Плачущий лес

Альбина Нури

Плачущий лес

Поведай нам, как душу в плен берут Узлы ветвей; поведай, если можно, Выходят ли когда из этих пут.

Данте Алигьери. Божественная комедия

Ничто да не препятствует тебе исполнить обет благовременно, и не откладывай оправдания до смерти.

Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, 18, 22

Пролог

Ей что-то снилось. Проснувшись, она пыталась вспомнить, что именно, но так и не сумела. Зыбкие, туманные образы кружились в голове, как пестрые летние бабочки, задевали ее своими тонкими крылышками, щекотали, будоражили что-то в воображении. Она чувствовала, что это важно и должно помочь чему-то – чему? – поэтому так и эдак старалась уговорить свою память раскрыть тайну, но ничего не добилась.

Только много позже она вспомнила свой сон. Испугалась, заплакала, хотя плакать было уже поздно. Для всего существует свой срок – и для слез в том числе. К тому времени он давно прошел…

Ее разбудил стук в дверь. Муж спал крепче, поэтому ничего не слышал. Сперва она подумала, что ей показалось, приснилось – что же это был за сон? Должно быть, так и есть: кто станет беспокоить добрых людей во втором часу ночи?

Но стук повторился – теперь он был громче и отчетливее. Она хотела разбудить мужа, но он проснулся сам.

– Кто там колотится? – охрипшим ото сна голосом спросил он.

Вопрос не требовал ответа. Муж спустил ноги с кровати, потянулся за одеждой. Она хотела последовать его примеру, но он не позволил:

– Оставайся тут. Схожу, посмотрю.

Она промолчала. Конечно, надо сходить, что тут говорить?

В дверь снова постучали.

– Иду, иду! – раздраженно крикнул муж, спускаясь по лестнице. Спальня располагалась на втором этаже, и кроме них в доме больше никого не было.

Свекровь умерла две недели назад, и она иногда думала (хотя и старалась гнать от себя грешные, нехорошие мысли), что все сложилось как нельзя лучше.

Умри свекровь раньше, пришлось бы отложить свадьбу из-за похорон и траура. А если бы зажилась подольше, то их семейная жизнь вряд ли стала безоблачной и мирной: очень уж суровой, требовательной была старуха.

К тому же невестка не пришлась ей по душе, вот она и цеплялась постоянно, придиралась к каждой мелочи. Чуть что не по ее воле – сверлила глазами, выговаривала, не подбирая слов помягче, отчитывала молодую жену сына, как будто та совершила тяжкую провинность.

Наверное, свекрови не нравилось, что она не местная: небось, присмотрела для единственного сына другую невесту. Только ничего у нее все равно не вышло бы. Они с мужем (тогда еще будущим) сразу, как увидели друг друга, поняли: вот моя судьба! Против этого не пойдешь, даже если тебе шестьдесят пять, ты сухая, как палка, злая, как оса, и привыкла всеми командовать.

Молодожены занимали угловую комнату с двумя окнами, самую большую во всем доме. Спальня свекрови (пока там все оставалось так, как при ее жизни, все вещи на своих местах) находилась дальше по коридору, ближе к лестнице. А между ними была пустая комната, которой со временем предстояло стать детской. Конечно же, оба хотели детей: сначала – мальчика, после – девочку. Хотя тут уж как бог даст: они будут рады и дочерям, и сыновьям.

Шаги мужа на лестнице стихли – должно быть, спустился на первый этаж. Она приподнялась на локте, прислушалась и поняла, что он отпирает входную дверь.

«Почему не спросил, кто там?» – подумала она.

Но не успела по-настоящему забеспокоиться, как услышала возглас мужа:

– Надо же! Это ты? – кажется, муж назвал чье-то имя, но оно прозвучало неразборчиво. – Ты чего это по ночам шастаешь?

Наверное, кто-то из приятелей решил навестить их в неурочное время. Или соседу не спится. Главное, что муж знает ночного гостя и, судя по всему, не взволнован, не напуган. Видимо, ничего страшного не случилось. Может, перебрал человек, вот и захотелось ему пообщаться.

Окно в спальне было приоткрыто, и она слышала раздающиеся снизу приглушенные голоса. Они журчали, как ручей в жаркий полдень, и вроде бы не было в них никакой тревоги. Она совсем успокоилась и почувствовала, что ее тянет в сон. Пусть поговорят, подумалось ей, а она поспит.

Закутавшись в простыню, она свернулась калачиком и поплыла в сон. Может быть, когда муж спровадит нежданного гостя и вернется, он разбудит ее и снова будет любить, как почти каждую ночь. При мысли об этом она слегка улыбнулась, по телу прошла сладкая волна.

Они поженились совсем недавно и еще не успели насытиться друг другом. Поначалу утром ей было стыдно даже на себя в зеркало смотреть, не то что поднимать глаза на других. Но постепенно она привыкла и перестала стесняться: они ведь законные супруги, венчанные, а значит, на все, что происходит между мужем и женой (в том числе и за дверью спальни) есть божье благословение.

Сама того не заметив, она заснула и проснулась только утром. Не открывая глаз, протянула руку – хотела обнять мужа. Но рука нащупала лишь пустоту. Она распахнула глаза, словно и не спала. Так и есть – она в постели одна. Простыня и подушка были холодными: не похоже, что любимый только встал и ушел.

Часы показывали шесть утра: они с мужем всегда поднимались в это время безо всякого будильника.

Может, он встал раньше?

Но что-то внутри нее знало: это не так. Муж не встал пораньше – он вообще не ложился. Ушел вниз, а в спальню так и не вернулся.

Надевая халат и нашаривая тапочки, она думала о том, где он может быть. Возможно, решил лечь внизу, чтобы не будить ее? Нет, вряд ли. Тогда, быть может, они с ночным визитером до сих пор сидят внизу, лясы точат? Достали из кладовки домашнее вино, выпили по бокальчику, да не по одному, вот и…

Внизу никого не оказалось. Гостиная и столовая были пусты.

Входная дверь закрыта, но не заперта, что само по себе странно. Хотя воров здесь никто и не боялся, двери все же на ночь обычно запирали. Муж был человеком аккуратным, даже немного педантичным, и она не могла представить, что могло вынудить его отойти от двери, не повернув ключ в замке, оставив дом, как он говорил, нараспашку.

Где же он, в конце концов? Внутри или где-то снаружи?

Она вышла на крыльцо. Было тихо, тепло и солнечно. Все кругом – деревья в саду, летняя кухня, дорожка, ведущая через двор, цветы в горшках, столик, за которым они обычно пили кофе – казалось ясным, словно умытым розовой зарей. Так окружающий мир выглядит только ранним утром.

Разлитое в воздухе спокойствие, однако, не могло обмануть ее. Тревога нарастала, колотилась в висках, ворочалась в груди тяжелым тугим комом. Она несколько раз окликнула мужа по имени, обошла двор и сад, заглянула во все пристройки, не переставая звать его.

Только мужа нигде не было. Никто ей не ответил.

Выходит, он в доме. Или ушел куда-то с тем, кто заявился к ним ночью.

Ах, как она жалела, что послушалась мужа и осталась в спальне, да вдобавок еще и заснула! Сейчас не пришлось бы нервничать и гадать, что произошло.

Она вернулась в дом, раздумывая, что делать, если мужа не окажется ни в одной из комнат. Где она станет искать его? К кому обратится за помощью? Она недавно жила здесь, не со всеми еще познакомилась, а уж сблизиться и вовсе ни с кем не успела.

Что скажут люди, если она будет носиться по улицам, стучать в дома соседей и спрашивать, не тут ли ее молодой муж? Наверное, станут смеяться над ней: месяца не прошло, а супруг уже сбежал посреди ночи!

Пусть смеются, решила она и одернула себя: нашла из-за чего беспокоиться! Если людям захочется позубоскалить, ничто им не помешает. Главное, чтобы она в конце концов отыскала мужа.

…Потом, спустя несколько часов – долгих, страшных, до краев наполненных болью, которой уже никогда не суждено было закончиться – она нашла ответ на вопрос о том, кто же приходит беспокоить людей среди ночи.

Беда, вот кто. Беда поднимает с постели, зовет за собой. Для нее нет ни темного времени суток, ни светлого. Ни подходящих часов, ни неурочных. Ни хороших людей, ни плохих. Это беда разбудила ее любимого мужа, взяла за руку и отвела в темноту, откуда ему не суждено было вернуться.

А еще через некоторое время она поняла и еще одну вещь, гораздо более важную.

Очень часто все вокруг не то, каким кажется. Совсем не такое, как мы думаем. Вещи, люди, события чаще всего скрывают свою истинную сущность, не стремясь ее обнажить. Прячут правду за внешним обликом – лживым, неверным.

Рано или поздно все, конечно, открывается, и тогда ты видишь настоящее положение вещей. Но, как правило, бывает уже слишком поздно, чтобы попытаться что-то изменить. Избежать чего-то. Или хотя бы обрести силы, чтобы подготовить какую-то защиту.

Часть первая

Глава первая

Мария зашла в магазин за бутылкой воды, упаковкой любимого печенья и жвачкой. Когда она нервничала и пыталась успокоиться, жвачка выручала лучше любых таблеток.

Жара стояла страшная – сейчас только одиннадцать, а уже сорок в тени. Открыв холодильник, девушка достала минералку. Может, еще одну взять? Но она скоро станет горячей, пить будет противно. Лучше позже заехать еще в какую-то лавку и купить холодную.

Прижимая к себе ледяную бутылку, она направилась к кассе. Народу в магазинчике было немного: парнишка возле прилавка с выпечкой да старуха, которая стояла на кассе и выкладывала продукты на ленту.

«Не успела», – с досадой подумала Мария. Кассирша наверняка провозится целый час: вон сколько всего в тележке. Хотя, с другой стороны, торопиться смысла нет. Спешить некуда.

Кассирша, немолодая, обильно накрашенная женщина, попыталась завязать разговор с покупательницей, но старуха как воды в рот набрала. И как ей не жарко в платке и кофте с длинным рукавом? Хотя, наверное, с годами кровь становится стылой, не греет, не бурлит, разгоняясь по венам, не бьет в голову, как шампанское, не румянит щеки. Течет вяло, сонно, потому старики всегда мерзнут и надевают на себя кучу одежды.

Хорошо, хоть кондиционер работает, в магазинчике прохладно. Мария хотела зайти в кафе перекусить, но передумала: там, куда она заглянула, была жарища, а за столиком на улице еще хуже. Пару часов назад она выпила кофе в кофейне в Прокупле – ей попалось отличное местечко, и кофе там варили превосходный. Стоило и позавтракать, но аппетита не было. Ладно, обойдемся печеньем.

Старуха тем временем протянула кассирше купюры. Ее покупки уже были разложены по пакетам, и Мария подумала: как женщина потащит их – тяжесть-то какая!

Однако старуха, видимо, была жилистая и крепкая: она без видимых усилий подхватила свои покупки и зашагала к выходу.

– У меня от нее мороз по коже. Странная, нелюдимая, – вполголоса обронила кассирша, проводив покупательницу недовольным взглядом.

Мария улыбнулась и пожала плечами, не зная, что ответить. Кассирша быстро пробила чек и назвала сумму.

Выйдя на улицу, Мария почувствовала себя так, словно ее окунули в кипяток: воздух был пылающим, обжигающим. На небе – ни облачка. Солнце прилежно палило с небес, выжигая все кругом.

Девушка двинулась к темно-синему старенькому «Фольксвагену», припаркованному возле тротуара, злясь на себя, что не подумала поставить машину в тень: сейчас салон будет напоминать раскаленную духовку. Она быстро отвинтила крышку с бутылки, сделала несколько жадных глотков. Вода была такая ледяная, что заломило зубы.

В нескольких метрах от автомобиля виднелась автобусная остановка, а на ней, под крышей из прозрачного пластика, – старуха из магазина. Стояла на самом солнцепеке, с надеждой высматривая автобус. Пакеты притулились тут же, на скамейке.

Пару секунд Мария боролась с собой. И что ей вечно неймется? Своих проблем достаточно, а она опять готова решать чужие. Кто ей эта старуха? Какое дело до того, скоро ли та дождется автобуса?

Но смотреть на пожилую женщину в нелепой теплой кофте было больно. Не дай бог солнечный удар хватит! Мария представила, как автобус приезжает, старуха суетится, подхватывает свои пакеты, тащит их к дверям, силится вскарабкаться на высокие ступени… А потом, когда автобус привозит ее на нужную остановку, ей приходится с таким же трудом выходить, тащить тяжелые сумки до дому. Да и близко ли дом? Вполне возможно, до него пешком идти и идти, хорошо еще, если не в гору.

Мария открыла дверцу машины – пусть внутри хоть проветрится немного (хотя как проветрится, если ветра нет?) – и пошла к остановке. Старуха смотрела в другую сторону и не видела направляющуюся к ней девушку, но почему-то казалось, что она ждет, когда Мария подойдет и заговорит.

– Добрый день, – поздоровалась та.

Старуха обернулась и посмотрела на нее. Мария с удивлением осознала, что она не так стара, как ей показалось: вряд ли этой женщине больше шестидесяти. Глаза яркие, темные, как маслины, а взгляд живой и цепкий.

– Здравствуй, – ответила она. Не улыбалась, но смотрела доброжелательно, даже заинтересованно, вроде бы ожидая чего-то. Как будто понимала, зачем Мария к ней подошла.

– Я видела вас в магазине. У вас пакеты тяжелые. Далеко ехать? Автобус, наверное, не часто ходит.

Взгляд пожилой женщины потеплел.

– Пожалела старуху? – спросила она.

Марии вдруг стало неловко, и, смутившись, она довольно резко ответила:

– Подумала, что могу подвезти вас, если нам окажется по пути.

На самом деле она не думала, по пути ли им, собиралась отвезти старуху до дому в любом случае, и женщина, кажется, догадалась об этом.

– Добрая девочка, – проговорила она и внезапно улыбнулась. Улыбка у нее была светлая, даже немного детская. Располагающая. – Я Сара. А тебя как зовут?

Мария назвалась и улыбнулась в ответ.

– Так куда вас подбросить?

– Спасибо, милая, – ответила Сара. – Я покажу дорогу. Может, и вправду нам окажется по пути.

Эти слова, вроде бы простые, прозвучали странно, словно в них содержался некий подтекст.

Мария подхватила пакеты, загрузила их в багажник. Когда захлопывала крышку, увидела, что Сара уже устроилась на пассажирском сиденье и смотрится там на редкость… уместно. Как будто она престарелая тетушка или добрая знакомая и имеет законное право сидеть в машине Марии.

Обойдя машину, девушка села за руль. Было жарко, но все же терпимо. Она завела мотор и открыла окна.

– Кондиционера нет, – извиняющимся тоном проговорила Мария. – Сейчас поедем, попрохладнее станет.

Сара улыбнулась и похлопала ее по руке. Этот одобрительный жест показался неожиданно приятным.

– Куда ехать?

– Пока прямо. Выезжай потихоньку из города.

Много времени на это не понадобилось: Куршумлия – городок небольшой, живут здесь немногим больше десяти тысяч человек, и, как большинство сербских городов, очень древний. Проезжая по его улочкам, Мария по привычке – как всегда, когда попадала в подобные города и поселки – думала о том, сколько повидали за минувшие века здешние места. В этом была особая магия – магия истории, древности, утекающего безвозвратно времени.

Греки, кельты, фракийцы, римляне ступали на эту землю, смотрели на воды реки Топлице, вдыхали чистый сухой воздух, строили дома и крепости. Здесь звучали их голоса и смех. На месте Куршумлии стоял когда-то римский город Ad Fines, что в переводе означает «на краю».

Марии и впрямь казалось, что она находится где-то на краю – страны, всего мира, своей жизни. Она едва слышно вздохнула, прогоняя непрошеные грустные мысли.

– Ты туристка? – спросила Сара и поспешно прибавила: – Теперь налево и дальше прямо примерно десять километров до Избора. Наверное, на Джаволя Варош посмотреть приехала? Или в Баню? Многие ездят.

Конечно, только так она и могла подумать. Зачем еще сюда приезжать, если не в одну из знаменитых сербских Бань – бальнеологических курортов (тут как раз поблизости есть Пролом-Баня и Куршумлийска Баня) или не на экскурсию во всемирно известный Город Дьявола, что примерно в трех десятках километров от Куршумлии?

В Джаволя Варош Мария уже бывала, и это место заворожило ее. Шутка ли – над мертвым ручьем, по берегам которого не растут растения, а в воде не водится никакой живности, возвышаются двести два каменных столба высотой до пятнадцати метров, на вершинах у многих – черные валуны, стокилограммовые каменные блоки. Человек тут ни при чем, чудо создано природой – ветрами, дождем, перепадом температур. Каменные монолиты словно живые: они растут и уменьшаются, рушатся, снова возникают…

Но сейчас Марии было не до экскурсий.

– Нет, я приехала по работе, – ответила девушка, и это было правдой лишь наполовину. За работу ведь платят, а ей никто пока платить не собирался. Да и вообще не понятно, получится ли из ее поездки что-то путное и зачем ехать в такую даль, когда…

– Откуда ты родом, милая? Где живешь? Кто твои родители? – новые вопросы прервали ее размышления.

Сара подняла руки к голове и сняла платок. В машине было уже не так жарко, вполне терпимо. Но все равно Мария не представляла себе, как можно в такой зной носить что-то, кроме легкого сарафана или футболки с шортами. На ней самой было бледно-розовое платье без рукавов.

– Я из Белграда, – ответила Мария. – Всю жизнь там живу. Отец умер, когда мне было два года. Мама тоже ушла. В прошлом году.

– Бедное дитя. Должно быть, нелегко тебе справляться со всем одной.

Сара смотрела на Марию, и та обернулась, чтобы поблагодарить за сочувствие и сказать, что давно привыкла рассчитывать только на саму себя, но осеклась, не успев и рта раскрыть.

На ее спутнице больше не было платка, и оказалось, что волосы ее, не тронутые краской, не имеют ни малейших признаков седины. Они были густые и темные, блестящие, как у совсем молодой женщины. В сочетании с морщинами и прочими явными приметами пожилого возраста это выглядело весьма необычно.

Но больше всего Марию поразило другое. Волосы Сары были гладко зачесаны назад, обнажая уши. Вернее, ухо, потому что оно было только одно. На месте второго виднелась дыра, а вокруг – бугристая, покрытая рубцами, словно изуродованная ожогом, кожа.

Пару секунд Мария молча глазела на все это, потом, сообразив, что ее взгляд почти неприличен, отвела глаза и снова стала смотреть на дорогу, позабыв, что собиралась сказать.

– Извини. Вот потому я и ношу платок, когда иду в город. Чтобы никого не пугать понапрасну.

Они проехали указатель, на котором было написано «Избор». Заезжать в село не стали, проехали мимо. Сара махнула рукой, показывая, куда нужно свернуть.

Марии стало совестно, она обругала себя за то, что не сумела скрыть эмоций: жалости, смешанной с отвращением, за которое тоже было стыдно. И почему чужое увечье так часто вызывает у людей брезгливость?

– Это вы меня простите. Я просто от неожиданности так на вас уставилась. – Она потянулась за бутылкой и сделала глоток воды. – Что с вами произошло? Несчастный случай?

– Можно и так сказать. Если хочешь, я надену платок.

– Нет-нет, что вы! – запротестовала Мария, все сильнее кляня себя за неделикатность и соображая, как бы половчее перевести разговор на другую тему.

Сара пришла на выручку, задав новый вопрос:

– Кем же ты работаешь? Сейчас увидишь перекресток, сверни налево, а дальше будем все время ехать прямо.

Дорога уводила все дальше в горы. У Марии, равнинной жительницы, на большой высоте всегда с непривычки кружилась голова и закладывало уши.

– Я журналистка, – ответила она. – Хочу написать статью.

– Значит, за статьей приехала, – словно бы и не удивившись, протянула Сара. – О чем же тебе поручили написать?

– Это не задание редакции, а мое собственное желание. Никто меня сюда не отправлял, ничего не поручал и, похоже, зря я приехала, – неожиданно для себя разоткровенничалась Мария. Малознакомым людям вообще легче говорить правду.

– Не говори так. Раз приехала, значит, точно не зря.

И снова, уже во второй раз, слова были дежурные, обычные, а фраза прозвучала значительно, весомо.

– Меня уволили две недели назад, – сказала Мария. – Я после университета шесть лет проработала в этой дрянной газетенке, а меня взяли и вышвырнули!

Она почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Воспоминание о пережитом унижении еще не успело поблекнуть. Когда стало ясно, что кого-то из корреспондентов придется сократить, у этой сволочи главреда и мысли не возникло о другой кандидатуре! Выбор сразу же пал на Марию.

Да, она не создала ни одного сенсационного материала – так и никто другой в редакции такого не написал! Обычная рутина: новости, реклама, некрологи – никаких громких дел. Гением журналистики Мария, может, и не стала, но был ли среди ее коллег тот, кто писал лучше, ярче? Разумеется, нет!

Все были примерно равны по уровню профессионализма и одаренности, но все же у Марии имелось слабое место. Она была уязвима, потому что имела наглость родить дочь, а потому стала часто отпрашиваться, уходить на больничный, вот ее и вытурили.

– У тебя, наверное, трудности с деньгами? – сочувственно спросила Сара, и, хотя вопрос был из разряда личных, это не казалось бестактным.

– Нет, пока все в порядке. Мне выплатили, что положено. И Стефан нам помогает, старается обеспечивать.

– Это твой муж?

– Мы официально не женаты, – озвучила Мария свой стандартный ответ на этот вопрос.

И снова полуправда, снова она юлит, умалчивает, недоговаривает. Даже сейчас, когда некому уличить ее во лжи, Мария не могла соврать. Но и сказать всю правду не решалась: духу не хватало.

Дорога становилась все уже, с одной стороны на нее наступали горы, с другой был лес. Мария вспомнила, что давно уже не видела ни одного указателя с наименованием населенного пункта – какого, кстати? Сара так и не сказала, где живет. Только говорила, куда повернуть и по какой дороге ехать.

– Как называется ваш поселок?

– Поле Купине.

– Кажется, не встречалось такого названия на указателях.

– Его трудно найти, если не знаешь, где искать.

Теперь они ехали по лесу, карабкаясь все выше в гору. Двигатель ревел, и Мария стала опасаться, как бы он не перегрелся. Не хватало еще застрять в этой глуши! Ей захотелось побыстрее доставить Сару домой и вернуться обратно в цивилизацию.

Сколько они проехали? Километров двадцать пять, не меньше. А то и все тридцать. Хорошо, хоть залила в Куршумлии полный бак. Опасения, найдет ли обратную дорогу, она отбросила: просто будет ехать вниз, под гору, пока не доедет до того перекрестка, где свернула налево. От него, кажется, не очень далеко до Избора, который есть на карте.

– Жалеешь уже, что взялась подвезти меня? Не думала, что в такую даль заедем? – проницательно спросила Сара, и Мария смутилась.

– Что вы, все хорошо! Просто… если бы не я, как вы попали бы домой? Автобус сюда вряд ли ходит.

– Только до Избора. Дальше пришлось бы ловить попутку.

Мария кивнула, отметив про себя, что навстречу им попались всего несколько машин и, кажется, ни одна не обогнала. А уж с того момента, как свернули на перекрестке, они и вовсе ехали по пустой дороге.

– Повезло мне с тобой, милая. Ты не бойся, я заплачу. – И, не успела Мария возразить, спросила: – Ты так и не сказала, про что хотела написать в своей статье?

Поколебавшись, Мария ответила:

– По некоторым сведениям, где-то в этих горах есть уникальное место – такое же необычное, как Город Дьявола, только мало кому известное. Информации о нем мало, все больше слухи и домыслы. Ни на одной карте его нет, однако в некоторых старинных книгах есть упоминания, причем различные источники называют разные варианты местоположения. В Ирландии, например, или в Румынии, а то и вообще где-то в Южной Америке. Путешественники, историки, географы в разные времена пытались найти это место, но ни у кого не вышло. В итоге стали думать, что его и вовсе не существует, это легенда, сказка. Или, может, оно существовало в старину, а потом по каким-то причинам пропало.

– Почему же ты решила, что у тебя получится его найти? Что это место вообще есть на белом свете?

– Подруга моей бабушки написала ей о нем в письме. Я нашла обрывок того письма, когда разбирала мамины вещи. Так вот, та женщина писала, что приехала к своей сестре в Куршумлию и во время одной из поездок по окрестностям увидела его. Письмо, как я и сказала, сохранилось не целиком, но ведь есть точное указание города! Зачем той женщине врать и выдумывать? Она, похоже, понятия не имела, что именно увидела, и просто поделилась своими ощущениями с приятельницей. Так что я ей верю. Вот и решила поехать сюда, – разобраться на месте, поспрашивать местных.

– И как? Выяснила что-нибудь?

Мария ехала, вцепившись в руль. Когда уже кончится этот лес? Деревья нависали над дорогой, как шатер. Даже зной тут уже не чувствовался, и, хотя недавно минул полдень, царил полумрак.