий директор, Витя – главный бухгалтер, Ольга занимается сбытом, и Поль – технолог. Над Витиным рабочим местом висит перекидной календарь с логотипом Puratos. Он показывает октябрь 2001 года. Рядом с дверью на стене – небольшое зеркало. Я здесь – на стуле под зеркалом, позади всех – по двум причинам. Первая – часто помогаю ребятам как водитель. Привезти и увезти Наташу – в обеденный перерыв ей нужно успеть провести нашу оперативку. Иногда нужно срочно доставить заказной торт или документы, а все машины на развозе. А еще я жду племянника – Наташа на седьмом месяце. После оперативки мне нужно быстро и бережно вернуть ее на основное место работы.

Читая цифры в документе, Наташа недоумевает, почему задолженность оптовых компаний выше суммы отгрузки в два раза:

– Почему никто не следит за дебиторкой?

– Это невозможно! Никто не хочет платить. Все говорят «денег нет»! – защищается руководитель сбыта.

– Что значит – денег нет? Оптовики продали нашу продукцию или вернули нам непроданный товар. Мы ведь не кредитная организация! Кто-то может ответить, как решить проблему со своевременностью оплат? – Наташа обводит взглядом кабинет.

– Я попробую, конечно, обзвонить. Но, честно говоря, не знаю, что из этого получится, – заикаясь, тихим голосом говорит бухгалтер Витя.

Я отвезла сестру и сразу вернулась в офис – мне не терпится попробовать разобраться с просроченной задолженностью. Попросила у Вити список магазинов с номерами телефонов и начала звонить, вернее, знакомиться с оптовыми покупателями в телефонном режиме: «Здравствуйте, меня зовут Елена, я с производства ЧП «Вяткин». Скажите, пожалуйста, кто у вас занимается оплатами? Как вас зовут? У вас скопилась большая сумма долга. Когда сможете оплатить?» – как попугай я повторяла одни и те же фразы, менялись только имена, названия компаний и документов. Телефонный список стал расцветать: я наполняла его ответственными и фиксировала свои и их обещания.

За пару часов выяснилось, что у многих отсутствуют счета-фактуры, а кто-то попросил акты сверок. Витя распечатал мне увесистую стопку бумаг. В верхнем правом углу я подписала простым карандашом имена тех, с кем разговаривала, и разложила документы в файлы. Часть развезла сама, часть отдала экспедиторам с просьбой по карандашной надписи отдать лично в руки указанным людям. Через пару дней Витя сказал, что нам начали поступать деньги. Я села за телефон снова: «Марья Ивановна, спасибо за оплату!», «Вера Петровна, вы посмотрели акт сверки? А можете посмотреть прямо сейчас? Нет? Во сколько можно перезвонить?»

На следующей оперативке Наташа подняла брови, увидев протянутый Витей документ:

– А говорили, невозможно!

Я ликовала! Чувствовала себя словно отличница в школе: учитель поставил мне пятерку за задачу, которую никто не мог решить! Получилось то, что другие считали сложным и даже невозможным. И результат был видим не только мне, но и остальным. Моя инициатива принесла компании реальные деньги. Сердце радостно колотилось, и ребята смотрели на меня как на героя. Вспоминая об этом сейчас, я понимаю, что, несмотря на отказ Ильи, мне хотелось сделать что-то полезное для дела. Это намерение и отсутствие опыта ведения переговоров не заразило меня всеобщим предубеждением: все вокруг воспринимали работу с дебиторкой как «выбивание долгов». Я знакомилась и просто по-человечески разговаривала с людьми, проясняя ситуацию. Именно это дало результат. Причем двойной, потому что впоследствии именно от них я узнала об афере нашего коммерческого директора Сергея. Но раскроется это чуть позже.

А пока раз в месяц я получаю в кассе цеха дивиденды за Илью – 30 тысяч рублей, сумму, которая выплачивается каждому из пермских собственников. Своей зарплаты у меня нет. Примерно третья часть уходит на мое с детьми пропитание. Основная сумма тратится на продолжение строительства дома. Я экономила: находила самые бюджетные материалы, самоучек, которые занимались укладкой плитки или хорошо штукатурили. У всех знакомых и незнакомых, кто причастен к строительству, спрашивала, как бюджетно провести газ. В Уралгазе называли космическую сумму, и я искала нестандартный путь. Строительство двигалось, несмотря на трудности и мизерный бюджет. Все траты я записывала в блокнот, учитывая каждую копейку.

Я безбожно скучала по Илье, и как только выдалась возможность и наступили новогодние праздники, мы с Лерой на целый месяц приехали к нему на съемную питерскую квартиру. Когда распаковывала чемодан, увидела и показала список расходов Илье. Он с интересом изучил его и спросил:

– Ленчик! Я же не просил тебя отчитываться! Ты у меня бухгалтер, что ли? – и широко улыбнулся. Он смотрел на меня искрящимся взглядом.

– Мне важно, чтобы мы доверяли друг другу. А деньги любят счет или могут легко поссорить…

Однажды он вернулся с работы расстроенный. Когда Лера уснула, предложил:

– Может, по 50 граммов коньячка? Поговорить надо.

Мы сели за новый светлый стол. Плетеные стулья были неудобными, но смотрелись очень эффектно. Накануне мы купили этот модный и дорогой гарнитур. Светлое дерево и хром делали кухню стильной. Илья разлил коньяк и погладил по новой столешнице:

– Наверное, поторопились с дорогой покупкой.

– Что случилось?

– Антоха утверждает, что его вклад в наше дело вырос, поэтому он считает, что его доля в бизнесе 70 %, а моя всего 30 %. Но я поставил условие: либо мы остаемся в равных долях, либо я выхожу из бизнеса совсем. Что скажешь? – Илья смотрел мне прямо в глаза.

– Знаешь, я тебя встретила и полюбила с коммунальной комнатой и на автомобиле «Ока». Без модной мебели. Переживем. Я поддержу тебя в любом решении.

Илья выдохнул и крепко прижал меня к себе.

11 января Наташа родила сына. Пока она была дома с малышом, наш пермский цех стал таять. Часть сотрудников, инвентаря и 800 тысяч рублей наличными переехали на новое производство. Сергей с Ольгой Давыдовой решили создать свой кондитерский бизнес, переманив в него часть сотрудников, которые втихую работали на два цеха, таскали туда формы для выпечки и другой мелкий инвентарь. Правда раскрылась на первой после большого перерыва оперативке.

– Опять дебиторка высокая! Лен, может, обзвонишь? – обращается сразу ко мне Наташа.

Я набираю Марью Ивановну, здороваюсь, интересуюсь оплатой, а она просит два акта сверки: на ЧП «Вяткин» и ЧП «Давыдова».

– Мы ЧП «Вяткин», вы ничего не путаете?

– Я ничего не путаю, вы сами там разберитесь между собой. Последние поставки ваших тортов от производителя ЧП «Давыдова». Вы же частного предпринимателя поменяли? Так ваши ребята говорят.

Наташа, Антон и Илья несколько часов разговаривали по телефону. Думали, как управлять цехом, как вернуть потерянные деньги. А через день раздался звонок, который сделал меня официальным сотрудником нашей компании. Звонил Антон Егоров:

– Лен, мы тут с Ильей голову ломаем. Пермский цех без командира. Мы посовещались и подумали: кто, как не ты?

Тогда мы злились на Сергея и Ольгу. Они стали конкурентами, и мы считали их врагами. Сегодня, смотря на историю развития компании «со стороны», я чувствую к ним благодарность. Они подтолкнули нас к открытию командной силы. Лишние люди ушли, остались только лояльные, и это позволило нам впоследствии стать лидерами, а мне – сделать первые шаги в новом мире. Обидчики превратились в союзников, которые открыли дверь в насыщенные, яркие и интересные приключения.

Глава 10. Пусть меня научат

– Быть коммерческим директором? – я не поверила своим ушам.

«Так можно? Неужели это реально?» – мелькали мысли, а сердце стучало громким набатом: бам, бам, бам…

С этого дня я стала ходить за Наташей хвостом и заглядывать ей в рот. Мне хотелось научиться читать цифры, как она, принимать стратегически верные решения, быть авторитетом для сотрудников.

Нам нужен был рекламный буклет. Я обратилась к самому популярному и дорогому фотографу в городе – он красиво снимал портреты. Долго готовилась к съемке, уйму времени провела в цехе с оформителями.

Фотосессия всегда целительно влияет на внешний вид продукции – приходят свежие идеи по его улучшению. И в тот раз было так же. А вот буклет…

На горизонтальном листе А4 красовались шесть блинов, которые тортами не назвать, если бы не подписи «Торт "Остров сокровищ"», «Торт "Хип-Хоп"»… Эти снимки совершенно не продавали, потому что торты были сфотографированы сверху и не только не показывали своих достоинств, но выглядели карикатурно, словно неловко разрисованные детской рукой круги. Было очень жаль денег, времени и сил. Буклет меня раздражал, но честно выражать свое мнение подрядчикам я еще не умела. Мы приняли и оплатили работу.

Я плакала:

– Меня бесит эта листовка! Уродские фотографии! Еще и деньги за это дерьмо отдали! Ничего не получается!

– Первый блин комом, – утешал Илья.

Я называлась теперь коммерческим директором, но по большому счету все еще оставалась водителем: привези, поднеси, подай… Я не видела смысла и результатов своего труда и казалась себе никчемным человеком. «Как же увеличить продажи? Как сделать так, чтобы выбирали наши торты среди огромного изобилия на полках?» – день и ночь думала я.

Очередная оперативка в том же кабинете с облезлым окном и разношерстной мебелью. Только на настенном календаре фирмы Puratos – июнь 2002, и мы в другом составе: Илья, Наташа, бухгалтер Витя, Поль и я.