Там, где водятся ведьмы. Han, sorginak dauden lekuan

– Это верно, сколько себя помню, все время что-то сочиняю!

– Вот именно! А теперь представь себе: в один далеко не прекрасный день ты просто зарифмуешь в шутку пару строк, а где-нибудь поезд с рельсов сойдет. Люди погибнут… Или… – девушка аккуратно отпила из своей бутылки, – подумай еще о том, что теперь, зная к чему могут привести твои необычные способности, в каждой неприятности и трагедии ты будешь непроизвольно искать след действия именно своего Дара, тебе будет казаться, что это ты во всем виноват, даже если это и не так, вовсе. Тут и с ума сойти недолго! Нет, – она печально вздохнула, – нету у нас выбора, надо идти.

– Хорошо, – просто сказал Пако, – я же согласился. Посмотрим на твою ламию. Кстати, уже довольно поздно, может, останешься?

– Конечно, останусь! Надеюсь, у тебя найдутся свежие простыни?

Пульс у Пако неожиданно подскочил до угрожающих значений.

– Та комнатка мне вполне подойдет, – Катталин показала на приоткрытую дверь в спальню, – а ты сможешь уже сегодня ночью протестировать свое новое походное снаряжение.

Пако сник и поплелся искать чистое постельное белье.

Часом позже он ворочался на полу гостиной, пытаясь уснуть. Ему удалось очень уютно устроиться в гнезде, свитом из двух спальных мешков и пледа, но сон не шел. Из спальни, где расположилась девушка, не доносилось ни звука, Пако вдруг представил, как она лежит в постели, как по его подушке разметались ее темные волосы, и ему стало жарко. Почти полная луна смотрела в окно, настраивая на романтический лад, он, по привычке, начал складывать в уме какие-то строчки, но тут же одернул себя, так, на всякий случай. Статья в газете сейчас не казалась Пако таким уж убедительным доказательством наличия у него пресловутого Дара, но сочинять что-то перехотелось. Вместо этого он снова заглянул в свою спальню, мысленно, конечно, и незаметно заснул, весьма довольный увиденным.

Вот только если бы Пако на самом деле посмотрел в щель неплотно прикрытой двери, он бы очень удивился, а возможно даже и испугался увиденного: полуодетая Катталин сидела на кровати в расслабленной позе, чуть откинувшись назад, а из-под ее полуприкрытых век пробивалось мягкое зеленоватое сияние.

Глава 4

Утро выдалось ясным и наконец-то по-августовски ярким. Пако открыл глаза и сладко потянулся. Первое, что он увидел, была изящная щиколотка, плавно покачивающаяся на уровне глаз. Это было неудивительно, учитывая, что он лежал на полу, а Катталин, полностью одетая и причесанная, сидела на его рабочем столе. Она была бодра и явно пребывала в приподнятом настроении. Девушка держала кипу разрозненных листков и увлеченно их просматривала, иногда чуть хмуря брови, разбирая совсем уж неразборчивый почерк. Заметив, что Пако проснулся, она взмахнула черновиками в воздухе:

– Не против, если я почитаю?

– Да, без проблем! – Пако лихорадочно вспоминал, есть ли у него в этих бумажках что-нибудь, хм… эдакое.

Катталин, между тем, заинтересовалась каким-то небольшим опусом:

– «Как художник, он понимал, что персонаж должен получаться максимально выпуклым. Поэтому рисовал только женщин…» – процитировала она. – Это вообще что? Сексизм какой-то! – Катталин изображала негодование, но глаза ее смеялись. – Вставай, мачо!

Пако выкарабкался из своего порядком смятого «гнезда» и побрел умываться.

* * *

Как Катталин ни торопилась, выйти удалось только около полудня. Словно истинный кабальеро, Пако настоял, чтобы девушка шла налегке, он даже отобрал у нее этот ее монументальный черный зонт и накрепко приторочил его сбоку к своему рюкзаку. Сначала Пако вообще пытался «забыть» зонтик дома, но Катталин вспомнила о нем при выходе из квартиры, и, вцепившись в изогнутую рукоять обеими руками, сообщила, что: «Иначе бабушка голову оторвет».

Солнце припекало, август наконец вступил в свои права. Они вышли из города и теперь поднимались хорошо натоптанной тропой по склону Монте Игельдо – высокого холма, ограничивавшего город с запада. Тут еще было довольно многолюдно, то и дело приходилось здороваться с группками туристов-пилигримов, неторопливо бредущих в попутном направлении в намерении идти так по всему баскскому побережью и дальше, через Кантабрию, Астурию и Галисию, до самого города Сантьяго-де-Компостела.

– Почему мы просто не можем поехать на электричке, ну или там, на автобусе? – под солидным весом рюкзака Пако быстро вспотел, пешая прогулка совершенно перестала ему нравиться.

– Мы пропахнем техникой – железом и горючим. Ламии это не переносят.

– Ага, а так я пропахну по́том настолько, что все окрестные магические твари разбегутся задолго до нашего приближения!

– Не ворчи, Пако! Смотри лучше, как красиво!

И действительно, посмотреть было на что – они поднялись уже на самую вершину. Отсюда в одну сторону открывался широкий вид на океан, лазурный и такой обманчиво спокойный сегодня; с другой стороны холма, сразу за серой лентой оживленного шоссе, начинались, постепенно повышаясь, крутые живописные горы, испещренные бурыми языками каменистых осыпей и поросшие густым вековым лесом.

Катталин какое-то время молча смотрела на море, глубоко вдыхая, чуть приоткрыв губы, как бы пробуя соленый океанский бриз на вкус. От ее хорошего утреннего настроения не осталось и следа, казалось, что-то ее угнетало и печалило. И Пако очень хотелось бы знать, что именно.

К вечеру они ушли довольно далеко от города, паломники больше не попадались, и, вообще, вокруг давно уже не было ни души. Поначалу, Пако ломал голову, пытаясь придумать тему для беседы, заинтересовавшую и развеселившую бы погрустневшую Катталин, но тщетно – девушка слушала невнимательно, а отвечала односложно и часто невпопад, словно не в силах вырваться из плена собственных мыслей. В конце концов он отстал от нее, и дальше они шли молча, думая каждый о своем.

Уже в сумерках они вошли в лес, притихший, таинственный, но совершенно не страшный. На ближайшей полянке, рядом с уютно журчавшим ручейком, решили встать на ночлег. Пако довольно быстро, правда, не без помощи инструкции, справился с новым для него делом установки палатки, расстелил спальники, отметив, что из-за размера пола, они будут спать в весьма стесненных обстоятельствах. Впрочем, это его только обрадовало. Он выбрался на воздух и увидел, что Катталин уже заканчивает накрывать на стол, точнее на расстеленный на пне клетчатый платок. На ужин предлагался янтарный овечий сыр идиаса́баль, свежий хлеб, копченая колбаса. Картину завершала объемистая фляга ароматного красного вина из Риохи.

«Чем не романтический ужин?» – подумалось Пако.

Но его коварным донжуанским планам не суждено было сбыться: за ужином Катталин была все также задумчива и рассеяна, иногда как-то грустно вздыхала, поглощенная какими-то своими, явно не самыми веселыми думами. На галантное ненавязчивое ухаживание молодого человека, когда он предлагал ей лучший кусочек, или предупредительно подливал вина, она отвечала немного смущенной улыбкой, и только. Поев и поняв, что никакого продолжения не предвидится, Пако решил идти спать. Сам он чувствовал себя очень усталым и разбитым после целого дня на ногах, и, если бы эта девушка так не понравилась ему с самого начала, даже и не помышлял бы о всяких глупостях.

Как бы то ни было, он встал и повернулся, чтобы идти в палатку.

– Я, пожалуй, пойду ложиться… Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, – задумчиво кивнула Катталин. – Ложись, я посижу пока.

Пако с удовольствием растянулся во весь рост в палатке и мгновенно уснул. Он так и проспал всю ночь один, а Катталин, удобно прислонившись спиной к гладкому и толстому древесному стволу, до утра задумчиво смотрела в бархатно-черное звездное небо.

* * *

Посреди пустого чердака постепенно тускнела, остывая, нарисованная на полу пентаграмма, от потухших свечей к низкому потолку поднимался едкий сизый дымок. В комнате стоял отчетливый запах серы и раскаленного металла. Фигура, закутанная в черную мантию, вышла из центра круга, жестом велела толстоватому парню, одетому в мешковатую рясу, восхищенно таращившемуся из темного угла, прибрать в комнате, не таясь открыла дверь и начала спокойно спускаться по скрипучей темной лестнице. Голова ее, надежно укрытая капюшоном была опущена, как у человека, погруженного в свои мысли. Хотя думать было особо не о чем: инструкции, полученные из Инферно, были четкими и не допускали особенных отклонений. Для открытия врат нужна была жертва, да не просто какая-нибудь девственница или белокурый младенец, нет, нужен был кто-то обладающий магическим Даром… Это, впрочем, тоже не было особой проблемой – даже если не подвернется кто-нибудь со стороны, всегда можно использовать кое-кого из близкого окружения. Неприятно, конечно, но большие цели стоят больших жертв! Тем более что после открытия врат мир уже никогда не будет прежним: когда Темный князь заберет причитающееся ему количество рабов, посеяв везде хаос и разрушения, и вернется восвояси, настанет время переделать очищенный демонским огнем мир по своему вкусу!

Наверху послышался грохот. Черный человек на секунду замедлил шаг, досадливо покачав головой – что за безрукий тупица, этот новый слуга! Опять что-то уронил… Главное, чтобы только хрустальный шар не трогал… С другой стороны, этот дурак готов был слепо повиноваться без лишних вопросов и рассуждений, и это было сейчас наиболее ценно.

Глава 5

Они обследовали уже два широких студеных ручья и одну мелководную извилистую реку, но никаких следов лами́й не было заметно. Кругом по-прежнему было безлюдно, куда ни кинь взор, вдаль уходили ряды гладких серых стволов, но лес не выглядел мрачным – то тут, то там, сквозь просветы в листве пробивались янтарные лучи солнца, пели невидимые птицы, изумрудный ковер травы, на то и дело попадавшихся по пути лужайках, пестрел яркими цветами. Катталин споро шла, не оглядываясь и снова о чем-то глубоко задумавшись. Расстроенный Пако – не таким он себе представлял это путешествие, еле поспевал за ней – ноги ломило от постоянной беготни вверх-вниз по косогорам, причем, чем дальше они углублялись в лес, тем склоны становились выше и круче. Они уже, наверное, довольно высоко поднялись в горы, думалось Пако, но сплоченные ряды деревьев не давали рассмотреть панораму. И еще одна вещь чрезвычайно его удивляла: Страна Басков не отличается большими размерами и довольно плотно населена, но они шли по лесу уже второй день, а навстречу не попалось ни одного человека. Изредка на склонах паслись небольшие стада овец в сопровождении рыжих лохматых псов, но пастухов с ними видно не было. Несколько раз Пако из любопытства доставал из рюкзака свой смартфон, пытаясь сориентироваться по электронной карте, но связи каждый раз не было, спутники не находились, и телефон только печально мерцал пустым экраном. Молодой человек всерьез задумался, как же можно так жить в двадцать первом веке, обходясь без связи, интернета и спутниковой навигации.

Погруженный в эти размышления, он не заметил, как они оказались на берегу небольшого говорливого ручья и, да, ламия была здесь. На большом плоском камне сидела ослепительно красивая женщина. Она была совершенно обнажена, солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву, искрились на ее нежно-зеленой, цвета молодой травы коже. Ламия казалась юной и прелестной, несмотря на то, что вместо ступней у нее были небольшие ласты, а между длинными тонкими пальцами гибких рук виднелись перепонки. Женщина занималась тем, что расчесывала свои длинные светлые, цвета спелой пшеницы волосы золотым, богато украшенным, массивным гребнем. Увидев гостей, ламия приветливо помахала перепончатой ладошкой и что-то проговорила по-баскски. Голос ее был под стать внешности, нежно журчаще-переливающийся и певучий. Пако, естественно, не понял ни слова. Наверное, это было очень заметно по его лицу, так как ламия продолжила по-испански с заметным акцентом:

– О, я вижу, не все здесь понимают истинное наречие… Что ж, попрактикуюсь в языке чужаков! – она мило улыбнулась. – Привет вам, усталые путники, добро пожаловать на мой ручей!

– Здравствуйте! – смущенно выдавил из себя Пако.

Он никак не мог оторвать глаз от прекрасного гибкого тела лесной нимфы.

Катталин промолчала, лишь кивнув для приличия. Она как-то странно смотрела на Пако и в ее взгляде читалась досада, грусть и еще что-то такое, что ему распознать не удавалось.

Ламия отложила гребень, соскользнула со своего камня и без единого всплеска пересекла ручей по мелководью.

– Какой хорошенький! – речная нимфа откровенно разглядывала Пако, улыбаясь все шире, меж приоткрытых чувственных губ виднелись заостренные белые зубки.

Она повернулась к Катталин:

– Спасибо, девочка, можешь идти. После сочтемся!

Катталин все также молча кивнула и, резко повернувшись, зашагала прочь. Пако хотел окликнуть ее, остановить, ведь не могла же она оставить его здесь одного. Но ламия уже подошла совсем близко, ласково погладила молодого человека по щеке перепончатой рукой. И Пако… Пако ни о чем больше не думал, он тонул в этих изумрудных глазах, как корабль в гигантском водовороте. От ламии пахло весной и свежестью, Пако протянул руку, коснулся нежной бархатистой кожи, все мужское, что было в его существе, рвалось навстречу этой чистой женственности мощностью в сто мегатонн. Вот она, квинтэссенция экстаза, ради этого стоило жить и не жалко было бы умереть!

Вдруг откуда-то сбоку послышались торопливые шаги и знакомый голос позвал:

– Пако!

Ну что еще? Неужели нельзя оставить его в покое в такой момент! Помедлив, он, досадливо поморщившись, повернулся на голос. Катталин, конечно, это была она, стояла на ярко освещенной солнцем тропе, вся ее поза излучала решимость, в разноцветных глазах мелькали угрожающие искры. Одну руку она вытянула перед собой в запрещающем жесте, другая же оставалась за спиной, пряча что-то от посторонних глаз.

Ламия недовольно нахмурилась:

– Тебе чего, девочка?

– Оставь его!

– С чего бы это? – нимфа неприятно ухмыльнулась. – Ступай, не становись между ламией и ее добычей! Мы с юношей сами разберемся, не правда ли? – она обольстительно улыбнулась, облизав кончиком языка зеленые губы.

– Да, да, – пробормотал Пако, не в силах оторвать взгляд от влажного нежного рта.

– Эй, смотри, что у меня есть! – Катталин выхватила из-за спины крупный желтый цветок с множеством мелких лепестков, формой напоминавший солнце.

– Эгускилоре! – прошипела ламия, – неужели ты думаешь, что так просто… – она осеклась, так и не закончив фразы: чары начали действовать.

Взгляд ее затуманился, нимфа повернулась и пристально уставилась на цветок, губы ее шевелились, что-то проговаривая про себя. Катталин осторожно положила эгускилоре на камень напротив ламии, та села на корточки, не отрывая глаз от цветка, ни на что больше не обращая внимания.

– Бежим! – Катталин потянула Пако за руку. – У нас есть немного времени, чтобы убраться отсюда подальше!

Пако с неохотой подчинился, морок испарился, но где-то в глубине души ему все еще очень хотелось остаться наедине с зеленой перепончатой красоткой.

– Я дала ей эгускилоре – солнечный цветок, это единственная вещь, которой можно остановить ламию на охоте, – объясняла на бегу девушка, – теперь она будет считать лепестки, и ничто не оторвет ее от этого занятия, пока она не закончит. Это древняя магия, еще наши прапрадеды или, вернее, прапрабабки пользовались ею, отваживая ламий от своих жилищ.

Вскоре они устали бежать и перешли на шаг, но шли еще долго, несколько раз меняли направление, пока наконец не оказались на приветливой лужайке, залитой солнечным светом.

– Думаю, здесь достаточно безопасно, – Катталин села на поваленный буковый ствол, чтобы перевести дух.

– Так, что это было? В чем проблема? Мы же шли за поцелуем этой… русалки! – Пако немного пришел в себя и желал объяснений. Что-то явно пошло не так.

– Ты что, правда не понимаешь? Чему только вас в Мадридах ваших в школе учат! Это же ламия! Они заманивают одиноких путников к себе в пещеру, а потом…

– Что потом? – нервно переспросил Пако.

– М-м-м… Скажем так, залюбливают до смерти. Не самая, говорят, худшая смерть – в любовных утехах ламии толк знают, но… все же смерть.

Катталин смотрела в сторону, крутя между пальцами цветок клевера.

– То есть ты привела меня сюда, чтобы скормить этой твари!

– Да, – честно ответила Катталин, посмотрев ему прямо в глаза, – это был план «Б».

– План «Б»?!! Значит, был еще и план «А»?!

– Да. Просто подлить тебе яду в кофе еще там, в Доностии, но я его тоже провалила, помнишь тот зеленый пузырек? – Катталин снова потупилась. – Плохая из меня ведьма, всегда ставлю личное выше общественного.

Пако затравленно оглянулся.

«Бежать! Прочь от всего этого!» – запульсировало в голове.

Словно прочитав его мысли, девушка умоляюще всплеснула руками.

– Не уходи! Когда мы шли сюда, я еще не знала, что ты мне так… понравишься.

– Не уходить?! Да как я смогу теперь тебе доверять! Может у тебя еще и план «Це» имеется?!

– У меня нет, у бабушки – точно есть. И теперь, когда я из-за своей слабости не выполнила план «Б», план «Це», скорее всего, относится и ко мне.

– И… И в чем же он состоит?

– Лучше не знать. Но у тебя в одиночку нет шансов. Совсем. Попробуем вместе, а?

– У меня есть выбор?

– Нет…

– Черт! Черт! – Пако опустился на землю, в отчаянии обхватив голову руками.

– И еще… Прости меня… Пожалуйста.

Какое-то время они сидели молча, думая каждый о своем. Наконец Пако очнулся.

– Хорошо, что же нам делать?

– Собственного четкого плана у меня нет, – Катталин выглядела очень несчастной и потерянной, – но зная свою бабушку, думаю, что как только она догадается о моем провале, а это будет очень скоро, она призовет момочоррак…

– Кого?!

– Это древнее полудикое племя, они служат Верховной ведьме…

– Погоди, то есть твоя бабка и есть Верховная ведьма?

– Выходит, что так.

– Но ведьмы… Они же служат темным силам! И ты с ними тоже?!

– Послушай, – Катталин устало пожала плечами, – не надо так упрощать. Пойми, не существует темных и светлых сил, абсолютного добра или зла, черной или белой магии. Есть древняя сила природы, и есть люди, их немного, которые могут чувствовать эту энергию и управлять ею. Мы, ведьмы, можем это делать, но мы же и стоим на страже Равновесия этого мира. Без него наш мир утратит порядок и уничтожит сам себя… Есть еще, правда, Инферно, совершенно чуждое нам место, которое как раз и существует по законам разрушения и анти-порядка. Они там давно точат на нас зубы, ибо Хаос всегда будет пытаться разрушить Космос. Но, по счастью, наши реальности практически не пересекаются, а кодекс чести ведьм и магов под страхом вечного проклятия запрещает нам якшаться с демонами. Также существует еще третья уравновешивающая составляющая – Мир мертвых, но об этом месте нам почти ничего не известно: тамошние жители к нам очень редко захаживают, а по собственной воле оттуда мало кто возвращался.

Какое-то время Пако молчал, обдумывая сказанное. В глубине души ему до сих пор не верилось, что все это происходит на самом деле, что в наши дни, в такой обжитой и исхоженной вдоль и поперек Европе, можно так запросто обрекать человека на смерть, да еще и непонятно из-за чего. А потом еще все эти ведьмы, демоны, мертвые… От этого голова шла кругом.

– Нам пора идти, – тревожный голос Катталин вернул его к действительности. – Я знаю пару укромных мест, одно как раз неподалеку, там можно будет передохнуть и подумать, как нам быть дальше. Смотри – уже смеркается! Надо спешить.

Она взяла его за руку и решительно свернула с тропы. Лес был все тот же – высокий и красивый, подлеска почти не встречалось, но идти было тяжело – ноги вязли в толстом ковре опавшей, еще прошлогодней, листвы. Было тихо. В сгущающихся сумерках чуть слышно посвистывали какие-то невидимые пичуги, иногда доносилось убаюкивающее журчание ручейка, успокаивающе шелестела листва. Вдруг к дремотной тишине вечернего леса начал примешиваться какой-то странный низкий ритмичный звук, как будто кто-то ударял металлом о металл. Это напоминало звон больших медных колокольцев, тех самых, что привязывают коровам на горных пастбищах. Однако доносившийся звук разительно отличался от унылого хаотичного дребезга пасущегося стада именно своей слаженностью и четким ритмом. И этот звук быстро приближался. Скоро к металлическому лязгу примешался топот десятков ног.

– Это они! Момочоррак! Нас выследили! – Катталин сильно сжала руку Пако, резко меняя направление и переходя на бег.

Но было поздно: из-за толстых стволов уже показались первые преследователи. Мощные кряжистые фигуры момочоррак были облачены в балахоны из белых косматых шкур, измазанных спереди чем-то красным, очень похожим на кровь, на головах были надеты целые бычьи черепа с загнутыми рогами, полностью закрывающие лица. Каждый был перепоясан широким кожаным ремнем, сзади к которому крепилась пара больших медных колокольцев, издающих при ходьбе тот самый глухой ритмичный звон. В руках слуг Верховной ведьмы были тяжелые четырехзубые пики, недвусмысленно направленные в сторону беглецов. Пако задыхался, кровь стучала в висках, но он упрямо заставлял себя бежать вперед, надеясь уже только на чудо.

Катталин сдалась первая, она сбилась с шага, потом остановилась, тяжело дыша и закрыв лицо руками. В это время в той стороне, где они пытались скрыться, тоже замелькали среди деревьев белесые косматые силуэты – второй отряд момочоррак. Они были окружены. Пако резко выпрямился и развернулся, намереваясь встретить преследователей с гордо поднятой головой, но в последний момент зацепился ногой за скрывавшийся в опавшей листве корень и потерял равновесие. Его голова с сухим треском натолкнулась на ствол ближайшего дерева, и он провалился во тьму.

Глава 6

Пако пришел в себя. Голова болела, но вполне терпимо, он полулежал, привалившись спиной к огромному дубу, росшему посреди большой поляны, пределы которой терялись во мраке. Перед ним горел большой жаркий костер, сучья трещали, и в звездное черное небо то и дело летели снопы ярких жгучих искр. Он не был связан, в этом явно не было необходимости – на границе освещенного огнем круга угадывались молчаливые фигуры момочоррак.

Прямо рядом с костром, в высоком кресле темного дерева, восседала пожилая женщина, одетая во все черное, она устало опиралась руками на выставленную перед собой резную изящную трость, не мигая глядя на пленника живыми и умными, но очень недобрыми глазами. Вообще, в ее облике не было ничего угрожающего или отталкивающего: никаких всклокоченных волос, бородавок на загнутом, словно ятаган, носе, торчащих клыков и прочей ведьминской атрибутики, встречающейся, в основном, в детских книжках. Наоборот, под кокетливо сдвинутой чуть на бок остроконечной шляпой виднелись аккуратно причесанные, завитые пряди, Нос имел, все же, некоторую крючковатость, но не настолько, чтобы как-то обращать на себя особенное внимание. Но вот глаза… В них отчетливо читался отрешенный холод вечности, под этим взглядом Пако стало не по себе, по спине побежали мурашки. Рядом с верховной ведьмой, а что это именно она не было никаких сомнений, стояла раскрасневшаяся Катталин. Она явно только что что-то с жаром доказывала бабушке, но осеклась, увидев, что Пако очнулся.

– Та-ак, – протянула пожилая женщина, – и как это понимать? Кто дал вам право морочить голову моей внучке? Вы решили, как это у вас, прощелыг, называется, «подкатить» к ней в надежде избежать расплаты?

– Бабушка!..

– А ты вообще молчи! – она повернулась к Катталин, грозно блестя глазами. – Позор на весь наш род! Так бездарно провалить первое же важное задание… Что это с тобой, девочка?

– Он… Он… Не такой, как все!

– Что?!! Дался тебе этот… испанец!

Последнее слово старуха выплюнула, как тягчайшее оскорбление. Она хотела еще что-то добавить в том же ключе, но вдруг осеклась на полуслове, как будто ее посетила какая-то очень удачная идея. Она тихонько зашептала, словно озвучивая свои мысли:

– А почему бы и нет? Этот чужак подойдет! К чему откладывать…

Катталин не могла расслышать бормотание бабушки, но расценила перемену в ее настроении, как признак сомнения.

– Бабушка, миленькая, ну пожалуйста! Ну пусть он уедет отсюда, там вдалеке его Дар ослабеет и будет не опасен!

– Не будет! – отрезала ведьма. – Приехав сюда, он разбудил в себе эту дурацкую способность, и ничто в мире не способно нейтрализовать этот его, так называемый, Дар. Я знаю только один верный способ не подвергать Равновесие мира опасности – физическое ее устранение! Увы, мальчик, ничего не попишешь… Мы сделаем это быстро, ты ничего не почувствуешь.

Старуха медленно встала, продолжая опираться на палку, момочоррак слитно топнули, печальный звон прокатился по ночному лесу. Ведьма подняла руку, вокруг замысловато сложенных пальцев появилось и начало уплотняться зеленоватое свечение, запахло озоном.