Стратагема несгораемой пешки

– Я бы включил видеосвязь, – ирландец неопределенно взмахнул рукой, – но совсем не одет.

– Она тоже.

– Ты нашел меня для того, чтобы оценивать гардеробы, строить шаткие конструкции психологических предположений, или перейдем к делу?

– К делу? – Казалось, Шлейзинг удивился. Аккуратно провел ладонью по современной лакированной прическе, словно там могло что-то растрепаться. Оценивающе покачал головой, пожевал губу. – Ну что ж… если ты действительно готов отложить поход по борделям, барам и притонам… или бегство до Сторнауэя… если готов на время забыть про комитетчиков из аэропорта… и свой жуткий похмельный недосып… Тогда я согласен перейти к делу.

Киллиану стоило немалого труда сохранить на лице Спарси Свит выражение глуповатого недопонимания. Потому что информированность немца, как обычно, оказалась на высоте. И не будь они знакомы с пятьдесят третьего, Финукейну было бы впору паниковать и выискивать на теле, в одежде или норе средства слежения…

– Твои источники… преувеличивают, – с легким нажимом ответил он, шутливо погрозив объективу пальцем.

– Мои источники никогда не преувеличивают. – Шлейзинг окаменел, теперь шевелились только губы. – А еще я доверяю интуиции. Резолюциям комитетчиков. И недурному знанию тебя, ирландский отморозок. Ну, давай, Киллиан, попроси меня рассказать, что творилось в Комитете минувшей ночью?

Финукейн вздохнул. Подобные вести предпочтительнее выслушивать на трезвую и чистую голову, но раз уж они все равно начали беседу…

– Расскажи.

– Вот. Теперь мы на верном пути. – Даниэль протянул руку за кадр и извлек оттуда чашку кофе. Наверняка натурального, выращенного на нелегальных плантациях Южной Америки. Дорогого, как настоящий, почти канувший в Лету кокаин. – И сейчас, когда мне удалось привлечь твое внимание, первым делом хочу успокоить. Возможно, я помогу…

– Возможно? – Киллиан помассировал висок.

Начинала болеть голова, и ирландца все сильнее подмывало вскрыть аптечку с завалявшимися в ней нейростимами.

– Не стоит недооценивать ситуацию, мой кельтский друг. У тебя на руках пенс в категории «неактивного игрока», а еще цунами дерьма, наступающее с Филиппин. У меня – в немалой степени ошалелые заказчики. Еще вчера вечером настаивавшие на привлечении именно Киллиана Финукейна, а уже сегодня утром не очень-то уверенные в выборе. Как считаешь, чью сторону примет Шахматный Клуб?

– Брось, Даниэль! – Ирландец отмахнулся, поймав себя на том, что начинает злиться. – Ты не первый день знаешь меня. И ребят моих знаешь. Все в норме. Не без накладок, но… Сейчас – в норме. Совершенно точно.

– В норме…

Шлейзинг покатал слово на языке. Послюнявил мизинец и пригладил правую бровь, густую и идеально подстриженную.

– Возможно, ты никогда не посвятишь меня в детали произошедшего на Филиппинах. Но тебе следует хотя бы ознакомиться со свежими котировками. – Даниэль скосил глаза, будто на соседнем экране у него как раз были развернуты статистические таблицы Шахматного Клуба. – Рынок реагирует очень чутко. Даже на намеки и сплетни. Особенно – на намеки и сплетни. Падение твоего рейтинга составило шесть пунктов за три с половиной часа. Последнюю игровую партию вынесли на разбор специального заседания Комитета. Тридцать минут назад представители «Конро» взяли официальный тайм-аут. Наблюдают, подбирают альтернативные варианты. Ты ведь помнишь, какой уровень ответственности они заявляли?

– Помню. – Киллиан фыркнул, и Спарси Свит сексуально повторила его эмоцию, сморщив носик. – Падение котировок… Надеюсь, хоть ты-то слухам не веришь?

Немец молчал, не мигая уставившись в объектив камеры. Пожалуй, он мог действительно не верить, но цифры, статистика и перспективы… Финукейн нетерпеливо мотнул головой, словно призывая игнорировать свой последний вопрос.

– Поправь меня, Даниэль, если я ошибусь. – Он наконец снял ноги с подлокотника, садясь ровно и придвигаясь к столу. Голова болела все сильнее, ткань кресла неприятно щекотала обнаженную спину, мошонку и зад. – Но мне кажется, что лучшим выходом из ситуации сейчас будет получение и безупречное выполнение нового задания. Да… Данст действительно помочился в мое пиво, старик… Я это понимаю, как готов к негодованию мумий из Комитета. Но верни меня в строй, дай работу, и я за считанные часы восстановлю упавшие пункты.

– Фильтр чуть ли не ежеминутно отсекает твое досье от высокооплачиваемых проектов…

– Наплевать… – Киллиан сжал кулак, заставил себя сделать пару глубоких вдохов. – Если «Конро» сорвется с крючка, бери дешевку. Когда мои загудят, доброшу им бонус из личных фондов. Главное, вернуться в обойму до того, как Клуб примет окончательно решение и скорректирует резюме…

– Котировки Данста и без того высоки… – Шлейзинг будто не услышал собеседника, изучая что-то вне его поля зрения. Глотнул кофе, с одобрением покосился на чашку. – А теперь еще и подрастают. Не активно, в пределах суточной погрешности, но… – Немец перевел взгляд на полуголую Свит. – Точно не хочешь рассказать своему поверенному, что именно произошло на Филиппинах?

– Данст оказался слабаком! – Финукейн снова фыркнул, с трудом удержавшись, чтобы не врезать по столешнице. Вцепился в подлокотники кресла. – Cac ar oineach[2]! Малодушный недоносок! Даю руку на отсечение, что первым делом он бросился плакаться Комитету…

– В «Конро» о случившемся узнали из личных источников…

– Да без разницы! Данст – выкидыш портовой шлюхи! – Киллиан едва не вскочил. Подлокотники заскрипели, хрустнули. – Господь свидетель, Даниэль, если ты сможешь убедить их прикрыть глаза на пункты и свежайшие рекомендации Комитета По Разбору, я стану твоим вечным должником…

– Ты и так мой вечный должник, ирландский пес… – Даниэль улыбнулся, и впервые с начала беседы Финукейн почувствовал, что все не так плохо. Если бы заказчики озвучили окончательный и решительный отказ, немец не стал бы тратить время на плетение словесных кружев. – Что с твоим пострадавшим?

– Порханов? Сущая царапина, клянусь могилой матери! Парень через день вернется к делу!

– Успеешь собрать фигуры?

– Без проблем! – Киллиан оскалился. – Они заряжены. Знают, что официально увольнительные еще не подписаны, ждут сигнала.

– За тобой всегда водились хорошие пешки, Киллиан, – кивнул Шлейзинг. – Исполнительные, ответственные, отлично подготовленные. Уверен, ваша оперативность станет еще одним аргументом для бхикшу из «Конро», уже готовых поставить конкретную задачу… Но гарантий не жди – кто знает, чем заняты их менеджеры во время тайм-аута? Я бы, в свете последних событий, обязательно искал дублирующий вариант…

– Еще раз помянешь Филиппины, пронырливый лис, и пожалеешь об этом уже на следующей трансакции, – с улыбкой предупредил Киллиан, откидываясь на шершавую спинку кресла.

– Не обнадеживайся больше необходимого, – уловив смену его настроения, посоветовал немец.

– Отдаю себе отчет.

– Перед заседанием Комитета я попробую связаться с представителями «Конро». В приватном, так скажем, порядке, и применив немного личного влияния…

– Ты мой спаситель, храни тебя Господь!

– Не паясничай. Когда ты кривляешься, эта малолетняя шлюха на экране вытворяет такое… – Даниэль поморщился, но наигранно – по всему выходило, что его тоже захватил азарт предстоящих торгов. – Ожидай решения в ближайшие шесть часов. Ожидай дома, а не в пабе, это ясно?

– Как неотвратимость гнева Господнего…

Последнюю фразу поджарый немец в дорогом деловом костюме оставил без комментариев. Все еще продолжая общение с клиентом, параллельно он уже начал работу по организации встречи с представителями Транснационального Статуса «Конро». По столу стучали тощие пальцы, взгляд поверенного метался меж двух или трех дисплеев рабочей станции.

– Новые фигуры? – спросил Даниэль, не глядя в объектив.

– Возможно.

– Вот, слушай… По последним данным, бхикшу нуждаются в группе из шести пешек. Задача партии – продолжительный контроль засекреченного объекта. Сложность партии – повышенная. Санкционирование действий – практически полное, но с рядом четких ограничений. Не знаю, что там затевается, но сидеть без дела придется едва ли…

– Меня это, – Киллиан сладко и сонно потянулся, чувствуя, что головная боль стремительно отступает, – устраивает более чем!

Широко улыбнулся, мгновенно превращаясь в обольстительного и привлекательного сукина сына. Позабыл про изматывающую усталость и прерванный дневной сон. Забыл про нейростимы в аптечке. Забыл про дурное настроение и злость, чуть не раскрошившую стол.

Хорошая, любимая работа – вот что являлось настоящим стимулятором буйного ирландца. Подобно акуле, он никогда не замирал на месте. Двигался все дальше и дальше, вперед и вперед, не оглядываясь, как о том завещали рыжеволосые предки…

Актуальное имя: Киллиан Финукейн. Биологический возраст 34 года, мужчина, европеоид, предположительно ирландского происхождения. Доминирующий психотип: холериенал, вспыльчив, решителен и поспешен в действиях. Специализация: ликвидатор. Дополнительные возможности: шпионаж, командование группой, взрывчатые вещества. Биоимплантаты: неизвестно; механические усилители: отсутствуют. Уровень подготовки: Альфа-V. С 2053 года: устранение объектов особой важности в странах Альянса, Юго-Восточной Азии, Японии, России и Южно-Американской Конфедерации. С 2063 по 2066 год штатная пешка Транснационального Статуса «Светящийся путь», Гонконг. 2067 год – участник ряда операций в конфликте «Куст герани» на стороне Эшелона «Грейтекс». Имеет восемь ранений. С 2064 года формировал и командовал несколькими боевыми группами в самостоятельных партиях, общая оценка эффективности мероприятий: 80,5 %.

– Maith agat[3], Даниэль! – Киллиан постарался, чтобы немец услышал в его голосе капельку теплоты. – Знал, что на тебя можно положиться.

Тот сдержанно склонил лакированную голову.

– Bitte[4], Киллиан. Но обнадеживаться рано…

Шлейзинг прищурился, внимательно изучая потягивающуюся Спарси Свит, и разорвал соединение, привычно не попрощавшись с собеседником.

Ирландец вскочил с кресла и провел серию боксерских ударов по невидимому противнику. Вскинул руки, как будто только что заработал чемпионский пояс, и представил, как ревут нафантазированные трибуны.

Сегодня к вечеру он снова соберет в горсть свои звонкие пенсы. Но сначала прокатится по паре борделей этого чужого города и снимет напряжение, копившееся последние сутки. Времени должно хватить.

Нью-Йорк

17 декабря 2068 года

12-40

В третьей чашке кофе, по большому счету, нужды не было – сонливость отступила.

Мартин задумчиво посмотрел на дымящийся напиток. Поболтал в нем ложечкой из прессованных опилок, а затем вовсе отставил. Автоповар, конечно, готовил неплохой суррогат, но в больших количествах напиток начинал напоминать приправленный сливками деготь.

Возможно, позже болтливый итальяшка угостит его натуральным. Может, и не натуральным вовсе, но Лучано Черепаха творил с варкой такое, отчего средневековые алхимики позеленели бы от зависти. Так что днем Мартин, может быть, с удовольствием вольет в себя еще чашечку. Но это значительно позже, когда агент соблаговолит дать знать, что зафиксировал возвращение любимого клиента.

Он подошел к окну, задумчиво разглядывая проносящиеся над Фостер капсулы такси. Понаблюдал за спором грузчиков через улицу, проводил взглядом бронированный полицейский соратобу. Понизил прозрачность стекол до минимума. Кондиционер нагнетал в квартиру осеннюю свежесть, а она совсем не гармонировала со слякотно-серой, повышенно-депрессивной картиной за окном.

Вылив кофе в раковину, Мартин вернулся в гостиную. Час дремы вернул ему немного сил. И если и не позволил полностью избавиться от давящего джетлага[5], то дал хотя бы тень иллюзии.

Синие спортивные сумки по-прежнему стояли у входной двери. Расстегнута была только одна.

Взгляд Данста скользнул на журнальный столик в форме китайского символа Инь-Ян. На нем, в мрачном пространстве черной запятой, лежали два предмета – мобильный терминал, не успевший запятнаться в инфоспатиуме, совершенно новехонький, с еще не содранной защитной пленкой; и плоский дипломат с окованными жестью уголками.

Мартин вспомнил собственные слова про старомодность, чуть раньше сказанные им мистресс Тунде. Задумался, насколько опасной, невыгодной или инерционной может со временем стать его ретроградность. Неспешно обошел стол, присаживаясь на диван.

Он так и не научился понимать коллег, предпочитавших сухие безжизненные цифры на мониторе. Удовлетворявшихся ровненькими строчками нулей, мгновенными переводами, распечатками счетов, не подкрепленных наличкой или увесистыми слитками… По их мнению, что в равной степени обижало и казалось забавным, Данст оставался динозавром, артефактом ушедшей эпохи. Невротиком, не доверявшим банкам инфоспатиума.

Потому что в личной системе ценностей на втором месте после своего дома Мартин любил наличные деньги. Именно наличные – аккуратные пачки новеньких и не очень купюр, запах краски и тяжесть банкнот в руке. Пропуска в мир тех, кто не готов связываться с налоговиками и службами безопасности финансовых структур. Дорогостоящее приложение к настоящей свободе и отсутствию контроля, средство открытия многих дверей…

Когда Данст держал в руках несколько пузатых, словно новорожденные крепыши, пачек, он с предельной четкостью представлял, ради чего живет, работает и помогает миссис Биллингс относить к утилизатору мусор. Это были реальные деньги. Настоящие. Которые при желании можно рассыпать по кровати в стиле Скруджа МакДака или облить шампанским. А можно и кровью, которой, к слову, эти деньги и были заработаны.

Наличке неоднократно предрекали смерть. Сначала с повсеместным внедрением пластиковых карт, возможностью совершить покупку или получить заработную плату, не вставая с дивана; затем с тоталитарным внедрением сети, после – с ее трансформацией в инфоспатиум, всепроникающий и подконтрольный отдельным структурам. Но наличные, равно как и бумажные книги, никак не хотели подыхать – цепляясь за жизнь и психологические якоря в головах, они продолжали существовать, в приличном обществе окончательно превратившись в признак дурного вкуса и незаконной скрытности…

Мартин нежно провел рукой по крышке чемоданчика. Его подмывало насладиться триумфом, но палец лишь погладил хромированную защелку, так и не открыв. Встав, Доппельгангер подошел к сумкам и опустился на корточки.

Вынул из темно-синих недр пластмассовый овал сканера. Прошелся по гостиной, настраивая прибор на детальную, неспешную проверку. Широкий красный луч послушно забегал по комнате, отмечая любые колебания электроники, проникая сквозь предметы и послушно сообщая хозяину об отсутствии каких-либо устройств слежения. Не выключая детектор, Мартин направился в кухню, посетил ванную комнату, прогулялся по спальне и потайным клетушкам.

Было чисто, как и при первичном, поверхностном осмотре. Так, собственно говоря, и предполагалось, но осторожность никогда не бывает лишней или чрезмерной.

Вернувшись на диван, Мартин положил сканер рядом с дипломатом.

– Активация системы «Дом», – громко и членораздельно произнес он. – Верхний свет, мощность три. Шторы закрыть. Дезактивация системы.

С приятным шуршанием окна гостиной затянулись тяжелыми темно-серыми портьерами. Мягко набрав накал, над головой зажглись встроенные в потолок лампы.

Пальцы Данста снова легли на прохладный пластик дипломата. На филиппинский сувенир, пусть и представленный не в полном объеме – при всей старомодности Мартин не был сумасшедшим, чтобы таскать при себе всю заработную плату.

Сверкающие замки таинственно щелкнули.

Пешка медленно, словно дразня сам себя, приподнял крышку. С тонкой, едва различимой улыбкой осмотрел правильные ряды сотенных купюр.

Мистресс Тунде оказалась совершенно права – в Метро-Маниле было жарко… Точнее и не скажешь. Мартин улыбнулся, но на этот раз шире, откровеннее. Жарко… Клацнул крышкой, закрывая дипломат. Откинулся на ортопедическую спинку темно-коричневого дивана, помимо воли погружаясь в неприятные воспоминания. Невольно взглянул на закрытый мобикомп.

Его так и подмывало немедленно войти в инфоспатиум, чтобы проверить котировки и отчеты Шахматного Клуба. Может быть, связаться с поверенным. Просмотреть новости, оценить реакцию общественности и заинтересованных ТрансСтатов. Но Мартин не любил заниматься делами в дурном настроении, а потому просто прикрыл глаза.

Все, что ему требовалось знать, он получил от старика Бенджи еще перед подъемом на борт скоростного челнока, берущего курс на Большое Яблоко. Без шифрования данных, в форме старого доброго иносказания.

– На Филиппины надвигается неожиданный циклон, – сообщил ему агент, без устали мониторящий сводки. – Власти предостерегают жителей от многочисленных химических осадков; также существует вероятность дальнейшего ухудшения погоды, вплоть до подтопления прибрежных территорий. При этом методы местной метеорологической службы, применяемые для экстраполяции погодных условий, более не вызывают доверия.

Именно эта депеша в итоге и стала хлопком в ладоши, спровоцировавшим горную лавину.

Партию обсуждали уже не первые сутки. Но шепот перерос в гам только после того, как Данст официально связался со своим агентом. Уже через десять минут все заинтересованные лица опубликовали свои оценки и комментарии событий. Личный кабинет Доппельгангера переполнился письмами и оставленными голосовыми сообщениями. Узкоглазые офицеры Национального агентства координации разведки встали на дыбы, начали рыть землю с утроенным рвением и бросили на поиски дерзких тапицзы[6] дополнительные силы.

Сам же Мартин, посланием вполне удовлетворенный, в тот момент утонул в мягком кресле комфортабельного челнока, погрузившись в спокойный и лишенный сновидений сон…

Конечно, на этом все не закончится. Совсем скоро Бенджи станет искать личной встречи. Возможно, Дансту даже придется принять участие в виртуальном расследовании специальной комиссии Комитета. Возможно, его досье корректируют в этот самый момент, равно как и котировки. Что при этом происходит с резюме Финукейна, лучше не знать вовсе…

Как бы то ни было, Доппельгангер сам принял решение заключить контракт на неприятности.

И не жалел об этом ни секунды.

Потому что – и пусть его опять назовут старомодным, – искренне считал, что главными составляющими профессионализма пешки являются четкость выполнения инструкций, точный расчет партии и неукоснительное соблюдение условий Шахматного Клуба. Сам Мартин, посвятивший немало лет игре на полях мировых Статусов, этими правилами никогда не пренебрегал. И презирал тех, кто думает иначе…

Данст потер глаза и потянулся. Задумчиво посмотрел на мобикомп, так и приглашающий войти в инфоспатиум.

За толстым стеклопакетом прокатился отголосок автоматной очереди. Судя по всему, где-то на близлежащих крышах термитников или многоэтажных складов. Вторя стрельбе, взвыла полицейская сирена. Ее голос далеко и звонко разносился в сухом морозном воздухе. Взвыла, чтобы тут же захлебнуться – вероятнее всего, патрульный соратобу заглянул не в тот закоулок…

Мартин похрустел шеей. Задумчиво потер подбородок.

В его деле остаться без заказов можно двумя способами – получив пулю или красную строку в репутационное досье. И если бояться огнестрельных или ножевых ранений его отучили давным-давно, от страха потерять лицо он так избавиться и не сумел.

Пешка содрогнулся, вдруг представив, что выбывает из клуба любителей шахмат. Остается на улице с припасенными капиталами, но в шею гонимый агентами и ставший persona non grata для любого из руководителей Транснациональных Статусов. Остается без любимой работы, которой отдавал себя целиком. Остается без дела, которое истово любил и старался сохранить.

Доппельгангер попытался подсчитать риски падения его собственных котировок. Размышления и подсчеты успокоили, а дурное настроение начало неспешную ретираду.

Совсем скоро он выйдет в инфоспатиум. И там, вероятнее всего, Данста уже будут ждать новые предложения. Не исключено, что выходка ирландца и вовсе сыграет ему на руку. Возможно, теперь даже не придется заботиться о перехватах контрактов, во многом напоминающих банковские баталии. Ведь многие бхикшу набирают работников персонально, опираясь на их последние достижения – и сейчас у Мартина появился шанс попасть в эту самую «именную высшую лигу».

Нет, прямо сейчас он не станет проверять личный кабинет. Это, скорее, в стиле того же Финукейна. Любое предложение, окажись оно деловым или сугубо личным, должно хоть чуть-чуть отлежаться. Набрать вкус и спелый цвет, и лишь затем стать достойным внимания. Поэтому – почта позже.

Прочтя ее, он отправится в Маленькую Италию. Выпьет еще одну чашку кофе, куда более вкусного и ароматного, чем домашний эрзац. Наконец-то угостит агента. Узнает свежие сплетни, расскажет старику про жаркие Филиппины, и обсудит условия предлагаемых партий.

Мартин провел рукой по жесткой щетке волос, задумался о горячем душе. И вспомнил еще одно – четвертое – правило любой исполнительной пешки. Которое гласило, что участники партии ни при каких обстоятельствах не должны проявлять самодеятельности. Не должны делать того, что не указано в полученных инструкциях. Потому что так можно совершить одну из самых серьезных ошибок в своей жизни.

Вроде той, что совершил Киллиан…

Метро-Манила

26 ноября 2068 года

00-40

– Инфильтрацию подтверждаю, визуальный контакт потерян.

– Есть готовность.

– Три минуты.

Город притягивал взгляды, как магнит – рассыпанные иголки. Не мог не притягивать – нереально-огромная, мерно дышащая паутина ночных огоньков, связанных разноцветными шлейфами выхлопов соратобу, неоновыми дорожками скоростных магистралей и монорельсов; ее пестрое полотно завораживало, как крутящаяся гипнотическая спираль.

Мартин полной грудью втянул прохладу ночного воздуха. Который только здесь, на основательной высоте, в самом деле напоминал нормальный воздух, а не тошнотворно-жаркую смесь выхлопов, гари и испарений, едва разбавленных азотом и кислородом.

Три минуты, отведенные ему на подготовку – большой срок. Позволяющий не только настроиться на работу, но даже немного помечтать. Или поразмышлять о чем-то отвлеченном, не имеющим прямого отношения к этой влажной азиатской ночи…

Он поправил полосу страховочного корсета, въедавшуюся в правую ключицу. Отвернулся к стене и прикрыл глаза, наблюдая, как тают на внутренней стороне век призраки светящегося лабиринта улиц. Впитывающая сорочка под комбинезоном набухла от пота. Город под ногами гудел, вопил миллионами голосов, причитал автомобильными сиренами, урчал турбинами соратобу и почти не смотрел на звезды, скрытые пеленой смога.

Досчитав до десяти, Данст снова уставился на себя самого, отраженного в зеркальном боку «Лам-анга». Отраженного в боку одного из новых царей Новой Азии – трудолюбивого вола, до сих пор тянувшего на себе четвертую часть «желтого оборота» поставок в Альянс, США и ЮАК.

Семена никогда не всходят в земле, этого не желавшей. Еще в начале века Столичный Регион показал себя почвой, жаждущей появления таких, как «Лам-анг». А потому за самый короткий срок стал одной из крупнейших агломераций мира, к середине века по размерам и величию обогнав многие столицы государств и Транснациональных Статусов.

Сорок лет Метро-Манила тянула ввысь частоколы небоскребов. Бесстыдно сбрасывала льняные национальные наряды, по последней моде обряжаясь в обтягивающую синтетику и корсеты. Почти полвека отворачивалась от престарелой родни, фольклора, детей и прошлого, раздвигала ноги перед белым человеком, отдавая ему дармовые комплектующие, мигрантов, технологии и рабочую силу. Подарила даже понятие «бхикшу» – священный термин высшей степени посвящения, при достижении которой монахи живут исключительно на подаяния, – с особенным цинизмом взятое на вооружение главами высших корпоративных эшелонов. Отдавала богатства, будто чистейшее золото, обменянное на стеклянные бусы Кортеса. И только в последнее время вдруг помудрела. Поджала губы, привесила на пояс мачете, вспомнила о предках и гордости.

А затем битвы Статусов подлили масла в огонь…

Впрочем, «Лам-ангу», на зеркальной щеке которого болтался одинокий человечек, было плевать на войны и конфликты. Небоскребный комплекс до сих пор ощущал себя сказочным всесильным великаном, каковым и являлся. Еще в первой половине столетия он вырос во всех доступных измерениях. И замер с чувством выполненного долга, в глубине высокомерной азиатской души понимая, что именно благодаря великодушию ему подобных и держится экономика первого мира…

Он издавна хотел стать похожим на своих заокеанских собратьев. А потому торопливо обзавелся дорогими машинами, элегантными пристройками и мощной электронной начинкой; неугомонными соратобу, снующими вокруг нижних башен; собственными котировками, владельцами, совладельцами и якорными арендаторами. И, конечно, Статусами большеносых.