Кольцо Нефертари

Александр Асмолов

Кольцо Нефертари

Душа дана на девять жизней,Она мерило помыслов и дел.Хранит в себе без укоризныГрехи, удачи, все, что ты успел.

Глава I

Россия, Северный

Порой, глядя, на погоду за окном, ее часто сравнивают с характером какого-нибудь знакомого или наоборот ей приписывают черты давнего приятеля, с усмешкой повторяя – «да она всегда была такой ветренной» или – «хмурое утро сегодня», а то и – «ты ж моё солнышко!», но бывает что – «какая-то погода плаксивая нынче». Реже оценивают прошедший год – успешный, тяжелый, никакой. Что же касается всей жизни, то зачастую определения сильно зависят от процесса прощания – на пышной церемонии принято говорить – «прожил долгую и счастливую» или «короткую, но яркую», а если никто не выстраивается в очередь, чтобы взять слово, скажут коротко – «отмаялся».

И мало кто задумается над тем, что, утрачивая веру в богов, мы лишаем себя не только их поддержки, но и объективной оценки пройденного пути. Ибо только обитателям Олимпа, Капитолийского холма или Асгарда под силу сравнить прожитое с начертанной судьбой. Хотя египтяне не определили какого-то конкретного места для вершителей судеб земных.

В античные времена верили, что только боги сплетают нить судьбы, и каждый не только хотел узнать, что ему предназначено, но и стремился на то повлиять. Греки верили, что сестры Клото, Лахеса и Антропа непреклонны к судьбам смертным, и только к своим любимчикам боги иногда были милостивы. Римляне преподносили дары для Ноны, Децимы и Морты, надеясь, что капризные сестры сплетут нить иначе или не оборвут ее раньше. Славяне же верили, что Макошь справедлива и не пожалеет узелков счастливых и добрых встреч и передаст нить Доле, а сестра ее Недоля останется без работы. Поэтому наши предки искренне почитали свой Род и жили своим миром.

Сложнее было у египтян, тысячи богов не жили в одном месте и занимались одновременно десятками дел. С одной стороны, они считали, что Хатхор пишет судьбу новорожденного на листе священного дерева Сикомор, используя в качестве чернил сок его ягод. С другой – Анубис решал, выполнил ли смертный все свои дела в этой жизни. Когда он принимал такое решение, Хатхор опускала последний закат над идущим в мир Осириса. Ведь она жила в стволе дерева Сикомор как раз на дороге в мир иной. Еще Хатхор почитали, как богиню Неба, у которой было очень много забот на земле, потому часто олицетворяли с семью звездами в Большой Медведице. В те времена почитатели «семи Хатхор» часто обращались к ней за помощью, используя молитвы, заклинания, а то и амулеты.

Правда, фараона Аменхотеп IV, попытался заменить весь пантеон египетских богов на единственного Атона, что иногда приписывают влиянию красавицы нецарственного рода Нефертити, подарившей супругу шесть дочерей. Впрочем, даже перенос столицы в Амарну из Фив, которая была в 300 километрах севернее и строительство там новых дворцов и храмов не помогли монотеизму. Через семнадцать лет еретик, сменивший имя на Эхнатон, умер, и все вернулось на круги своя.

Позже авторы Священного писания учли опыт революционного преобразования Аменхотепа IV, зачастую слишком вольно трактуя роль женщины в вопросе веры. Христианам внушали, что они сами могут писать свою судьбу, открывая душу богу или дьяволу. Яркий пример Спасителя, взявшего грехи всего человечества на себя, имел множество последователей. Одни посвящали свою жизнь страданию за чужие грехи, другие грешили и каялись. Всегда находились богатеи, покупавшие индульгенции у Святой Церкви, щедро эти грехи отпускавшей. Каждый писал судьбу самостоятельно, уповая на то, что Всевышний может корректировать судьбу, если грешник жаждет духовного совершенства, чем и заслуживает царствие небесное.

Свой вклад в понимание судьбы внесли индусы, сформулировавшие понятие кармы в виде хвоста грехов из прошлой жизни. Они утверждали, что есть закон возмездия за совокупность всех совершенных поступков и их последствий, определяющий судьбу в новом воплощении.

Очень конкретно о судьбе сказано в основах ислама. Все происходящее во вселенной, хорошее или плохое, совершаемое человеком и не только, происходящее в природе или в обществе, – все происходит только по Воле Аллаха, согласно предначертанной Им Судьбе, и ничего не может произойти вопреки….

– Это предисловие к твоим рассуждениям о судьбе? – прозвучал в сознании Вари знакомый насмешливый голос.

– Александр?! – вскинулась девушка, озираясь по сторонам.

– Мне уже неловко спрашивать тебя о невыученных уроках.

Варя села в постели, опираясь спиной на подушку и обняв коленки тонкими руками.

– Я все время стараюсь учиться, – призналась она, – каждый раз открывая что-то новое. В школе уроки планировали и проводили учителя, мне приходится все совмещать.

– Находить верное решение сложнее, чем его выполнять. Хотя, многие считают иначе.

– У тебя был Аристотель. Ты вспоминаешь его?

– Конечно, – на краю кровати проявился образ великого полководца в коротком хитоне и гиматии, перекинутой через левое плечо.

– Скажи, а он когда-нибудь ошибался?

Гость помолчал, обратив свой взгляд в прошлое, потом тряхнул золотистыми кудряшками, обрамлявшими красивое молодое лицо, и произнес.

– Мне вспомнились слова учителя, когда я взял Персеполь. Его начинал строить еще Кир Великий, продолжили Дарий и Ксеркс. Я пришел два века спустя и был поражен восточной роскошью и величием. Персеполь был не столицей огромной империи между Нилом, Индом и Дунаем, а, скорее, – столицей мира. По крайней мере, мне так показалось. Хотя я повидал немало к тому времени. Поэтому слова Аристотеля, называвшего персов варварами, меня удивили.

– Извини за нескромный вопрос, что ты почувствовал, когда прошел через Врата царей?

– Хочешь знать, шепнула ли мне об этом пифия? – рассмеялся он.

– Нет, я о судьбе?

– Я услышал твои рассуждения, потому и заглянул в сей ранний час. Меня тоже когда-то интересовало – есть ли судьба и можно ли ее изменить. Матушка часто повторяла, что в моих жилах течет не кровь Филиппа, а Зевса, и он не оставит своего сына без поддержки. С одной стороны это помогало рисковать, с другой принижало мою заслугу в победах.

– Есть чем гордится, – девушка с восторгом посмотрела гостю в глаза, – ты выиграл все битвы и всегда шел только вперед.

– Увы, были поступки, о которых я не любил вспоминать и старался стереть в памяти.

– Ты говоришь о резиденции Дария под названием Таштара?

– Да, я сжег тот зеркальный дворец, но это не была месть за разрушенный Ксерксом Акрополь.

– Судьба?

– Да. Если мне было суждено стать царем царей, то было под силу уничтожить и такую величественную красоту, созданную теми, кто уже носил имя царя царей.

– Отакой судьбе тебе говорила Олимпиада или Аристотель?

Образ великого полководца чуть затуманился, растворяясь в предрассветных сумерках, еще заполнявших комнату.

– Учитель никогда не рассказывал о Персеполе. Предполагаю, что мать скрывала свою судьбу. Имя Олимпиада ей дал отец в день свадьбы. До этого она носила имя Поликсена, а позже – Миртала. Когда Филипп развелся с Олимпиадой и вновь женился на юной Клеопатре из знатного македонского рода, мне было восемнадцать. Нам пришлось уехать из Пеллы в Эпир, откуда мать была родом. Тогда у меня и возник вопрос – знай она о такой судьбе, смогла бы покорно ждать эту участь.

– Извини, если мои вопросы причиняют тебе боль…, но почему ты думаешь, что Олимпиада знала свою судьбу?

– Матушка часто мне рассказывала историю, в которую уверовала сама, и хотела, чтобы поверил я.

Он резко встал и прошелся по небольшой комнате. Это был образ сильного и умного воина, способного быстро оценивать ситуацию, находить блестящее решение и первым кидаться в бой, воплощая его. Золотые локоны раскачивались в такт его шагам. Наконец он остановился и спокойно вернулся, сев напротив девушки. Затем продолжил:

– История эта напоминает трагедию, кои разыгрывали в театре Пеллы, – он сделал широкий жест, словно приглашая зрителей к началу спектакля. – Однажды ночью, когда Филипп был в походе, разыгралась сильная гроза. Олимпиада проснулась от этого шума и увидела в своей спальне Зевса. Во всем своем величии и красе. Он не прибегал к тайным ухищрениям, а признался, чего хочет и как отблагодарит. После близости рассказал о судьбе ее будущего сына и ее собственной… В той красивой истории не было ни слова о нашем изгнании, убийстве Филиппа и смерти Олимпиады.

– Неужели это правда, что македонцы подняли руку на свою царицу?

– В мое отсутствие Олимпиада правила Македонией от имени своего сына. После моей смерти началась борьба за власть, и Олимпиада жестоко расправилась с несколькими известными фамилиями в Пелле. Это ей не постили, и она укрылась на побережье, в крепости Пидна.

На ее осаду бросился один из моих командиров – Кассандр. Осада была длительной, не обошлось без подкупа и предательства. Олимпиаду солдаты не тронули, но родственники убитых ею представителей знатных фамилий, закидали камнями…

– Никому такой судьбы не пожелаешь, – грустно заключила девушка.

– Мне иногда кажется, что матушка умышленно не рассказывала мне все о своей судьбе.

– Олимпиада очень хотела, чтобы ты стал царем царей, отдав себя в жертву?

Он молча кивнул и золотые кудряшки грустно качнулись вокруг красивого лица мужественного воина

– Но если говорить обо мне, то предсказанная Зевсом судьба, сбывалась, пока он ее не изменил. Я стал царем Македонии, царем Персии и царем царей, в Египте был объявлен сыном бога Амона. Вот только смерть Буцефала была для меня знаком, а я его проигнорировал…

После перехода через перевал Гиндукуш, который Аристотель считал непреступным и победой над Бактрией и Согдианой, я провозгласил себя богом на самой высокой из взятых мной горных крепостей. Думаю, что это не понравилось Зевсу.

– Последовала смерть Гефестиона и отказ армии идти в долину Ганга.

– И конец моего земного пути… Так что судьба есть. У каждого. Вот только есть и силы, которые ее могут изменить.

Они помолчали, каждый думая о своем. Затем гость неожиданно произнес.

– Хочешь спросить, знаю ли я твою судьбу?

В искреннем порыве, прижав ладони к груди, девушка отрицательно замотала головой. Он ласково посмотрел на нее, как на любимую ученицу,

– Другого ответа я не ожидал… А то, что тебе предлагают друзья, будет интересным.

Образ гостя, скромно примостившийся на краешке простенькой кровати, в совсем не царских апартаментах, быстро растаял в отсвете затейливых розовых облаков, затянувших все небо за окном. Варя уже привыкла к тому, что в последние годы давний наставник все реже появляется в ее жизни, очевидно решив, что она самостоятельно найдет путь, который в разные времена называли судьбой.

Какое-то время девушка лежала, прикрыв глаза и пытаясь сосредоточится, но коварные мысли не хотели успокаиваться и покидать возбужденное сознание. Она вдруг осознала, что какая-то важная черта пройдена. Уже не будет безмятежного чувства чего-то огромного и даже безграничного впереди, когда не выбираешь дороги, а просто перескакиваешь с одной на другую, совершенно не задумываясь, а отдавшись интуиции. Ей выпала счастливая судьба, о которой даже подумать не могли миллионы и миллионы ее сверстников, не подозревавших, какие удивительные друзья и враги окружали ее. Не говоря уже о приключениях, которые начали происходить после того, как однажды в затонувшем на большей глубине галеоне у студентки первого курса Вари Орловой закончился в баллоне сжатый воздух. Готовая молиться всем известным богам о своем спасении, она вспомнила лишь странную фразу над дверью монастыря, в котором побывала на экскурсии. Строка символов оказалось старинной мантрой, не только придавшей сил, чтобы избежать смерти, но и пробудившей дремавшие способности, присущие только рожденной в день Тхар. Позже Варя поняла, что еще ей было суждено отыскать гребень женщины-фараона Хатшепсут.

– Боже милостивый! – совсем рядом неожиданно раздался хрипловатый женский голос. – Дорогуша, ты меня хоть слышишь?

– Д-да… – растеряно, оглядываясь по сторонам, прошептала Варя.

– Ладно, уже легче. Ты не представляешь, как быстро отвыкаешь от ментала.

– Вот как? Это почему же? – все еще никого не обнаружив поблизости, Варя тянула время, чтобы сориентироваться в ситуации.

– А, ну да, у тебя же первая жизнь в проводниках. Надеюсь, ты не забыла, кто для тебя сберег колечко с рубином.

– Мэри? – нерешительно предположила хозяйка простенькой комнаты.

– Вар, ну наконец-то! Да сними ты эту чертову защиту.

– Но у обращенных нет права выходить в ментал.

– Ты права, дорогуша. Я даже пробовала ходить на курсы к местным ведьмам.

– Получилось?

– Жулики. Только монету им давай, а толку никакого… Пришлось вернуться.

– Ты хочешь сказать, что…

– Да. Я затянула потуже бантик на шее старушки. Прости меня господи за эти слова.

– Леди Киллигрю стала набожной католичкой? – засомневалась Варя.

– Ты не представляешь, дорогуша, сколько мне приходится терпеть, привыкая к новому воплощению в плотном плане.

– Что я слышу? Предводительница пиратов пришла пожаловаться на свою жизнь?

– Вар, я была старой больной женщиной…

– И кто выбрал себе эту участь?

– Ну, да, сама выбрала. В нашу последнюю встречу, когда ты передала мне кольцо, я специально нашла даму преклонного возраста, чтобы все свои ошибки списывать на ее забывчивость. В твоем времени столько глупых условностей, что порядочной английской аристократке приходится нелегко.

– Вот как!

– Если ты помнишь, Элизабет Тюдор назначила моего мужа Джона Киллигрю губернатором крепости Пенденнис, построенной еще ее отцом Генрихом VIII в графстве Корнуолл. У нас был приличный дом и положение в обществе. Правда, после одной неприятности жизнь пошла наперекосяк.

– Уж не о галеоне «Мари Сан-Себастьян» идет речь? И о истории, произошедшей с ним в 1582 году?

– Дорогуша, я сейчас расчувствуюсь и у меня совсем не останется сил преодолеть твою защиту.

– Ладно, верю, что это ты, – Варя сделала привычное движение рукой и что-то прошептала. – Заходи.

В комнате появился образ пиратки с заправленными в длинные ботфорты полами юбки, камзоле со шпагой на перевязи и широкополой шляпой с большим пером.

– Привет, Вар, – фантом широким жестом снял шляпу и отвесил размашистым движением поклон. – Слушай, а что за гость у тебя был? Ой, извини мою нескромность. Вижу отблески золотого свечения, не меньше четвертого уровня. У нас какое-то событие?

– Нет, просто заходил знакомый.

– Вы посмотрите на эту скромницу. Просто Серая мышка! К ней запросто зашел кто-то с четвертого уровня… Наверное, долго стучал, как назойливая старушка, мечтающая о Шотли-Гейт.

– Извини, мне пока сложно доехать до твоего дома в Шотли-Гейт.

– И это мне говорит проводник бродячих душ. Куда катится ваш мир?! На второй день своей новой жизни я забылась и спросила джентльмена, как мне вызвать кэб. На улице шаром покати, только какие-то железные коробки стоят.

– Что ответил джентльмен? – хихикнула Серая мышка.

– Он начал возмущаться, повторяя, что от журналюг покоя нет, что, мол, он бывает в Лондоне. Ну и что тут такого? Кстати, какой-то неприятный тип. Толстый, лысый, ручки такие холеные, но я о другом. Вот скажи мне, почему этот тип может приехать в Лондон, и не считает это чем-то особенным.

– У нас разные возможности, – попробовала оправдаться Серая мышка.

– Три тысячи чертей! – фантом пирата вскочил, выхватывая шпагу и, сделав ею молниеносное движение, с щелчком загнал обратно в ножны. – Да тебе стоит только намекнуть, и бродячие души предложат сундуки золота взамен на возможность обрести тело в плотном плане какого-нибудь времени.

– Ну, я не туристическое бюро.

– У тебя дар менять судьбы, а ты сидишь в обшарпанной комнатенке и рассуждаешь о каких-то возможностях.

Образ пирата подбоченился, нагло поглядывая на Варю, словно вызывал ее на бой.

– Извини, но не могу не спросить… А куда делось мое приданое из подвала в Пенденнис? Кольцо проводника у тебя, а золотишко?

– Никаких извинений. Я напомню, что было в завещании, оставленном твоей матерью в медальоне. Слово в слово:

«Пенденнис 12.09.1546. Кольцо с рубином проводнику. Остальное – младшему»

– Ты отдала все!?

Образ пирата отвернулся, схватившись за голову, и в театральном отчаянии двинулся прочь из комнаты. Девушка улыбнулась и стала ждать возвращения. Недолго.

– Вар, там хватило бы на тысячу поездок Шотли-Гейт…

– Не будем играть в считалки, – жестом остановила пирата Серая мышка. – Я честно выполнила и завещание, и договор. Ты получила свое кольцо точно в день перехода. Подставного ты сама выбрала. Что касается возможной жизни в двух мирах сразу, то это мне самой хотелось бы от тебя услышать.

– Скорее всего ты слышала об этом от Лысой Грайнэ. Могу только поверить, что это у нее получилось, и то только потому, что она выше меня на уровень. Я не смогла выйти в ментал или побывать в прошлой жизни, застряла в твоем времени, а у моей старушки судьба оказалась тяжелой.

– Но возвращаться в ментал бродячие души могут только после смерти в плотном плане… Надеюсь, ты не забыла, где спрятано твое кольцо с бриллиантом.

– Дорогуша, – взмолился пират, упав на колени, – сил моих нет терпеть. В твоем времени и дня невозможно прожить. Вот представь, только я хочу зайти в местный паб, чтобы пропустить пинту эля… ну, который у вас называется «Гиннес», как встречаю косые взгляды. В какой-то лавке открыла упаковку ветчины, чтобы попробовать, так прибежал какой-то толстяк в черной форме и давай хватать меня за руку…

– Хорошо, что у тебя в тот момент не было шпаги! – рассмеялась девушка.

– О чем ты говоришь! В твоем времени нельзя ходить со шпагой по улице, да и дома почти ни у кого нет оружия. Все одеваются бог знает как, даже табак не нюхают. Ко мне каждый день приходил какой-то родственник и просил денег. Ему уже двадцать лет, а он, видите ли, не знает, как жить. Да у нас в это время я бы уже была вдовой с тремя детишками. Все только болтают и толкаются по лавкам, никто не работает.

– Это столица. Тут так принято.

– Вар, я так скучала в это бездушном городе. На улицах толпы, а не с кем парой слов перекинуться. Была готова всем бить морды, но старушке это не под силу…. А так хотелось погулять в Шотли-Гейт, пройтись по берегу в час заката, заглянуть в порт, посидеть с ребятами в таверне…. Ты же была в доме моей матушки у пляжа в Шотли-Гейт.

– Да, и, признаться, мне понравилось.

– Я-то думала, что та пенсионерка к старости накопила монет, и можно будет перебраться в Англию. Оказалось, что у нее за такую же комнатушку, как у тебя, отбирают почти все деньги. Куда катится мир?

Фантом махнул рукой и примостился на край кровати.

– В этом городе есть небольшая река, но там одни яхты, а мне хочется постоять на палубе «Золотой лани» или «Катти Сарк», глотнуть соленого ветра, вспомнить шторм… А тут о шпаге вообще речь не идет. На улице курить нельзя! Нет, это не для меня.

– Ну, не знаю… – девушка призадумалась. – Хотя, постой. Приезжает мой хороший знакомый из Ирландии. Он моряк, у него свой катер на Клэр. Ну, не бригантина, но все же…

– На каком он уровне? – насторожилась гостья.

– Нет, он из плотного плана. Может быть мы вместе прокатимся на север Англии.

– Вар, ты меня иногда удивляешь. Ты вправду не понимаешь, о чем я?

– Просвети….

Фантом пирата вскинулся, словно актер на сцене и, раскинув руки, широко улыбнулся.

– Тебе дано изменить мою судьбу.

– Мы уже попробовали.

– Извини. Я начну с самого начала. Только без обид.

Серая мышка молча кивнула головой в знак согласия.

– Все смертные, покидая плотный мир, отправляются на суд божий. Им воздается не по вере, а по делам. В ментале остаются только мытари и бродячие души. Причем только в пределах того момента, когда закончили жизнь в плотном плане. Их время останавливается.

– Как же мы с тобой пересеклись?

– Святая наивность, – фантом развел руками. – Бродячим душам дано передвигаться в ментале и общаться… ну, с теми, кто захочет ответить.

Пират умолк на секунду, проверяя понимает ли его собеседница. Та кивнула.

– Если бродячей душе по судьбе встретить своего проводника и договориться с ним о своем кольце перехода, то она подыскивает себе душу подставного и заключает с ним Договор по обмену судьбами. Если проводник передаст бродячей душе в плотном плане ее кольцо перехода, она обретает новую судьбу. Однако только при условии, что это произойдет в день, число которого совпадает с ее числом жизни – абсолютной суммой числа, месяца и года. И ты права, дорогуша, в новой судьбе у обращенной души нет возможности общаться в ментале. Однако, если она заканчивает жизнь в плотном плане, то вновь становится бродячей душой, а судьбы возвращаются их душам.

– Как-то не очень прилично обходятся с подставным…

– Почему? Эта душа соглашается на обмен добровольно. Обычно это либо разочаровавшиеся в своей судьбе, либо азартные души, готовые поиграть в орлянку по самой высокой ставке либо рискнувшие напоследок испытать нечто неиспытанное за всю жизнь.

– А как же Договор с дьяволом о продаже души? – вспомнила худенькая девушка.

– Вар! – брезгливо фыркнула пиратка. – Это не обмен судьбами на время, а продажа. В рабство! За монету, за юбку, за так называемую славу. Обычно на такую сделку идут серые души, но они убогие и на большее не способны.

– Поэтому известны удивительные случаи резкого проявления удивительных способностей. Одни начинают говорить на десятках мертвых языков, другие – писать музыку, третьи изобретают или делают знаковые открытия….

– Конечно, – кивнул фантом. – Хотя, бывают и непонятные случаи, когда человек на небывалом взлете вдруг сводит счеты с жизнью. Это означает, что кто-то соблазнился и просто украл счастливую судьбу. Однако сие ненадолго, эту душу найдут и накажут.

– Что же ты хочешь от меня? – искренне спросила девушка. – Стать снова леди Киллигрю или девушкой на выданье Мэри Вулверстоун? Кстати, я правильно помню, что у тебя со старшей дочерью одинаковые имена Мария.

– Спасибо, дорогуша, что не спутала со свекровью Элизабет Киллигрю. Она была на 32 года старше Мэри Вулверстоун, когда та выходила замуж за Джона III Киллигрю, так, кажется, вы нумеруете людей с одинаковыми первыми именами, забывая о других.

– Именно так. Только почему ты решила, что я могу нарушить причинно-следственную связь?

– Это ты сейчас что сказала?

– Прошлое менять нельзя, – четко по словам произнесла любительница истории.

– Боже милостивый!

Вместо пиратки возник образ холеной дамы с высокой прической в пышном до пола платье с большим декольте. Она всплеснула обнаженными по локоть руками и, сцепив в молитвенном жесте длинные пальцы, почти простонала:

– Как вам запудрили мозги…. Ты тоже веришь в эти басни?

– Ну, я допускаю, что нам не все говорят или я не специалист в какой-то области.

– Хорошо. Сейчас сколько времени?

– Половина седьмого, – пожала плечиком Варя.

– А в Шотли-Гейт?

– Разница с Лондоном у нас два часа. Значит там пять тридцать утра.

– Умница. А сколько сейчас на Филиппинах?

– Если не ошибаюсь, разница с Манилой в пять часов. Стало быть, там половина двенадцатого.

– Прекрасно. Допустим ты сейчас метнешь и в Лондон, и в Манилу по «копью Осириса». Тогда в Лондоне на два часа изменится будущее, а в Маниле – на пять прошлое?

– Ну, наверное, относительно нашего времени изменится, а по местному времени это все произойдет в настоящем.

– Ты действительно считаешь, что таким образом изменишь будущее в Лондоне?

Варя задумалась, но фантом леди Киллигрю был неумолим.

– И прошлое в Маниле? Представим, что там сидели парни в таверне вокруг бочонка рома, потом оглянулись назад, а таверны нет, но они есть…. Или их тоже нет?

– Как следствие, наверное….

– Нет, я столько не выпью!

– Признаться, ты внесла какую-то неразбериху в мои мысли. Прежде я думала иначе. Читала что-то о теории относительности Эйнштейна.

– Эпштейна? – вновь появился фантом пирата. – Это случаем не тот хитрец, что общак у меня из каюты спер? Мы его потом нашли. Вздернули на рее, да жаль, что в шторм сорвало это пугало.

Мэри отмахнулась от этих воспоминаний и задала еще вопрос:

– А прежде ты умела передвигаться в ментале?

– Нет. У меня были только способности слышать и видеть гостей из ментала.

– Как ты думаешь – я, Лысая Грайнэ или де Бельвиль покинули плотный мир недавно?

– Нет, это XV–XVI века. Кстати, мы родились с Грайне в один месяц, но с разницей в 460 лет.