Волчий Лог

– Иди, чего стоишь? – посмотрела на Сэма, не зная, как от него отделаться. – Тебе ж еще дальние окраины дозором обходить.

Ничего не ответив, Чадов развернулся и исчез в лесу, а я, облегченно вздохнув, спустилась к дороге и пошла к поселку.

Хруп… Хруп… Хруп… Снег тихо хрустел под ногами. Этот звук так напоминал хруст кукурузных палочек, которые любит Никитка, что я невольно улыбнулась. При мысли о сыне стало теплее. Правда, мороз, будто почувствовав, что жертва приободрилась и ускользает из рук, тут же взялся за меня всерьез. Он щипал щеки, пробирался под тонкий свитер, проходился по голой шее ледяным шарфом, заставляя ежиться и прибавлять шаг. И я уже почти бежала, стараясь быстрее оказаться в тепле родной кухни.

Не сбавляя скорости, миновала водокачку, обошла новый дом Соломиных, стоящий на отшибе, и свернула на Лиственную. Позади послышался рев двигателя, и меня обогнал «БМВ» Гладкова. Черная машина хищно мигнула фарами, подняла шлейф белой поземки и рванула к перекрестку. Ее немного занесло на повороте, но Костя так и не сбавил скорость. Наверное, в город торопится, к своей девушке. Игорь говорил, что наш доктор завел какую-то зазнобу, но шифруется, не хочет от Егора нагоняй получить, за то, что с простой женщиной связался. Можно подумать, альфа не узнает… Брагов знает все и про всех, а если что-то и упустит, так ему Сэм доложит. В лучшем виде.

Я усмехнулась и припустила быстрее. Интересно, Никитка уже от Никона вернулся, или опять допоздна засидится? С одной стороны, плохо, что сын так привязался к чужому волку, а с другой… Что я могу возразить, если мальчишке мужское влияние нужно?

Я так задумалась, что, только дойдя до дома, заметила знакомую невысокую фигурку.

– Инга! Можно вас?

Твою ж мать! Опять эта рыжая! Третий день мне проходу не дает. Как познакомились, так и крутится рядом. Хотя, познакомились – сильно сказано. Эта ненормальная сама ко мне привязалась и буквально вынудила назвать свое имя, а перед этим с непонятным воодушевлением известила, что она Ника и что мы теперь соседи. А уж радовалась как, когда я неохотно представилась! Можно подумать, сестру потерянную нашла.

– Здравствуйте, Ника.

Приветствие вышло не очень. Как я ни пыталась пересилить собственную неприязнь, она проскальзывала в голосе, и чуткое ухо могло ее уловить.

Пара альфы, безусловно, не была глухой.

– Похоже, я вам не нравлюсь, – обезоруживающе улыбнулась она и уставилась на меня своими наивными серыми глазищами.

А глаза у нее, между прочим, красивые, тут уж не придерешься. Такой необычный теплый цвет. Смотрит – и будто пуховым платком окутывает, укрывает от холода и тоски.

– Вам показалось, – сбросив непонятное наваждение, сухо ответила девчонке.

И кого я пытаюсь обмануть?

Рыжая не поверила.

– Возможно, когда мы узнаем друг друга поближе, ваше мнение обо мне изменится к лучшему, – дипломатично заметила она, и я криво усмехнулась.

Точно, чокнутая оптимистка! Прав был Глеб, когда назвал так пришлую. Это ж надо! Приперлась в Волчий Лог, поселилась в убогой развалюхе и горя не знает. Сразу чувствуется, жизнь ее еще не учила.

– Вам что-то нужно? – искоса посмотрела на Нику, пытаясь понять, что Егор в ней нашел. Мелкая, рыжая, за веснушками лица не видно. Яркий пуховик выглядит на пару размеров больше – то ли модный оверсайз, то ли с чужого плеча, не поймешь. Вязаная шапка все время сползает на лоб, и соседка поправляет ее двумя руками, как ребенок. Разве такой должна быть пара альфы?

– Ага, – энергично кивнула девчонка, подстраиваясь под мой шаг. – Я знаю, что вы заведуете музеем. Сможете провести для меня экскурсию? Нет, не сейчас, конечно, – зачастила рыжая. – Когда у вас будет время.

Я недовольно вздохнула. Вот же, репей липучий! Чего она ко мне привязалась?

– Завтра с утра у нас инвентаризация, приходите после обеда, – ответила вслух. – Думаю, к этому времени я уже освобожусь.

Я старалась говорить вежливо, но голос срывался на рык.

– Обязательно приду, – радостно кивнула Ника и улыбнулась мне так, что губы невольно дрогнули в ответ.

– Договорились, – я постаралась вернуть лицу серьезное выражение.

Рыжая улыбнулась еще шире и потопала к своей развалюхе. Старый дом Митяя выглядел на нашей улице, как лишай на здоровом теле: маленький, покосившийся набок, с нелепыми башенками и уродливым флюгером на крыше. Правильно Ефрем его прозвал, настоящий «скрюченный домишко». Наверное, свой рассказик Агата Кристи вот с такого же «теремка» писала.

Ника дошла до калитки, оглянулась на меня, махнула рукой в разноцветной перчатке, и снова расплылась в улыбке. М-да. И не надоело девчонке в такой каморке жить? Егор свою ненаглядную уже который день уламывает, просит к нему переехать, а эта мелочь уперлась, и ни в какую. Тоже мне, цаца. Специально выламывается. Власть свою проверяет.

Почувствовав, как в душе снова заворочалось то темное, чужое, попыталась взять себя в руки. Я должна отпустить свои чувства. Они никому не нужны: ни мне, ни Егору. Точнее, Егор о них и знать не знает. Подумаешь, сошлись пару раз при луне, утолили голод двух одиночеств, разве ж это повод для настоящей привязки?

Если бы еще сердце сумело принять эту истину, так нет же. Оно, упрямое, все на что-то надеется. Ноет и ноет, будто больной зуб, когда и не знаешь, что лучше – то ли вырвать с корнем, то ли попытаться залечить. Знать бы еще, чем…

Я вздохнула, перекинула косу за спину и решительно направилась к дому.

***

– Мама!

Не успела я открыть калитку, как на меня обрушился настоящий ураган. Горячие ладошки нырнули под свитер, в грудь уткнулся курносый нос, а из-под светлой челки блеснул чуть более радостный, чем обычно, взгляд.

– Никитка! – обнимая сына, улыбнулась в пушистый воротник детского пальтишка и почувствовала, как уходят из души горечь и чернота. И чего, спрашивается, я расклеилась? Когда тебя так встречают, разве это не счастье? Зачем мне мужчины? Жила ведь без них раньше? Вот и сейчас проживу.

Я посмотрела на своего ребенка и поправила его стоящую торчком челку.

– Ты почему во дворе? Я же просила не выходить.

А строгости в голосе-то и нет. Не могу сердиться на Ника. Не могу – и все. Хотя уже не раз просила не выскакивать во двор без дела, когда меня нет, а этот поросенок все равно не слушается.

– Я к Никону хочу, – на меня просительно уставились большие серо-зеленые глаза.

Не по-детски серьезные, чуть раскосые, с едва заметными крапинками. Пройдет совсем немного времени, и эти крапинки растекутся по радужке ярким янтарем, засияют взрослой мужской силой, нальются настоящей волчьей желтизной.

– Уже поздно. Завтра с утра пойдешь, – не поддалась на уговоры.

– Ну, мам!

– Я сказала, нет.

Главное, не показывать слабину. С маленькими оборотнями это особенно важно. Да, и с большими тоже. Стоит только один раз уступить – и все, привыкнут и перестанут считаться. Ничего не поделаешь, натура у волков такая, а против натуры, что называется, не попрешь. Помню, поначалу, когда в Лог из города вернулась, многие пытались мной командовать, уму-разуму учить, да только не вышло у них ничего. Не на ту напали. «Бабкин характер», как сказал тогда Чадов.

– Нет, Ник, – повторила я и, отпустив мальца, подтолкнула его к дому.

– Никон обещал чучело белки показать, – сын обернулся ко мне и посмотрел с надеждой.

– Белка живая?

– Мам, ты чего? Она же чучело!

– Значит, до завтра никуда не убежит, – хмыкнула я и, показывая, что спор окончен, буднично добавила: – Валенки от снега оббей.

Ник что-то буркнул, но против железной материнской логики возражать не решился. Он грохнул по решетке сначала одной ногой, потом – другой, и шустро заскочил в сени.

Я зашла следом, разулась, влезла в вязаные тапочки, но куртку снимать не стала. Все никак согреться не могла. Видимо, слишком долго у ручья просидела, нужно было раньше уходить.

В сенях было прохладно и пахло свежими яблоками и сеном. Обожаю этот аромат. В нем так много лета, тепла, солнца…

Я подошла к большой плетеной корзине, в которой блестели боками крупные красные яблоки, достала одно и поднесла к лицу. Аромат стал еще сильнее.

– Зайку кормил? – посмотрела на Никитку.

– Кормил, – отрапортовал сын. – И Борьку тоже. И гарем его.

Борька был огромным боровом, упрямым и злопамятным. Я купила его в прошлом году и уже успела не раз об этом пожалеть. Не все животные хорошо уживаются с оборотнями. Пусть мы и люди, большую часть времени, но дух-то волчий никуда не денешь. И если курам и уткам все равно, то козы и свиньи реагируют. Особенно кабаны. Что еще раз доказывает, что все мужики… Проблемные, короче.

– Я же говорила, не лезь ты к свиньям. Я сама.

Отложила яблоко и сняла, наконец, куртку.

– Ты и так все сама. И за бабу, и за мужика. Не дело это, мам, помощь тебе нужна, – рассудительно заметил мой шестилетка, и я вдруг посмотрела на него другими глазами.

Растет мой мальчишка. Совсем самостоятельным стал.

– Может, наймешь кого? – продолжил Никитка.

В груди что-то сжалось. Маленький мой, если бы все было так просто! Тут и так еле выкручиваемся, откуда ж на работников деньги брать?

– А зачем нам чужие люди в доме? У меня вон какой помощник есть! – отбросив упаднические мысли, улыбнулась я. – Ладно, идем ужинать. Я с утра тыквенную кашу запарила.

– Опять каша! – скривился Ник, но покорно поплелся на кухню.

Ага. Скажи ему, что еще курица есть, так он на тыквач и не посмотрит. Нет уж. Пусть сначала полезную кашу съест. А то знаю я его. Научился у Никона, что еда – это мясо, а все остальное, так, трава. И упирается. Правда, спорить пока не решается. Но это пока. Чувствую, подрастет еще немного, и совсем от нормального питания откажется. Он может. И в кого такой упрямый?

Я наблюдала, как сын расправляется с ярко-оранжевой кашей, от которой шел нежный аромат тыквы и сливочного масла, и чувствовала, что от былой тоски не осталось и следа. Правда, чего я так злилась? Неужто не сумею взять себя в руки и забыть никому не нужные чувства? Конечно, сумею. Мне бы только с рыжей пореже встречаться, хотя бы первое время.

– Ник, еще мясо есть, – отвлеклась от своих мыслей.

– Ну, мам! Ты всегда так! Я бы эту гадость и не ел, если бы знал, что настоящая еда есть!

Вот так. Настоящая еда. Так я и знала.

– Мужчина должен есть только мясо, – уписывая за обе щеки куриные рулеты, невнятно пробубнил Ник, а я только головой покачала. Вот оно, «суровое» воспитание Никона. Скоро я этого маленького «мужичка» не прокормлю.

Сын доел, отложил ложку, вскинул на меня серьезный взгляд и спросил:

– Мам, а правда, альфа скоро женится?

– Правда.

– На пришлой?

В зеленых глазенках заплясали любопытные искорки.

Я незаметно вздохнула. Откуда вдруг такой интерес? Маленький же еще подобными темами интересоваться. Или он просто повторяет то, о чем говорит весь Лог?

– Да, на пришлой, – ответила своему любознательному сыну.

– А почему на ней? – не отставал Никитка.

Он подпер голову кулаками и уставился на меня с тем выражением, с каким обычно сказки на ночь слушал, когда совсем крохой был.

– Она его пара, Ник.

Я старалась говорить спокойно, но в душе снова засвербело. Даже дома не могу избавиться от этой рыжей. И чего она в наш поселок приперлась?

– А ты? – Никитка сосредоточенно нахмурился, а в его взгляде застыла совсем не детская грусть. Снова.

Сердце на мгновение сжалось. Как же мне хотелось, чтобы мой ребенок жил так, как все: играл, веселился, был беззаботным и счастливым. Порой мне казалось, что это почти так и есть, но потом один такой вот взгляд – и все прежние страхи возвращались, заставляя меня пристальнее всматриваться в серо-зеленую глубину слишком серьезных глаз.

– Ты тоже чья-то пара? – продолжал допытываться Ник.

– Наверное, – я пожала плечами, постаравшись перебороть свои страхи.

В самом деле, чего это я? Гладков сказал, что Ник обязательно перерастет все эти «мелочи», да я и сама вижу улучшения. В последнее время Никитка стал гораздо общительнее и посторонних почти не боится. А в школе у него даже друзья появились, о чем я уже сколько времени мечтала.

– А почему тогда ты одна? – нахмурился Ник.

Светлые брови смешно сошлись на переносице, а на лице появилось немного упрямое выражение. Вылитый дед.

– Разве ж я одна? У меня ты есть, а больше мне никто не нужен, – как можно беззаботнее улыбнулась в ответ, и почувствовала, как больно кольнуло сердце.

Ой, вру… Нужен. Еще как нужен. Только я ему без надобности.

Никитка нахмурился еще больше, пытливо вглядываясь мне в лицо.

– А я когда вырасту, тоже найду себе пару, да? – спросил он.

– Конечно, найдешь.

– Обязательно?

– Да.

– Ну вот, значит, будет у тебя помощница и не придется чужих в дом брать, – неожиданно выдал сын и соскочил с табуретки. – Спасибо, ма. Я наелся.

Он шустро отнес тарелку к раковине и повернулся ко мне.

– Я пойду, поиграю?

– Иди, сынок, – кивнула в ответ.

Ник тут же умчался к компьютеру, и вскоре из комнаты уже слышались звуки пальбы и громкие довольные возгласы.

Я усмехнулась. Да уж… С тех пор, как Яр принес нам эту старую железяку, прошло всего пару месяцев, а сынка уже умудрился освоить технику и рубится теперь в какую-то сумасшедшую стрелялку с видом заправского геймера.

Я поднялась из-за стола, собрала посуду, вымыла ее и сложила в сушку.

Бросив полотенце в машину к остальным вещам, запустила стирку, достала коробку с вязанием и уселась в любимое продавленное кресло. В нем еще моя бабушка вечерами сиживала. Я его ни на какое другое не променяю!

В кухне уютно тикали ходики, тихо жужжала машинка, изредка порыкивал холодильник, тоненько звенели спицы. Я накидывала петли, стараясь не сбиться со счета, и раздумывала, сумею ли довязать свитер за оставшиеся два дня. По всему выходило – успею. Мне только горловина осталась и манжеты. Справлюсь.

А дальше мысли свернули на обычную прозу жизни.

За костюм Ядвига трешку даст. Молоко и мясо в город отвезу, считай, еще двадцатка. Как раз на ремонт детской хватит. А там и до спальни доберусь. Может, у Янки займу. Или кредит возьму.

Я накинула добавочную петлю и вздохнула.

В соседней комнате гремела компьютерная мышь, которой сражался мой Никитка, за окном крупными хлопьями валил снег, машинка натужно тряслась и ходила ходуном, наращивая обороты. Обычный вечер обычного дня. Такой же, как сотни других.

Грех жаловаться на судьбу. У меня есть самое главное – мой ребенок. А мужчины… Что ж, не везет мне с ними, ну и ладно. Как-нибудь сама проживу.

Я подняла глаза и бросила взгляд на еле видную за тучами луну. Она исподтишка заглядывала в окно и тихо наблюдала за мелькающими в моих руках спицами, а мне неожиданно стало так хорошо и спокойно, что захотелось придумать для себя что-то приятное, вроде утешительного приза. Может, в город с Ником на выходных смотаться? Сходить в кино, поесть мороженого, купить какую-нибудь мелочевку. А что? Нужно же себя как-то радовать? Решено. Если успею разобраться с делами, обязательно устрою нам с Никиткой развлекательную программу. Настоящую и безоговорочную.

***

Утром я проспала. Впервые за последние шесть лет, между прочим. Разнежилась чего-то, залежалась и не услышала будильник. И теперь мы с Никиткой собирались в бешеном темпе.

– Дневник взял? А сменку?

Я металась по дому, торопясь втиснуть в оставшиеся несколько минут все утренние дела.

– Мам, все я взял, идем уже, – нетерпеливо встряхнул головой Ник.

– Так, животину покормила, кур закрыла, – я озабоченно нахмурилась, пытаясь вспомнить, что еще не сделала. – Стоп. Мясо из морозилки забыла достать.

– Мам, я пойду, а то опоздаю, – ребенок переступил с ноги на ногу и покосился на дверь. Порой я жалела, что отдала его в школу так рано, но, с другой стороны, не сидеть же ему дома, пока я торчу на работе? Да и общение со сверстниками Никитке только на пользу.

– Ладно, беги, – кивнула в ответ и тут же спохватилась. – Стой, Ник!

– Ну, мам! – тут же возмутился сынка. – Я уже большой.

– Я помню.

Ухватив упирающегося сына, поцеловала его и подтолкнула к двери.

– Вот теперь иди.

Дверь в сенях хлопнула, и Никитка вылетел из дома.

«Большой…» Конечно, как же… Почти мужчина. А ночью, когда снятся кошмары, все равно к маме под бок приходит.

Усмехнувшись, вытащила из морозилки окорочка, бухнула их в раковину и сполоснула руки. Все. Можно было уходить. Время пошло.

Быстро выскочила из дома, втиснулась в машину, вставила ключ в замок зажигания и нетерпеливо скривилась. Моя красавица торопиться не желала. Она интеллигентно чихнула, пару раз фыркнула, немного подумала и только после этого заработала.

– Давай, девочка, просыпайся, – бормотала, постукивая по рулю.

И почему, когда торопишься, все вокруг кажется таким медленным?

Я с трудом дождалась, пока прогреется двигатель, выехала за ворота, бегом вернулась, чтобы их закрыть, а потом захлопнула дверцу и рванула с места. Выезд из поселка, два километра проселочной дороги, указатель – до работы доехала за считанные минуты.

И привычно улыбнулась, разглядев среди заснеженных лип белокаменную усадьбу. Высокую, всю какую-то воздушную, с изящными колоннами и красивыми портиками. Жаль, полюбоваться ей времени не было.

Бросив «Калину» на стоянке перед воротами, добежала до парадного входа, рывком распахнула дверь, влетела в холл и тут же врезалась в чью-то мощную грудь.

– Твою ж дивизию! – громко выругалась, потирая ушибленный нос.

– А ну, не выражайся! – строго цыкнул Чадов.

Черт! Только его здесь не хватало! Вот уж точно, если утро не задалось, то и весь день таким же будет. Интересно, чего Чадов забыл в усадьбе? Он тут не частый гость, да и прошлое совсем не его конек. Тогда что ему нужно?

Все эти мысли пронеслись за одну секунду, а уже в следующую я попыталась выбраться из крепких рук, но Сэм не позволил. Он встряхнул меня за плечи и оглядел внимательным взглядом. Видимо, желал удостовериться, что со мной все в порядке.

– А то что? – с вызовом посмотрела в сумрачные темно-желтые глаза. – Сладкого лишишь?

– И лишу, если нужно будет, – спокойно кивнул волк и строго спросил: – Почему опаздываешь?

– Проспала, – буркнула в ответ.

Тоже мне, начальник нашелся!

– Ясно.

В суровом лице что-то дрогнуло. Шрам, пересекающий щеку, некрасиво дернулся, и я почувствовала, как в душе шевельнулась тоска.

– А ты чего здесь забыл? – не желая прислушиваться к непонятным ощущениям, вывернулась из железной хватки и отступила на безопасное расстояние. Терпеть не могу, когда кто-то трогает без разрешения.

– Дело есть, – как всегда немногословно ответил Чадов.

Он подтолкнул меня в сторону кабинета.

– Что за дело? – устроившись за столом и кивнув волку на кресло, уточнила я.

Сэм не торопился с ответом. Он медленно обвел глазами комнату, задержался взглядом на фотографии Никитки и достал сигареты.

– Будешь?

Я отрицательно покачала головой.

– Чего так?

– Бросила.

– Ну и правильно, – кивнул Сэм, прикуривая. Он затянулся и поглядел на меня тяжелым, оценивающим взглядом.

Ненавижу, когда так смотрят! Точнее, когда Чадов так смотрит. Такое ощущение, будто он все время ожидает от меня какой-нибудь пакости и пытается ее предупредить. А с чего, спрашивается? С самого первого дня, как я в Лог вернулась, Сэм относится ко мне с каким-то враждебным недоверием. Хотя, я, вроде, ничего плохого не делаю, живу тихо-мирно, никуда не хожу, ни с кем особо не общаюсь. Дом да работа – вот и все места передвижения. Ну еще в город изредка выбираюсь. А этот… Врага какого-то во мне видит.

– О чем ты хотел поговорить? – открыв книгу учета, уставилась на мелкие строчки. Они расплывались перед глазами, но я упорно пялилась в них, пытаясь сосредоточиться на цифрах.

– Знаешь об охотниках?

Чадов глубоко затянулся. По кабинету поплыл горький дым, и у меня запершило в горле.

– Тех, что ищут оборотней? – перелистывая страницу, уточнила я. – Да, слышала.

– Они могут появиться в поселке, – глухо сказал Сэм.

Я подняла голову, с удивлением глядя на невозмутимого Чадова. Тот поднес сигарету ко рту каким-то странным, немного дерганым жестом, и это настолько выбивалось из обычного поведения безопасника, что я насторожилась еще больше.

– С чего ты так решил?

Я смотрела в некрасивое жесткое лицо и чувствовала, как неспокойно становится на сердце. Черт! Своему чутью я привыкла доверять, оно меня еще ни разу не подводило.

– Бродят слухи, – неопределенно ответил Сэм. – На всякий случай постарайся быть настороже. Сейчас, конечно, не сезон, экскурсии редко бывают, но, сама знаешь, береженого бог бережет.

Чадов снова придавил меня тяжелым взглядом. Я почувствовала, как волоски на шее встали дыбом. Твою дивизию! Чего он на мне свою силу показывает?

– Постараюсь, – хмуро ответила волку. – Что-то еще?

– Это все, – поднимаясь, ответил Сэм.

Он пошел к двери, но на пороге остановился.

– Скажи Никитке, чтобы на улицу без нужды не высовывался.

– Все так серьезно?

– Инга, не иронизируй. Сделай, как говорю.

Чадов развернулся и вышел, а я осталась сидеть, раздумывая над его словами. Вообще-то, Сэм не зря волнуется. Охотники – реальная угроза нашего мира. Сколько существуют оборотни, столько же существуют и охотники. Мы – две стороны одной медали. Звериная сила и ловкость одних уравновешиваются отменным чутьем и способностями других. Черное и белое. День и ночь. Мы даже в устройстве иерархии похожи, и у нас, и у них она одинаковая: Совет, в который входят самые сильные и уважаемые; военные: десятники, боевики, разведчики, охранники; и особняком стоят одиночки. В случае охотников – идейные. А у нас еще и мирное население добавляется. И именно из-за этого мирного населения у волков связаны руки. Попробуй повоюй, когда на тебе женщины и дети, которые должны жить в безопасности.

Я подперла щеку кулаком и задумчиво уставилась в окно. В воздухе кружились снежинки. Медленно, плавно, красиво… К вечеру опять сугробы наметет, и дорога до Лога превратится в непроходимое препятствие. Может, это и неплохо?

Мысли вернулись к тому, что сказал Чадов.

Если кто-то из охотников пронюхал о нашем поселке, это беда.

Может, Сэм ошибся? Чужаков у нас не бывает, разве что экскурсии в музей приезжают. Да и те, в основном, местные, из района. А в сам поселок посторонним вход закрыт – частная охраняемая территория. Волчий Лог у нас что-то вроде элитного поселка для богатеньких, как думают в округе. А что? Хорошая легенда. Места красивые, заповедные: лес, речка, озеро, чистый воздух. Где ж еще уставшим от суеты столицы «олигархам» жить? А то, что в поселке не одни миллионеры живут, так это никого не касается.

Я захлопнула книгу, поднялась из-за стола, сменила сапоги на рабочие туфли и вышла из кабинета. Нужно было проверить новую экспозицию. Вчера мы выставили на специальном столике отреставрированный чайный сервиз, но у меня осталось ощущение какой-то незавершенности. Будто чего-то в нем не хватает.

– Доброе утро, Ирина Николаевна, – войдя в зал, улыбнулась смотрительнице.

Невысокая худощавая оборотница в ответ торопливо кивнула. Седые волосы, стянутые в низкий узел, красивый шерстяной платок на плечах, прямая юбка и удобные туфли – Хрусталева выглядела типичным музейным работником. Да она и была таким работником. Она даже жила при музее, в маленькой сторожке у ворот, и почти не покидала усадьбу, оставаясь и смотрителем, и сторожем, и завхозом. Работал у нас и официальный сторож, Кузьмич, но на того надежды было мало. Вроде и хороший мужик, но запойный. Как нахлынет на него, так, считай, потерян из списка живых на неделю. Но ведь жалко дурня, не выгонишь – у него в Сосновке сноха-вдова, а у той трое мальцов, всех кормить нужно.

– Залы в порядке?

– Да, Инга Яновна. Зоя полы помыла. Сказала, послезавтра придет. Оно и правильно, посетителей сейчас нет, грязь носить некому.

Хрусталева поправила сползающие с носа очки. Зоя тоже была из Сосновки, соседней с Волчьим Логом деревни. И тоже одна тянула семью, в которой было двое ребятишек и парализованная бабушка. Я и взяла-то своих деревенских сотрудников только потому, что тем деньги нужны были так же отчаянно, как и мне когда-то. И Егора уговорила. Альфа не хотел чужих брать, опасался, что те могут что-то неположенное увидеть. А что тут увидишь? Усадьба от Лога в двух километрах стоит, у нас тут ничего «неположенного» не бывает. Я грустно хмыкнула. Не музей, а общество помощи одиноким бабам.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.