Дары Космоса. Часть первая

Катя подпрыгнула почти на высоту собственного роста.

– Видал, как я умею?

– Видал, видал.

Она разбежалась и запрыгнула на зонд.

Я попробовал сделать заднее сальто, но слегка переборщил и упал на спину.

– Не, староват я для этого, – пробормотал я, поднимаясь на ноги.

Я встал и подошел к мотоциклу. С трудом поднял его над головой и повернулся к Кате:

– Лови!

– Ага, щас! – она, как бы защищаясь, выставила руки вперед.

Я поставил мотоцикл и завел.

– Спускайся.

Его двигатель издавал бы тихое гудение на Земле, но из-за разреженности местного воздуха этого гудения практически не было слышно. Загорелся экран с картой Марса, которую я заранее закачал и настроил на нее гироскопы с курвиметром, а сейчас указал на ней местоположение зонда и мотоцикла. Теперь по карте, как по навигатору GPS, можно было ориентироваться, если отправимся в дальнее путешествие, что я и собрался делать.

– Садись, прокатимся! – сказал я.

Катя не заставила себя долго упрашивать и села сзади меня. Я посмотрел на карту и увидел на ней несколько невысоких холмов, начинавшихся примерно в пятнадцати километрах справа от нас. Я знал, что будет, когда я поеду, и отключил радиопередатчик, с помощью которого мы общались. И, похоже, не ошибся. Мотоцикл поехал, быстро набирая скорость, и я даже без передатчика слышал Катин визг, глухо и тихо передававшийся по ««жиденькому» марсианскому воздуху. Камни, которые попадались на пути, буквально ««заглатывались» большими и немного спущенными шинами байка. На большой скорости я начал ощущать очень слабое сопротивление воздуха, хотя, возможно, мне это только казалось, потому что мы ехали очень быстро, и мозг мог создавать иллюзию встречного ветра, пытаясь восполнить недостающие ощущения, которые возникали при быстром движении на Земле. Хотя встречный ветер все же был – маленькая зеленая ленточка, привязанная к рулю мотоцикла, дрожала и извивалась на ветру.

Скоро из-за горизонта показались небольшие холмы. Одновременно с этим камни стали попадаться все реже и меньше по размерам, заменяясь на песок. Скоро они исчезли совсем. Поневоле я стал ехать медленнее: сцепление с грунтом и управляемость терялись почти на глазах. Холмы оказались песчаными дюнами. Не такими уж и небольшими – метров шестьсот в высоту и километр в длину! Неудивительно, что их указали на карте. Такие огромные дюны под действием ветров в такой разряженной атмосфере должны были образовываться сотни тысяч лет и перемещаться не быстрее земных континентов.

Мы заехали на вершину одного из холмов. Перед нами открылась пустыня. Не бескрайняя: километров через пять холмы заканчивались, справа и слева – тоже. Их было всего около трех десятков.

Я почувствовал себя лилипутом в огромной детской песочнице. Холмы стояли не рядами, а почти беспорядочно, будто весь этот песок был истоптан чьими-то гигантскими ногами. А справа спереди было даже нечто, напоминающее следы от колес огромной игрушечной машинки.

Я посмотрел вниз. У подножия холма что-то двигалось. Я стал приглядываться, но с такого расстояния не смог разглядеть, что это было. Тут же я заметил еще одно движение у подножия холма, но уже справа от нас. Я не поверил своим глазам и включил передатчик.

– Катя, ты это видишь? – я показал ей на странное полупрозрачное нечто, дрожавшее и медленно перемещавшееся по песку. Оно чем-то напоминало призрака. Катя посмотрела в ту сторону.

– Вижу! Это что, вихрь?

– Не знаю. Сейчас подъедем поближе и посмотрим.

Я направил мотоцикл в ту сторону, где виднелось движение. Не проехали мы и двухсот метров, как мне удалось разглядеть загадочного ««марсианина». Это был обычный мини-торнадо, пылевой вихрь. Такое явление не редкость на Красной планете, здесь более благоприятные условия для его существования.

Мы подъехали к ««призраку». Он был маленьким, не больше двадцатилитрового ведра, и с вершины холма мы видели скорее его тень, чем его самого. Вблизи он стал еще прозрачнее. Я сфотографировал его, отойдя подальше и попросив Катю встать рядом, пока он не отодвинулся. Через полминуты он почти внезапно «разрушился», начав забираться на холм.

Мы стали искать других «призраков» и фотографировать их. Они неожиданно возникали, несколько минут неспешно перемещались по песку и так же внезапно исчезали. Мы наделали с полсотни фотографий, потом сели на мотоцикл и поехали.

Наверняка есть немало людей, которые хотели бы остаться одни на всей планете. Довольно неплохая мечта: делай что хочешь, и никто тебе слова не скажет! Неплохая при одном только условии: если эта планета – Земля. А для тех, кто просто хочет побыть в одиночестве и вдали от суеты – летите на пару деньков на Красную планету – и одиночество будет ощущаться сильнее, чем в любой точке Земли.

Так думал я, проезжая километр за километром нескончаемую степь на этом пустом, холодном и безжизненном Марсе. Не верилось, что мы с Катей были единственными живыми существами на этой планете. Такие просторы – и совершенно никому не принадлежали, никто на них не жил. Мне вспомнился рассказ «Каникулы» Рэя Брэдбери, где семья – отец, мать и сын, очень уставшие от других людей – вдруг взяли – да и оказались одни на всей Земле, но даже там счастье их продлилось недолго.

Мы приехали назад, к зонду. Его бак был почти пустым, и оставшегося топлива точно не хватало, чтобы выйти на орбиту. Я включил специальную установку в конструкции корабля, которая могла расщеплять окружающий углекислый газ, из которого и состояла атмосфера Марса, на углерод и кислород, которые могли бы послужить топливом и окислителем. Газ поступал в небольшую емкость, скапливаясь там и создавая избыточное давление. Затем емкость герметично закрывалась, и газ многократно «простреливался» мощными лазерными пучками света в жестком ультрафиолетовом диапазоне, распадаясь в «прострелянных» местах на составляющие. Углерод в виде мелкого графитового порошка скапливался на дне и потом поступал в топливный бак, а кислород – в бак для окислителя. Затем в емкость поступала новая порция воздуха снаружи, и с ней происходило то же самое.

Одновременно с этим я включил еще одну установку. Она загребала грунт порциями. Порция поступала в другую емкость, где стоял нагревательный элемент. Туда же поступал воздух, создавая повышенное давление. Грунт нагревался, и с него испарялось немного воды, которая конденсировалась на холодных стенках емкости. Капли стекали в резервуар, в котором по всей его длине, ширине и глубине располагались пластины из нержавеющей стали. На них подавалось напряжение, и вода также распадалась на составляющие: водород и кислород, которые затем охлаждались и закачивались в газовые баллоны, которые я присоединил к установке. Это нужно было для ««Геркулеса». Благодаря Полувековому генератору, который я изобрел несколько лет назад, у нас на все хватало электричества. Даже в скафандрах выдыхаемый нами углекислый газ успевал с помощью него распадаться на составляющие, как в установке зонда, и мы могли дышать в них почти сколько угодно – до пятидесяти лет. Именно столько времени генератор мог вырабатывать электричество – отсюда и название.

Мне пришла в голову одна идея. Я собирался завтра утром (по нашему режиму дня) отправиться на вершину горы Олимп, гигантского потухшего вулкана высотой в двадцать пять и шириной у подножия в пятьсот километров. Но он был очень далеко от нас, по моим расчетам, до него пришлось бы ехать на мотоцикле больше трех часов и столько же – обратно. И я решил переехать туда на зонде. Шасси можно было поворачивать рулем и даже приводить их в движение, словно колеса автомобиля. Наскоро пообедав, я, недолго думая, завел наш ««дом на колесах» и, сверяясь с картой, поехал на запад, в сторону Олимпа. Катя, не ожидав такого поворота событий, чуть не подавилась чаем.

– Ты куда?! Он что, может ездить?!

– Может. А я на запад.

– Зачем?

– Поближе к вулкану Олимп. Просто он далеко, и я решил перебраться к нему поближе, чтобы потом на байке далеко не ездить.

– Давай лучше сейчас на байке поедем!

– Тогда получится часов восемь-девять. А если ты за это время в туалет захочешь? Лучше уж поближе перебраться.

После обеда мы весь оставшийся ««день» (по нашему режиму) спокойно и неторопливо ехали на запад, потому что зонд не мог передвигаться быстро таким способом. Скоро степь закончилась, и началась пустыня. Не та, в которую мы ездили на байке. Эта была намного больше, и песчаные дюны здесь были не такими высокими. Мы проходили километр за километром, объезжая дюны и фотографируя панорамы. Тут и там попадались маленькие ««призраки». Шасси стали увязать в песке и сильно тормозить зонд, но я тут же нашел выход из положения. Я уменьшил давление шасси на песок, включив винтовые двигатели. Они тянули зонд вверх, но не поднимали его над землей, а только уменьшали его вес, и зонд почти не проваливался.

««Вечером» надо было укладываться спать, и мы остановились. До вулкана оставалось чуть больше двухсот километров. Зонд не располагал кроватями, но мы захватили спальники и улеглись прямо на полу, для мягкости подложив под себя скафандры. Пришлось затемнить все окна, потому что солнце хоть и садилось, но было еще высоко и внутри было очень светло, здешний суточный цикл немного не совпадал с нашим режимом дня. Местной солнечной радиации можно было не бояться – стекла были буквально напиханы огромным количеством микроскопических частичек свинца, который ее хорошо поглощал и не пропускал внутрь, не говоря уже о корпусе зонда.

Мы проснулись, когда только-только начинало светать. Но по режиму, было уже раннее утро, шесть часов. Я быстро почистил зубы, убрал затемнители с окон, завел «дом на колесах» и отправился дальше.

– Куда ты в такую рань? – лохматая Катя выглянула из-под спальника, сонно потирая глаза.

– Спи давай! – Я фыркнул от смеха, взглянув на нее. – Когда проснешься, мы уже приедем.

Небо на востоке постепенно окрашивалось в голубой цвет. Через три часа из-за горизонта показался уступ. Вспомнив особенности марсианской географии, которые я знал, и сверившись с картой, я понял, что это уступ горы Олимп. Я все ехал и ехал, а уступ почти не приближался. Он стал похож на огромную стену, высотой до пяти километров, которая простиралась далеко направо и налево, уходя за горизонт. С каждой минутой она становилась все больше. Через полчаса зонд, наконец, подъехал к ней вплотную и остановился. Мы, поскорее надев скафандры и взяв фотоаппарат, вышли на улицу. Перед нами стояла гигантская, почти вертикальная стена, уходившая далеко вверх и до горизонта в стороны. Было уже светло, небо на востоке светило ярко-голубым светом, и оттуда вот-вот должно было показаться солнце. Через несколько минут его край ярким светом посветил на нас, и солнце стало медленно выползать из-за линии горизонта.

Я, конечно, сфотографировал этот голубой марсианский восход, и мы вошли обратно в зонд. Несмотря на недавний завтрак, нужно было еще раз плотно поесть, потому что дорога предстояла немалая.

Ох, эти неблагоприятные марсианские условия! И мы, словно маленькие дети, которые рвутся погулять и отпрашиваются у мамы, вынуждены были покорно их выполнять. Идете гулять – не забудьте надеть скафандры, а то замерзнете. Надолго – поешьте поплотнее, а то проголодаетесь…

После еды Катя пошла гулять по пологому нижнему склону стены, а я надел большой рюкзак, положив в него то, что могло пригодиться, вытащил на улицу байк, и мы отправились покорять вулкан. Увидев кое-что на карте, я поехал направо вдоль стены.

Неподалеку, в сорока с лишним километрах, стена почти обрывалась, превращаясь в более пологий подъем, по которому можно было заехать, и мы начали забираться по нему. Проехав с десяток километров, мы забрались наверх. Я остановился и посмотрел на манометр, встроенный в мой скафандр. Он показывал давление 0,1 миллиметра ртутного столба. А внизу было целых 4,5! Я осмотрелся. Вокруг лежали камни. Они были куда больше тех, которые мы видели – до одного метра в поперечнике. Некоторые просто лежали, другие торчали из земли. Поверхность горы состояла из борозд, видимо образовавшихся при застывании стекающей лавы, которая была у нас под ногами. До самого горизонта опять простиралась равнина.

– Мы забрались? – спросила Катя. – Какая-то плоская гора.

– Еще нет. Она ПОЧТИ плоская.

Солнце здесь светило в разы ярче, чем на поверхности. Я чуть не ослеп, случайно посмотрев на него и вскрикнув от неожиданности.

– Что такое? – Катя повернулась ко мне.

– Не смотри на солнце! – с этими словами я нажал кнопку сбоку на шлеме скафандра. Из него поверх стекла выдвинулся затемнитель. Я осторожно посмотрел в сторону солнца, сильно прищуривая глаза, и выдвинул второй затемнитель, потому что оно все еще было очень ярким. – У тебя сбоку такая же кнопка. Нажми два раза.

Катя нажала, и у нее тоже выдвинулись два затемнителя. Я поехал в ту сторону, куда вели борозды. Путешествие было долгим и изнурительным. Мы ехали почти два часа, останавливаясь, чтобы размяться, прежде чем доехали до обрыва. Ему тоже не видно было ни конца, ни края с боков. Впрочем, мы смотрели вниз и прекрасно видели то, что было там: обрыв заканчивался в паре сотен метров гигантскими «„ступеньками“», каскадом из нескольких обрывов и горизонтальных поверхностей. После каждого обрыва поверхность была все более протяженная и неровная, а следующий за ней обрыв – все менее глубоким. Все заканчивалось такой протяженной поверхностью, что она уходила за горизонт. Мы слезли с байка. Я сказал:

– Вот теперь забрались.

– А это что? Жерло вулкана?! – от этих слов у меня пробежали мурашки. Жерло действительно было огромным: справа и слева оно уходило за горизонт и даже не изгибалось дугой, не закруглялось.

В предплечья рукавов наших скафандров были встроены миниатюрные твердотопливные ракетные двигатели, которые позволяли запрыгивать на более высокие препятствия. И спрыгивать с них тоже. Топливо для двигателей получалось из окружающего воздуха по аналогичной схеме, что и в зонде, и по моим расчетам, здесь, на вершине Олимпа, их топливные баки могли полностью заправиться примерно за шесть часов, а при непрерывной работе двигателей все топливо уходило за десять секунд. Я немного помедлил, рассчитывая в уме время падения и работы двигателей, необходимой для того, чтобы замедлиться и не сломать при этом падении ноги.

– Что такое? – посмотрела на меня Катя.

– Да вот думаю. У нас на скафандрах есть специальные ускорители, с помощью которых наверняка можно туда спрыгнуть.

– Что за ускорители?

– Вот, смотри. – Я показал ей небольшую трубку, приделанную к рукаву вдоль предплечья. На локте она заканчивалась соплом. То же самое было на другой руке. – Только управлять ими весьма трудно. Я-то более-менее умею, а тебе сигать с обрыва вот так сразу слишком рискованно.

– Представляю себе… Тогда поехали искать спуск.

Я посмотрел по сторонам.

– Я пока не вижу такого спуска. Высокий обрыв до горизонта! И там тоже. – я посмотрел в другую сторону. – Хотя можно сделать вот что: ты поедешь на байке искать его, а я спрыгну здесь.

– Я же не умею на нем ездить. Ты хоть научи меня!

– Научишься по ходу дела. У нас есть радиопередатчики. Они могут работать на больших расстояниях, надо только быть в поле зрения друг друга.

– Ну не знаю…

– Не знаешь чего?

– А вдруг я с управлением не справлюсь?

– Справишься! Мотоциклом легко управлять: крутишь ручку газа и поворачиваешь руль, тормоза как на велосипеде. Все просто.

– Тебе легко говорить!

– А ты попробуй!

Катя посмотрела на байк, потом в обрыв, видимо, тоже подумав, что лучше и намного легче научиться водить мотоцикл, чем ускорители.

– Ладно, попробую.

Она подошла к мотоциклу и села за руль. Я начал инструктировать:

– Значит так. Вот здесь – я показал пальцем на пластиковую фигурку в виде широкой буквы ««т», торчащую из щитка справа под рулем – механический стартер, он двигатель заводит. Дерни за него.

Катя дернула, и из отверстия под ««ножкой» буквы ««т» потянулась веревочка, прикрепленная к этой ««ножке». Затем она поползла обратно.

– Да ты посильнее дерни… Во! Уже другое дело!

Лампочка на панели, показывающая, работает двигатель или нет, на этот раз загорелась. Он тарахтел очень тихо, практически без вибрации, и его работу было весьма трудно определить по ощущениям.

– Теперь задвинь подножки. Просто чуть-чуть прокати его вперед… Так, ага. Теперь надо подождать немного, пока двигатель не заведется полностью.

В центре экрана светились большие цифры и знак %. Они показывали, на сколько процентов завелся двигатель. Через полминуты, когда они дошли до ста, на экране загорелась карта и наше местоположение на ней, а также спидометр и некоторые другие показатели, а цифры и знак исчезли.

– Теперь можно ехать.

Катя начала очень медленно и с опаской прокручивать ручку. Байк двигался от электродвигателей, и поэтому поехал так же медленно и плавно.

– Ты сильнее поверни, не бойся!

Катя, как и я, когда первый раз ездил на этом байке, быстро училась и смелела. Уже через десять минут она поехала искать подходящий спуск. Глядя на нее, я чувствовал такой восторг! Будто сам снова первый раз сел за руль мотоцикла и повел его. Я посмотрел Кате вслед и подошел к обрыву. Отключив передатчик, я глубоко вдохнул и проговорил:

– Ну, с богом! – я зажал в кулаках болтавшиеся возле кистей рук цилиндрические гирьки, на каждой из которых было по одной кнопке, и прыгнул.

Через восемь секунд свободного падения я вытянул руки вверх и нажал одновременно на обе кнопки. Из трубок с огромной скоростью подуло горячими газами, тепло от которых я почти не чувствовал через скафандр. Реактивная тяга с силой потянула меня за руки вверх, замедляя мое падение, и я плавно опустился на поверхность. Ускорители проработали почти две секунды, значит, оставалось в запасе чуть больше восьми. Я включил передатчик. Послышались глухие стуки и шорох – Катя все еще ехала, причем, судя по звуку, довольно быстро. Все было слышно хорошо, помех пока не было.

– Катя, как слышно меня?

– Отлично. Спуск пока не нашла, обрыв продолжается до горизонта.

– Сколько проехала уже? – я обнулил курвиметр на байке перед тем, как она уехала.

– Два километра и сто пятьдесят метров. Пока ничего интересного. А у тебя там как?

– Спрыгнул!

– Молодец! Не страшно было?

– Не особо, я же сто раз так делал. Кстати, посмотри на карту. Может, на ней будет где-нибудь спуск?

Почему-то я раньше об этом не подумал.

– Сейчас посмотрю.

Я пошел к следующему обрыву. По дороге я остановился, достал из рюкзака небольшой отбойный молоток и отколол им кусочек застывшей лавы. Тут послышался голос Кати:

– Что ты там делаешь?

– Откалываю кусочек Олимпа. Привезем его на Землю, пусть изучают.

Я достал из рюкзака колбу и положил туда камешек, затем крепко заткнул ее пробкой. Тут снова послышался голос:

– Слушай, может мне обратно поехать? На карте есть спуск, но он в пятидесяти километрах отсюда.

– А в другой стороне?

– Тоже есть, но еще дальше!

– Ну тогда езжай обратно. Придется тебе ждать меня наверху.

– И сколько ждать?

– Часа два. Может, больше. – прикинул я. – Можешь пока покататься. Только далеко не уезжай!

Пройдя около ста метров, я подошел ко второму обрыву. Его высота была раза в четыре меньше высоты первого. Быстро рассчитав в уме время падения и работы ускорителей, я прыгнул. Через четыре секунды я запустил ускорители, которые проработали чуть меньше секунды, и достаточно плавно коснулся поверхности. У ускорителей оставалось семь с половиной секунд работы. Следующий обрыв был еще ниже, и на него потребовалось примерно полсекунды. Еще полсекунды потребовалось на снижение с четвертого и пятого обрывов вместе. Итого осталось шестьдесят процентов топлива. Вполне хватит на обратный путь.

Последняя поверхность простиралась до горизонта. Я это видел еще на самом верху. Она вся была неровная, в больших ямах и кочках, до нескольких метров в высоту и глубину, словно застывшее бушующее море во время шторма. Когда-то давно вулкан извергался, и чаще всего извергался очень слабо. Лава застывала, образуя ««пленку», которая при новом слабом извержении прорывалась, и на нее вытекала свежая лава, которая, образуя в этом месте небольшое поднятие, также застывала. Затем и она прорывалась новой лавой, которая тоже застывала поверх нее, образуя новый слой. Таких ««слоеных тортов» здесь было очень много, им не хватало места, и они при образовании ««сталкивались» или налезали друг на друга, образуя те многочисленные ямы, бугры, трещины и борозды, по которым я ходил.

Передатчик издавал одни помехи, и я отключил его. Я снова достал отбойник, отколол кусочек и положил его в другую колбу – в разных местах состав лавы может различаться. Потом я еще погулял, сфотографировал виды и понял, что больше ничего интересного здесь не найду. Правда, я слышал, что внутри Олимпа может скрываться море из жидкой воды, а в ней даже может быть жизнь. Но это должно находиться на большой глубине под толстым слоем застывшей лавы, а у меня с собой был только небольшой отбойник, которым я бы месяцы прокалывал туда ход. К тому же, я не очень хотел уничтожать, возможно, целую экосистему, прорыв туда тоннель из практически открытого космоса. И я пошел обратно. Катя, наверное, уже заждалась.

За проведенное внизу время топливо немного накопилось в ускорителях, и когда я взобрался наверх, его осталось около сорока процентов. Я огляделся. Кати нигде не было. Я включил передатчик, он издавал одни помехи. Я попробовал позвать, но никто не ответил.

– Черт! Сказал же ей не уезжать далеко! – недовольно и не без некоторого страха проговорил я, оглядываясь по сторонам.

Но Кати не было видно. Во все стороны до горизонта простиралась равнина, не считая обрыва, который был здесь же. Не похоже было, что я стою на вершине горы, слишком уж ровная и пустынная была равнина. Я начал ходить туда-сюда и, поворачиваясь и глядя во все стороны, внимательно прислушивался, стараясь расслышать хоть что-нибудь среди шуршащих и шипящих звуков помех, но ничего такого по-прежнему слышно не было. Я смотрел на часы, которые были у меня на левой руке. Прошло пять минут, десять, а Катя все никак не появлялась. С каждой минутой на душе становилось все тревожнее. Помехи продолжали шипеть прямо в уши, и я со злостью отключил передатчик. Я присел на первый попавшийся булыжник и невольно начал представлять себе ужасные вещи. Может, моя подруга не справилась с управлением и свалилась в обрыв! Или наехала на крупный камень и разбила стекло скафандра! А может, она решила меня бросить… Нет, ну так она точно не могла сделать! К тому же она очень осторожная. Вряд ли она могла потерять управление. Да и байком очень легко управлять! И большой камень она бы издалека заметила, тем более, что камней здесь довольно много. Но проходили минуты, и тревога стала наступать с новой силой. Я включил передатчик, но он снова издавал одни помехи. Я испугался не на шутку! А вдруг и правда, с ней что-то случилось. А я здесь сижу! Надо идти ее искать. Но куда? Я было встал, но тут же опять присел, осознав, что не знаю, куда пойти, ведь Катя могла уехать в любом направлении. Помехи опять надоели, и я со злостью снова отключил их.

Время шло. Солнце уже светило почти в зените. Я в совершенной растерянности сидел, опустив голову, и чуть не плакал от страха, думая, что еще десять минут, и я пойду к зонду пешком. Я уже чувствовал слабый голод, ведь по нашему режиму, было уже три часа дня. Я сидел здесь почти полчаса и ни о чем уже не думал, только считал эти десять минут. И вот от них осталось пять… четыре… три минуты. Я в последней надежде опять включил передатчик и опять ничего кроме помех не услышал. Вдруг что-то коснулось моего плеча. Это было настолько неожиданно, что я подскочил на пару метров и грохнулся на спину. На лбу мгновенно выступил пот. Надо мной стояла Катя и, судя по ее едва заметным рывкам, посмеивалась. Я смотрел на нее и приходил в себя. Постепенно я начинал радоваться тому, что она наконец-то вернулась. Она протянула мне руку. Я схватился за нее, и Катя без труда подняла меня на ноги.

Она, по-видимому, пыталась мне что-то сказать. Я включил передатчик, но опять услышал помехи. Мигом сообразив, что это могло значить, я нажал кнопку передатчика у Кати. Тут же послышался громкий голос:

– Ой, спасибо! Совсем забыла, что у меня передатчик выключен! А ты чего так согнулся, когда сидел? Что-то случилось?

Из-за затемнителей мы не могли видеть лица друг друга, но Катя, видимо, слышала мое громкое и частое дыхание, поэтому задала последний вопрос уже тише и не так весело. Я прямо взорвался.

– Передатчик? Передатчик выключен?!! Я думал, тебя уже в живых нету!!! Ты мало того, что исчезла непонятно куда больше чем на полтора часа, так у тебя еще и передатчик выключен! Говорил же: не езди далеко! Я уже хотел своими ногами до зонда идти, понимаешь?! Ведь откуда мне было знать, где тебя искать?! – кричал я скорее не потому, что Катя действительно провинилась, а для того, чтобы побыстрее снять напряжение и прийти в себя.