Истинный путь. Часть первая. Знаки свыше

Идти навстречу неизвестности в одиночку было страшновато, но в компании все оказалось не так уж и жутко. Они бодро шагали по широкой дороге, накатанной многочисленными телегами, обозы которых регулярно покидали Раздрызг, увозя на продажу рыбу, солонину и шкуры буйволов. Вокруг раскинулась степь, выгоревшая на летнем солнце до желтизны. Слева, милях в трех от дороги, поднимались пологие туши холмов. Кое-где на просторе маячили одинокие деревца, кривобоки, иссушенные жаром, с редкими бледно-зелеными листьями, узкими и длинными, как клинки ножей. Над головой простерлось бездонное голубое небо, на котором не было ни единого намека на облака. Солнце, еще не успев толком подняться, уже обрушило на землю свои безжалостные лучи. Но ни Ухряк, ни Эгур не замечали их. Оба пребывали в возбужденном, приподнятом настроении. Они едва начали свой путь, а им уже стало казаться, что до его конца рукой подать. Вчерашний горький опыт благополучно выветрился из голов, и вновь возникла беспочвенная уверенность, что впереди им будет сопутствовать только удача, а неприятности, если таковые и случатся, будут носить мелкий и незначительный характер.

– Если будем идти по этой дороге, завтра, к полудню, достигнем Хрюмгорта, – сказал Эгур.

Ухряку доводилось слышать об этом городке, но дошедшая до него информация была довольно скудной. Он знал, что Хрюмгорт значительно меньше Раздрызга, раза, примерно, в два, а то и в три. И что живется там несладко. Одно время с ним работал орк из тех краев, он и порассказал о своей малой родине. Тот орк жаловался, что в Хрюмгорте почти нет возможности честно заработать на хлеб насущный. А еще заявлял, что вот в Раздрызге живут, так живут, богато живут, сытно. Ухряку стало не по себе. Если уж Раздрызг на фоне Хрюмгорта кажется процветающим местом, страшно представить, что творится в той дыре. Хотя, с другой стороны, это могло сыграть им на руку. Орки Раздрызга, хоть и небогатые, все же от голода не пухли, а потому и не услышали обращенного к ним воззвания. Возможно, если жители Хрюмгорта тяготятся нищетой и влачат полуголодное существование, речи о возврате старых времен быстрее найдут отклик в их измученных сердцах.

– Ты что-нибудь знаешь об этом Хрюмгорте? – спросил Ухряк.

– Так, немного. Город как город. Меньше Раздрызга.

– Болтают, что там совсем плохо, – сообщил Ухряк.

– А где хорошо? – с грустью протянул Эгур. – Вся Вдребезгария погрязла в нищете и безнадеге.

– Может, раз тамошние орки бедствуют, они охотнее нас выслушают? – озвучил свои надежды Ухряк.

– Хорошо бы так и было, – тяжело вздохнув, согласился Эгур. – Но ты на многое не рассчитывай.

Ухряк не стал говорить, что он вообще ни на что не рассчитывает, и сочтет великим чудом, если им удастся добиться хоть чего-то. Хоть чуточку расшевелить вековой застой, в который впал некогда великий народ. Слегка взбаламутить зловонное болото гиблой стабильности. Если и не подвигнуть орков на великий поход против эльфов и гномов, то хотя бы зародить в их головах сомнения в правильности существующего порядка вещей. Да и какой это порядок? Это же медленное вымирание. Так жить, только эльфов да гномов радовать. То-то они запляшут от счастья, когда последний орк уработается насмерть. Праздник закатят, в ликовании зайдутся.

– Придем в Хрюмгорт, будем с орками говорить, – сказал Ухряк решительно. – Пусть выслушают. Может, кто-то и услышит. Не верю я, что все орки смирились с такой жизнью. Должны были остаться и те, кому поперек горла честный труд.

– Я вообще не понимаю, как это можно – работать, – признался Эгур. – Меня от одного слова коробит.

– Это потому, что ты никогда не пробовал, – пояснил ему Ухряк.

– А если бы попробовал, то не коробило бы?

– Нет. Не коробило бы. В этом случае тебя бы тошнило. Вот как меня. Столько лет землю рыл, что чуть все уважение к себе не утратил.

– Да, дело скверное, – согласился Эгур. – Работа, она для эльфов и гномов. У них и получается лучше, и сам процесс, похоже, нравится. А нам, оркам, трудом себя изнурять, только мучиться. Как говорится: что эльфу хорошо….

– То и орку хорошо, – закончил за него Ухряк. – Нужно только прийти и отобрать все хорошее. Эти ушастые там, в Санд-ар-Турне своем, совсем теперь страх потеряли. Их со времен Вандала, почитай, и не бил никто.

– Исправим! – заверил его Эгур. – Когда эльф небит, у орка душа не на месте.

– Да не только в эльфах дело, – проворчал Ухряк, и зло сплюнул на обочину дороги. – Кого бить да грабить – велика ли разница? Главное – бить да грабить. Мы, орки, без этого не можем. Мы без этого вообще не орки. Мы либо бьем да грабим, либо….

Он зло оглянулся назад, туда, где остался не откликнувшийся на его зов Раздрызг.

– Я вот что думаю, – сказал Эгур, поправляя лямку сумки. – Сколько нужно пленных эльфов, чтобы зажить припеваючи?

– Один будет буйволов пасти, – стал загибать пальцы Ухряк. – Один землю пахать.

– Одного маловато, – компетентно возразил Эгур. – Один за плугом пойдет, еще двое тот плуг тянуть будут. Трое нужны.

– Ну, плуг и вол тянуть может, – заметил Ухряк.

– Зачем вола изнурять, если есть эльфы? – заметил Эгур.

На это Ухряку нечего было возразить.

– Один станет пищу готовить, – продолжил подсчет он. – Один за водой бегать. Один крышу ремонтировать.

– Да, десятка полтора надо, – подытожил Эгур.

– Лучше двадцать, – посоветовал Ухряк. – Сколько-то да передохнет. Брать надо с запасом.

Они двигались по дороге несколько часов, и за это время не встретили ни одного путника. Нынешние неправильные орки вели оседлый образ жизни, по дорогам в основном передвигались только обозы с различным товаром. Когда полуденный жар стал нестерпимым, Ухряк и Эгур сошли с тракта и спрятались от солнечных лучей в густых зарослях кустарника. Лежа в тени, и жуя одну лепешку на двоих, они предавались сладостным мечтаниям о том, какой разгром устроят эльфам, сколько добра награбят, и какое количество рабов заполучат в личное пользование.

Когда полуденный зной слегка спал, выступили в дальнейший путь. Окружающий пейзаж оставался прежним – желтые степи тянулись до самого горизонта, кое-где упираясь в пологие холмы. Обоих орков мучила жажда. У них с собой не было ни капли воды, и вскоре оба сообразили, что это было большим упущением с их стороны.

– Надо было побродить по Раздрызгу, – пробормотал потный Эгур. – Вдруг там кто-нибудь забыл или потерял еще и бурдюк.

Ближе к вечеру, измученные жарой и жаждой, они увидели впереди, слева от дороги, густую рощу, состоящую из крепких высоких деревьев с непривычно густой листвой. Оба, не сговариваясь, заспешили туда прямо через степь, поскольку было очевидно – такая пышная растительность означает наличие там источника воды. Хрипя и задыхаясь, два орка с шумом ввалились в рощу. Под пышными кронами могучих дубов царила приятная прохлада, воздух был непривычно свежий, врываясь в легкие, он не пытался сжечь их дотла, как на открытой местности.

Скользя между деревьями, орки заспешили вперед. Они разглядели просвет, и почти перешли на бег, чтобы через секунду оказаться на берегу крошечного озерца, плотно окруженного стеной деревьев, которые жадно жались к источнику жизни в этом гиблом и знойном краю.

Сбросив с плеча сумку с лепешками, Эгур вбежал в воду, которая буквально зашипела и вспенилась вокруг его разгоряченного тела. Ухряк оказался в воде за мгновение до спутника, и уже жадно пил ее, зачерпывая своими огромными ладонями и мощным потоком заливая в жадно разверстые уста.

Пили долго и жадно, едва не выхлебав все озеро, еще дольше сидели по пояс в воде, наслаждаясь ее прохладой и свежестью. Затем нехотя выбрались на берег, отошли от воды и устроились под деревьями, растянувшись на шуршащем ковре из палой листвы и сухих веточек. В животах у обоих булькало, как в двух больших бурдюках. Выпили столько воды, что даже отбили себе аппетит.

– Духи предков нам благоволят, – отдуваясь, сообщил Эгур. – Вот, послали спасение, когда погибали от зноя.

– Послали бы еще печеного кабана, – заметил Ухряк. – Или хотя бы гуся.

Они долго лежали, наслаждаясь прохладой и давая отдых ногам. Заночевать решили здесь же, благо время шло к закату, а идти куда-то еще не было ни сил, ни желания. К тому же, по прикидкам Ухряка, до Хрюмгорта оставалось полдня хода, не меньше, и сегодня дойти туда не представлялось возможным в любом случае.

Ухряк сам не заметил, как задремал. После долгого дня на солнцепеке просто находиться в тени было несказанным блаженством. Сон сморил его внезапно, но не успел Ухряк основательно погрузиться в царство грез, как кто-то стал сильно трясти его за плечо.

Открыв глаза, орк обнаружил, что проспал он гораздо дольше одной секунды. Сквозь кроны деревьев виднелось черное ночное небо, засыпанное крапинками ярких звезд. Перед собой Ухряк разглядел Эгура. Он и разбудил его.

– Что такое? – стремительно встревожившись, спросил Ухряк. – Что-то случилось?

– Тихо! – прошептал Эгур, и, поднеся палец к губам, зашипел.

– Что? – чуть слышно произнес Ухряк.

Но ответа не потребовалось, потому что он все услышал и сам. А именно чьи-то голоса, звучащие неподалеку. Спустя мгновение его окончательно пробудившийся нос учуял дым костра и одуряюще восхитительный аромат жареного мяса.

– Там орки? – спросил он тихо.

– Обозники, – ответил Эгур. – Заехали в рощу, пока мы спали. Они с другой стороны озера.

Оба орка ползком подобрались к крайнему ряду деревьев, за которым начиналась узкая полоска песчаного берега. Ухряк, приподняв голову, разглядел за озером большой костер, а так же черные тени, которые двигались в его свете.

– Я ближе подбирался, все видел, – шепотом сообщил ему Эгур, который залег рядом и громко сопел. – Пять телег, семь или восемь орков.

Ухряк жадно потянул носом воздух. Аромат жарящегося на костре мяса наполнил его рот слюной. Как и всякий орк, он искренне, всей душой, любил мясо, но ему нечасто выпадало полакомиться им. Бедная жизнь, вызванная отходом от заветов пращуров, вынуждала набивать брюхо лепешками и супом из трав и корешков. Мясо перепадало только по праздникам, но, в последние лет триста, с праздниками у орков было туго, в силу того, что праздновать было особо нечего. Перестали даже отмечать День Погрома, а ведь когда-то это была важнейшая для всех орков дата. Ведь именно в этот день, много веков назад, их предки, под командованием Вандала, совершили величайшее деяние – разнесли вдребезги храм богини Луны, что стоял в самом сердце Санд-ар-Турна, и был главным священным местом для всех нечестивых эльфов. Немало славных песен было сложено о том деянии, немало берущих за душу сказаний. Храм богини Луны, огромный, возведенный из белоснежного мрамора, был украшен тремя сотнями прекрасных каменных статуй. Все триста в щебень расколошматили! Сто восемьдесят колонн было у того храма. Все до одной повалили. Внутри храма фонтан был, как гласила молва – неземной красоты. На кусочки разнесли! Все уцелевшие стены святилища надписями оскорбительными покрыли, а в качестве чернил, по данным некоторых былин, использовали кровь убиенных эльфов или даже собственные испражнения. Перегиб, конечно, но орк, когда идет по истинному пути, он удержу не ведает, он горяч и неистов, и на многое горазд.

– Мясо жарят, – прошептал сбоку Эгур. – Скоро ужинать примутся.

– Ну и ладно, – произнес Ухряк. – Нам до них дела нет.

Но его слюнные железы имели на этот счет иное мнение. Аромат жарящегося мяса провоцировал на подвиги. Ухряк подумал о том, что раз уж они ступили на путь предков, не стоит сдерживать себя по мелочам. Есть у них большое дело, пожалуй, что даже и великое. Но и о себе, в процессе исполнения воли высших сил, забывать не стоит. Еще Вандал любил повторять: сам погибай, а брюхо набивай.

Судя по всему, о чем-то подобном помыслил и Эгур.

– Может, позаимствуем у них чего-нибудь? – предложил он тихо. – Я бы мяса навернул.

– Я бы тоже, – признался Ухряк. – Но их шестеро, а нас двое. И еще у них может быть оружие. Как сумеем отнять мясо, ежели численный перевес на их стороне?

Эгур задумался, но продлилось это недолго. Стоило праздному орку ступить на путь предков, как он сразу же начал мыслить как сам Вандал.

– А мы хитростью, – предложил Эгур. – Один их отвлечет, а как они от костра отойдут, второй мясо с вертела и попятит.

Ухряк вынужден был признать, что план его спутник придумал недурственный, но кое-какие слабые места в нем все же были.

– Украсть-то украдем, – согласился он, – а дальше-то что? Роща маленькая, в ней и спрятаться негде. А они ведь станут нас искать.

– Не станут, – возразил Эгур. – Им обоз стеречь надо. Они от него далеко не отойдут.

– Обоз обозом, а мясо тоже дело серьезное, – заметил Ухряк. – Орк за мясо на многое готов.

– Ну, смотри сам, – не стал настаивать Эгур. – Но учти – будь на нашем месте Вандал, он бы не стал мешкать.

Ухряку тут же стало стыдно за свое малодушие. Действительно, Вандал никогда не мешкал, что ему хотелось, то он и творил, без оглядки на последствия. Не так ли и им следует поступать, раз решили равняться на великого полководца?

– Мы добудем мясо! – решительно произнес Ухряк.

Эгур радостно заулыбался. Он тоже любил мясные блюда, но видел их еще реже, чем его соратник. Родня его полагала, что кормление мясом праздного дармоеда было бы верхом расточительности, так что данное блюдо являлось Эгуру только во снах.

Скрываясь в тени деревьев, два последователя Вандала осторожно и бесшумно подползли к лагерю обозников. Орков у костра действительно оказалось шестеро. Вели они себя беспечно, громко разговаривали и смеялись, явно полагая, что им некого опасаться в этих краях. И на то имелось основание. Грабежи и разбой в Вдребезгарии не были чем-то исчезающе редким, но в окрестностях Раздрызга в плане преступности царила какая-то ненормальная идиллия. Правда, года три тому, или больше, в здешних краях орудовала банда отчаянных мерзавцев, занимаясь угоном скота и мелким разбоем. Но их криминальная карьера закончилась стремительно, не успев начаться. После нескольких эпизодов дурни были пойманы городской стражей и отбыли искупать свою вину на каменоломню. С тех пор в окрестностях Раздрызга царила тишь и благодать. И у обозников были все основания чувствовать себя в полной безопасности, даже здесь, в роще, вдали от города. Что, разумеется, не значило, что у этих орков нет при себе оружия, и что они постесняются пустить его в ход.

– Я их отвлеку, а ты заберешь мясо, – предложил Эгур, и Ухряк, подумав, согласился с планом соратника. Эгур в плане скоростных качеств значительно превосходил его самого, и если дело дойдет до забега наперегонки, у него будет больше шансов унести ноги от преследователей.

– Ты, главное, не попадись, – попросил его Ухряк.

Эгур высказался в том духе, что ему и самому не хочется, поскольку интуиция подсказывает, что орки из обоза не проявят в его отношении гуманизма, если сумеют отловить и зафиксировать. Убить, может, и не убьют, но поколотят знатно. После чего праздный орк отполз в сторону и растворился в темноте.

Ухряк лежал и ждал. Было страшно. Не привык он к приключениям подобного рода. Родители все время прививали ему уважение к законам, говорили, что жить надобно по установленным правилам, радоваться малому, и не желать многого. Ну, в целом, говорили дело. Живя по правилам, кроме малого ничего-то и не увидишь. Но это был не путь истинного орка. Желай Вандал лишь малого, он так и помер бы от старости в той дыре, в которой имел сомнительное счастье родиться. И не было бы никакого великого похода на эльфов и гномов, не было бы великой славы и великой добычи. В том числе и стремление к чему-то большему толкнуло Вандала на эпичные свершения. Не желал он жить по правилам, особенно если эти правила сущее дерьмо, и, соблюдая их, проживешь всю жизнь в нищете и забвении.

Ждать пришлось долго. Похоже, Эгур тоже трусил переходить от слов к вандализму, и изрядно колебался. Но в тот момент, когда Ухряк уже отчаялся чего-то дождаться, со стороны лагеря обозников донесся какой-то шум, а затем громкое недовольное мычание волов. Орки, сидевшие вокруг костра, вскочили на ноги. В руке одного из них Ухряк разглядел большой нож. Возможно, остальные тоже были вооружены.

Затем прозвучал сердитый крик:

– Эй, кто тут лазает?

Спустя мгновение один из обозников громко ойкнул и плаксиво пожаловался товарищам:

– В меня кто-то камнем кинул!

– Ну, сейчас мы тебя, шутника, выловим! – грозно прокричал другой обозник, и вся компания устремилась в рощу, бросив костер и вертел с тушей некого зверя на произвол судьбы.

Не успели они отойти, как вскрикнул еще один обозник. Похоже, Эгур и его приласкал метко пущенным камнем.

– Руки вырву! – загремел рассерженный крик, и орки шумно вбежали в рощу.

Ухряк поднялся на ноги, и заскользил к покинутому хозяевами лагерю. Двигался, сколько мог, под прикрытием деревьев, и только перед самым костром ему пришлось выйти на берег озера.

Крытые мешковиной телеги стояли полукругом, выпряженные стреноженные волы паслись рядом. Над костром, источая невыносимо заманчивый аромат, пеклась тушка ядреного подсвинка.

Ухряк подбежал к костру и быстро огляделся, ища, чем бы снять добычу с огня, и не обжечь при этом руки. Из рощи продолжали нестись крики обозников, и, судя по ним, отловить Эгура оркам так и не удалось. Тут взгляд Ухряка упал на брошенную одним из обозников меховую телогрейку, и он, подхватив ее, намотал ткань на ладонь.

Подсвинок оказался упитанный, Ухряк едва не уронил его в костер, когда снимал вертел с рогатин. Чувствуя приятную тяжесть добычи, Ухряк уже собрался броситься в рощу, но тут возле одной из телег что-то зашевелилось, и в образованный костром круг света вступил сонный и широко зевающий орк средних лет и габаритов.

– Ну что, мужики, ужин готов? – спросил он, подслеповато щурясь на Ухряка.

Но вся сонливость мигом слетела с него, когда он понял, что перед ним чужак.

– Ты кто? – зарычал орк. – Ты….

Понимая, что орку достаточно крикнуть лишь раз, и сюда мгновенно сбегутся все обозники, Ухряк, недолго думая, метнул в него подсвинка. Туша ударила орка в грудь и он, не устояв на ногах, крепко приложился ягодицами о землю. Открыл рот, собираясь то ли что-то сказать, то ли закричать, но тут подскочивший Ухряк с размаху приложил его по голове лопатой. Ударил плашмя, поскольку меньше всего хотел зашибить насмерть, но даже так вышло неслабо. Челюсти обозника громко щелкнули, взгляд помутнел, и он из позы сидя повалился на бок.

Ухряк схватил подсвинка, успевшего собрать своими румяными боками весь прибрежный песок, и бросился во тьму под деревьями. И только когда отбежал от лагеря на приличное расстояние, вспомнил, что заметил на поясе оглушенного обозника туго набитый кошель. Деньги очень пригодились бы им в их славном деле, но возвращаться за добычей было уже поздно. Орки могли вернуться в лагерь в любую минуту, если этого уже не произошло. И Ухряк с подсвинком в руках заспешил к той приблизительной точке, где они с Эгуром должны были встретиться после окончания дерзкого грабежа. От пережитой встряски его била дрожь, самому не верилось, что совершил натуральный разбой, но из самых глубин души, вместе с тем, поднималась волна ликования. Все-таки не дрогнул, не замешкался. В самый ответственный момент повел себя правильно, так, что даже сам Вандал мог бы им гордиться. И это еще один шаг на верном пути. Сколько их предстоит совершить в будущем – то ведомо лишь одним духам. Возможно, когда-нибудь через много лет, сидя на руинах Санд-ар-Турна, он с усмешкой будет вспоминать свою первую битву за подсвинка. Дескать, были же времена!

– Ухряк! – раздался где-то рядом сдавленный, чуть слышный, окрик.

Вздрогнув, Ухряк низко присел и огляделся. В окружающей его тьме он разглядел черное пятно, которое неслышно приблизилось к нему, и превратилось в Эгура. Праздный орк был мокрым от пота, грязным, но довольным.

– Ну, как успехи? – спросил он, но ответа не потребовалось, поскольку Эгур увидел в руках соратника богатую добычу.

Со стороны лагеря обозников звучали полные гнева голоса – орки вернулись на берег озера, и обнаружили там своего бессознательного товарища, а еще то, что ужинать в этот вечер им предстоит водицей да свежим воздухом.

– Пойдем отсюда, – предложил Ухряк, передав Эгуру второй конец вертела, дабы удобнее было транспортировать увесистого подсвинка. – Поблизости оставаться не стоит, вдруг они опять станут нас искать.

С добычей в руках они покинули рощу и вернулись на дорогу. На открытой местности было достаточно светло – сверкающие над их головами звезды заливали степь своим мертвенно-белым сиянием. Обоим оркам не терпелось приступить к трапезе, печеный подсвинок сводил с ума своим дивным ароматом, но все же соратники нашли в себе силы устоять перед соблазном. Они отшагали почти милю, и только когда роща с жаждущими мщения обозниками осталась далеко позади, сошли с дороги и устроились под чахлым деревцем. И уж здесь-то они дали себе волю. Подсвинок только внешне казался большим и тяжелым, но стоило двум, изголодавшимся по мясу, оркам, обрушиться на него, как тот начал стремительно истаивать.

Какое-то время над ночной степью разносилось громкое жадное чавканье. Затем, когда от подсвинка осталась половина, орки обуздали себя, и решили придержать коней.

– Вот это жизнь! – простонал Эгур, откинувшись на траву и сытно отдуваясь. Такой тяжести в его брюхе не образовывалось отродясь. Он даже не знал до этой ночи, каково это – наесться досыта. Слышал от других, что так бывает, но не верил. Думал – врут. Оказалось, что это и вправду возможно. Но возможно только в том случае, если не живешь как эльф позорный, а идешь тропою истинного орка.

– Да, – согласно протянул Ухряк, поглаживая ладонями свой округлившийся живот. – Недурно. Никогда не ел столько мяса за один раз.

– А я и за два, – признался Эгур. – И за три, наверное, тоже. Это ли не знак, что верным путем идем?

– Пожалуй, – согласился Ухряк. Вся эта новая жизнь, начавшаяся так стремительно, все еще сильно пугала его, но она точно была намного интереснее прежнего унылого и полуголодного существования. И уж точно перспективнее. Потому что впереди их ждало избиение эльфов и сокрушение гномов, ждал грабеж неслыханных масштабов, ждали слава и почет. А прежняя неправильная жизнь сулила ему лишь тяжелый и низкооплачиваемый труд до самой могилы.

– Вот теперь можно и поспать, – сказал Эгур. – Как, оказывается, здорово, засыпать на полный желудок. Я этого раньше не знал.

Ухряк усмехнулся. Он чувствовал, что им обоим предстоит узнать еще очень многое.

Глава 6

Гролла отложила молот, вышла из-под навеса, и при свете яркого летнего солнца придирчиво осмотрела широкую полоску металла. Пока что работа ее шла в нужном направлении, и ее стараниями бесформенный комок выплавленной руды превращался в отличный боевой нож. Добрый нож, с толстым, едва ли не в палец, клинком и чуть изогнутой вперед рукоятью. Находясь в умелой руке, этот нож мог одним ударом начисто срезать голову какому-нибудь эльфу или гному. Гролла никогда в своей жизни не видела ни эльфов, ни гномов, но, судя по слышанным ею преданиям, шейки у этих жалких существ были не слишком толстые, а позвонки хрупкие, словно сухие веточки. А иначе как объяснить, что тому же Вандалу и его лучшим воинам удавалось одним ударом секиры срубить пять-шесть голов?

Гролла провела пальцем по клинку будущего ножа, и испустила полный сожаления вздох. Ей было до слез обидно, что это прекрасное изделие, созданное для убийства, так никогда и не отведает эльфийской крови. Не суждено ее ножу поучаствовать в жаркой битве, где обретаются слава и богатство. Нож, будучи полностью доделанным, займет свое место рядом с другими ее творениями – в большом дубовом сундуке. В том сундуке, старинном, окованном темными полосками железа, и запертом на огромный замок, способный задать работенку любому взломщику, покоился целый арсенал. И какой! То были не те дрянные поделки, которые Гролла изготавливала для городской стражи. Этими убогими изделиями эльфов и гномов можно было только насмешить. В сундуке хранилось оружие, выкованное для настоящей войны. Каждое изделие, а их скопилось немало, Гролла создавала с любовью и старанием. Когда ковала большую двуручную секиру, представляла себе, как эта секира разваливает эльфа надвое. Буквально от макушки до копчика – хрясть! Был один эльф, а вот их уже стало два. Или ее любимый меч с волнистым клинком, острым, как бритва. Таким оружием и бить не надо, достаточно одного нежного прикосновения, и вот уже у эльфа отваливается рука, или, к примеру, нога. А как удобно было бы, орудуя этим мечом, отделять у эльфов уши с целью изготовления бус. Гролла слышала из песен и легенд, что все воины в орде Вандала носили такие бусы, но самые лучшие были у великого полководца. Те бусы, если не врали сказания, состояли из сотни ушных раковин. По эльфийским ушам сразу можно было легко понять, кто перед тобой – великий воин или неопытный салага.