Вологжанка. История русской женщины

– Вот примерь, Анютка, должны быть впору, а то давно уж тебе подарков не делал, – сказал он ласково.

Женщина расцвела, поблагодарила мужа и быстро надела один сапожок, но тут вошла мать. Она выхватила второй сапог из рук Анны и начала бить Николая по спине, приговаривая:

– Ах ты, сатана, чего удумал! Есть что зимой будете? Запасов нет никаких!

Анюта убежала стремглав наверх в овчарню по лестнице в одном сапожке, где обычно сушили лён.

В доме Александра так и осталась за главную хозяйку. Долго ещё вспоминали об этой истории Аня и Николай и смеялись вместе над её побегом в одном сапоге.

В памяти Райки осталось много воспоминаний из детства. Однажды девочка пошла в овчарню, где отец сушил лён. Он должен был всю ночь подбрасывать дрова в печку, что находилась внизу. А наверху, над ней, на полатях разложили лён для просушки. Вся крестьянская одежда была льняной. Анна пряла по вечерам, зажигая лучину, которую вставляла в светец, потом на ткацком станке готовила материал, из которого шила одежду. Зимой на снегу материал нужно было выбелить.

Приятно было сидеть Райке и смотреть на огонёк в печке рядом с отцом, и слушать его нехитрые сказки. Он запёк яблоки в печке. Большой урожай собрали с восьми деревьев в этом году, хоть яблоки и были мелкие. Предыдущая зима была снежная, но не слишком суровая, вот яблони и одарили, так что Николаю пришлось ветки подпирать палками, чтобы не переломились.

Положив ей в подол печёные яблочки, он велел дочке идти в дом.

Наступил вечер.

В это время корова Красуля зашла во двор. Почуяв запах вкусных яблок, корова подхватила рогами Райкин подол платья, девочка повисла головою вниз.

Она закричала.

Корова, испугавшись, выбежала на улицу и помчалась по деревне. Райка от испуга замолчала. Красуля потихоньку успокоилась и вернулась во двор, стряхнув ребёнка с рогов на крыльцо дома.

Отец прибежал следом, взял плачущую девочку на руки и занёс в дом.

– Что случилось? – Воскликнула Анна.

– Слава богу, обошлось, платье крепкое было. Но, надо забить Красулю, не дело, что она вытворила.

– А как же без молока? Что же есть будем? Корова наша кормилица! Мы за счёт неё и выживаем. От колхоза только палочки-трудодни на бумаге отмечают, иногда дадут немного зерна, чтоб вообще с голода не умерли! Хорошо, хоть огород выручает, за счет картошки и спасаемся, да грибы с ягодами помогают. Забрали в колхоз коров, лошадей и овец. Надо было уже и кур им отдать, да всем в гроб лечь, – горько причитала Анна.

– Придумаем что-нибудь, главное Рая жива. А что если следующий раз на рога не за платье кого-нибудь поднимет. Нельзя её оставлять. Помнишь, Полю не уберегли, когда мы только поженились? Два годика ей было. Мать оставила её со старшей сестрой Александрой на десять минут. Как Полюшка сама во двор вышла? А тут, чан с кипятком. Детей беречь нужно, это главное богатство в жизни! Купим другую корову, не тревожься, – сказал Николай.

Анна взяла на руки дочку, заплакала и села на лавку, поглаживая испуганного ребёнка по спине.

По ночам холодный, злой ветер всё чаще прилетал из седой Арктики, словно посланник с напоминанием о предстоящей суровой зиме, но осенняя пора никак не хотела уходить.

Хороша вологодская осень! Яркими разноцветными пятнами разукрасила лес. Анна шла по просеке и невольно любовалась золотым убранством берёз.

«Необычные среди всех, – подумала она, – красивые, что с наступлением весны в кудрявом, зелёном наряде, словно девушки с серёжками веселят взор, что осенью, в серые, сумрачные дни, как будто дарят ещё солнышко золотыми листьями. Да и зимой, хороши деревья! Не сливаются с белоснежным покровом. Ярко пестрят их чёрные отметины на стволах. Ветер, как бы не старался, не сломать ему берёзку, сильное дерево. Только гнётся ниже к земле, а стоит. Настоящий символ Руси. Жизнь нас бьёт, а мы держимся»!

Женщина набрала на болоте клюквы полную корзину и пошла домой. Чем дальше от него, тем гуще становился лес и мощнее деревья. Пройти пешком для неё десять километров, обычное дело. Если и болела иногда, лежать было для Анюты невозможно, привычное к работе тело требовало физической нагрузки.

Анна пришла домой, и следом заехал дед Вася.

– Здорово живёте, – сказал он весело, – дровишек продал, думаю, заеду внуков посмотрю.

Дед достал из-за пазухи тряпицу развернул и раздал печенье, которое испекла бабушка подбежавшей детворе. Хитрая Райка, любимица деда напросилась в гости.

– Поедем, только ненадолго, а то, кто матери по хозяйству помогать будет? Опять Васятка?

– А я, бабуле грибы чистить буду и за малыми братьями посмотрю, а тятя меня, потом, обратно заберет, – быстро нашлась, что ответить девочка.

– Ох и шустра! Будет с тебя толк, – улыбнулся дед.

Нравилось Райке гостить у бабушки. Добрая, подвижная, она всегда находила минуту, чтобы приласкать внучку. Вечерами на печке с двоюродными младшими братишками, девочка наблюдала, как бабушка мешала тесто на утро. Часто готовила она и рыбную начинку, благо речка Сямжена была недалеко. Все любили её рыбники и пироги с грибами, но особенно, ягодники с черникой или с яблоками. Их делали не часто, дорогой был сахар, и баба Шура старалась припрятать его к праздникам или особым случаям.

Закончив дела по хозяйству, бабушка брала спицы, садилась на лавку около печки и начинала рассказывать свои сказки о хозяине леса – медведе или про Ивана-царевича. Райка садилась рядом, и вязала наряды для тряпичной куклы. Младшие ребятишки лежали на тёплой русской печке и посепенно засыпали под ласковый бабушкин голос.

На смену серым безрадостным дням, постепенно приходила зима с обильными снегами и метелями. Земля застыла, будто уснула, укрывшись белой пушистой шубой.

Любят русские люди снег и прекрасно приспособились к холодам с вьюжной зимой. Умеют они тепло и удобно одеваться. Валенки, тулуп, шапки из меха и пуховые платки хорошо защищали от мороза и любой непогоды. На смену телеге появились сани. Тепло и уютно домашним животным в овине, обмазанном глиной. А в лютую стужу, подбросит дровишек хозяин в печку, где лён сушил, да побольше сена и холод не страшен.

Появилось больше времени зимой для отдыха. Молодежь всё чаще собиралась в избе на посиделки по вечерам. Девчата прядут лён или шерсть, некоторые вяжут, а ребята играют на тальянке да пляшут. Так подбирались пары. Присматривались мужчины, какая из девушек лучшая мастерица, подходят, вызывают на танец, пританцовывая: «Задушевный, мой товарищ, выходи на парочку». Если парень девушке нравился, она соглашалась потанцевать.

Хозяин избы выставлял угощение. Обычно это были овсеники-булки, шанежки, чулпан – пирог из овсяного теста. А из напитков, квас в глиняных горшках расставляли на столе в изобилии. Уважали вологодские хозяйки толокно из овса, за что в соседних краях их называли толоконниками.

Порой молодёжь приходила на посиделки из близлежащих деревень. Райка, в этот вечер, увязалась за старшей сестрой и, забравшись на печку с другими детьми, наблюдала за всеми. Сестра связала несколько пар носков за вечер, одни из них подарила Егору, высокому симпатичному парню, который приехал из деревни Починково. Голосистые девушки затягивали то одну, то другую песню.

Когда наступила поздняя ночь и местные разошлись по своим домам, приезжие девушки и парни расстелили тулупы на полу и улеглись спать. Долго ещё слышался смех да шуточки, но постепенно все засыпали: хозяйские дети и девчата на огромной печке, где можно было уложить до восьми человек, а сами хозяева за льняной занавеской в углу на кровати.

Всю ночь сильная вьюга металась по деревне. Завалила дома и дороги снегом. Утром дед Вася выглянул в окно. Солнышко светило ласково, и сосульки заплакали редкими морозными слезами.

– Успокоилась непогода, – сказал он довольным голосом, – как хорошо, что я вернулся вчера к вечеру. Два дня по лесу бегал на лыжах. Не отказало моё охотничье чутье.

Баба Шура поставила на стол пироги с грибами да овсяный кисель, семья собрались за столом. Взрослые его подсолили, а внучатам насыпали немного сахара и наполнили кружки молоком.

– Вчера на охоте, как я зайцев набил, возвращаясь, наткнулся на берлогу с медведем, – произнёс глава семейства.

Сыновья Василий, Еремей и Павел отложили еду, внимательно на него посмотрели и приготовились слушать дальше. Мужчины были страстными охотниками.

– Бегу я на лыжах, – начал дед рассказывать, – вижу, моя лайка что-то странно ведёт себя: хвост поджимает и тихо повизгивает, ко мне жмётся. Думаю не дело это. Ружьё приготовил и осматриваюсь. Глядь, вдалеке над снежной горкой, тоненькая струйка пара поднимается. А, думаю, вот в чём дело! Медведь в берлоге спит. Сбегайте-ка сынки за Евлампием и Семёном, ну и кто из мужиков ещё пойдёт, да Миколку Крючкова надо позвать, он на медведя сколько раз ходил, человек опытный. Завалим косолапого зверя. Голодно стало совсем. Советы скоро и охотиться в лесу запретят, лесник должен приехать. А так до весны дотянем.

Вечером мужики собрались, и дед распределил места на охоте:

– Я, Николай и Евлампий – стрелки. Мои два старших сына и Семён – на подмоге с ружьями, в случае чего. Как утром придём, я вас расставлю, чтоб друг друга не перестреляли. Павлушку поставим недалеко с санями, возьму ещё слегу да оглоблю попрочнее, потревожим ими в берлоге медведя. Плохо, что снег не улежался как следует, рыхлый он, ну да ладно, наши короткие и широкие лыжи помогут. Ты, Евлампий, возьми своего волкодава, я, Лыска да лайку. Три собаки думаю, хватит. Давайте решим, чья первая травить зверя пойдет.

Евлампий сказал:

– Я пошлю мою собаку в берлогу. Карько сильный и злой, хорошо обучен, не подведёт. А как мишка вылезет, в три пули его уложим. Если что и ребята стрельнут из подмоги.

– Договорились, до утра. Ты, Миколка, оставайся у нас, если хошь, рано пойдём в лес, чего мотаться, – предложил дед Василий.

– Нет, я Анютку не предупредил, волноваться будет, мы рядом живём, четырнадцать километров не проблема, дорогу укатали, вернусь вовремя.

– Добро, – согласился дед.

Рано утром отправились на охоту. У кромки леса оставили младшего сына Павла с санями. Охотники углубились в лес.

– Ты, Василий, и рогатину с собой захватил, неужто с ней на медведя охотиться собрался? Я думал, всё-таки с ружьём сподручнее. Или может опять, как прежде тебя вперёд послать, возле берлоги облегчишься и духом своим от овсяного киселя из спячки его разбудишь и с места стронишь? – Подмигнув остальным, спросил Евлампий.

Мужики задавили смех, чуть хохотнув, а Василий ответил, не смутившись:

– Пошути пока. Мы вологодские толокном испокон века выживаем и овёс всему голова. А эту рогатину ещё отец мой с собой брал, когда ходил на медведя, она ружью не помеха. А что если заклинит? На охоте, тем более на хозяина леса, каждая секунда дорога, ни одну жизнь рогатина спасла. Мужчины замолчали.

Василий бежал на лыжах первым. Несмотря на возраст и беспрерывную, тяжёлую, физическую работу по хозяйству, это был ещё крепкий и сильный мужчина. Пробежав, километра два по лесу, тропами, известными только ему, дед остановился и сделал знак.

Распределив стрелков и помощников в десяти метрах от берлоги и спросив о готовности, он дал команду Евлампию раскопать лаз в берлогу. Тот, положив рядом оглоблю и ружьё, сделал подкоп короткой лопатой, затем сунул туда слегу и пошевелил. Послышалось глухое, сердитое рычание.

Хозяин собаки скомандовал:

– А ту его, вперёд Карько!

Евлампий быстро отошёл чуть дальше.

Собака яростно бросилась в прокопанный ход. Через минуту, она с визгом выскочила обратно с израненной шеей, сбив Евлампия с ног, который упал в глубокий снег, кобель помчался в сторону Василия.

Следом выскочил огромный медведь и, не обращая внимания на барахтающегося в снегу человека, бросился за собакой. Дед Василий выстрелили ему в грудь, медведь присел, затем поднялся и тяжело пошёл на него снова.

Прозвучали ещё выстрелы других охотников, дед ловко выхватил рогатину и приготовился к нападению, но тут медведь рухнул рядом.

Едва заехали во двор к деду Василию на санях с тушей медведя, как тут же следом торопливо вошёл председатель колхоза.

– Ты что же, Василий, сотворил?

– А ничего, вот только медведя завалили. Что с тобой Степан?

– Знаешь, что охота разрешена летом и осенью, а сейчас уже наступила зима, и потом, на это Советской властью надо иметь разрешение. Из района предписание пришло, что лесник назначен. Всё принадлежит новой власти и трудовому народу и лес, и зверье. Ты, расхититель государственного богатства. Хочешь, что бы и я тоже под суд загремел? А если чекисты приедут? Сейчас белофинны зашевелились, а ты одно по лесу шастаешь.

– Вот те на! Раньше помещик всем владел, нельзя было в лесу промышлять, теперь Советская власть. Я не пойму, изменения в нашей крестьянской жизни? А то, что мы в колхозе шапку зерна на мою огромную семью получили, тебя не волнует? Как до весны доживём? Землю моих предков вы забрали, работаю я в колхозе за пятерых, а получил за одного, – сказал возмущенно дед.

– Кулацкие замашки брось! Хоть ты и друг моего отца и на охоте жизнь ему спас, я не посмотрю на прошдые заслуги! Дели медведя на всех. Вон сколько несчастных живёт в деревне, бабы да дети малые, гражданская война село ополовинила. Ты знаешь, что неурожай был. Не только у нас, голод по всей стране.

Дед засопел и ответил:

– А когда моя семья с голоду подыхать будет, твоя власть поможет? Ладно, поделим, но охотникам больше оставим, мы жизнью рисковали. Ты, вот, не пошёл с нами, а всем предлагали поучаствовать.

Председатель обрадованно произнёс:

– Вот и хорошо, а если проверяющий товарищ приедет, скажем, за дровами пошли и необходимая самооборона. Сейчас, ты же знаешь, что творится, за колосок, сорванный на колхозном поле, да одну картофелину – сажают в тюрьму. Поосторожней с высказываниями дед, мой тебе совет по дружбе! Вокруг лагеря с колючей проволокой переполнены врагами народа. Я тоже каждый день по краю хожу и завишу от настроения старших товарищей по партии. Устал мотаться в район, ругают без конца, на чём свет стоит. Меня первого посадят. Вот плюну на всё и в город с семьёй подамся на завод, а вы, как хотите!

– Лады, – сказал Василий, – мы, не жадные, поделимся.

– Добро, – произнёс успокоенный Степан и вышел.

Суровая зима не хотела уходить, несмотря на начало марта. Припасы еды таяли с каждым днем. Анна с тревогой думала:

«Как мы дотянем до нового урожая»?

Николай с раннего утра до самого позднего вечера пропадал то в колхозной конюшне, то по другим работам, где требовались мужские руки. Боли в пояснице мучили его. Спасался только тем, что залезет в русскую печку, распарится, да отхлещет спину берёзовым веником, боль и отпускала. Во многих северных регионах России русскую печь использовали вместо бани.

Это было сердце дома и самая важная его часть. Для купания в печи после топки удаляли угли и золу, внутри подметали, клали солому или коврик из камыша, сверху их накрывали половичком, а то и просто сверху настилали душистого сена.

Любитель попариться отец, залезал в печь головой вперёд, там разворачивался и садился на солому. Ему подавали тазик с водой и веник, закрывали заслонку. Кирпичи в печи были горячими, от них исходил сухой жар. Парясь и похлёстывая себя берёзовым веником, он погружался в приятную атмосферу. Топку в русской печи делали такой вместительной, что два человека могли свободно сидеть, не доставая головой свода. А стенки находились на таком расстоянии, что можно было, смело хлопать себя веником. В печи распаривались, намыливались, поливая себя тёплой водой из ковшика в печке, где стоял чугун с горячей водой и ушат с холодной, а выливать нужно было в шайку, так и мылись испокон веку.

На следующий день, Анюта договорилась с соседкой Галей сходить в Шуйское за рыбой за пятнадцать километров. Тепло одевшись и взяв саночки, женщины отправились в путь. Соседка согласилась с просьбами десятилетней дочери взять её собой.

Анна ругала Галину:

– Зачем потакаешь? Силёнок у неё может не хватить. Нам надо туда пятнадцать километров пройти, но и обратно столько же! Сейчас зима, а ну, мороз сильный ударит? Вас ждать не буду, и волки очень лютуют, особенно по ночам, поэтому засветло надо вернуться.

– Ничего, я уж согласилась. А с ней мы рыбы больше притащим для семьи. Она старшая и приучена много работать и помогать. Убеждала её бросить затею, а она упёрлась, пойду с вами и всё!

– Как хотите, но я против того, чтобы дочку мучить.

Галя улыбнулась:

– Ничего, потихоньку, как-нибудь дойдём.

Они вышли из дома рано утром и направились в сторону Шуйской пристани. Дочка Оля радовалась и шла первая по дороге, показывая, какая она сильная.

Анна говорила:

– Не спеши, надо экономить силы, обратный путь будет сложный – самим идти, да тяжёлую рыбу тащить.

Перед селом Шуйское присели отдохнуть, избы уже виднелись вдали. Подойдя к ближайшему дому, попросились обогреться. Хозяева поставили самовар, и они выпили чаю, перекусив своими лепёшками.

Женщины удачно купили хорошей рыбы, увязали её на санках и поспешили в обратный путь, чтобы успеть до темноты.

Мороз усилился. Анна шла впереди, а Галя с дочкой начали отставать.

– Прибавляйте ходу, а то ночью волки нас загрызут, да, похоже, метель поднимается нешуточная!

– Ох, зачем мы набрали с дочкой столько рыбы? Вижу, устала она очень, бедняжка.

– Ну, давайте чуток посидим и снова пойдём, предложила Анна.

Отдохнув минут десять, снова отправились в путь. Поднялся сильный ледяной ветер, который усложнял их продвижение. С большим трудом, женщины и девочка уже прошли третью часть пути, но начало быстро смеркаться.

– Ты иди Анна вперёд. Мы с дочкой посидим, не так далеко осталось до нашей деревни. Совсем замучилась Оля, и почему я тебя не послушала?

– Хорошо! Только долго не сидите, а то замёрзните, посмотри, метель усиливается!

Анна пошла вперёд. Прошёл час, Гали с дочкой всё не было. Женщина повернула назад. Она уже не чувствовала рук и сознание было затуманено от усталости. Вскоре увидела вдалеке две сидящие фигурки на снегу, когда Аня подошла ближе, поняла, что они мертвы. Слёз не было, только огромное чувство отчаяния овладело ею. Женщина поняла, что тоже замёрзнет, если не будет идти вперёд.

Анюта направилась к деревне, изнемогая от усталости. Метель бушевала и бросалась большими пригоршнями снега. Женщина твердила про себя одно слово: «идти», упрямо передвигая ноги, которые не хотели слушаться.

Наконец, показалась первая, крайняя изба, Анна постучала, хозяин вышел и помог ей зайти внутрь.

– Ой, Аня! Совсем ты заледенела! Иди быстрее к печке и снимай одежду.

– Там Галя с дочкой в часе ходьбы, замёрзли, мёртвые они, – прошептала она непослушными губами.

Хозяйка всплеснула руками

– Ах, несчастье! Зачем же она дочку взяла? Ты попей горячего чаю, и ягоды вот кушай, я сейчас сына старшего пошлю за Николаем. Метель страшная началась, ну и погода, не повезло.

Часть 2. В поисках лучшей жизни

Дороги – всегда это чьи-то прощания

И чья-то тревога и грусть,

И данные в спешке родным обещания

– Вы ждите, я скоро вернусь.

(Из стихотворения Нины Стрелковой «Дороги»)

Весна 1934 года принесла новую беду и трудности. Умерла Александра. Тяжело было прощаться с ней. Ни один раз её мудрость помогала выживать в трудное время. Похоронив её рядом с Павлином, глава семейства задумался, как жить дальше.

Дети ослабели от голода и часто болели. Особенно сдала Надежда, средняя сестра Райки, кашель душил её беспрестанно. Еда заканчивалась, несколько десяток картошек на целую семью, вот и всё, что было из припасов. У Николая ещё оставалось ружье, хотя в лесу запретили всякую охоту, да и патронов было в обрез, он решил попытать счастья. Едва рассвело, Николай отравился в лес, но надо было успеть на работу и он, проходив два часа смог подстрелить на последнюю дробь только сойку и лесного голубя, но и они помогли протянуть несколько дней. В колхозе посчастливилось выпросить две горсти зерна. Так дети с приходом весны начали, наконец, выздоравливать.

«Надо как-то менять жизнь. Иначе следующую зиму не протянем», – печально подумал глава семейства.

Уже многие, бросив всё, получая паспорта всякими хитростями, уезжали из деревни: одни в Вологду, другие в Архангельск.

Николаю поручили отвезти выбракованных лошадей и коров с двумя помощниками в Вологду. Им выдали паспорта. Каждый колхоз выполнял свой план по мясозаготовке, несмотря на то, что сами еле выживали. Долго добирались мужчины через перелески и по разбитым дорогам.

Закончив дела, решили сходить к речке Сухона посмотреть корабли, людей и новую жизнь.

Николай увидел женщину, которая несла в руках большой каравай хлеба.

– Извините, гражданочка. А чтобы купить такой хлеб нужно ли для этого паспорт?

– Вы, что товарищ? Вон через дорогу хлебный магазин, заходите и покупайте!

Николай смутился, но не мог же он объяснить, что в городе не был несколько десятков лет.

Его напарник Иван сказал:

– Другая жизнь, видно неплохо у них. Мы работаем, как крепостные, света белого не видим, а голодаем. Как семью содержать? Порушила новая власть устои деревни. Мои родственники в Рикасиху поехали, а на Северной Двине город закладывают, Судострой называется. Они очень довольны, так как нашли работу и платят хорошо. Я подумываю сняться, там хоть рыба есть. Брошу колхоз, будь он неладен и к ним уеду. Охотиться не дают, землю отобрали, а детей не прокормишь за их трудодни.

Мужчины купили дешёвого хлеба, и пошли к лошадям готовиться в обратный путь.

Вернулся Николай в деревню, тоска охватила его сердце.

«Неужели и дети мои не узнают лучшей жизни, так и будут на работе ломаться и голодать»? – Подумал он с горечью.

– Анютка, – обратился Николай, – паспорт у меня есть теперь, хочу с места этого уходить, нету жизни больше в деревне. Еле-еле вытянули нынешнюю зиму, и мать потеряли, а следующую ещё хуже будет. Колхоз создали, чтоб крестьянство погубить, сама видишь, как мы бедствуем. Давай корову продадим и уедем в Рикасиху. Рядом новый город Судострой начинают возводить. Я нашёл знакомых с Никольской. Они зовут нас, хвалятся, что неплохие деньги платят в Рикасихе, это районный центр, а если плохо будет, в Судострой переберёмся, там большое дело затевают, корабли будут строить. Как думаешь?

Анна заплакала, помолчала, потом ответила:

– Надо поехать из-за детей. Здесь жизни нет, совсем оголодали. Хочется, чтобы их судьбы лучше сложились на новом месте. В колхозе как проклятые работаем, а толку нет, всё план повышают, страну кормить надо, а мы кто тогда? Николай обнял её и произнёс:

– Лапушка моя, авось не пропадём. Дети старшие уже подросли, как-нибудь устроимся. Директор школы хотел давно купить корову, вот ему и продам, а Федорёнку лошадь с телегой предложу. Надо попросить его, чтобы он с нами до Шуйского поехал, так и доберёмся к пристани. А там и по реке до Вологды доедем, оттуда поездом до Архангельска, Рикасиха от него недалеко.

Анна вздохнула и сказала:

– Уйдём из деревни, силы ещё остались, а будущее покажет, правильно ли мы сделали. Никто не знает где лучше, но тут от голода погибать не хочется. Я завтра пойду тоже за паспортом, скажу, что попробую устроиться поваром в соседнее большое село Воробьёво. Надеюсь, твой брат не подведет и выдаст мне документ. Скажу, что только на месяц наймусь на работу. На том и порешим.

Анюта получила паспорт, но на работу не пошла, объяснив это тем, что заболела. Они начались готовиться к отъезду.

Дети обрадовались, оживились, не могли дождаться, когда же поплывут на пароходе, а затем сядут в поезд. Они видели железную дорогу только на картинке в школе и мечтали о предстоящем переезде. Старшая Александра, которой уже было семнадцать лет, особенно была довольна и планировала устроиться на работу в новом городе. Василий хмурился как взрослый и говорил, подражая родителям:

– Чему радуетесь? Неизвестно, что нас ждёт на новом месте.

Шустрая Райка была счастлива совершенно. Она так любила перемены в жизни, что возразила брату:

– В другую школу пойдём с городскими детьми, а там столько интересного будет, я уверена. Школьные книжки дадут на каждого и с картинками! Может и сумка будет у меня красивая, а то хожу с холщовой.

Ольга с Надеждой держали младших на руках Валю и Вову, слушали их перепалку, но в разговоры не встревали.

Прибежала Божатка, запричитала:

– Как же вы дом хороший оставите, сам же строил! Здесь хоть и голодно, но всё знакомо. С Родины нельзя уходить, подумайте хорошенько.

– Ничего, – ответила Анна, – как все, так и мы. Сколько людей уехало, а никто не вернулся. Надо попробовать, муж дом заколотит, а будет совсем плохо, приедем назад.