Чудильщик

Александра Гардт

Чудильщик

1. Сон

Таньки не было уже неделю. Она умерла в скучный, ничем не примечательный осенний день. Но я все равно ждала звонка, сообщения, высматривала на сайте «ВКонтакте» огонек напротив ее имени. Я была уверена, что она напишет мне лично или в какой-нибудь чат. Пошутит, пришлет енотика, потом – панду, и я разражусь глупым, радостным смехом.

Отделится от стены, когда я буду спускаться по лестнице рано утром. Скажет: «Эй, зануда, привет!». А я почти кувыркнусь через десять ступенек, уроню сумку и повисну у нее на шее. Буду висеть и даже ни капельки не заплачу. Честное слово! Она ненавидит слезы и чувство жалости.

Но ее не было.

Всю эту неделю я рисовала Таньку: розовые волосы… постойте, не розовые, нет, цвета «фуксия». Курносость, тяжелый взгляд и миллион сережек-сердечек в ушах. Учителя даже не думали донимать меня за неподобающее поведение, все норовили домой отпустить или подбодрить. Но после похорон (ужасное слово, оно же не про Таньку, правда?) я сказала родителям, что не пойду к психологу и дома сидеть не буду, а в школу – пожалуйста.

Мне нужно было присутствовать на уроках, на тот случай, если Танька вдруг объявится. Я даже украдкой закинула ей денег на мобильный, она вечно уходила в минус. Главная хулиганка школы и я – отличница Маргоша. Мы подружились в пятом классе: она нарисовала на меня шарж на доске, а я треснула ее по голове учебником. Были врагами, но моргнуть не успели, как стали лучшими друзьями навек.

Я рисовала Таньку день за днем. Это было глупо, ведь у меня осталась куча фотографий, но я слышала однажды, что когда закрываешь глаза и не можешь вспомнить ни единой черточки, ты отпускаешь человека, и он уходит в никуда. Еще я читала про стадии принятия горя и то, что время примиряет со всем. Поэтому я послала и психологов, и дурные статейки подальше. Я не хотела, чтобы Танька уходила, и рисовала ее по памяти, закрыв глаза.

– Кольцевая композиция, – вдруг сказала Айсурат, наша русичка, – это когда герой оказывается в тех же обстоятельствах в конце произведения, что и в начале. Автор прибегает к данному приему, чтобы показать, как изменился персонаж.

Дальше и русичку, и класс снова выключило, а я оказалась в неясном полумраке со своим белым листом. Долго черкала и штриховала. На этот раз мне не понравилось, как легла тень, поэтому я убрала рисунок в сумку и достала папку – чтобы продолжить начатое. В голову ударило – это и есть кольцевая композиция, только теперь Танькин портрет рисую я. Вспомнилось все, через что мы прошли. Ее первое увлечение, моя первая пара, наши закаты на крыше, моя вечная любовь, гулявший со старшеклассницей, ее новый отчим, наше поступление, которое планировалось через два года и на которое у Таньки не было денег. Ее вечная лихая бедность, ее психованная мать.

Меня затрясло, и я снова оказалась в классе. Вскочила на ноги, почувствовала, что сейчас вывернет, и побежала в коридор. Женский туалет на третьем не работал. Надо было понять, что и куда, но голова не варила.

– Маргот, – у меня на пути вырос Ринат, главный красавчик, некоронованный принц школы.

За что нам досталось такое счастье, никто не знал. Он имел дурную привычку называть всех как попало, и ему прощался любой грех.

Я остановилась. Согнулась почти пополам и, чувствуя, как сердце бьется о грудную клетку, видела перед собой только радужные круги.

– Маргот, ну-ка, что с тобой?

Меня куда-то вели, давали воду, терли виски, обнимали и уговаривали. Когда я пришла в себя, увидела, что сидим мы на пятом этаже, у красной лестницы, ведущей на запертый чердак и вечно притягивающей прогульщиков. Сейчас здесь, правда, никого не было, кроме нас с Ринатом. Это он ухаживал за мной, пока я пыталась упасть в обморок.

– Маргот, живая?

Красавчик Ринат смотрел на меня во все свои темнющие глаза (кстати о вечной безответной любви) и неодобрительно качал головой. На лестнице царил полумрак, лишь из актового зала пробивалась тоненькая полоска света.

– Чего тебе, – устало спросила я, чувствуя, что мир перестает кружиться на месте.

– Мне? Ну, знаешь!

– Знаю, знаю. Давай, выкладывай.

Ринат вдруг замялся. Посмотрел в потолок, поправил рубашку. Ему было пятнадцать, как и всем нам, но даже сигареты он уже покупал без проблем – уж больно взросло выглядел.

– Маргот, ты в курсе? Танькина мать в открытую алиби рисует.

В висках ударил набат, и меня вывернуло наизнанку, благо рядом стояла мусорная корзина. Руки тряслись и ходили ходуном, воздуха не хватало.

Таньку ударил ножом отчим. Раньше он просто давал ей пощечины, впадая в пьяный раж, а теперь убил.

На плечи накинули куртку, а рот протерли мокрым платком.

– Ринат, прекрати! Совсем с ума сошел?

Он отодвинулся и вдруг сжал кулаки, схватился за лоб, закашлялся, спрятал лицо в руки.

– Я просто не знаю, что с этим всем делать, Маргот.

– Прекрати меня так звать, придурок! Танька… Танька умерла, а ты все выделываешься. – У меня очень быстро кончался воздух в легких, они будто прохудились, и я начинала задыхаться.

– Хорошо, Марго. Хорошо. Ты меня слышала? Про алиби? Что нам с этим делать? Ублюдка ведь выпустят.

Я дернула руками, поглядывая на актовый зал. Не дай бог оттуда вывалится Светлана Сергеевна и задаст нам жару. Учитывая, что Ринат и в самом деле прогуливал, подобный вариант нельзя было сбрасывать со счетов.

– Не выпустят. Это уголовное правонарушение, почаще бы на общагу ходил.

– Если бы я почаще ходил на общагу, я бы там взорвался от тупости происходящего! – наконец вспылил Ринат.

Он был известным спорщиком, и нрав частенько его подводил. Еще Ринат поступал на юриста, а его родители думали, что он очень глупый, поэтому таскали на занятия к репетиторам с десятого класса.

– И что ты хочешь сказать? У нас есть т-те… Танька. Тут не Америка, слава богу. Нельзя убить человека и остаться безнаказанным.

Ринат снова прожег меня взглядом:

– Ты вчера на свет родилась? Мужик этот при деньгах, сама знаешь, хотя Таньке ничего не доставалось. Мать ее – нехорошо так говорить, ей-ей, Маргот, сама понимаешь, – совсем без мозгов. Там уже срочный отъезд по делам фирмы сочиняют на коленке.

Я схватилась за голову и беззвучно взвыла. Ринат подождал немного, а потом обнял меня.

– Я не понимаю, что нам делать, Маргот, мы же не можем это так оставить.

– Не можем, но я не знаю, что тебе сказать, – выдавила из себя я, чувствуя, что прямо сейчас заплачу. – Мне еще домой как-то идти, а меня тошнит. Он ее ножом бил…

Мне снова стало плохо. Мне хотелось в класс, рисовать ее по памяти с розой в волосах, с красной розой в волосах цвета «фуксия», и не думать ни о чем больше.

– Я знаю, я все знаю. Маргот, пойдем, я тебя до дома провожу. Ты поспи, а мы с тобой завтра поговорим, – сказал Ринат и потянул меня вверх.

Мы встали, и я уперлась носом ему в грудь. Неловко сошли по ступенькам, ждали у класса, когда прозвенит звонок.

У дверей квартиры Ринат поцеловал меня в макушку. Раньше я бы душу продала за такое, но теперь мне было абсолютно, невероятно все равно.

Я шла по улице. Стоял погожий весенний день, меня окружали симпатичные люди. Светило солнце, отражаясь бликами сразу во всех синих стеклах странной высотки. Я не спеша текла через толпу, на мне было черное пальто, точь-в-точь на модели какой-нибудь, красный шелковый шарф, а еще рубашка и джинсы. И тело будто знакомое, а будто чужое и непривычное. Оно мне нравилось – прекрасное, завораживающее, взрослое.

Я шла не одна, со мной был Ринат, я держала его под руку, и мы шагали, счастливые и красивые. Со странно тянущим сердцем я поняла, что не могу вспомнить лицо Таньки, потому что вокруг так много света и любви, что даже сказать нечего. Мы плыли по улице, и казалось, что Ринат, чуть незнакомый и другой, стал еще выше.

Я стала тонуть в золотистом свечении – солнце теперь заливало все вокруг и било в глаза. Случайно наткнулась на кого-то плечом, стала оборачиваться как в замедленной съемке, увидела улыбку и зеленые глаза, растрепанные волосы, белые зубы. Я почти оторвалась от Рината, потому что тот, другой, тянул меня… не физически, просил следовать за собой.

Я замешкалась. Ринат, будто не поняв, несильно дернул мою ладонь, и мы пошли дальше, вперед. Смешной парень отвернулся и, убрав руки в карманы пальто, двинулся по своему маршруту. Он шел к огромной зеленой дыре, его там кто-то ждал. Я вгляделась и чуть не закричала, но парень и Танька (взрослая, живая Танька с неизменными розовыми волосами!) уже скрылись внутри воронки.

Я дернулась бежать к ним, вскочила на кровати и проснулась. Вместе со мной подпрыгнул спавший на кресле отец.

– Тише, тише, – сказал он, во мгновение ока очутившись рядом и гладя меня по мокрому лицу. – Ринат твой звонил, сказал, что совсем разболелась, и неудивительно. Ритка, ну, мы же просили, чтобы не ходила в школу.

Я заплакала, пряча лицо у него на плече, и сидели мы так долго-долго. Потом папа начал рассказывать про то, какие мы с Танькой были смешные. И как сбежали на рок-концерт, а он точно знал, что его дочь со всем справится, что она не исчезла, хотя переволновались все просто ужасно. Я в кои-то веки знала кривую мораль этой истории, она, конечно, заключалась в том, что все и на этот раз получится.

Мои любимые люди словно сговорились. Они хотели, чтобы я забыла Танькино лицо. Пожалуй, один Ринат оказался вдруг, совершенно внезапно, ничего, но и он ведь тянул меня вперед…

Я обняла папу покрепче и сказала:

– Т-ш-ш.

Закрыла глаза и сконцентрировалась. Видение не хотело идти в руки, но маячило рядом, просто до него надо было добежать, как до зеленой дыры в пространстве. Я сделала шаг из темноты на залитую солнцем улицу. Все замерло. Это был не сон, просто моя якобы художественная память наконец сослужила службу. Запомнив картинку, я могла крутить ее потом, как хотела, в уме, рассматривая с разных ракурсов.

В голубых стеклах отражалось солнце. Рядом был фонтан, обычный, городской, но такой яркий и радужный. Ринат шел впереди, немного хмурый, я, с расширенными глазами, глядела назад и протягивала правую руку.

В начале тротуара в воздухе висел самый настоящий портал, на границе которого Танька ждала того странного зеленоглазого парня. Она стояла, чуть наклонив голову набок и не смотрела ни на меня, ни на Рината – тянула пальцы к нему, а он, еще улыбавшийся мне, явно собирался забрать ее с собой.

Я открыла глаза. Отец шептал что-то успокоительное и гладил меня по спине.

Я знала, что делать. Отыскать того парня! Он меня точно вспомнит, потому что он не просто так. Он без моралей, он без историй, он – настоящий!

2. Старик

Найти парня было не так просто, как мне бы хотелось. Следом потянулась мучительная, длинная неделя, наполненная псевдоважными делами. В полицию мы с Ринатом ходили почти каждый день, и это было страшно. Мы в один голос рассказывали про то, что Иван не мог уехать из города, что мы видели его дважды в тот день, сначала я, затем Ринат. Родители ловили нас после каждой беседы, длившейся порой по часу. Когда перестали, мы начали ловить друг друга сами. У Рината забрали телефон с фотографиями Танькиных синяков, и мы поняли, что надо быть осторожнее. Благо, такие же снимки были и у меня.

Учителя вдруг решили, что пора втягиваться в учебу, а про Таньку можно забыть, и начали спрашивать с меня по всем предметам, а я ничего не знала, ни слова; учебники со свистом вылетали из головы. Каждая строчка давалась с трудом, а я думала, как доказать, что Таньку убили.

Однажды, после школы, мы сидели с Ринатом на площадке возле моего дома и молчали, потому что сказать было нечего. Мы толкались ногами от земли и ехали по кругу на грубом подобии карусели. Накрапывал мелкий дождик, дети убежали домой играть в приставки. Для октября было очень и очень холодно. Наши сумки валялись на земле, моя на Ринатовой – в последнее время он стал совершенным джентльменом, я даже узнать его не могла. Всю дорогу проносив звание первой партии нашей старенькой школы, он вдруг оказался обычным хорошим парнем, чем ужасно меня удивил. Вообще, у него была девушка, Ирка из одиннадцатого «Б». И какого черта именно Ринат ходил со мной везде, а другая Танькина подружка и ее первая любовь, Стрельцов, только взгляд отводили, я решительно не понимала.

Он хмурился, я чувствовала себя вымотанной. Уставшей, никакой, серостью, а не русо-рыжей Маргошкой. Да и то сказать, за последние дни успела привыкнуть к беспощадному коверканному «Марготу».

– Ты учиться будешь? – спросил Ринат вдруг как-то злобно.

Я замялась, задумалась и провела рукой по волосам, немытые, надо бы в душ. Не ужасные, но пора, совсем распустилась. Танька надавала бы по шее, подумать только, пошла чуть не на свидание с самим Ханом, а выгляжу черт знает как. Мечты-мечты.

– Я не вижу, – сказала я. – Читаю в учебнике и не вижу. Алгебра мимо пролетает. Не понимаю. Все время про нее думаю.

– Что отчима в городе не было?

Я вскинула глаза на Рината. Его полудлинные волосы прилипли к лицу, а взгляд был серьезный.

– Ты упал и ударился, что ли? – тихо уточнила я.

– Я – нет. Мне отец говорит, что таскать нас будут, пока не замучают совсем и пока мы сами не скажем, что не знаем, кого тогда видели.

Я вздрогнула и снова оттолкнулась ногой от земли. Попала в лужу, чертыхнулась. Отец у Рината был адвокатом, но не таким, как мечталось самому Ринату и как показывали в «Форс-мажорах». Он занимался почти что благотворительностью, хотя образование позволяло работать на крупные фирмы. Ему определенно стоило верить.

– Слушай, там все на мази уже, – продолжил Ринат. – Одни мы придерживаемся другой точки зрения. Им хочется, чтобы все было красиво, неужели сама не понимаешь? Но если надо, нас уломают любыми способами.

– И что ты предлагаешь? – вздернулась я, поправляя основательно промокший бомбер. – Что, Ринат?

– А ты – что?

Я подумала и сказала самую очевидную вещь на свете:

– Я сдохну, но ничего не подпишу.

Ринат закатил глаза и толкнулся ногой раз, два, три. Мы закрутились быстро-быстро, и я дернулась к поручню, так резко, что случайно схватилась за руку Рината.

– Проверял меня, да, придурок? – выплюнула я, но пальцы не разжала.

– Мне нечего тебя проверять. Просто для отличницы ты слишком глупая, – отозвался Ринат и вдруг улыбнулся.

Я начала рассеянно считать, сколько времени не видела его улыбки: день, два, три…

– Натаскать тебя по остальным предметам? Я не дурак, ты же знаешь, просто вид делаю.

– Не отказалась бы. А Ирка?

– Что Ирка, – буркнул Ринат. – Устроила сцену, что я с тобой все время. Расстались мы.

– Мы же по делу, – огорчилась я.

– Скатертью дорожка.

Ринат вдруг подавился воздухом и проехался ногами по земле, останавливая карусель. Я испугалась и выпустила его руку.

– С-старик, – сказал Ринат, куда-то показывая.

Я проследила за направлением его пальца. Лавочка, забор, за забором – деревья. Пустой угол двора, если не считать дикое количество мусора.

– Какой старик? Там нет никого.

Я перевела взгляд на Рината. Он заметно посерел, и я испугалась:

– Ринат, черт, что с тобой?

Он помотал головой, сделал глубокий вдох и бросил:

– Глупости.

– Ну какие это глупости? – Я почувствовала, что в груди закипает обида. – Мы вроде одни остались. Во всем мире. Какие глупости? Расскажи!

Ринат зажмурился и замотал головой, а потом взял меня за руку:

– Сон снится. Тебя ищет какой-то старик, а я пытаюсь ему помешать. Страшный он. Часто мне рассказывает, что поговорить с тобой не может, а ему надо.

Я кивнула и в этот момент вспомнила про парня. Совпадение было, по меньшей мере, странным.

– Ничего. Знаешь тот анекдот? В следующий раз продиктуй деду мой адрес, – попросила я, стараясь унять разволновавшееся сердце.

– С ума сошла. Я тебя не сдам.

– Ринат, это сон же, – отозвалась я и неожиданно для себя самой поинтересовалась: – А глаза у него какого цвета?

Ринат мотнул головой, задумался:

– Голубые, а что? Такие, с серым оттенком.

Я подавила разочарованный вздох:

– Ну и скажи ему, где я живу.

Ринат только головой покачал, и мы пошли пить чай с мамиными пирожками.

На следующее утро школы не было, а родители уехали к друзьям (я же вроде как взрослая и могу быть одна). Я сунулась на кухню и поняла, что нужно вынести мусор. Не снимая тапочки, вышла на площадку, спустилась на пролет, полязгала ящиком. Обернулась, чтобы идти в квартиру, и тут увидела старика. Он просто стоял у обтянутой красным дермантином двери шестьдесят восьмой квартиры. Обычный дед, но смотрел на меня так, что пробирало. Я замерла, растерянная и напуганная. Откуда он появился? Не из портала же. Шагов я не слышала, и дверь эту жуткую никто не открывал.

– Прекрасные у вас одежды, сударыня, – сказал старик, и мне почудилось что-то знакомое и правильное в его интонациях.

Но это был не зеленоглазый парень, а непонятный человек с туманно-серыми глазами. Он не знал, как спасти Таньку, а значит, я в нем не нуждалась.

– Простите, – произнесла я, нарушая главное правило, не разговаривать с незнакомцами. – Это ведь вы снились Ринату?

Старик рассмеялся в бороду, и я наконец-то его разглядела. Наверное, когда-то он был писаным красавцем, об этом говорили удивительные глаза. Он опирался на трость – совершенно обычную, и одет был, хоть и странно, но не из ряда вон. Сначала я приняла его наряд за хламиду волшебника, но, приглядевшись, поняла, что это просто старое пальто.

– Мне пришлось присниться этому молодому человеку, сударыня, потому что ваш сон был занят одним зеленоглазым типом.

Я вздрогнула и неуверенно поднялась на ступеньку.

– Вы знаете его? Мне очень, очень нужно с ним поговорить.

Старик ответил не сразу, а когда ответил – я даже вздрогнула.

– Почему всем нужен этот пострел? – Он тяжело оперся на трость. – Маргарита, скажите, что у вас за желание? Подумайте хорошенько. Знаете, иногда не стоит доверять всяким зеленоглазым.

– Танька! – У меня помутилось в головке. – Чтобы она живая была! Чтобы все стало хорошо, чтобы я успела! Чтобы спасла ее!

Старик помолчал и встал на ступеньку ниже. Видно было, что каждое движение дается ему с трудом. Мне – почему-то – стало его жалко.

– Это хорошее желание, но вы понимаете, Маргарита, его трудно исполнить. Невозможно даже.

– Но… постойте. Постойте, – сказала я, хватаясь за перила. – Вы же обещали.

– Маргарита, вы запутались, обещал вам он, – сказал старик. – Он показал вам картинку, и вы захотели, чтобы она сбылась. Маргарита, Маргот, он так и работает, бусы не просил еще?

Я сделала два шага наверх. Посмотрела на старика повнимательнее:

– А вы можете, как он?

Тот даже закряхтел как-то смешно. Я прыснула, думала, такое только в книжках пишут.

– Мог когда-то, – сказал он и пошел по ступенькам вниз.

Я испуганно прижалась к стене.

– Маргарита, если мы с вами, во имя Великого Хаоса, заключаем сделку, вы должны понимать последствия.

Я закивала головой, не осознавая ни слова.

– Да, я вижу… – Старик усмехнулся, вставая рядом. – Что ты такая же, Маргот. Тебе портал подавай?

Он протянул руку, унизанную перстнями, молодую руку, и я испуганно выдвинула вперед ладошку.

В голове билось одно: вот возвращается мама, забывшая кулебяку, а я тут стою, разговариваю со стариком, это же всех спустят с лестницы, включая Рината – за то, что не уследил.

Внизу, будто повинуясь моим мыслям, хлопнула дверь подъезда. Раздались голоса, и по лестнице затопали. На маму было непохоже.

– Это за тобой, – спокойно сказал старик, даже не заглянув в щель между пролетами. – Полиция.

Я снова вздрогнула и судорожно сглотнула:

– Что им надо?!

– Все то же, твоих письменных показаний. В этот раз они хотят их очень настойчиво. На твоем месте я бы не медлил.

Я вложила руку ему в ладонь, и мир будто бы покачнулся.

– Ринат справится?

Старик рассмеялся:

– Отличный вопрос. Но да, конечно, моя сударыня. Решайся.

Я кивнула, сжимая ладонь на теплом металле и сухих пальцах.

– Запомни, Маргот. Пройти Изнанкой Мира будет непросто, но у тебя получится. Никому не говори, как ты попала на Изнанку, никому, слышишь? И не отдавай бусы.

– Да я не знаю, что за бу… – пискнула было я, но за спиной у старика появился портал – огромный, почему-то синий круг.

– Вперед. Меня не забывай, но молчи.

Шаги загрохотали уже совсем близко, я вдохнула и сделала шаг, потом еще один, а потом мир закружился воронкой голубого электричества, унося меня подальше от старика, который все так же протягивал руку и почему-то грустно улыбался.

Я летела по туннелю, вертясь во все стороны и едва успевала дышать. Но беспокоило меня другое. Я точно знала, что больше никогда не увижу старика.

3. Изнанка

Выбросило меня прямо на землю. Это было странно и резко, хотя куда как чудесней оказался портал, бесконечный коридор, который затягивал, будто хватал, и нес меня по легким ветрам целую вечность. Он играл всеми оттенками синего, клубился электричеством, дымом, сбивал дыхание и не давал воздуха. В груди щемило от его невероятности, от огромной, нездешней красоты происходящего. Тем неожиданней меня встретила земля.

Я разодрала руки и, кажется, порвала штаны. Меня почти сразу затошнило, но муть прошла, и туман в глазах рассеялся. Я, шатаясь, встала на ноги, принялась разглядывать разбитые в кровь ладони. Они были грязные, и мама с папой сказали бы, что столбняк будет, и убежали за антисептиком.

– Слава Великому Хаосу! – проскрипели у меня над ухом.

Я подпрыгнула, наверное, на полметра вверх и в сторону, и узрела разом всю картинку. Это было очень странно: только что не видела ничего, кроме кругов перед глазами и окровавленных ладоней, а теперь сразу охватила целый мир. Передо мной находилась высокая стена, выложенная из камней, надежная и старая. Из-за нее выглядывали башенки, разноцветные, хорошенькие, яркие, но немного кривые, будто покосившиеся или опершиеся друг на друга. Крутились в разные стороны флюгера, развевались флаги, сотканные из цветных и черных лоскутков.

Слева было почти пусто: дорога, ведущая в этот самый город, пожухлая трава, да унылый туманный лес вдалеке. Небо показалось мне серым, но тоже – клоками. Мимо шла самого почтенного вида старуха из старых сказочных фильмов, которые мне еще показывали родители. На ней был смешной балахон (под стать каким-нибудь рэперам), а еще чепец. Про хаос сказала она, да так буднично, словно хотела меня поприветствовать.

Я уставилась ей в спину, провела пальцами по ладони и чуть не вскрикнула. Поглядела вниз. Руки были абсолютно целые, на них даже следов крови не осталось. Я растерянно сжала кулак, и мне не стало больно. Я вдохнула, выдохнула и немедленно посмотрела на штаны – никаких дырок. Зато они были очень розовые, очень в клеточку, а уж как подходили для дальних путешествий пушистые тапочки! Угораздило же выйти в халате. Потом я сообразила, что минутой позже примчались бы полицейские и что времени у меня просто не было. Вспомнила Рината, его волосы, улыбку и глаза, вдохнула поглубже и пошла вперед. Не останавливаться же теперь.

Старухе как раз открывали небольшие ворота. Это было странно, потому что рва я не видела, а такие мостики во всяких фильмах перекидывали через него. Я заспешила вперед, вдруг удастся проскользнуть вместе с ней?

Вход был пугающим и черным, будто внутри города разом выключили весь свет вместе с солнцем, которого и так, по правде, было довольно мало. Старуха перешла через никому не нужную планку, соединявшую один кусок земли с другим возле арки. Я вскочила следом за ней, и тут из проема появились два смешных стражника и скрестили между собой батон хлеба и почему-то ветку дерева.

Я замерла на месте, рассматривая обоих.

– Кто идет, слава Великому Хаосу?

– Слава, слава, – заворчала старуха. – Капээсэс тоже слава была. Или был. Неважно, ребята, вы меня лучше пропустите, а то нехорошо сомневаться.

– Мы не в вас, – хором ответили они. – А в сударыне в прекрасном наряде.

Я вздрогнула и стала думать, куда же спрятаться. Я понятия не имела, что они смотрят на меня. И что за издевка про прекрасный наряд? У одного вообще таз на голове, а у второго кастрюля, причем самая настоящая, закопченная.

Старуха даже не оглянулась:

– Ну и сударыне слава, что там. Пропустите, она без меня.

– Если без вас, то другое дело, – сказал один.

– Проходите, сударыня, – сбился с хоровой речи второй.

Я опешила. Мне нужно было внутрь, почти наверняка, не в лес же, но происходящее пугало больше и больше. Как это назвал тот странный господин с туманными глазами, почти такими же, как местный лес и усталое небо? Изнанка? Но изнанка чего?