Улица мира арабской вязью

Иван Степенко. Самый старший из всех нас. Высокий, сутулый парень. Малоразговорчивый, но всегда спокойный и довольный. Лет под сорок ему уже, наверное. Ну, 35 точно есть. Он служил срочную где-то под Нижним Новгородом. Потом остался. Потом начал мотаться по горячим точкам на Кавказе. Абхазия, Осетия, ещё где-то. Когда началась война каким-то образом попал из мотострелков в морпехи. Любит выпить, но пьяным его видели лишь однажды. Выговоров и нареканий по дисциплине имеет больше, чем весь наш батальон вместе взятый, но с начальством никогда не спорит.

«А, Ванёк?! Да ему всё по..уй!» – часто можно услышать от солдат про Степенко, и это его очень точно характеризует. За пятнадцать (или больше) лет службы дослужился до звания старшего сержанта, но лычки прикалывает только на важные строевые смотры и только после того, как получит нагоняй от Савичева. За все годы службы едва ли можно припомнить хотя бы один год, чтобы на Степенко не висело какое-нибудь дисциплинарное взыскание или выговор, однако из армии его, всё-таки, не выгнали. Наверное потому, что в тайне этот нескладный молчун всем по душе. И солдатам и начальству. Вот и держат.

Стоит себе и курит! Вот у кого жизнь! Гранатомётчики вообще, по идее, во время боя спешиваются только при появлении танков противника или для обстрела укреплённой точки. Ну, или для отражения авиа налёта, в крайнем случае. Но на практике им приходится таскать на горбу тяжеленную пусковую установку, да ещё ранец с четырьмя ракетами!

Сразу после того, как вся остальная пехота заняла свои позиции, штурмовики выдвинулись вперёд для проведения разведки и разминирования.

Вообще, довольно тихо всё проходит. Редкие одиночные, короткие очереди, да взрывы растяжек тут и там. Минут пятнадцать назад где-то на правом фланге завязалась перестрелка. Наши даже дважды обстреляли здание из гранатомётов. Но потом всё стихло и штурмовики, видимо, подавив сопротивление, двинулись дальше. Как только они завершат разведку мы все вместе начнём зачищать местность и готовить проходы для бронетехники.

Сколько ещё сидеть? Спина и ноги ужасно занемели. Уже минут пять не слышно ни единого выстрела. И взрывов тоже не слыхать.

Вижу движение. Вон одна фигура, за ней ещё одна. Штурмовики возвращаются. Значит, проходы готовы. Сейчас разобьемся на группы и вместе с техникой будем пробираться к центру города. Займём его, и оттуда будем начинать зачистку, я думаю.

Вдруг в окне дальнего здания показалось светлое пятно! Что-то живое! Не один из наших – тепловой фон слишком велик. Я нацеливаюсь на это место, и точно – чья-то спина в окне! Как будто учуяв, что за нею наблюдают, спина сорвалась с места и скрылась за косяком двери. Не знаю почему, но я всё равно жму на спусковой крючок, и винтовка, вздрогнув, отправляет в полёт тяжелую разрывную пулю, глядя ей вслед одиноким чёрным глазом дула.

В оптику прицела я вижу, как пуля врезается в то самое место, где только что была спина. Вспышка, искры и клубы пыли. Выбоина в стене. И зачем я стрелял? Бред какой-то…

Уже на востоке заблестел край восходящего солнца, когда за спиною заревели один за другим моторы БМП и я получил команду выдвигаться вперёд и соединиться со штурмовиками. И вот уже осторожно спускаюсь по крутому спуску, балансируя тяжелой винтовкой, стараясь не наступить на неверно лежащий камень и не навернуться с трёхметровой высоты вниз. Бекешев тоже стал спускаться вниз со своей позиции. Гранатомётчик и снайпер за нами.

Мы не прошли и двадцати метров между развалинами в утреннем сумраке как нам на встречу вышли Щищенко и Максимов.

***

Рассвело. Светло-желтые стены уцелевших домов в утреннем свете кажутся совсем Розовыми. Ближе к центру город пострадал меньше, и завалы, так мешавшие нашему продвижению, встречаются всё реже. Мы сопровождаем нашу машину вглубь, к центру города. Идём медленно, тщательно проверяя каждый дом. Давно не слышно выстрелов. Боевики, наверное, рассеялись и ушли в горы. Такое прекрасное мирное утро, чистое небо. А вот эта улица и вовсе выглядит так, будто все жители вдруг ушли куда-то на минутку, и вот-вот вернуться, чтобы вновь заняться своими обычными делами. Да. Вот только стёкла в домах все выбиты, а так…

Над головами с характерным свистом пронёсся вертолёт огневой поддержки. По бортовому номеру вижу, что это вертолёт с корабля второго батальона. Он отлетел уже почти на километр, но было отчётливо слышно шипение с которым из его «осиных гнёзд» один за одним вылетают реактивные снаряды и уходят куда-то в сторону ближайшего нагорья.

Из ущелья километрах в трёх южнее в воздух взмыла ракета ПЗРК, оставляя за собою кривую белую полоску дымного следа. Вертолёт резко ушел на разворот со снижением, наклонившись вправо. От левого борта отделились две противоракеты и устремились в сторону опасности. Не прошло и пяти секунд как все три ракеты встретились в одном месте, оставив на память о своей встрече только облачко дыма, а хлопок взрыва разнёсся по округе, отозвался эхом в горах и затих. Несмотря на успешно отраженное нападение, вертолёт прекратил атаку и поспешил покинуть опасную зону.

Минувшие полтора часа мы медленно пробирались по пустому городу, обходя завалы и заминированные места, пока не вышли к большой центральной площади, мощенной булыжником, с разрушенным фонтаном в центре. Четвёртая и пятая роты уже здесь почти что в полном составе.

Потребовалось ещё несколько минут чтобы все девять машин нашей роты подтянулись к месту и сбились в кучу на краю площади. Сигала об окончании боевых действий ещё не поступало, но солдат это ни сколько не смущает. Они сбились в кучки возле машин и беседуют о чём-то, как будто бы в гарнизоне во время перекура. Кто-то опёрся рукой о борт, кто-то поставил винтовку прикладом на землю, придерживая её за цевьё, но никто не снимает шлемов и не выпускает оружия из рук.

Со всех сторон на площадь медленно подтягиваются машины всех трёх батальонов. И вот когда последние из опоздавших соединились со своими в наушниках прозвучал сигнал о смене режима и окончании операции.

Я разгерметизировал шлем и снимаю маску. Теперь можно и оглядеться как следует. Вокруг бойцы нашей роты. Серьёзных потерь, как будто бы, у нас нет. Из люка десанта четвёртой машины на носилках выносят парня. Это Олег, из третьего взвода. Несмотря на то, что панциря на нём нет, а весь торс перемотан бинтами со следами крови, он оживлённо спорит о чём-то с окружающими, громко матерится и машет руками. Значит, будет жить! Ещё один боец, из новеньких, ковыляет с забинтованной ногой, опираясь на плечо товарища. Машину, которой во время преодоления прибрежной полосы разворотило оружейную платформу, окружили десятка полтора солдат. Механик-водитель и огневой оператор стоят на броне, щупают искореженный метал, и чешут затылки. Ещё на двух-трёх машинах вижу следы от касательных попаданий и «ведьмины засосы». Вот и все наши потери, кажется.

Наше отделение здесь в полном составе, целые и невредимые. Штурмовики Шищенко и Максимов рядом со мной, снайпер Ляхов у заднего катка, милуется со своей винтовкой. Степенко уже забросил свою ракетницу на броню и стоит курит. Бекешев треплется о чём-то с остальными, у левого борта.

Зашипели верхние люки и из правого показалась аккуратно стриженая голова командира отделения, старшего лейтенанта Савичева. А вскоре и сам хозяин головы спрыгнул вниз, выпрямился, широко расставив ноги и задрав подбородок, и молча окинул взглядом своих подчинённых. Высокого роста, широкоплечий, всегда тщательно выбритый и выглаженный, Лёха, или Савич, как «за глаза» называют его подчинённые, не пользуется, однако, среди них большим авторитетом. Наверное это из-за некоторого присущего ему самодурства и не умения слушать других людей.

«Все здесь?» – коротко бросил Савичев

«Так точно, товарищ старший лейтенант!» – нарочито бойко отозвался Шищенко – «Буслаев, Бекешев и Петров там, за машиной»

Старлей едва заметно покачал головой, помолчал немного и сказал, обернувшись в сторону фонтана, где уже начали собираться офицеры полка: «Я на доклад». Развернулся и зашагал, широко расставляя ноги и покачиваясь из стороны в сторону, засунув крупные пальцы обеих рук за ремень и раздвинув в стороны локти. Старший лейтенант Савичев был командиром нашей машины и заместителем командира взвода, но со стороны он выглядел даже более важно, чем начальник штаба батальона.

Савич ушел, и все разбрелись по своим делам. Вон в стороне удобно упавший кусок каменной стены. Пойду, присяду.

Сидя на корточках на броне, опершись рукой о тыльную крышку шестиствольной пушки, сидит Максим Терехов, наш огневой оператор, и разговаривает о чём-то с наполовину высунувшимся из своего люка Пашей Захватовым, механиком-водителем.

Макс Терехов имеет погоняло «мастер» за свою осведомлённость, кажется, в любых вопросах, касающихся механики или электроники. Максу под силу не только в одиночку перебрать по болтику автоматический гранатомёт, но он также многое понимает в сложнейшей механике автоматических пушек, и в ракетах, и в радаре, и в системах активной защиты, да и вообще во всём, по-моему. Не знает только как найти надёжный способ прогуливать спортивно-массовые мероприятия. Не знает, но очень хочет знать.

Паша Захватов (Захват) – всегда улыбающийся парень небольшого роста, не имеющий, по-моему, своего собственного мнения ни по одному вопросу. Но как механик-водитель он просто ас!

Савичев вернулся спустя минут двадцать. Все собрались его встречать в ожидании новостей. Все, кроме Ванька Степенко, конечно. Я встретил командира сидя на камне и не подумал вставать, когда тот подошел вплотную. Знаю, ему это не понравилось, но вида он не подал на этот раз.

Старлей встал, как всегда широко расставив ноги, будто бы у него яйца как баскетбольные мячи, и около него сразу же образовался полукруг из солдат.

– Слушаем сюда все – сказал он, выдержал паузу, вытянул шею, чтобы разглядеть широкий затылок Степенко, выглядывающий из-за борта БМП – Степенко, мне повторять, что ли, кому-то?»

Ванёк тут же засеменил ногами, неумело изображая поспешность.

– Значит, ситуация такая: первый и второй батальоны остаются в городе, проводят доскональную зачистку, ждут подхода зенитного и арт.дивизионов, обоза и первых рот. Третий батальон выдвигается в район аэропорта и занимает его. Закончить всё надо к четырём часам! Так что давайте, войны! – сказал Савичев, хлопнул рукой об руку и полез на броню. Я нехотя встаю на ноги в предвкушении долгой и муторной работы по зачистке.

До часу дня ползали на брюхе, проверяя дом за домом. Нам достался сектор, не очень пострадавший при штурме. Зачищаем основательно. Прослушиваем детектором серцебиения, сканируем пустоты, вскрывали полы даже пару раз. Нашли три схрона с оружием. Всё подорвали, к такой-то матери. Ещё утром, часов в десять, нашли первых мирных. Женщина с двумя детьми и старик. Прятались в погребе под полом. Поднимаем пол – а оттуда из темноты на нас три пары испуганных глаз смотрят. Деду всё равно – он совсем старый был. Отправили в лагерь всех.

Потом помню как мимо нас прошли колонны первой и четвёртой рот с бойцами на броне. Хоть в зачистке они и не учувствовали, но мы им не завидовали. Ведь им укреплять позиции вместе с инженерно-сапёрной ротой. Следом за ними прошли дивизионы, обоз и все остальные.

Час назад натолкнулись на большую группу местных, прятавшихся в здании супермаркета. Проверили всех. У одного на плече синяк от приклада, а на коже следы пороха. Заперли его в БМП и вызвали машины из лагеря, чтобы всех забрали.

Час по полудню. Обед. Обедаем по очереди, по четыре человека. Моя группа уже закончила и теперь охраняет подступы, пока обедают остальные. Я занял позицию у оконного проёма на втором этаже жилого дома. Смотрю в окно, положив цевьё винтовки на подоконник. Лёгкие приступы икоты возвращают к жизни вкус каши с мясом из сухого пайка, а на зубах похрустывают крошки от галет. Как же здесь жарко, твою мать!

К четырём часам зачистку своего сектора мы худо-бедно завершили и отправились на броне обратно к центральной площади на построение полка. Я сижу у оружейной платформы, опершись спиною о питающий бункер левого гранатомёта. Уже подъезжаем.

Центр города не узнать! Инженеры превратили его в настоящую крепость, по всем законам фортификации. Всюду валы, траншеи, заграждения из колючей проволоки и даже ДОТы из бетонных блоков! Рядом с центральной площадью вырос палаточный городок, а на месте рыночной площади – парк боевых машин. Часть центральной площади отдали под плац, и на нём уже началось построение.

Машины нашей роты сбились в кучу на краю площади. Личный состав спешился и строится в колонну повзводно. Я тоже спрыгиваю на землю и спешу занять своё место.

На импровизированном плацу личный состав полка построился поротно. Процентов шестьдесят налицо, наверное. Третий батальон, второй артдивизион и часть взводов на аэродроме, первая и четвёртая рота в карауле, инженеры и взвода материального обеспечения продолжают работать ещё. Остальные здесь, вроде.

На краю плаца показалась фигура командира полка, полковника Николая Васильевича Громова. Немного полноватый для морпеха, но необычайно широкий в плечах, с густыми усами и квадратным лицом, Громов заслужено пользовался уважением солдат.

Медленно выйдя на середину плаца, окинув взглядом своё войско, командир, без всякого громкоговорителя или какого-нибудь другого усилителя звука, но так, что его хорошо услышали даже дальние ряды, скомандовал:

– Становись! – и в строю сразу же воцарилась полная тишина, и все шевеления прекратились – Равняйсь! Смирно! Командирам, проверить наличие личного состава, доложить!

Командиры рот и взводов провели проверку и наш ротный, Палыч, уже зашагал на доклад к командиру, не опуская руку, как и положено. Доложился, командует: «Вольно!»

Строй расслабился. Солдаты забубнили между собой в полголоса, откуда-то потянуло табачным дымом.

Напрягает всё это, конечно. Построения эти, разводы, муштра. Вся эта дурь армейская. А с другой стороны… Как по другому-то? Полк морской пехоты – это же тебе не гламурный клуб по интересам.

Громов выслушал доклады, покачал головой и стал говорить, медленно прохаживаясь перед строем взад-вперёд. О чём, интересно? С такого расстояния ничего не слыхать, а пользоваться аппаратурой шлема во время построения запрещено. Но кто-то сейчас наверняка пользуется. Кто-нибудь из тех, кому удалось вшить жучок в электронику.

Командир проговорил минут пять-семь, наверное. Потом распустил офицеров и, когда все ротные вернулись к своим подразделениям, подал команду «Становись»! В мгновение во всём строю воцарилась тишина.

– Ровняйсь!…Смирно! – только бы не заставил проходить с песней – Командиры подразделений, личный состав в вашем распоряжении!

Строй вновь загудел. Наш ротный что-то бросил коротко взводным и громко крикнул: «По машинам, вторая рота!» Строй рассосался и все побрели к своим БМП.

Мы едем на броне по узкой извилистой улочке в составе колонны. ДВС включены, поэтому довольно шумно. Вообще-то, в десанте ехать было бы прохладнее и не так шумно, но, откровенно говоря, всем уже порядком надоела эта металлическая коробка. Тесно как в консервной банке и не видать ничего.

Как Савичев нам объяснил (скорее бросил, чтоб мы только отстали), полк раскидывают по городу и нашей роте досталось место на окраине, на полпути к аэродрому.

Головные машины колонны стали заворачивать и засуетились на месте. Вот и наше пристанище – крошечная раздолбаная площадь на пересечении трёх улиц и маленький сквер рядом. Место пострадало при артобстреле. Вон остатки развороченной зенитки и ещё какой-то техники. Сейчас разгребём немного этот хлам и будем ставить палатки. Только подождём, пока сапёры всё проверят.

Палатки разбили прямо в сквере, машины заняли часть площади. Наша рота, вроде бы, нигде не задействована, и сегодня до самого вечера ничего не предвидится. Ребята заняты своими делами. Кто звонит домой, кто смотрит шоу по ящику. Остальным Бекешев рассказывает про какую-то проститутку из Каира. Я решил прогуляться до третьего батальона, но сперва нужно отпроситься. К Савичу я не пошел, а иду сразу к ротному. А Лёху потом поставлю перед фактом, хоть он и не любит таких вещей. Или вообще попрошу парней, чтобы они ему передали, если спросит.

Палатка командира роты на дальнем краю сквера у каменного бордюра. «Дежурный по грибку» сказал, что ротный у себя. Я подхожу вплотную ко входу и громко спрашиваю:

– Разрешите, товарищ капитан?!

– Входи – слышу в ответ.

В маленькой палатке темно, потому что окна закрыты клапанами. Ротный сидит за цинковым ящиком, заменяющим ему стол, и читает какую-то бумагу при свете лампы.

Наш ротный, капитан морской пехоты Семёнов Андрей Павлович, или просто Палыч, нормальный мужик. Казак (как он сам всегда пишет во всех анкетах в графе «национальность»), уроженец одной из «низовских» станиц Дона, весёлый и добродушный дядька, и лихой, жесткий командир в то же время. Невысокий рост, сухая жилистая фигура, усы и искорки в вечно прищуренных глазах делают его моложе его сорока пяти лет.

– Разрешите обратиться?! – говорю.

– Давай – ответил Палыч и поднял на меня глаза.

– Всё спокойно, вроде. Разрешите до третьего бата сгонять – говорю я, а в голове промелькнула мысль, что Палыч может отпустить, а может и не отпустить, с одинаковыми шансами на оба варианта – Тут не далеко, за рекой. Метров восемьсот от нас (но на самом деле километра полтора, конечно).

– А щё у тебя там, Баба?

Ну, если начал шутить, то точно отпустит. Или нет? Его разве поймёшь, чёрта старого! Вечно с подъё…ками своими.

– Никак нет

– Так все бабы в штабе, в другой стороне!

– Да нет, товарищ капитан! Парни там. Служили вместе.

– Парни? – переспросил ротный и хотел видимо развить шутку, но остановился, потому что это было бы слишком банально даже для него, для Палыча – Один идти хочешь?

– Да, один. А чё тут идти-то?

– Да шо? Подстрелють тебя басмачи, да и всё, вот шо! – из-под густых усов капитана показалась улыбка – Или словють и в яму. Будешь им блиндажи в горах рыть.

Этот южный акцент, смесь хохляцкого и казачьего говора, придаёт Палычу какой-то особый колорит. За долгие годы службы в Российской Армии он вполне мог бы избавиться от акцента, но, как мне кажется, Палыч сам его поддерживает и нарочно громко «шокает» и «гэкает», чтобы не забыть свой родной выговор. Только при разговоре с высоким начальством его речь становится ровной и правильной, как у учителя русского языка и литературы.

– Да нет, товарищ капитан – начал переубеждать я – между нами ещё третья рота и взвода. Людей как в метро!

– Как в метро, говоришь? Ну, иди. К ужину шоб в строю!

– Спасибо, товарищ капитан! Разрешите идти?!

– Иди – Палыч снова уткнулся в свои бумаги – Шлем не снимать! Значок посыльного возьми!

–Ееесть!

Вообще-то, несмотря на то, что в этом районе расположились как минимум две роты десантников со взводами и батарея арт.дивизиона, на улице вовсе не так уж многолюдно, как я описывал ротному. Невидно ни постов, ни патрулей. Только пара солдат курит у стены.

Этот район не сильно пострадал при штурме. В некоторых домах даже остались целыми стёкла. Узкая, извилистая улочка впереди ныряет куда-то вниз, открывая вид на пустыню и прибрежные скалы вдали. Неспеша шагаю по мостовой, уложив винтовку на специальное нагрудное крепление и положив руки сверху.

Добрёл до склона. Дорога уходит вниз. Дальше небольшой каменистый мост через узкую речку. Метрах в трёхстах впереди палатки и техника возле разрушенных построек аэродрома.

Лагерь выглядит мирно в лучах заходящего солнца. Вон там парк боевых машин. Самоходки выстроились в ряд прямо на взлётной полосе, высоко задрав свои гаубицы. Большинство БМП там же, кроме караульных, расставленных по периметру. Несколько зениток разбросаны на удалении от лагеря. Не только из-за того, что так эффективнее отражать воздушные атаки, но и просто потому, что солдаты не очень любят постоянно находиться вблизи включённых радаров. Парни переживают за своё хозяйство, это понятно. Пахнет полевой кухней. Вот вижу ПХД!

Впереди окопалась БМП. Караульная. 571-ый номер! Знаю, знаю эту машину! Восьмая рота. Из-за машины доносится звук голосов, плотный солдатский мат. Решаю обойти сзади, не знаю почему. Проходя мимо люков десанта, пинаю ногой пустую банку из-под консервов и привлекаю этим всеобщее внимание.

– Здорово, парни! – говорю я, не спеша выходя из-за машины.

Передо мною шестеро бойцов в разных позах расположились вокруг ТВНа с горячим ужином.

– Оооо!

– Заходи, заходи! – слышны знакомые голоса.

– Привет, Сашок! Как жизнь?!

– Нормально – отвечаю я и расплываюсь в улыбке, подходя поближе и здороваясь с каждым за руку – Как у вас?

– Живы. Хавать будешь?

– Да не, спасибо – искренне отказываюсь – Чего там сегодня?

Здоровенный парень с круглым лицом и полными губами по прозвищу Шайба наклоняет в мою сторону свой котелок.

– Рис с тушенкой. Шняга. Опять разварили! – говорит он и оборачивается в сторону долговязого сержанта – Лось, дай хлеба!

– А где остальные-то?

– Да, кто где – отвечает Вася Белин, которого Шайба только что назвал Лосём – Командир в штаб ушел. Старый с фрицем к реке пошли, а малой в броне.

– А. Выходит, это он на подходе по мне дальномером сверканул – заметил я – Если бы без шлема был, то до сих пор бы красные зайчики перед глазами бегали бы!

Все заулыбались. Представили, наверное, как бы я сейчас спотыкался обо всё и матерился, ослеплённый лазером.

– А чё, и правда, шлем не снимаешь-то?

– Даа.. Ротный приказал…

– Да и х..й, что приказал!

– Да ладно. Нормально.

– Ну, визир подними тогда хоть. Ходишь как космонавт.

С этим я согласился и поднял верхнюю часть забрала, открыв лицо полностью. Немного помолчал, осматриваясь по сторонам, и спросил:

– Как атака?

– Да, ху…во, еб…ный в рот – отозвался Игорёк, вечно хмурый и сердитый парень, объект добродушного юмора для сослуживцев, и продолжил перебраниваться о чём-то с сидящим рядом молодым снайпером Яшкой.

– На марше БМП подбили – продолжил Лось – а при штурме рота на арабов в упор наскочила!

– Подожди. Чьё БМП-то?

– Абрамова. Знаешь его? Летёха такой маленький, рыжий. Там воронка большая на берегу, они в неё нырнули. Стали выбираться – с гранатомёта в лоб в упор. Механика сразу, экипаж и десант контуженые. Хорошо, что машина в яму скатилась поле удара сразу. А то добили бы.

– Пиз…ец!

А в городе уже на засаду напоролись. И как они, суки, так прятались, что их никто не прохавал. В упор подошли к зданию – они как начали еба…ить! Хорошо ещё, пулемётов у них не было, а то бы ещё больше наших побили бы. Седьмой роте больше всех досталось. Х..ярили как е..нутые, пока их гранатомётчики зажигалками не пожгли.

– Много потеряли?

– Ну, у нас в роте два двухсотых. Лысый и Зяма. И трёхсотых человек пятнадцать. Пятеро тяжелых. В седьмой четверо погибло и ранено около двадцати. Девятая, вроде бы, без особых потерь.

– А кто из седьмой?

– Да молодые, ты их не знаешь.

Все вдруг замолчали. Я уставился на ТВН с кашей. Выждав немного, желая сменить тему, обращаюсь к Лосю:

– Слышь, Лось, а что это за херня у берега крутилась сегодня? – в моём голосе не поддельный интерес – Десантник какой-то?

– Да я и сам х..й пойму! – живо отозвался Лось и я заметил, как у большинства собравшихся заблестели любопытством глаза – Седьмая рота говорит, что она из-под воды вынырнула! А потом, прикинь, на берег выползла! Такая дурра! Сам видел! Высадила группу, машин двадцать. Кто такие – не знаю. Машины – обычные Бэхи, вроде наших, только башни другие. Да нас к ним близко не подпускали! Они всё-время позади шли. У девятой роты спросить надо – они ближе всех были к ним.

Лось завертел головой и, увидев двух солдат, поднимающихся от реки, крикнул:

– Э! Лёха! Иди сюда!

– Чё?! – отозвался звонкий молодой голос.

– Ну, иди ты сюда, е…ный в рот!

Я оборачиваюсь назад и вижу знакомое лицо:

– Здоров, Алексей!

– Ааа, Сашок! – парень сворачивает с тропинки и идёт к нам – Как жизнь?

Тепло жмём друг другу руки и я пропускаю Алексея к остальным.

– Здоров…привет…здорово – говорит он каждому, обходя всех по кругу – ужин уже?

– Садись с нами!

– Да пойду сейчас уже…

– Да садись! Попиз…им!

Лёха принял из рук Шайбы котелок, полный каши. Кто-то протянул ему хлеб, ложку и компот. Компот с хлебом он поставил на броню, а ложкой принялся осторожно есть горячую кашу.

– Слышь, Лёх? – начал Лось – А чё это за команда нас сопровождала сегодня?

– Я х.й знает! – Алексей изменился в голосе, а глаза его стали круглыми – не простые какие-то, на.

– А чё такое?