Вершитель

Потеря Полоцка ставила Аскольда и Дира в униженное положение в Хазарском каганате. Несколько лет братья мечтали отомстить за смерть отца и вернуть наследный престол.

И вот, наконец, удача улыбнулась им: Хвистерк отправил часть войска из Полоцка за добычей на соседние земли.

– Что мы скажем Великому князю, когда он спросит, почему мы не прибыли в Велигард? – задал Дир Младший вопрос брату Аскольду.

– Не думаю, что он уцелеет в битве с Людовиком. – Циничный ответ старшего брата не понравился Диру, но он смолчал.

* * *

…Старому Гостомыслу ничего не оставалось, как положиться на богов, собственный военный опыт, а также силу и мужество верной дружины. Боги всегда были на стороне князя, чутье Гостомысла никогда не подводило. Войско его было немногочисленным, но хорошо обученным и испытанным в боях. Нужно было только выбрать верную тактику боя. Медлить было нельзя, но и поспешное решение могло погубить королевство. День сменял ночь, Гостомысл ждал знака, но боги медлили с ответом.

Собрав военный совет, Гостомысл не стал ничего утаивать.

– Друзья мои, враг силен и опасен, – сказал Великий князь ободритов, – он ненавидит нас так же, как мы его. Вы сами видели, король Людовик со своим братом Лотарем строят мосты для переправы через Лабу. Он давно желает получить наши земли, каждый год пробует свои силы и проверяет наши.

Гостомысл обвел взглядом родные лица. Сыновья Святогор и Ингор, зять Ингвар, брат Табомысл и племянник Святозар, внуки Синеус, Трувор и Рюрик… Их товарищи по оружию Карл, Фарлаф, Вермуд, близнецы Рулав и Стемид – все понимали, какая угроза висит над Велигардом и разделяли заботу Гостомысла.

Святогор и Ингор с хмурыми лицами сдержанно внимали отцу и вождю, тогда как молодежь проявляла нетерпение.

Старшему из внуков Гостомысла, Рюрику, исполнилось двадцать два года. Это был красивый мужчина, сильный, отчаянно смелый и опытный воин. Викинги произносили с гордостью его имя. За плечами Рюрика было множество стычек с врагами на море и на суше, из которых не всегда он с братьями Синеусом и Трувором выходили победителями, но всегда оставался невредимым.

Все присутствующие были отлично осведомлены, что гарнизоны короля Людовика заняли позицию на левом берегу Лабы, в том месте, где на реку наступали дюны.

– Тридцать лет на мне лежит бремя правления Нордальбингией. За тридцать лет я впервые не знаю, как поступить, – признался князь Гостомысл, – покинуть крепость Велигард, напасть на саксов и остановить наступление войск Людовика, или дожидаться врага в крепости. Мы можем выйти навстречу саксам и навязать им бой, но войско короля многочисленно и превосходит наше в несколько раз. Конечно, у нас есть друзья и союзники, но король Рагнар с сыновьями сейчас в походе. Поэтому я отправил гонца за помощью в Киев. На остальных полагаться не стоит – они ослабели духом. Нам остается только молиться и надеяться. Молиться, чтобы Аскольд с братом пришли к нам на помощь. И надеяться на свои силы, на верность, мужество и опыт наших воинов.

Гостомысл прервал речь и задумался на несколько мгновений.

– Надо встретить войско Людовика у Лабы. Нельзя допустить, чтобы он осадил Велигард, – словно стряхнув с себя мрачные мысли, произнес Гостомысл.

– Но мы не выстоим против Людовика, – возразил Табомысл. – Это самоубийство – выйти и принять бой с таким силами. Нужно здесь, в крепости ждать помощи. Когда Аскольд подойдет, он атакует Людовика с тыла.

– А если Аскольд не придет?

– Придет.

– Мы не можем рассчитывать на это, – вмешался в спор сын Гостомысла Ингор. – Гонец не вернулся. Поэтому предлагаю атаковать войско Людовика. Это можно сделать, только выйдя из крепости.

– В случае осады нам грозит не смерть – это было бы лучшей наградой для воина. Нам грозит плен, – поддержал брата Святогор. – Плен – это позор и бесчестье для любого ререговича. Если франки захватят город, они поступят с нашими женщинами, как обычно поступают с рабынями. Это враги, которые пришли на наши земли ради собственной гордыни и честолюбия. Они не пощадят никого.

– Атаковать! – обрадовались внуки Гостомысла и их боевые друзья.

Гостомысл снова впал в задумчивость. В этот раз никто не посмел нарушить молчание Великого князя.

– Мы нападем первыми. Я готов объявить свое решение народу и войску, – сообщил Гостомысл.

В сосредоточенном молчании ререговичи шли по коридорам крепости.

– Други мои! Боги сказали, что мы остались один на один с врагами. Нам не привыкать к битвам! – выйдя к воинам, объявил Гостомысл. – Псы Людовика и его брата Лотаря разоряют наши святилища, на их месте строят свои, продают наших женщин и детей в рабство, а мужчин истребляют. Мы выросли и возмужали в битвах! И мы примем бой!

Речь верховного вождя зажгла в сердцах ободритов ненависть к врагу и воинственный дух.

– Верно! – потрясая оружием, вскричали воины. – Слава Гостомыслу!

Народ верил в своего вождя, и Гостомысл отбросил сомнения.

Ререговичи отправились в святилище и принесли богам богатые жертвы.

* * *

…Ненависть переполняла Аскольда, и объектом этой ненависти был сын короля данов Рагнара Лодброка – конунг Хвистерк.

Конунг был отличным воином, бесстрашным, хитрым и проницательным. У Хвистерка была многочисленная и хорошо обученная дружина, что делало Полоцк неприступным. Тягаться с конунгом Хвистерком военной силой Аскольд даже не помышлял. Осаждать город было делом долгим и хлопотным, требующим упорства и времени. Времени у Аскольда тоже не было: Табомысл и хазарский каганат не станут ждать, найдут другого союзника.

Ничего не придумав, Аскольд отправился в шатер своего друга и советника – хазарского хана Ратмира.

Аскольд мечтал убедить Ратмира идти на Полоцк вместе с ним.

По своей излюбленной привычке хан Ратмир возлежал на коврах и наслаждался танцами наложниц. Рядом на возвышении стояли вина в серебряных сосудах и вазы с рахат-лукумом, фруктами и орехами.

Ни лестью, ни посулами Аскольд ничего не добился.

– Глупо лезть на рожон. Силой Хвистерка тебе не одолеть, – бросая в рот орешки, отвечал Ратмир.

– А что мне делать?! – рассердился Аскольд. – Ждать, когда он сам уйдет?

– Думай! Войди в город незаметно, – посмеиваясь, посоветовал Ратмир. – Дождись ночи и перережь этих свиней.

– Незаметно – это как?!

– Придумай что-нибудь. – И Ратмир хлопнул в ладоши, разгоняя наложниц. Музыка смолкла, танцовщицы исчезли, шурша шелками.

Разочарованный Аскольд ушел думать.

Через несколько дней Аскольд придумал и пришел с планом к Ратмиру. Ратмир одобрил выдумку, и Аскольд собрался в поход.

Не доходя до Полоцка, Аскольд спрятал дружину в лесу. Десять самых верных, самых отчаянных воинов вошли в город под видом купцов. Стража пропустила обозы, полные товаров. Здесь были невиданной красоты ткани, серебряные украшения, медная посуда…

Не заметила стража кольчуги, кинжалы и клинки под плащами и накидками у торговцев.

Весь день зазывала привлекал народ, переодетые воины продавали товары на рыночной площади, а дождавшись ночи, перерезали стражу и открыли ворота. Воины Аскольда действовали быстро и бесшумно. Прокрались в дом конунга, закололи сонных воинов и взяли в плен Хвистерка.

Когда Хвистерка привели в шатер Аскольда, конунг выхватил из одежды нож и бросился на киевского наместника, но его сбили с ног и связали.

Ступая по шелковому персидскому ковру кожаными расшитыми сапогами, Аскольд предложил пленнику свободу:

– Я могу отпустить тебя. Ты поедешь назад к своему отцу королю Рагнару и передашь, чтобы он никогда больше не ходил на Полоцк. Это мой город. Так было и так будет.

Конунг Хвистерк не принял предложения врага:

– Тебе придется самому передать свои слова королю Рагнару. Я предпочитаю погибнуть как воин, вместе с моими людьми, – отвечал он.

А на следующий день на главной площади Полоцка из голов викингов выложили курган, обложили его хворостом и приготовили погребальный костер. В этом костре сын датского короля конунг Хвистерк и нашел свою смерть.

Верный слуга Хвистерка ярл Хакон не успел предупредить конунга об опасности. В пути его задержал шторм, и ярл прибыл в Полоцк слишком поздно…

Но вернемся в Велигард.

* * *

…Велигард готовился к войне.

Все мужчины, от мала до велика приняли участие в работах по укреплению города. Так же, от мала до велика, ободриты вооружались. Все, что могло нанести увечье врагу, становилось оружием: ножи, вилы, камни и обычные дубинки.

В кузницах не прекращалась работа, жрецы наблюдали за ковкой, отгоняли злых духов. Ковались и перековывались мечи, копья, дротики, секиры, изготавливали «чесноки» – шипы для лошадей и людей. «Чесноки» обмазывались конским навозом и забрасывались во вражеский стан. Лошадь ли, человек ли, наступив на шип, получали рану и заражение крови.

Когда оборонительные укрепления были готовы, великий князь с главным жрецом принесли в жертву богу Перуну быка. После жертвоприношения Гостомысл вывел войско из крепости и отдал приказ строить частокол – препятствие для вражеской конницы.

Наступил решающий день. Ранним утром, еще до восхода солнца франки стали переправляться через реку.

Сыновья, зятья, внуки Гостомысла, его брат Табомысл с сыном заняли позиции.

По всем правилам военного искусства Гостомысл выставил впереди пехоту, спрятал в лесу конницу Табомысла и устроил засаду слева и справа от основных сил. Левым флангом командовал зять Гостомысла Ингвар, в дружине которого были его сыновья.

Правым флангом командовал сын Ингер. Другой сын Гостомысла – Святогор – выставил свою дружину в центре.

Однако уже в начале боя стало ясно, что боги не приняли жертвы ободритов.

Первые отряды саксов наталкивались на частокол, встречали яростное сопротивление ободритов и не могли высадиться на правый берег. Над полем брани поднимались рычание и вой, лязг оружия и ржание лошадей. В пылу сражения ободриты закидывали щиты за спину, срывали с себя одежду и с волчьим воем устремлялись на врага.

В первой же атаке верховный вождь ободритов потерял зятя и сына: выйдя из леса, дружина Ингвара попала в окружение. Увидев, что Ингвар попал в кольцо саксов, Святогор поспешил ему на выручку и был убит стрелой вражеского лучника. Сраженный мечом, Ингвар пал следом.

Все смешалось, частокол уже не мог сдерживать саксов. Они прибывали и прибывали, под их натиском ободриты стали отступать.

Рюрик вместе с братьями Трувором и Синеусом отбивали третью атаку саксов, когда Рюрик получил ранение в правое плечо. Князь перебросил меч в левую руку и продолжал сражаться.

Гостомысл с дружиной занял возвышенность между Лабой и Дельбендским лесом и ясно видел, что саксам удалось обойти войско ободритов с севера и юга, кольцо их стягивалось.

– Скачи к Табомыслу, – крикнул князь воеводе Яныку, – пусть выводит конницу!

Отправив Яныка с поручением, Гостомысл повел дружину в самую гущу сражения. Не уступая молодым, рубился князь с саксами.

Армия Людовика теснила ободритов к северу. Ободриты отбивали атаку за атакой, но ряды их таяли. Воеводам Фарлафу, Вермуду, братьям-близнецам Рулаву и Стемиду с большими потерями удалось вырваться из кольца.

В последующих стычках с врагами погиб сын Гостомысла Ингор. Трувор закрыл собой Гостомысла, и лошадь под ним была убита. Карл поймал коня Ингвара и подал вожжи Трувору. В следующий миг Карл сам потерял коня. Обороняясь, Карл оступился и был ранен в грудь.

Синеус с дружиной прикрывал отступление брата Трувора и раненого Карла.

Воевода Янык пробился к Табомыслу, но отрезанный франками от основных сил, Табомысл слишком поздно вывел конницу из леса…

Все ждали помощи, как чуда, но чуда не произошло – Аскольд с Диром так и не пришли.

Силы ререговичей истощились. Все было напрасно, и Гостомысл отдал приказ отступать. В эту самую минуту вражеская стрела пронзила королю ободритов грудь, он зашатался, подоспевшие Трувор и Синеус сняли деда с коня.

Табомысл принял командование. Собрав поредевшие дружины, он велел отступать к дому воеводы Яныка.

Бесчувственного Гостомысла перевезли в повозке и внесли в дом воеводы.

Рана оказалась смертельной, но несколько суток Гостомысл еще боролся со смертью. И привиделся ему сон: из чрева дочери Умилы произросло огромное дерево с множеством дивных плодов. И множество людей ели эти плоды и насытились.

Открыв глаза, Гостомысл призвал служителей бога Перуна, коих было превеликое множество в Велигарде, и спросил, что означает его сон. Жрецы погрузились в размышления и думали несколько часов. Наконец, старший из жрецов истолковал сон так:

– Великий князь, один из сыновей твоей дочери Умилы продолжит твой княжеский род, и княжение его украсит землю, и земля насытит племя.

– Позовите моих внуков, – слабея, попросил Гостомысл.

На зов явились Рюрик, Синеус, Трувор и их двоюродная сестра Ружнена.

– Дети мои, – обратился к внукам князь. – Аскольд не пришел к нам на помощь. Возможно, он попал в засаду… По воле богов мы потерпели поражение. – Гостомысл увидел пряжку на поясе внука. На пряжке был изображен сокол.

– Этот пояс Ингор надевал перед боем. Значит, тебе удалось отыскать его тело на поле брани?

– Да. Мы нашли дядю Ингора и предали огню его тело. И дядю Святогора и Ингвара тоже.

Гостомысл моргнул, прогоняя набежавшую слезу.

– Я был плохим королем и плохим отцом. Не сберег родовые земли и детей своих потерял. Сначала свеи[6], теперь франки отняли у меня семью, дружину, мой город и мою честь.

– Честь нельзя отнять. Ее можно только отдать добровольно. Ты свою честь сберег, дед. Саксы – наши враги. Были, есть и будут, – твердо сказал Рюрик. – Мы клянемся отомстить за всех ререговичей, дед.

– Не бойтесь ничего и никого, кроме богов, дети. Храните мир с данами. Мой отец Буревой завещал мне дружить с соседями и покорять море. Море. Не потеряйте море. Если вы потеряете море, вы потеряете все. Где Ружнена? – обеспокоился старый князь.

– Я здесь, – выступила вперед высокая и стройная белокурая девушка.

– Я умираю, дети. Теперь, когда оба моих сына и зять мертвы, мой брат Табомысл станет вождем и возглавит Ободритское княжество. Таков закон. Уходите на восток, в Ладогу, к матери. Нельзя допустить братоубийственной войны! Моя дочь Умила потеряла мужа. Она не должна потерять сыновей. Станьте ей опорой и утешением. И берегите сестру Ружнену – от нее пойдет сильное потомство.

Гостомысл закрыл глаза и вздохнул так тихо, что никто не услышал. Только видно было, как каменеют и заостряются черты лица, как разглаживаются морщины.

Рюрику было только двадцать два года, несколько смертей подряд – дядьев и деда – наполнили его сердце печалью, ему потребовалось собрать всю волю, чтобы никто не увидел его горя.

Сдерживая слезы, Синеус, Трувор и Рюрик вышли из дома, но двоюродный брат Святозар с дружиной преградил им путь. Лица сородичей не предвещали ничего хорошего.

– Вам нечего делать в Велигарде, – заявил Святозар.

Ререговичи встали плечом к плечу, ладони легли на рукояти клинков.

– Ты не можешь помешать нам проводить деда в последний путь. – Пальцы Рюрика крепко держали рукоять меча.

Святозар лучезарно улыбнулся, указав на окружающие дюны:

– Вы можете проводить его прямо сейчас.

– Ты говоришь о Великом Князе, о короле ободритов, о нашем деде Гостомысле? – Трувор предостерегающе прищурился.

– По-твоему, король Гостомысл не заслужил, чтобы его провожали все жители Велигарда? – уточнил Синеус.

– Ему уже все равно. Зато ваше присутствие в Велигарде породит непонимание и внесет смуту. В городе и так неспокойно.

– Разве союзу племен не нужны воины? Думаешь, мы можем покинуть свой народ в минуту опасности? – удивился Трувор.

– Опасность? Опасность – это вы. Чем скорее вы покинете эти земли, тем лучше будет для всех.

После этих слов Святозара схватки было не избежать.

Трувор первым набросился на двоюродного брата, Рюрику и Синеусу пришлось отбиваться от зятьев Табомысла.

На шум прискакала княжеская стража. Спешившись, воины растащили дерущихся и доставили в княжеский шатер.

Лица соперников были испачканы грязью и искажены ненавистью, одежда изорвана. Ко всему у Рюрика открылась рана, причиняя ему мучительную боль.

– Дядя, – задыхаясь от ненависти, спросил Трувор, – ты тоже предлагаешь устроить тайные похороны Гостомыслу?

– Зачем же тайные? Просто в походных условиях. Войско Гостомысла здесь, чего еще желать? На миру и смерть красна. Я бы мечтал, чтобы меня так похоронили.

Слова застряли у Рюрика в горле. Не было никакого смысла протестовать. За них все решили.

К вечеру все было готово: князя Гостомысла омыли, обрядили в лучшие одежды и доспехи, приготовили ладью, положили в нее короля ободритов вместе с оружием на пышное ложе из хвороста. Прозвучали прощальные слова, ладью оттолкнули от берега. Ей вдогонку полетели пылающие стрелы. Хворост занялся огнем… Вот языки пламени охватили всю ладью…

Синеус, Трувор, Рюрик и Ружнена еще долго стояли, наблюдая, как пожирает огонь последнее прибежище великого вождя.

Ничего не оставалось братьям, как подчиниться закону.

При свете погребальных костров Рюрик держал совет с братьями, после чего объявил дружине волю умершего Гостомысла:

– Вы сами видели, путь в Велигард нам заказан. Табомысл не потерпит нашего присутствия в крепости. Если мы не подчинимся, нам грозит в лучшем случае обвинение в предательстве и смерть. В худшем – рабство. Выбирать не приходится. Гостомысл завещал, чтобы мы шли на восток, в Ладогу. Так тому и быть. Мы отправимся по суше на север, в Старигард. Там мы погрузимся на корабли. Раненых, кто не может идти, оставим в Велигарде. Остальные сами решат, чего они хотят: остаться с иноверцами и служить им или уйти на восток и стать свободными. – Рюрик проглотил ком в горле. – Мы уйдем. Но мы вернемся. И тогда наши враги пожалеют, что родились на свет.

– Я не останусь, – прошептал Карл. Ему становилось все хуже, но он предпочитал умереть в дороге, чем остаться с Табомыслом.

С рассветом братья наполнили кожаные мешочки речным песком и землей с родного места. Простившись с духами леса, холмов и реки, ререговичи покинули лагерь. Вместе с ними на восток отправились триста воинов и обоз с женщинами детьми, среди которых ехал Карл, верный товарищ ререговичей и отважный воин.

* * *

…Остатки армии Гостомысла двигались на северо-запад, к Венедскому морю.

Сначала путь их пролегал вдоль песчаных берегов Лабы, затем войско укрыл Дельбендский лес.

Уже на второй день пути войско остановилось, чтобы зажечь последние костры для умерших. Среди них был Карл.

– Наши товарищи, наши братья знали, что могут умереть в дороге. Но они предпочли умереть свободным. Память о них будет жить в наших сердцах, – сказал, прощаясь с боевыми друзьями Трувор. – Мы клянемся отомстить за вас.

– Клянемся! – повторили Рюрик, Фарлаф, Вермуд, Рулав и Стемид.

Беды на этом не окончились: в Дельбендском лесу ободриты заблудились. Кружили в чаще, возвращались к одному и тому же каменному валуну, точно он был заколдованным. Рана Рюрика кровоточила, он потерял много сил и с трудом удерживался в седле. Воины стали роптать, говоря о проклятии.

В этот отчаянный момент навстречу скитальцам из чащи вышел путник.

Это был белый, как лунь, высокий старик с длинной седой бородой, в рубище, поверх которого была надета козлиная шкура. В руке у старца был посох, на плече сидел сокол.

Рюрик решил, что у него начался бред.

– Приветствую тебя, Рюрик, – долетел до него слабый старческий голос.

– Кто ты? – Князь направил коня к страннику. – Откуда ты знаешь меня?

Странник смотрел ласково, глаза его лучились теплом и добротой. Рюрику казалось, он видит сияние, исходящее от старика.

– Имя твое открыли мне боги. Ты тот, кто пойдет на восток и станет правителем нового города. Ты украсишь далекие земли своим княжением, и земли эти накормят тебя. Тебе подчинятся многие племена.

Слова старика, его голос убаюкивали Рюрика, веки князя отяжелели, и он покачнулся в седле.

– Не трать сил, доверься мне. – Старец оказался близко, протянул князю руку и помог слезть с коня.

Конь забеспокоился, стая ворон снялась с верхушек деревьев, лесную тишину нарушил глухой топот. Это разведчики вернулись и доложили, что передовой отряд саксов и франков скоро настигнет их потрепанное войско. Нужно было трогаться немедленно, чтобы избежать ненужного боя.

Старец держал Рюрика за локоть, в князя вливались покой и тишина, попадали прямо в сердце. Князь хотел и не мог сдвинуться с места. Колени его подогнулись, и Рюрик упал на траву к ногам Старца.

– Что ты сделал с ним? – к старику подступили княжеские воины, Трувор и Синеус. Звякнула сталь, Фарлаф, Вермуд, Рулав и Стемид обнажили клинки.

Путник шепнул что-то соколу на своем плече, тот взмахнул крыльями и взмыл над лесом. Проводив взглядом птицу, старик воздел руки к облаку, нависшему над поляной, медленным движением провел по лицу ладонями и, стоя с закрытыми глазами, забормотал:

– Свентовит, светлейший в победах, приди, дыханием своим согрей путников-воинов, умой росой, напои светом. Сохрани от обидчика, от врага и лиходея, от завистника и чародея. Придите, Радегаст и Перун, как братья единокровные, любимые сыны Земли-матушки. Стривер, укрой ререгов с войском.

Охваченные страхом, воины наблюдали, как облако плотной завесой опустилось с неба, превратилось в туман, какого никто из живущих на земле прежде не видел – он был подобен тьме. И вот уже не видно ни князя, ни его измученных воинов.

Людей охватила внезапная слабость и они, как снопы, повалились на траву, где их настиг сон.

Плотный, как стена, туман остановил погоню.

Лошади под преследователями точно взбесились, поднимались на дыбы и сбрасывали седоков, ввергая их в панику. Не видя друг друга на расстоянии локтя, преследователи в страхе бежали, кто куда.

Когда туман рассеялся, Рюрик проснулся и не сразу вспомнил, что с ними произошло. Каково же было удивление князя, когда он обнаружил, что рана на его плече затянулась! Ререгович был полон сил. То же случилось с его верными воинами. Они пробуждались от волшебного сна, будто заново рождались.

Увидев старца, Рюрик с настороженностью спросил:

– Кто ты, старик?

– Зови меня Мике.

– Откуда ты и почему помогаешь мне?

– Еще не время открыть тебе это, – мягко ответил Мике, – но я дам тебе проводника к Венедскому морю.

– Ты и это знаешь? – снова удивился Рюрик.

– Я умею читать в Книге Судеб.

– Я слышал о тебе, старик, – вспомнил Рюрик. – Ты и есть тот самый чародей и книжник, великий волхв Мике.

Старик не повел и бровью.

– Поторопи своих людей, нам нужно идти, чтобы устроиться на ночлег до захода солнца.

Вскоре лес поредел и расступился, и войско ободритов вышло к вместительной избе на краю озера. Навстречу вышел юноша в такой же власянице, как у старика, с соколом на плече. Старца и его гостей юноша приветствовал поклоном.

– Я получил твое известие, Учитель. Все готово. – Он снова поклонился.

– Это Олег, – представил юношу старый Мике, – мой друг и помощник. Ты, князь, можешь доверять ему, как себе.

Появление ререговичей странным образом подействовало на Олега. На его бледном лице жили только глаза. Едва взглянув на князя Рюрика, Олег нервами, кожей и каждой клеткой своего существа почувствовал связь с этим ререговичем. Это была не кровная, это была мистическая связь.

Одетая по-мужски, Ружнена сидела верхом на лошади позади братьев и с любопытством рассматривала незнакомца. Олег не заметил девушку.

Между тем беглецы разбили лагерь, женщины остались разводить костры и ставить на огонь воду, мужчины отправились в лес за добычей.

После сытного ужина из зажаренных на вертеле кабанов и овощей усталые беглецы разместились на ночлег, кто в хижине, кто на сеновале, кто в телеге, кто под телегой.

Ночь сгустилась, звезды стали ярче, и ничто не тревожило сон усталых путников. Не спалось только Олегу. Он сидел со скрещенными ногами у догорающего костра с закрытыми глазами, вознося молитвы богам.

Видения и образы теснились в сознании Олега. Иногда образы были незнакомыми, иногда – близкими. Случалось, дух Олега покидал тело и путешествовал. Навещал отчий дом в Урмании, но чаще уносился в дальние чужие страны. Ночью во сне и среди белого дня с ним случались такие перемещения. Это был полусон-полуявь. Явленный мир или Отраженный видел Олег – он не знал.

Неожиданно Олег оказался на многолюдном базаре… Телеги с товаром, купцы… Торговля идет бойко, товар расходится…

Людская речь здесь казалась иной, но Олег понимал ее. Вот две кумушки угощают друг дружку пирогами, вот торговцы ругаются из-за места на площади, вот чей-то голос произнес: «Силой города не победить».