Прошлое должно умереть

– Как ваши дела? – поинтересовался старик, хотя прекрасно видел и разобранные пулеметные «гнезда», и подготовленное к установке оружие.

– Увеличиваю огневую мощь, капитан.

– Весьма полезное занятие, адира.

– Я тоже так думаю.

Вооружение паровинга состояло из пяти пулеметов: шестиствольного «Гаттаса» в закрытой турели, защищающего машину сверху, и четырех «Шурхакенов» в крыле. Их-то девушка и распорядилась заменить на мощные «Гаттасы». А всю прошлую неделю она устанавливала на машину башню с автоматической тридцатимиллиметровой пушкой «Марту», и потому старик не удержался от вопроса:

– Планируете принять участие в какой-то войне?

– Хочу быть готовой к любому развитию событий, – улыбнулась Кира. – К тому же никто до сих пор не устанавливал «Гаттасы» в крыло.

– Возможно, – не стал спорить старик, намекая, что плохо разбирается в диковинной кардонийской технике. И потрогал стеком тяжелый пулемет. – Но отзывы о «Гаттасах» настолько восторженные, что мессер распорядился заменить «Шурхакены» и на «Дрезе». Мы испытали новое оружие и остались довольны.

– Я испытывала «Гаттасы» в деле, – обронила Кира.

– Я знаю, – обронил старик.

Они помолчали, после чего Жакомо сообщил:

– Ваша знакомая прибудет к ужину. Ее встретят на причале и доставят в замок.

Известие о скором появлении подруги детства привело Киру в восторг: девушке не терпелось встретиться с Сувар, рассказать последние новости, похвастаться модернизированным паровингом, однако ее новое положение – знатной адигены – диктовало правила поведения. Никаких встреч на причале.

– Прекрасно, капитан, я буду ждать Сувар в замке.

– Благодарю, адира.

Старик изобразил улыбку и внимательно посмотрел в сторону.

В свои двадцать четыре Кира обладала превосходной фигурой: стройной, но женственной, с небольшой грудью и округлыми бедрами, а в сочетании с прелестными чертами лица девушка превращалась в настоящий магнит для мужских взглядов. Но поскольку никто из лингийцев даже на секунду не мог позабыть ни о высоком положении Киры, ни о том, что ее супруг достиг вершины Высокого искусства и с гордостью носил титул бамбадао, мужчины старались не рисковать и в присутствии адиры дер Даген Тур часто смотрели в сторону.

Даже старый Жакомо.

На лицо Кира была не менее привлекательна: высокие скулы, тонкие брови, карие, с золотыми искрами глаза, возможно, не очень большие, но яркие, задорно светящиеся, чуть вздернутый носик и полные, манящие губы. Венчали картину густые рыжие волосы, стянутые сейчас в тугой узел.

– У вас есть какие-либо планы на вечер, адира? – вежливо осведомился старик.

– Посколько приезжает Сувар, то нет, – медленно ответила девушка, прикидывая, успеет ли она закончить перевооружение до ужина. – А в ближайшие дни я не против осуществить наш давно задуманный эксперимент.

– Опасный эксперимент, – обронил старик.

– Я знаю, – согласилась Кира.

Она твердо решила провести испытание новой системы старта в отсутствие супруга и целенаправленно готовилась, заставляя механиков работать допоздна. Впрочем, главная подготовка заключалась в убеждении Жакомо согласиться на безумную выходку.

– Вы обещали, капитан, – напомнила Кира.

– Да, обещал, – подтвердил старик, проклиная себя за слабоволие.

– Если все пройдет хорошо, Помпилио будет очень доволен.

– Если что-то пойдет не так, он меня казнит.

– Если что-то пойдет не так, вы, скорее всего, погибнете.

– Это утешает, – не стал скрывать Жакомо. – Лучше погибнуть, чем столкнуться с яростью Кахлеса.

– Так вы мне поможете?

– Разумеется, адира, я ведь обещал.

И они, не сговариваясь, посмотрели на возвышающийся за пределами города эллинг, гигантский «домик», выстроенный Помпилио для любимого «Амуша». Колоссальное строение, высота которого превышала пятьдесят метров, а длина – триста пятьдесят, казалось небольшой горой, защищающей Даген Тур от дующих из долины ветров, однако «Дрезе», грузовик капитана Жакомо, был хорошо видим справа, надежно пришвартованный к причальной мачте. Цеппели класса «камион», предназначенные для перевозки грузов на подвесных платформах, отличались поистине невероятными размерами, некоторые из них превосходили даже тяжелые крейсеры, и «Дрезе» при всем желании не мог поместиться в эллинг Исследовательского Рейдера.

– Когда вы хотите провести эксперимент, адира?

– Через день или два – мне нужно закончить подготовку.

– Прошу предупредить меня заранее, – попросил старик.

– Разумеется, капитан, – кивнула Кира и совсем не по-адигенски, зато искренне добавила: – Спасибо.

В ответ капитан Жакомо склонился в церемонном поклоне.

* * *

Все сферопорты Герметикона строились по одному плану и тем походили друг на друга: причальное поле, склады, здание вокзала и – самое главное – грандиозная Сфера Шкуровича, выполненный из астрелия маяк, невидимый свет которого указывал астрологам путь через триллионы миль Пустоты.

Сферы Шкуровича устанавливали на всех открываемых планетах экспедиции Астрологического флота, поскольку только алхимики Герметикона умели работать с астрелием и располагали его запасами. Сферы Шкуровича были абсолютно одинаковы и в пограничных мирах, и на планетах Ожерелья. План построения сферопортов был един, однако на развитых планетах они оказывались заставлены причальными мачтами, между которыми прокладывали аккуратные дороги. Грузовые цеппели приземлялись на отдельном поле, примыкающем к складской зоне, к которой обязательно подводились железнодорожные пути. Пассажирские корабли швартовались ближе к зданию порта, как правило – красивому и многоэтажному. Но чем беднее мир, тем проще оказывались ворота в него: исчезали причальные мачты и железнодорожные пути, уменьшалось количество этажей главного здания и число складских ангаров, а цеппели становились проще и неряшливее. В сферопорты дальних планет чаще всего заходили грузовики, «купцы» да пассеры третьего класса, владельцы которых плевать хотели на потрепанный внешний вид – они использовали цеппели исключительно для извлечения прибыли, и потому появление на заштатной Уканге красавца ИР – Исследовательского Рейдера – надолго стало для местных жителей темой номер один. Но еще больше их поразило название корабля – «Пытливый амуш», и узнав, что на Укангу действительно зашел цеппель знаменитого Помпилио дер Даген Тура, местные испытали нечто вроде религиозного экстаза, многократно усилившегося после известия о том, что рейдер не собирается уходить сразу, а задержится на несколько дней «для проведения мелкого ремонта». При этом местных не смутило отсутствие на корабле самого Помпилио, объяснять которое капитан Дорофеев посчитал излишним – для слухов было достаточно цеппеля, и уже вечером укангианские сплетники договорились до того, что дер Даген Тур собирается пригласить их планету в богатый Лингийский союз, после чего деньги к ним польются рекой, а делать ничего не нужно. И на этой счастливой ноте местные отправились спать. Что же касается традиционного цепарского гостеприимства, то его попыталась продемонстрировать команда стоявшего под разгрузкой камиона, затеяв с командой «Амуша» «вышибалу» в самом большом трактире сферопорта. И начисто проиграла, поскольку подчиненным дер Даген Тура приходилось тренироваться едва ли не в каждом сферопорту, в который заходил ИР.

И именно с этого инцидента капитан Дорофеев начал совещание.

– Бедокур, утром ко мне приходил шериф.

– Я видел, как этот достойнейший блюститель закона поднимался на борт, капитан, – вежливо отозвался здоровенный шифбетрибсмейстер «Амуша», медленно потирая могучие лапищи и улыбаясь так, словно вспомнил что-то забавное. – Не скажу, что это хорошая примета, особенно при ясной погоде, к счастью, сегодня не вторник… все зависит от того, чем закончился визит.

– Шериф ушел, – вежливо ответил Дорофеев.

– В таком случае влияние его отрицательной ауры оказалось минимальным, – поразмыслив, сделал вывод Бедокур. – Но я все равно поменяю амулет у порога…

В ведении корабельного шифа – шифбетрибсмейстера – находилась вся техника цеппеля: кузель, тяговые двигатели, электрическое хозяйство, механика, гидравлика, рулевое управление, в общем, все, за исключением астринга, пребывающего в ведении астролога, рации, за которой присматривал радист, и алхимической лаборатории. Чира Бедокур головой отвечал перед Помпилио за состояние «Амуша», досконально разбирался во всех тонкостях механики, гидравлики, электрического дела и всего, что ему требовалось для работы, словом, держал цеппель в образцовом порядке. А благодаря гигантскому росту и могучему сложению, способному сделать честь любому медведю, Чира без хлопот справлялся и со второй обязанностью шифбетрибсмейстеров – управлением нижними чинами.

Одевался Бедокур обыкновенно: майка, чистая только по утрам, пока Чира не добирался до машинного отделения, крепкие башмаки, штаны со множеством накладных карманов и рабочий пояс с подсумками. А вот выглядел не совсем обычно: длинные волосы заплетал в бесчисленные косички, украшенные разноцветными веревочками и нитками бус, на широкой груди болтались четыре амулета, а на руках позвякивали браслеты на все случаи жизни: путешествия сделали Чиру суеверным, он внимательно относился к знакам и знал все магические способы защиты от магических способов нападения.

И не только магических.

– Шериф сказал, что, если бы старпом грузовика умер, ты бы так легко не отделался, – сообщил Дорофеев.

– А как легко я отделался? – заинтересовался Бедокур.

– Бабарский? – не глядя на суперкарго, спросил Дорофеев.

Иоахим Христофор Бабарский, которого все называли ИХ, отвечал и за грузы, и за судовую кассу, и за обеспечение цеппеля всем необходимым, и за те переговоры с местными, которые не хотели вести старшие офицеры, в смысле, не хотел вести капитан, поскольку Помпилио дер Даген Тур не часто снисходил до общения с простыми смертными. Бабарский решал проблемы, а благодаря природному обаянию решал их быстро и с неизменной выгодой для «Амуша». При этом внешне суперкарго был полной противоположностью Бедокуру: ростом под сто шестьдесят, полненький, пухленький, с округлым лицом и носом картошкой.

– Шериф хотел пять цехинов штрафа и пять лично себе. Мы сошлись на одном цехине штрафа, и я кое-что доставлю на Фарху. – Бабарский шмыгнул носом. – Боюсь, меня свалит простуда…

И демонстративно покашлял.

Маленький суперкарго кашлял, чихал и жаловался на температуру при каждом удобном случае, и ни один разговор с ним не обходился без рассказа о тяжких наследственных и приобретенных заболеваниях, вирусах и бактериях, которые сговорились загнать несчастного в могилу. А самым благодарным слушателем Бабарского считался судовой медикус Хасина, который с радостью скармливал суперкарго изобретаемые со скуки микстуры и наблюдал за результатом.

– То есть ты опять взял контрабанду, – понял Дорофеев.

– Я должен заботиться о наполнении судовой кассы, – вздохнул ИХ. – И о том, чтобы кое-кто из здесь присутствующих не оказался в тюрьме.

– Они первые начали, – заметил Чира.

– Они всегда начинают первыми, – кивнул Бабарский. – А ты вечно попадаешь в полицию.

– Не в этот раз, – сказал Бедокур и отвернулся, продемонстрировав обиду.

– Что касается цехина, – как ни в чем не бывало продолжил Дорофеев, – заплатим его из судовой кассы. В конце концов, они действительно начали первыми.

– Спасибо, капитан, – с чувством произнес Чира.

– Опять убытки, – не удержался ИХ.

– Будем считать это транспортными расходами.

Оспаривать решение капитана никто не стал.

Базза Дорофеев был единственным офицером ИР, который всегда – абсолютно всегда! – носил форму, темно-синий повседневный мундир офицера Астрологического флота, пребывающий, разумеется, в идеальном состоянии. Капитан не отличался высоким ростом, но был плотен, крепок и держался с такой властностью, что любой человек с первого взгляда определял, кто на цеппеле главный. Причем в присутствии Помпилио мало что менялось: дер Даген Тур никогда не оспаривал принятые капитаном решения и не отдавал ему приказы. Приказным тоном.

А наилучшим образом их взаимоотношения характеризовал тот факт, что капитан Дорофеев был единственным во всем Герметиконе человеком, которому Помпилио говорил «вы».

А самого Дорофеева наилучшим образом отличал жуткого вида шрам, обезобразивший левую сторону лица Баззы и придающий ему устрашающий вид. Шрам Дорофеев заработал во время знаменитого штурма Бреннана, тогда же едва не потерял голову, но Помпилио оценил умелые действия самого молодого пиратского адмирала, добился для него помилования и сделал капитаном «Пытливого амуша».

– Теперь поговорим о том, для чего я вас собрал, – негромко произнес Дорофеев. – Завтра на рассвете мы покидаем сферопорт, чтобы к полудню выйти к точке перехода на Фарху.

– Прекрасная новость, – одобрительно кашлянул ИХ. – У меня от местного климата начинается неконтролируемое сведение мышц и колики.

– Можно подумать, на Фархе тебе станет лучше, – ядовито пробубнил Чира.

– Лучше не станет, скорее – хуже, – с печалью ответил Бабарский. – Я слышал, в фархианском воздухе присутствует много ядовитой пыльцы.

– Я хочу выслушать доклады о готовности к походу. – Голос Баззы стал прохладным. – Бабарский?

– У меня все готово, – кивнул ИХ и в подтверждение своих слов громко чихнул.

– Уточни.

– Пища, вода, боеприпасы…

– Груз?

– Здесь нечего брать, капитан, нищий мир, бессмысленный… – Бабарский потрогал себя в районе сердца, вздохнул и закончил: – К счастью, шериф рассказал мне о замечательных местных изумрудах…

Каким бы «бессмысленным» ни был мир, суперкарго всегда отыскивал возможность извлечения прибыли.

– Много взял?

– Самую малость. Только чтобы оплатить эту экспедицию и вытащить Бедокура из кутузки.

– Я не был в кутузке!

– Не перебивай меня во время доклада, – потребовал ИХ и вновь повернулся к капитану. – Суперкарго к походу готов.

– Хорошо, – одобрительно кивнул Дорофеев. – Бедокур?

– Приметы нам благоволят, капитан: утром я видел двух птиц, летящих с запада на восток, вчера после полудня прошел дождь, и никто из обиженных не умер. Можно отправляться.

Базза давно привык к своему шифу, поэтому никак не прокомментировал его слова, а лишь вопросительно поднял брови.

– Техническое состояние «Амуша» удовлетворительное, – деловым тоном сообщил Чира. – Кузель в полном порядке, тяговые двигатели исправны, гидравлические системы…

– Поверю на слово, – кивнул Дорофеев. – И прошу провести дополнительную проверку оружия. Мессер уверен, что затеянная им экспедиция абсолютно безопасна, но вы знаете мои принципы…

– Мы не приходим в гости безоружными.

– Верно.

Исследовательские рейдеры строили по чертежам импакто, но ради скорости снимали с них основные боевые системы.

– Я проведу дополнительную проверку, – кивнул Бедокур.

– Вот и хорошо.

В действительности служб на цеппеле было намного больше. На совещании не присутствовал алхимик Мерса, но по уважительной причине: он вторые сутки занимался снаряжением боеприпасов для арсенала Помпилио, и Дорофеев решил его не беспокоить. К тому же, зная скрупулезность алхимика, капитан не сомневался, что у Мерсы все в порядке.

Не явился и Галилей Квадрига, но он никогда не являлся. Как все астрологи, Галилей был немного не в себе, но ему, как, впрочем, и всем астрологам, многое прощалось.

– В таком случае, синьоры, совещание закончено, – подвел итог Дорофеев. – Завтра нас ждет Фарха.

* * *

Герметикон занимал мизерную часть Вселенной в одном из рукавов не самой большой галактики, но при этом был неимоверно, немыслимо огромен, как свидетельствовали постоянно обновляемые Астрологические атласы, описывающие тысячи звездных систем, изученных с помощью телескопов и экспедиций. Каждая новая пригодная для жизни планета открывала перед человечеством новые перспективы, приближая звезды, до которых еще вчера было не дотянуться. Голубые гиганты и белые карлики, молодые и угасающие, отчетливо видные и прячущиеся в туманностях… не каждая звезда могла похвастаться пригодной для жизни планетой, но за сотни лет экспансии люди заселили десятки миров. Однако далеко не все они сумели превратиться в развитые планеты, способные не только обеспечивать себя, но и торговать с другими системами. И причин тут было множество. На одних мирах, как, например, на Лусте, не было найдено ничего интересного: ни полезных ископаемых, ни минералов, ни ценных пород дерева или особенных растений – ничего, что оправдало бы затраты на перевозку; иногда мешал климат: на Уфире оказалось слишком холодно, а на Скрале дули настолько сильные ветры, что цеппели могли летать там лишь три месяца в году. Но большинству миров банально не хватало населения, и особенно – грамотного населения, способного провести детальное исследование планеты и отыскать какой-нибудь уникальный товар. Образованные люди – картографы, биологи, геологи, алхимики… – требовались везде, до границ Герметикона они добирались не часто, как правило, в составе экспедиций, и потому многие планеты еще хранили свои тайны, чтобы в будущем стать подлинными «жемчужинами». Возможно – в очень далеком будущем. А пока их малочисленные обитатели вели замкнутую и, увы, не всегда спокойную жизнь.

Потому что именно такие миры привлекали тех, кто пребывал не в ладах с законом.

На окраине обитаемой Вселенной можно было повстречать не только исследовательские цеппели Астрологического флота и частных экспедиций, но и контрабандистов, наемников, пиратов и даже работорговцев. Серьезные армии на бедных планетах отсутствовали, сферопорты защищались слабо, а контроль за приходящими цеппелями велся спустя рукава. И Фарха, небогатый мир на окраине Южного Бисера, до недавнего времени был одной из подобных планет.

Малонаселенная, малоизученная, покрытая бескрайними лесами гигантских мегатагенов Фарха долгое время прозябала в забвении, не интересная абсолютно никому. Однако, отыскав свой уникальный товар – плотную, дающую необычайный розовый оттенок сердцевину мегатагенов, – стала развиваться, и теперь ее население перевалило за двести тысяч человек, что, по меркам граничных миров, считалось великолепным достижением. При этом фархианцы заселили меньше половины одного из четырех континентов, вырубали те леса, до которых могли дотянуться, и планета превратилась в весьма удобный мир: с одной стороны, большая часть огромных пространств никак не контролировалась властями, с другой – на Фарху стали часто заходить цеппели, и в сферопорту давно перестали удивляться новым кораблям. Особенно приходящим не в первый раз.

Как, например, торговый цеппель «Белый парнатур» под флагом Ямны, который вышел из перехода примерно в три часа ночи и чей радист законопослушно сообщил на землю, что приземляться в порту не будет, чтобы не терять время. А поскольку этот «купец» появлялся на Фархе достаточно часто, таможенники махнули на подобное нарушение рукой и лишь пожурили цепаря за то, что он их разбудил.

«Парнатур» отправился на север, но, отойдя от сферопорта на пятьдесят лиг, повернул на запад, через семь часов хода на крейсерской скорости достиг океана и еще пять часов двигался над ним, добравшись наконец до расположенной на соседнем континенте колонии спорки. Пересек довольно большой залив и остановился над безымянным островом, на котором несколько месяцев назад появился пиратский лагерь: большой дом капитана Мааздука, казарма, она же – кабак, она же – игорный дом – для его подчиненных, склады и мастерские.

Изначально Ричард Мааздук планировал разместиться рядом с колонией, но спорки отказались от соседства с опасными людьми.

К причальной мачте был пришвартован импакто «Орлан», «сигару» которого украшал герб Скурийской республики – алый факел на черном, с серебряными насечками, щите. Второй мачты на острове не было, однако наземная команда знала свое дело и, захватив сброшенные с «Парнатура» швартовы, быстро прижала корабль к земле, а прибывший на поле Мааздук лично встретил его хозяйку – черноволосую женщину в изящном темно-синем иоле – традиционном одеянии ведьм спорки, вышедшую из корабля в сопровождении четырех вооруженных телохранителей. Лично встретил и очень почтительно поприветствовал, не забыв поясной поклон, обязательный при встрече ведьмы столь высокого ранга. Затем проводил гостью в дом, и только здесь, на террасе, где их никто не мог подслушать, Ричард смог слегка расслабиться.

– Добрый день, синьора Тайра.

– Рада тебя видеть, Огнедел.

При посторонних ведьма никогда не называла собеседника именем, которое они тщательно скрывали.

В ответ Ричард улыбнулся и машинально ощупал взглядом фигуру ведьмы. Не то чтобы у него были какие-то виды, просто Мааздук знал, что Тайре нравятся мужские взгляды. Да и посмотреть было на что. Ведьма не могла похвастаться длинными ногами или большой грудью, была невысокой, плотной, но подтянутой. Опиши такую словами – мало кто заинтересуется, однако Тайра умела подать себя, и ее женственная фигура, окутанная нежным темно-синим шелком, всегда приковывала внимание окружающих.

– Как твои дела?

– Неплохо. Вина?

– Я хочу белого.

– Конечно.

Он поднялся с кресла, в котором успел удобно устроиться, наполнил два бокала, вернул бутылку в ведерко со льдом и подал угощение собеседнице.

– Вы превосходно выглядите, синьора.

– Благодарю.

На фоне легкого, если не сказать – игривого наряда Тайры выправка Мааздука была особенно заметна и выдавала бывшего офицера. Что подтверждалось атлетической фигурой, повелительной манерой строить фразы и тем, как легко и непринужденно Огнедел встал во главе «Орлана». Команду Ричард собрал из редкостных негодяев, но порядок на борту установил железный, и Тайра знала, что выучкой команда ее личного пирата превосходила даже военных ямнийского флота. Но при этом Мааздук обладал совершенно «не командирским» голосом: глухим и не зычным, как будто надорванным.

– Когда появится Помпилио? – негромко осведомилась Тайра, пригубив вина. Холодного и совсем несладкого – именно такое белое она любила.

– Он уже здесь, – ответил Огнедел, глядя на ведьму поверх бокала. – На Фархе.

– Где именно?

– Сегодня Помпилио покинул Гейтсбург и направился в Фоксвилль.

– То есть я опаздываю?

– Нет. Если вы вылетите сегодня в ночь, то прибудете в Фоксвилль примерно в то же время, что и Помпилио.

– А если нас что-нибудь задержит? Встречный ветер, например? – Чувствовалось, что Тайра очень хочет добраться до адигена и раздосадована тем, что потратила время на визит в колонию.

– Помпилио будет ждать вас столько, сколько потребуется, синьора, – успокоил ведьму Огнедел. – В конец концов, он ведь уже здесь.

Бросил все и прилетел на пограничную планету, попавшись на простейшую наживку: обещание выдать ему злейшего врага. Прилетел один, таким было условие, однако и Ричард, и Тайра понимали, что Помпилио умен и осторожен, и потребовали, чтобы он отправился в Фоксвилль по земле, в сопровождении местных проводников, желая убедиться, что адигена действительно никто не сопровождает. И убедились.

– Разведчики доложили, что Помпилио в точности выполняет инструкции, – сообщил Огнедел.

– Это хорошо… – Тайра с удовольствием посмотрела на запотевший бокал. – Я до сих пор не верю, что мы заманили его в ловушку одним-единственным письмом.

– Помпилио самонадеян.

– Но он не идиот.

– Нет, конечно. Однако жажда мести туманит ему голову.

– При этом Помпилио не забывает о главном правиле мести, – заметила ведьма.

– О каком? – не понял Ричард.

– Остаться в живых, – улыбнулась Тайра. – Помпилио вел расследование в Унигарте, все время оставаясь на глазах Винчера Дагомаро, вел расследование против него, но канцлер ничего не мог поделать, потому что Помпилио день и ночь защищали телохранители его брата, дара Антонио.

– Я помню нашу договоренность, – сухо ответил Огнедел. – Если на Фарху явятся лингийские крейсера, я немедленно покину планету.

– Хорошо…

Однако Мааздук позволил себе перебить женщину:

– Но я убежден, что на этот раз Помпилио не обратился к брату. Он прилагает колоссальные усилия, ему помогают все дары Герметикона, его требования безропотно выполняет Омут, но он не может меня поймать. Помпилио в ярости и отчаянии. Он догадывается, что наше письмо может оказаться ловушкой, но ухватился за шанс добраться до меня.

Ведьма кивнула и осведомилась:

– Что «Амуш»?

– По моим оценкам, ИР прибудет на Фарху послезавтра, – немедленно ответил Ричард.

– И?

– Я позаботился о том, чтобы ИР встретили.

– Надеюсь, ты подобрал надежных исполнителей?

– Я нашел лучших исполнителей, – уверил ведьму Мааздук. – Это крепкие, уверенные в себе парни, готовые взяться за любое дело.

– Они не испугаются, узнав, на кого придется напасть?