По ту сторону фортуны. Книга 1. Галопом по Европам

– Не гони, как сумасшедшая, никуда не лезь, – воспитательным тоном наставляла Сашка, сдавив мне шею и тряся указательным пальчиком перед лицом. – Просто отдыхай и наслаждайся жизнью.

   Мой неуёмный характер и непреодолимая тяга искать приключения там, где их не может быть в принципе, стали предметом беспокойства повзрослевшей дочери. Зять Игорёк многозначительно кивал в такт Санькиным словам, он всегда с ней соглашался.

– Доченька, не лихач, много не кури, утром и вечером обязательно звони. Да, поцелуй от меня Нину! Девочки, будьте осторожны! – тетя Зина взволнованным голосом вносила лепту в огромный перечень наших обязательств.

   Мы поклялись, что не будем ввязываться в разные истории, лезть, курить, убегать и догонять. Светкины парни клюнули мать куда-то в области уха, мои детки с двух сторон приложились ко мне. Наконец, наша лошадка Мэри отбыла, задорно поблёскивая отполированными боками.

   Свобода!.. Что может быть слаще этого слова? Выражение избитое, заезженное, но оно в полной мере отражает состояние сладостного опьянения. Слипшиеся от повседневности крылья расправляются и ты паришь как Икар. И пусть это только иллюзия, пусть на короткое время, но здесь и сейчас– свобода и скорость, которую мы обе так любили! Я закрыла глаза и начала воспроизводить мои девичьи грёзы: открытый кабриолет, на мне большие солнцезащитные очки, на голове алый шарф, концы которого развеваются на ветру. Видела этот эпизод в каком-то фильме ещё в юности, с тех пор видение преследовало.

   Пограничный переход был почти пуст, всё-таки, начало недели. На выезд работали две полосы. Мы сообща порадовались – отпала необходимость стоять в очереди на такой жаре, минут за тридцать управимся. Друг за другом прошли дежурные процедуры: паспорт в окошко, распахнуть салон, открыть багажник, затем всё закрыть, «Спасибо, до свидания»! Проехали нейтральную зону и остановились перед шлагбаумом на польском КПП.

   Первой пройдя паспортный контроль, Светик отправилась показывать содержимое машины представителю пограничной службы. Я подошла к окошку и поздоровалась:

– День добры!

– День добры! – ответила девушка полька. Она внимательно посмотрела на меня, на паспорт и пододвинула сканер. – Палец, пани.

   Пани, то есть я, положила указательный палец на аппарат, ответной реакции не последовало.

– Ешче раз, пани.

   Я послушно повторила манипуляцию, но хитрое устройство продолжало хранить молчание.

– Ешче раз больше, – повторила пани пограничник, заметно начиная нервничать.

   Мой палец снова прилепился к серому квадратику, но проклятый прибор не издал ни единого звука. То ли папиллярные линии не хотели считываться, то ли в польской компьютерной системе произошел какой-то сбой, но сканер упорно не работал. Девушка раздражалась всё больше, я потела и тыкала пальцем, но ничего не происходило. Промаявшись минут десять, она куда-то позвонила и, не скрывая недовольства, бросила:

– Ожидайте!

   Я привалилась к белой пограничной будке. Несмотря на утро, было ужасно жарко и хотелось пить. Подошла хмурая Света и спросила:

– Что у тебя?

– Одним пальцем взломала базу данных Польской Республики, восстановлению не подлежит. Ожидаю.

– Терминатор, в щепки всё разнеси!

– Что такое?

– В отстойник поедем…, как всегда, нам везёт.

   Я присвистнула – чем дальше, тем хуже!

   Часто пересекая российско-польскую границу на автобусе или автомобиле, мы не раз попадали под такую проверку. Это сомнительное удовольствие могло затянуться на несколько часов. Никого не волнует, что ты опаздываешь в аэропорт Гданьска или Варшавы, нашим людям только и остаётся стиснуть зубы, сдерживая поднимающийся из глубины души русский мат. Служивые выполняли свой долг неторопливо, как будто смакуя, и каждый раз Светка валила всё на политику.

– Пани МаксимОва!

   Я не сразу поняла, что зовут меня, ударение на предпоследнем слоге моей фамилии звучало непривычно. Вернулась к окошку и просунула туда руку.

– Ешче раз, пани.

   В который раз мой указательный палец лёг на сканер, аппарат пискнул и загорелся зелёный огонек. Наконец-то! Я опознана и могу передвигаться в шенгенской зоне хоть вдоль, хоть поперёк, хоть наискосок. Но мы направились в отстойник. Ни один из нас не похож на контрабандиста или наркокурьера, хотя, неизвестно как они выглядят. И за себя и за Светку я могла бы поручиться, но меня никто не спрашивал.

   Небольшая площадка для детального осмотра находится рядом с боксом для просвечивания автомобилей. С правой стороны зелёная деревянная скамейка, на неё мы и пристроились. Ждать пришлось долго. Успели сбегать в туалет, выпить весь кофе из термоса и съесть по паре бутербродов со стунцом, заботливо уложенных Сашкой в сумку-холодильник.

   Да, да! Именно так– со стунцом, а не с тунцом. Моя дочь, находясь в нежном возрасте, упорно считала, что «стунец» – это и есть название рыбины. Переубедить её было невозможно, а словечко прижилось в нашем лексиконе.

   Спустя какое-то время показался мужчина лет пятидесяти, представитель таможенной службы. Он не торопясь шёл в нашу сторону, играя брелоком. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы не понять очевидное – проверка не больше чем развлечение.

– Ничего не затевай, – процедила мне в ухо Светик, толкнув локтем. – Этот мужик был на КПП.

– Я просто улыбаюсь.

– Заметно! Хочешь, чтобы до судного дня держал?

– Конечно, нет. Я же не сумасшедшая.

– А-а, а то я испугалась.

   Её опасения не были беспочвенными. Ломать комедию мы любили, причём, трюк этот выполняли всегда виртуозно. Как правило, начиналось всё с экспромта, но, в зависимости от обстоятельств, он с лёгкостью перерастал в настоящее представление. Буйная женская фантазия образы создавала самые различные: от туповатых тёток до высокомерных светских львиц. Такого рода шоу могли устроить где угодно: на вечеринках, в аэропорту, на пляже, в магазине, везде. Действия эти имели под собой основание, они являлись нашим ответом на малоприятную ситуацию, в которую вольно или невольно мы оказывались втянуты. В этих играх я всегда была заводилой, ну а Света подключалось мгновенно.

   Желания сидеть на польском кордоне ни до судного, ни до какого другого дня не возникало. Как любому нормальному человеку мне не терпелось быстрее унести ноги, то есть колёса. Выпендриваться и что-то изображать из себя на границе никто бы не рискнул.

   Лошадку Мэри загнали на «рентген» сканировать скрытые полости в автомобиле, так определяют наличие тайников. Разумеется, никаких укромных мест в машине не было. Наш иноходец принял дозу облучения и понуро стоял в стойле на площадке. У таможенника пискнула рация, он что-то негромко проговорил по-польски и ушёл, сказав дежурное «Ожидайте»!

   Мы сидели на скамейке в месте для курения. Света дымила, я потихоньку злилась и размышляла: почему таможенник выбрал именно нас? Обе вежливо улыбались, не хамили, не качали права, Света показала содержимое фольксика, включая бардачок и боковые карманы. Да и кому придёт в голову вступать в полемику с пограничниками и портить себе анкету для последующих виз? Всё просто – машин мало, летний день длинный. Как его убить, если не в компании с двумя русскими пани одна из которых блондинка, другая шатенка? Да ещё и имея власть. Да сам Бог велел!

– Вот ведь, тянут эту резину, – с досадой заключила я.

– Не любят они нас, русских, – мрачно сказала Света и пустила облачко дыма. – Чёртова политика!

– При чём здесь политика? Развлекаются….

   Я подошла к фольксику и вытащила контейнер с тёти Зиниными котлетами.

– Хватит есть, а то за руль не поместишься, – съехидничала подруга, подтягиваясь следом.

– У меня метаболизм хороший, всё равно делать нечего.

– Ну да…

   Мы стояли возле машины, облокотившись на разогретый металлический корпус. Я задумчиво жевала котлету, Светик захрустела огурцом.

– Как думаешь, долго ещё? – спросила она. – Столько времени потеряли.

– Не знаю. Может, на этом всё и кончится.

– Дай-то Бог. Представь, сейчас тряпки начнёт проверять вплоть до трусов. Увязнем тут часа на три.

   Я вообразила себе эту картину и с любопытством спросила:

– А ты везёшь грязное белье? Может, он фетишист.

– Не придумывай. У меня только гостинцы и посылка тёте Нине.

– Кстати, что там? Гречка с воблой? – лениво поинтересовалась я, дожевав большой кусок, и затолкала в рот остаток котлетины.

– Алиска замуж вышла за итальянца, – пояснила Света, сочно хрумкнула огурцом и продолжила: – Тётка решила насовсем остаться, внуков поджидает.

– Ну, и?.. Свадебный подарок?

– Что-то в этом роде. Они с мамой поделили чайный сервиз.

– Какой сервиз? – с полным ртом спросила я и невольно напряглась, прекратив жевать.

– Синенький.

   Моё сердце замерло на мгновенье, затем упало в пятки и там и осталось. Синенький чайный сервиз!.. Мамочки мои!.. Уникальный набор Александр III! Воспоминания о первой встрече с этим чудом легендарного фарфорового завода вихрем пронеслись в голове.

   Лет десять назад я увлеклась антиквариатом, случайно купив на блошином рынке в Испании четыре декоративные сюжетные тарелки за двадцать евро. Из любопытства стала копаться в интернете и с удивлением обнаружила, что моё приобретение представляет некоторую ценность. Увлечённо перечитала огромное количество литературы, изучала клейма, монограммы, начала рыскать по барахолкам Европы, пополняя коллекцию. Как результат, достаточно твёрдо могла отличить мейсенский фарфор от лиможского, Императорский от Гарднера.

   В первый год нашего знакомства Света пригласила меня отмечать Новый год. Гостей ожидалось много. Я напросилась помогать и рьяно сновала между кухней и залом, расставляя столовые приборы и сворачивая салфетки. Зинаида Александровна удовлетворенно кивнула, осмотрев мои льняные лодочки, а затем сказала:

– Светочка, достаньте с Наташей синенький чайный сервиз.

   Мы полезли на антресоли, вытащили оттуда коробку, открыли её и я обомлела! Безупречной формы тончайшее блюдце лежало сверху, благородно поблёскивая тёмно-синим кобальтом в сочетании с золотом и витиеватым цветочным рисунком. Я перевернула тарелочку и посмотрела на Свету. Она с удивлением спросила:

– Что случилось?

   А меня начало тошнить, голова закружилась и я уселась на ковёр, не выпуская из рук драгоценность. На оборотной стороне блюдца стояло клеймо Императорского фарфорового завода с монограммой Александра Третьего: буква А в центре венка, клеймо с 1881 по 1894 года!

   Прибежала Светкина мама, увидела меня на полу и переполошилась:

– Наташенька, тебе плохо?

– Тетя Зиночка, откуда у вас это? – севшим голосом спросила я.

– Что?

– Сервиз….

– Ну, не знаю…, сколько себя помню, всегда у нас был. От мамы достался, а ей от её м-мамы….

   Светик подсунула мне бокал коньяка, я выпила одним махом, пришла в себя и начала вытаскивать содержимое из коробки. С осторожностью вынимала предмет за предметом, осматривала, переворачивала их, проверяя клейма. Расставляла прямо на полу. Сервиз был великолепен, на двенадцать персон с чайником и молочником. Он поразительно хорошо сохранился без сколов и трещин, не хватало только одного блюдца.

   Светик с тётей Зиной стояли молча.

– Его… его нельзя для гостей ставить, разбить ведь могут, – произнесла я в полнейшем смятении, задрав голову.

– Но, почему?.. Мы всегда им пользуемся по большим праздникам, – сказала тётя Зина, растерянно оглаживая руками кухонный фартук с красно-жёлтыми петухами.

– Как ещё не переколотили! Включи ноутбук, Света!

   Она метнулась в комнату. И я долго и вдохновенно посвящала их в историю завода, показывала клеймо, сравнивала его со знаком на чашках и блюдцах, а на десерт обозначила рыночную стоимость – около семисот тысяч рублей или пятнадцать-шестнадцать тысяч евро.

   Тётя Зина со Светкой отказывались верить и дружно пили валерьянку.

– Как минимум, четыре поколения прошло, если считать от тебя, – я озвучила династическую связь, указывая на младшую из членов семьи. – То есть, получается, от пра-пра-бабки.

– Может, она была любимой фрейлиной императора? Он ей подарил в знак любви. Вот это супер! – высказала версию Света, начав проводить родословную, конечно же, не ниже чем от царской фаворитки.

– Кто бы спорил, что твой повышенный интерес к мужчинам на генном уровне. Надо его убрать и никогда никому не показывайте.

   Я понимала, что может случиться всякое, не дай Бог, кто-то узнает. Светик по-прежнему не могла принять сенсацию и переспросила:

– Ты точно уверена?

– Сомневаешься? Давай сфоткаем и разместим в интернете, но за последствия не ручаюсь.

   Мы аккуратно убрали сервиз в коробку, переложив его льняными салфетками с васильками, и снова поставили на антресоли. Иногда тётя Зина звонила мне и говорила пароль:

– Наташенька, приходи, жду.

   И я неслась как сумасшедшая, чтобы ещё раз подержать в руках сокровище, почувствовать гладкость и теплоту старинного фарфора, помыть, просушить и снова бережно упрятать наверх. Я не просила продать, да и свободных денег на дорогостоящие покупки у меня не было, но точно знала: такие вещи не должны уходить из семьи. Их следует передавать из поколения в поколение как драгоценную реликвию.

   За восемь лет экономические катаклизмы в стране и скачок евро по отношению к нашей национальной валюте значительно повысили ценность чайного сервиза. На тот момент стоимость составляла около одного миллиона двухсот тысяч рублей. И вот теперь, это рукотворное чудо, музейный экспонат, предмет моего обожания и вожделения, лежало в большой белой коробке в багажнике на заштатной польской таможне!

   Светик в недоумении смотрела на меня.

– Что?..

   Как рыба стунец, хватая ртом воздух, я приходила в себя. С трудом сделала глотательное движение, протолкнула котлету и, еле сдерживая подступившую злость, спросила:

– Почему ты мне не сказала?

– Что я должна была сказать? Тебя же не было, а потом закрутилась, – она попыталась объяснить, заметив, что я готова взорваться.

– Лопну сейчас от бешенства!

– Они же родные сестры, мама и тётя Нина!

   Я чуть не взвыла от гнева! Невидящим взглядом сверлила бокс для просвечивания автомобилей и бесилась! Как они могли?!.. Как они могли его располовинить?! М-мм… Как?.. Объясняла же, в семье должно оставаться! Ну, почему?!.. Почему он достался им, а не мне? Несправедливо! Синенький….

– Какой тебе синенький?.. Это кобальт, ко-бальт!.. Миллион раз говорила! – взвилась я, потеряв самообладание. Прикрывая рот ладонью, давилась яростью, чтобы не наорать на подругу.

– Они так решили, не я! Этот чёртов сервиз не мой!

– Не чёртов, а Александр Третий! Но ты хотя бы документы оформила?

– К-какие документы?.. Боже мой, даже не подумала! – ответила Света, моментально побледнев, следом на её лице начали проступать красные пятна.

   Протяжный гортанный рык вырвался из моей груди. Господи, какой кошмар, мы контрабандистки!.. Что сейчас будет?!.. Я закрыла глаза, пытаясь справиться с волнением, и с силой провела рукой по лицу. Осознание безысходности затопило разлившейся рекой и выплеснулось через край. Я исступленно сжала Светкин локоть, задыхалась от бури чувств и отстреливала фразы:

– Ты… ты не опоздала с этим вопросом? Документы?.. Я тебе скажу, какие документы!.. Свидетельство на вывоз– раз! Экспертиза в Минкульте – два!

– И что?

– Ничего!.. Угадай с трёх раз, что случится, если найдут?!

– Господи, мне плохо! – сдавленным голосом сказала Светик, извечным женским жестом прикрыв рот ладошкой. – Какой ужас!

– Не то слово!.. Ему больше ста лет! Это культурная ценность Российской Федерации! Можешь себе представить?.. Кто бы дал разрешение вывезти? Кто?.. Ну, ты знаешь таких людей?

   Я рассвирепела до такой степени, что чувствовала как напрягаются жилы на шее. Грозящие нам безрадостные последствия Светик явно осмыслила. Она не смогла выдавить ни слова, заморгала часто-часто и отрицательно помотала головой. Лицо заострилось, губы сжались в тонкую полоску, она пыталась вдохнуть, но только издавала невнятные захлёбывающиеся звуки. Света не шевелилась, застыв в неподвижности и не выпуская из руки недоеденный огурец. Даже костяшки пальцев побелели, так она его сжимала! Я же пыталась сообразить, что со всем этим делать, вернее, что с этим ничего сделать нельзя.

   На меня же как помешательство нашло и я продолжала хрипло её уничтожать:

– Стоимость этой коробочки полмиллиона! А таможенную декларацию ты заполнила?

– М-может быть….

– Хочешь еще?.. Пожалуйста! Всё вместе называется контрабанда!.. Понятно?!..

   Она ничего не ответила и тоскливо угукнула.

– Штраф равен стоимости нелегала!.. У тебя есть свободные пятьсот тысяч?..

   Света икнула, моргание прекратилось, но теперь у неё задергался левый глаз. Нервный тик начался и у меня, только справа, однако обвинительную речь я должна была закончить, иначе невозможно!

– Как мы ещё нашу таможню проскочили, уму непостижимо!.. Хотя, дуракам везёт!.. То есть, дурам!

– М-может, и здесь проскочим?!

– А если нет?.. Хочешь сидеть в тюрьме?.. Российской или польской? На твой выбор!

– Н-но я же не знала!

– Кого это интересует?

– Что делать-то?.. – прошептала Света, испуганно глядя на меня в ожидании готового ответа.

– Не знаю!.. На этот вопрос будет отвечать Александр Друзь! – со злорадством сказала я, именно такой у меня всегда была первая реакция на стресс. – Делай что угодно! Вешайся прямо здесь, в отстойнике!.. За решетку не пойду, зэчками на старость лет станем?.. О детях подумай!

   После окончания престижного вуза в Москве я несколько лет проработала финансовым аналитиком в крупной компании. В особо сложные минуты моя мозговая деятельность учащалась до состояния компьютера, просчитывающего варианты. Сейчас я лихорадочно искала лазейку к спасению, но на ум ничего не приходило. Хоть ты тресни, её не было. Мы провезли контрабанду и теперь получим по закону! Что ж, оставалось биться до конца – либо борись, либо спасайся бегством, только бежать-то некуда!

   Пан майор возвращался к нам. Мы синхронно натянули на лица подобие улыбок. Я резко отпустила Свету, огурец выскочил у неё из руки и откатился к багажнику. Таможенник проводил его взглядом и хмыкнул.

   «Что делать-то?!» – меня потряхивало от этой мысли. Я цеплялась за крохотную надежду: может быть сейчас он поставит отметку в контрольном талоне и на этом всё закончится. Не тут-то было! Офицер попросил открыть машину для досмотра!

– Простите, не розумем по польску, – отозвалась Света, прочухавшись от первого потрясения и кокетливо пожимая плечиками. Хотя, это движение больше напоминало судорожное.

   По-польски она розумела очень даже прилично, как и я. Речь Посполитую мы посещали с завидной регулярностью, для калининградцев города Гданьск, Эльблонг и Мальборг почти то же самое, что для москвичей Тверь, Тула или Владимир. Понятно, элементарный запас слов у нас имелся. Кроме того, давнее знакомство с Лешеком, Лехом Тарновским, не прошло даром. Света довольно сносно изъяснялась на этом языке и даже знала несколько песен. В данную минуту она смекнула, что для нас лучше польский не знать. Не понимаем и всё тут! Не обязаны и никто не заставит! Мы с ней переглянулись – играем идиоток, потянем время, пока сообразим, что делать.

– Что там? – сказал пан майор, постучав брелоком по багажнику фольксика. Он жестом показал, что нужно вытаскивать вещи.

   Чёрт!.. Сердце отстукивало в ритме румбы!

   Светик, вильнув точёным бедром, не торопясь подошла к багажнику и плавным движением его открыла. Я, тяжело вздохнув и закусив губу, встала рядом с обречённым видом. Так простояли около минуты, уставившись внутрь и выдерживая паузу. Поляк с нетерпением произнёс:

– Винимайте вешчи!

   Мы вместе вытащили большую коробку, задевая друг друга локтями и успев перешепнуться: "Ну, что?", "Ничего, не знаю, а ты?", "Тоже ничего"! Поставили её на землю, медленно выуживали и укладывали аккуратными рядами предметы санитарной гигиены: два рулона туалетной бумаги, четыре упаковки женских ежедневок, два тюбика зубной пасты, пару пляжных соломенных шляп, дезинфицирующие салфетки, шампуни, бальзамы и много других мелочей. Полный набор хорошего парфюмерно-косметического магазина! От волнения я уронила флакон с шампунем. Он треснул и вязкая оранжевая жидкость яркой лужицей расползалась по асфальту. Чёрт!

   Таможенник крутил брелок на пальце и с интересом смотрел то на меня, то на Свету. Она солировала изощрённо: выгибала спину, подбоченивалась справа, слева, принимая позу гитары, тонкими пальчиками подравнивала ряды коробочек и флаконов, в общем, ломала комедию. Поляк втянул живот, выпятил грудную клетку, поправил волосы и изменил вектор движения в сторону неё, выдвинувшись на два шага вперёд. Было бы куда затащить его, подпоить и Светка уложила бы на обе лопатки, без вариантов! Но мы на таможне, на польской границе! «Чёрт побери! Что делать?.. Что делать?» – мысль билась как пойманная рыба в сети.

   Солнце палило нещадно. Я натянула шляпу, пряча под ней бушующие эмоции. Усердно пыхтела, пытаясь вытащить вторую коробку, Светик закончила и взялась мне помогать.

– Такая тяжеленная, что в ней, кирпичи? – голосом приговорённого к смертной казни спросила она. – Может, его попросить помочь?

– Не знаю, не я паковала. Так он и бросится наши вещи тягать!

– Откроем, давай, перетаскаю на скамейку.

   Утихомиривая чувства, я распечатала коробку. Ну и ну! Чего там только не было! Домкрат, аварийный знак, светоотражающие жилеты, подушки для плавания, большой туристический фонарь, ежедневник с прицепленной ручкой и ещё разные железяки и приспособления, назначение которых мне неизвестно. Ясное дело, эту коробку собирал Славка. Я некстати подумала: «Интересно, неужели он предполагал, что мы двинем вплавь на Корсику, через Тирренское море? Посреди ночи усядемся верхом на надувные подушки и будем подсвечивать себе туристическим фонарём»? Слов нет, учитывая наши прошлые подвиги, гипотетически это возможно, в реальности – исключено. Света боялась воды как огня и категорически отказывалась заходить в море выше колен хоть с плавательным средством, хоть без него.

   Подрагивающими руками я вынимала вещи из коробки, Светик относила их на скамейку. Таможенник покручивал брелок на пальце и смотрел на неё, слава Богу, не на меня. Три шага от багажника до лавки она проходила как по подиуму, туда и обратно. Я исподтишка поглядывала, оценивая натуральность игры: центр тяжести сбалансирован, голова прямая, макушку тянет вверх, бёдра выносит как настоящая манекенщица. Каждый раз возвращаясь, Света нашёптывала идеи для спасения:

– Может, коробку уроним?.. Пусть разобьётся, осколки никто проверять не будет.

– Какую? Ты точно знаешь, где он?

– Да, в белой, – ответила она, тяжело вздохнув, и снова удалилась.

   Я как представила, что мы сейчас намеренно грохнем сервиз, мне стало ещё хуже.

– Могу в обморок упасть, – предложила подруга на очередном витке.

– И я…. Что это даст?

– Не знаю, но мы же женщины….

   Я достала фонарь. Он был такой классный, как у военных, с большим прожектором, и протянула его Свете. Нечаянно нажала на кнопку. Совершенно случайно! Мощное свечение ударило в её раскрасневшуюся физиономию, она резко отпрянула и яркий луч ткнулся в глаза пана майора. Он негромко вскрикнул, зажмурился и закрыл лицо руками.

   Ах ты, Господи! Ещё и это!.. Я растерялась так сильно, что никак не могла отключить дурацкий фонарь и крутила им во все стороны, кляня собственную неуклюжесть: Чёрт! Итак-то!.. Вечно я…!

   Светик приняла огонь на себя, синицей подлетела к таможеннику и защебетала:

– Простите, пан майор!.. Как неловко получилось! Простите, пожалуйста!

   Подруга сплела паутину из заломленных тонких рук и серых страдальческих глаз. Она обеспокоенно заглядывала поляку в лицо, дотрагивалась до него, охала, ахала и бесконечно извинялась. Грудь у пана майора развернулась колесом, продержалась в таком положении несколько секунд, но тут же сникла. Видимо, у бедолаги не хватило дыхания выстоять перед Светкиным натиском.

   Подошёл другой таможенник, помоложе. Он выхватил у меня злосчастный фонарь, отключил его, положил на скамейку и заговорил с нашим паном майором. Тот уже совсем очухался и только изредка потирал глаза. Мы получили короткую передышку и привалились к машине.

– Ну, ты даёшь! – чуть слышно сказала Светка.

– Не специально же!

– Я тоже!

   Мы примолкли, прислушиваясь к разговору мужчин, но они беседовали слишком тихо. «Что-то заподозрили? – я старалась угадать по движению губ и приглушённым звукам. – Психологи же, мать твою!.. Если люди нервничают, значит, есть что скрывать. И с фонарем ещё!.. Может, обсуждают штраф за мой фортель? Так и Бог с ним, пусть выпишут и отпустят»!