Римская сага. Битва под Каррами

– Воины говорят, что это – злой дух. Он прятался, чтобы поймать караванщиков. Злой дух песков…

– Подожди, он говорит по-гречески?

– Я говорю, говорю, – донёсся до них резкий скрипучий голос. – Я – торговец Али. Мы были в Гиерополе. Продавали масло и зерно. Шли назад. Но песок погубил наших верблюдов. Я остался один. Не убивай меня. Я иду домой. Я иду в Антиохию.

– Хм, старик, ты, должно быть, действительно дух, потому что Антиохия совсем рядом, а от Гиерополя тебе пришлось бы идти недели две, – покачал головой Лаций.

– Не знаю, сколько я шёл. Долго. Но я – не дух. Я – Али, торговец. Я жил в песке.

– Ну, я же говорю, злой дух! – воскликнул Варгонт.

– Да погоди ты, – махнул рукой Лаций. – Али, а сколько ты уже в пустыне один?

– Не помню точно. Дни все были, как ночи. Темно. Песок. Я нашёл дерево. Под ним была вода. Мне повезло. Потом я долго шёл без воды. Песка не было. А затем он догнал меня… Ветер и песок. Я сидел и ждал. Вчера снова пошёл. Он меня схватил, – торговец кивнул на Варгонта.

– А как ты сидел в песке? – снова спросил Лаций. Ему было любопытно, как старик выжил во время песчаной бури.

– Вот так, – Али сел на сухую редкую траву и накрыл руками голову. Все рассмеялись.

– Но песок! Тебя бы засыпал песок.

– Нет-нет, – замотал головой торговец. – У меня большая шкура верблюда. От ветра. Как у тебя, на плечах, – старик показал на плащ Лация.

– Эпевбити5? – спросил он.

– Да, да, эпевбити, – закивал Али.

– У него там был плащ или накидка. Ты видел? – спросил он Варгонта.

– Нет. Он прямо из песка появился.

– Понятно. Но смотри, его не занесло, потому что он прятался под плащом, с головой. Ты накрывался эпевбити? – обратился Лаций к старику.

– Да, сверху и снизу. Песок всё равно проходит. Но дышать можно. Только рот надо завязать, – торговец поднял руку с куском ткани и стал показывать, как обматывает её вокруг головы, чтобы песок не попадал в рот и нос. – Когда много песка, вот так, надо стать на колени и идти. На другое место. Выше. Так не засыплет. Спать нельзя никак! Ходить надо с места на место…

– Хороший совет. Варгонт, отпусти его! Найдите там накидку в песке. Отдайте ему. А потом покажите дорогу в Антиохию. Пусть идёт. Ты свободен, – улыбнулся Лаций старику, который испуганно слушал чужую речь. – Эпевбити сейчас найдут.

– Благодарю тебя, всесильный римлянин!

– Ладно, хватит! Иди! – Лаций отвернулся и встретился с насмешливым взглядом Октавия.

– Любишь ты с плебсом разговаривать. Смотри, как бы не пришлось потом пожалеть. Я им не доверяю, – легат подозрительно покачал головой и поджал губы. Его руки крепко сжимали повод, и во взгляде вместе с неодобрением проскользнула непонятная решительность и даже злость.

– Причём тут это? Он же такую вещь рассказал! Ведь если ты вдруг окажешься на его месте, то сможешь выжить. Мне было интересно, как он смог столько пройти, – искренне попытался объяснить Лаций.

– Я никогда не окажусь на его месте, потому что я – легат. У меня есть ликторы. И в пустыню просто так не поеду, чтобы там под плащом от песка прятаться, – в его голосе сквозило пренебрежение.

– Да, конечно! Ты пошлёшь туда сначала своего брадобрея, конюхов, а за ними – обоз с ветеранами и только потом сам приедешь в оборудованный лагерь! Так? Не смеши меня!

– И пошлю, если надо. Ты зря смеёшься. Из-за этой своей любви к плебеям ты до сих пор не стал сенатором. У тебя меньше всех слуг в лагере. У тебя всего три раба и один посыльный! И даже нет своего брадобрея! Ты бреешься сам! Это – недопустимо. Все так считают.

– Кто все, Октавий? – усмехнулся Лаций. – Марк Красс так считает?

– Нет, не он! Старик тебя почему-то любит. Он всем ставит в пример тебя и Публия. Но Публий – его сын и может делать всё, что хочет. Он тоже сроднился со своими галлами, как будто они кровные братья.

– Гай, ты это что, серьёзно? – всё ещё не веря, что Октавий несёт такую чушь, произнёс Лаций. – Что за муха тебя укусила? Эти люди могут спасти тебе жизнь. Они ведь…

– Да, я серьёзно! – перебил его легат. – В бою плебеи побегут и не испугаются тебя, потому что ты для них друг. Да, ты можешь ходить с ними по гетерам и тавернам, но бриться ты сам не должен! Понимаешь? – в его голоса слышалось раздражение. Гай Октавий был сыном известного сенатора, воспитывался в семье патриция и придерживался строгих взглядов на дисциплину и положение людей, как в армии, так и в обществе. Он поддерживал Лация и Кассия в этом походе во всех военных вопросах, но не одобрял общение с гастатами и местным населением, которое, как он считал, всегда могло их предать. – Пойми, Лаций, тебе нужна репутация строгого легата, а не весёлого друга всех бродяг. Я говорю тебе это как друг. Я очень хочу помочь! Мой отец всегда хорошо говорил о твоих родителях. Я тоже им благодарен за то, что они спасли моего отца от Суллы. Но ты никогда не сможешь добиться должности магистрата после ухода из армии, если у тебя не будет денег и репутации строгого командира.

– Знаю, – помрачнел Лаций, и улыбка сошла с его лица. – Но думаю, не всё так просто. Красс… – он хотел сказать Октавию, что сейчас всем обязан консулу, но решил не спешить. – Ладно, пошли с фалангой разбираться, – примирительно закончил он и тронул поводья. Гай Октавий неодобрительно покачал головой и поехал следом.

ГЛАВА РАЗВЛЕЧЕНИЯ В «ХРАМЕ ПРИАПА»

Когда два легиона вернулись в лагерь, то всем свободным от службы воинам было разрешено отправиться в «храм Приапа». Лаций тоже пошёл с ними, хотя мог бы приказать привести жриц любви к себе в палатку. Но ему хотелось поиграть в кости с Варгонтом, Икадионом, балагуром Атиллой Кронием и другими боевыми товарищами.

Легионеры с радостью поспешили в сторону визжащей толпы, где женщины не жалели сурьмы и травяных красок для своих лиц, стараясь выглядеть как можно ярче. Бродячие актёры и фокусники кричали, зазывая на игры, громко стучали в небольшие медные литавры и даже трубили в неизвестно откуда взявшиеся длинные дребезжащие трубы. Одним хотелось денег, другим – развлечений.

«Храм Приапа» быстро проглотил всех пришедших, и легионеры разошлись по любимым местам: кто-то хотел навестить знакомую гетеру, кто-то поиграть в кости с нищими обманщиками, а кто-то просто посмотреть фокусы – лишь бы отвлечься и отдохнуть после жаркого и тяжёлого дня.

Лаций участвовал в этом балагане вместе со всеми. Он тоже кричал, когда проигрывал, спорил с шулерами и фокусниками, радовался их новым трюкам и любил женщин. Ему понравилась одна молодая гетера с большими накрашенными глазами. Раньше он её здесь не видел. По внимательному взгляду легко можно было догадаться, что за приятной моложавостью и тонкой талией пряталась уже довольно опытная развратница. Заметив Лация, она подошла и села рядом, Варгонт сразу же загоготал, тыча в неё пальцем:

– Охо-хо-хо, сегодня пташки сами слетаются к тебе, Лаций! Ты давно не работал своим приапом, и она это чувствует! – все вокруг рассмеялись, грубо и открыто, как это всегда бывает в компаниях, где люди могут смеяться по любому поводу, не обращая внимания на обиды и насмешки.

– Сыграем ещё разок, может, я выиграю для неё чуть больше денег! – весело предложил Лаций.

– Э-э, – хитрым тоном протянул Атилла Кроний, – вечно эти легаты портят наших женщин. Зачем платить им больше?

– Для удовольствия, Атилла, для удовольствия, – со смехом ответил Лаций, тряся деревянный стакан с костьми.

– Эй, пошли со мной! – раздался вдруг такой громкий голос, как будто эти слова проревел бешеный бык, забравшийся в большую амфору для зерна. Все резко повернули головы. За спиной Лация высилась огромная фигура. Костры ещё не разгорелись в полную силу, и в бликах слабого пламени казалось, что этот великан упирается головой в небо.

Лаций тоже повернулся и с удивлением увидел, что какой-то высокий широкоплечий легионер, злорадно улыбаясь, схватил за руку сидевшую рядом с ним гетеру, а та, отчаянно дёргаясь, пытается вырваться из его огромных лап.

– Мегабакх, это ты? – с недоумением спросил он, подумав, что второго такого огромного воина в их лагере нет.

– Кто? Я? Нет! Я тот, кто победил Мегабакха! – раздался гулкий низкий голос, и все поняли, что это был другой воин, а не знаменитый друг юного Публия Красса. – Идём, шлюха! Вчера ты не захотела, но сегодня у меня есть деньги.

– Ты победил Мегабакха? – вдруг крикнул ему Лаций. – Не может быть! Расскажи нам, как тебе это удалось?

– О-о… – протянул кто-то рядом. – Начинается… Сейчас будет жарко.

– Не надо, Лаций, – попытался осторожно вмешаться Варгонт и толкнул его в колено.

– А ты кто такой? Разве ты не знаешь Синопа? – прорычал гигант. – Я поднял большой камень! А Мегабакх не смог. Я победил Мегабакха!

– Конечно, я тебя не знаю, – продолжая разыгрывать искреннее недоумение, покачал головой Лаций. – Но выглядишь ты грозно.

– Тогда спроси у них, кто я! – легионер махнул рукой в сторону притихших зрителей. – Не дёргайся, ты! А то ткну головой в песок! – зло прикрикнул он на царапавшуюся женщину. Та притихла, но продолжала упираться ногами в землю. Тогда он поднял её в воздух и рассмеялся.

– Слушай, какой ты сильный! – громко крикнул Лаций, чтобы звук его голоса дошёл до ушей смеющегося великана.

– Что? Что ты сказал? – с недоумением спросил тот.

– Ты – сильный. Ты – о-о-очень сильный. Можно тебя поднять?

– Что? – тупо промычал Синоп. Лаций напряг голос и повторил:

– Можно поднять? Ты не против?

Громила замер, выпятил вперёд нижнюю губу, потом пожал плечами и тупо спросил:

– Зачем?

– Ну, просто так. Можно? Ты же не против? – Лаций был сама наивность.

– Давай, – радостно вдруг согласился Синоп.

– Варгонт, подними его! – шепнул он и толкнул друга под локоть.

– Поднять? И всё? – спросил тот. – Ты уверен?

– Да, только подними, и всё, – кивнул Лаций.

Варгонт вздохнул и послушно подошёл к верзиле. Затем окинул его взглядом и, прихватив за бёдра, оторвал от земли. При этом тот продолжал держать в другой руке перепуганную гетеру.

– Слава Юпитеру! Синоп, смотри, Варгонт поднял тебя! Значит, Варгонт сильнее тебя, потому что ты поднял камень, который не смог поднять Мегабакх! Теперь Варгонт сильнее тебя и Мегабакха. Так?

– Э-э… – гигант открыл рот, чтобы что-то сказать, но его мысль замерла где-то в глубинах толстого черепа и никак не могла пробиться наружу, к языку.

– Вы видите, гастаты, теперь Варгонт – победитель Синопа и Мегабакха! – радостно объявил Лаций, похлопав по плечу товарища. Тот недовольно скривился, предчувствуя недоброе. Зрители зашумели, что сильно разозлило громилу.

– Я – победитель Мегабакха, – протянул он. – Это я!.. – рявкнул он и стал качать головой из стороны в сторону. Все невольно попятились назад.

– Ты был победителем, Синоп! Раньше был, – не унимался Лаций. – Ты поднял камень, который не смог поднять Мегабакх. А Варгонт поднял тебя. Но смотри теперь сюда! Я могу поднять Варгонта! – с этими словами он обхватил друга за пояс и оторвал от земли. – Видел? Теперь я победил Варгонта, который поднял Синопа. Значит, я – победитель Синопа и Мегабакха!

– А-а-а! – раздался дикий рёв, и огромный легионер, отпустив обезумевшую от страха и боли женщину, сделал шаг вперёд. – Это я победил Мегабакха!

– Нет, я! – с непонятной остальным весёлостью выкрикнул Лаций. В предвкушении драки к костру стали стягиваться другие воины и любопытные нищие. Все хотели увидеть, чем закончится ссора. Взгляды зрителей были обращены на взбешённого гиганта, и никто, кроме Варгонта, не заметил, как Лаций встал с набитого песком мешка и медленно подтащил к себе доску. Теперь она лежала сверху, упираясь одним концом в землю, а другим – ему в колено. В этот момент гигант пришёл в себя и заорал:

– Я убью тебя! Прямо здесь! – он угрожающе двинулся вперёд, но его движения были слишком медленные. В бою Лаций легко успел бы отойти в сторону и даже не коснулся бы этой глыбы. Но здесь ему хотелось поиграть с верзилой. Он подождал, пока Синоп добежит до доски, и резко опустил свой край вниз. Другая сторона, как качели, взлетела вверх и замерла на уровне живота набегавшего воина. Тот даже не успел её увидеть.

– О-о-о-ох-х! – громкий хриплый выдох ветром пронёсся над головами замерших зрителей, и огромное тело, налетев животом на преграду, сложилось пополам. Синоп успел схватиться за доску, но расстояние было таким маленьким, что он просто не смог остановиться. От удара у него перехватило дыхание, ноги подкосились и, присев вниз, большое тело медленно завалилось на спину. Варгонт и Атилла Кроний хотели подойти к нему, но Лаций остановил их:

– Стойте! – резко крикнул он. – Ещё не всё.

– А что ещё? – поинтересовался Атилла Кроний. – Бегать будете? Или в кости играть?

– Вряд ли, – с сомнением покачал головой Варгонт. Но Синоп вдруг приподнялся и захрипел:

– Я победил Мега… – все вокруг засмеялись, но сразу затихли, потому что огромное тело действительно встало на ноги.

– Давай догоняй! – подзадоривал его Лаций. – Я уже устал тебя ждать!

Синоп, покачиваясь, стоял и тупо смотрел на человека, который, как ему казалось, решил перед смертью поиграть с ним в детские игры.

– Ты… – прохрипел он. – Я убью тебя!

– Возможно. Но сначала придётся побегать, – пробормотал Лаций себе под нос и сделал шаг в сторону.

Гигант качнулся вперёд, но уже не так быстро. Когда его руки готовы были сомкнуться у Лация на горле, тот вдруг исчез. Огромные ладони громко хлопнули в тишине. Синоп закачался и с трудом удержал равновесие. Однако оскорбившего его наглеца нигде не было видно. Верзила повёл головой влево и вправо. В слабых отблесках костра виднелись только полутёмные лица радостных зрителей. Все они улыбались и грубо шутили над ним. Это привело громадного воина в бешенство.

– Ты где?! – взревел он.

– Здесь. Уже устал ждать, – раздался голос сзади. Лаций сидел на мешке с песком и смотрел Синопу в спину. Варгонт и его товарищи сделали несколько шагов назад, заранее зная, что будет дальше. Огромный легионер принялся гоняться за ним по кругу, стараясь поймать руками за шею, но Лаций каждый раз умудрялся ускользнуть от него в самый последний момент, после чего великан выкрикивал непонятные слова, злился, иногда падал, вставал и снова бежал, теряя всё больше и больше сил. Так продолжалось довольно долго, пока его скудный ум не осенила догадка – он схватил доску, на которую наткнулся животом, и бросил её в Лация, сбив его с ног. Благодаря этой хитрости громиле удалось навалиться на него сверху и прижать к земле. Лаций сумел вывернуться, однако силач в последний момент успел обхватить его за грудь. Теперь Синоп лежал на спине, а Лаций – сверху, не в силах освободиться от его мёртвой хватки. Оба тяжело дышали. Лаций приподнял голову. Руки сгибались в локте. Пальцы доставали до носа. Он высморкался. Все вокруг рассмеялись и стали улюлюкать, подзадоривая Синопа. Но тот не знал, что делать. Он чувствовал, что если хоть чуть-чуть ослабит хватку, то его вёрткий соперник сразу выскользнет. Через какое-то время Лаций отдышался и сказал:

– Я тебя победил! Ты лежишь и не можешь меня поднять. А я лежу сверху! Значит, я снова победил Синопа, который поднял камень, который не смог… – не выдержав такого издевательства, Синоп изо всех сил сжал руки, и Лаций чуть не задохнулся. Оба захрипели, но скоро силы покинули уставшего гиганта и он ослабил хватку. Лаций вдохнул полной грудью и произнёс:

– Ты готов, Синоп? Я тебя предупреждал! – на этих словах Варгонт толкнул Икадиона в бок и сказал:

– Жаль бычка. Сколько мяса!

Стоявший рядом Атилла Кроний тоже с сожалением вздохнул:

– Прощай, Синоп!

В этот момент Лаций изо всех сил ударил верзилу затылком по носу. Всем было слышно, как громко хрустнул сломанный хрящ и ночную тьму разорвал дикий крик боли. Не теряя времени, Лаций отодвинул бедро в сторону и ударил кулаком вниз. Так как он лежал у Синопа на животе, то удар пришёлся тому прямо в пах. Громила взвыл и разжал руки. Лаций сразу перекатился в сторону и встал. Он ещё не восстановил дыхание, но выглядел намного лучше, чем скрючившийся на земле противник. Тот лежал на боку и тихо стонал, поджав колени к груди и качая головой из стороны в сторону.

– Лаций победил Синопа! – выкрикнул Варгонт, и толпа подхватила этот клич, радуясь победе и весёлому зрелищу, о котором теперь можно было долго рассказывать в лагере. Хотя точно так же они радовались бы, если бы Синоп раздавил Лация у себя на груди и его труп валялся бы теперь у них под ногами. Таковы были нравы эти простых людей, живущих в крайне трудных условиях военных лагерей и поэтому предающихся развлечениям без зазрения совести и глупых условностей.

ГЛАВА ПУТЕШЕСТВЕННИКИ ИЗ РИМА

В середине зимы в Лаодикию приехали несколько магистратов и десятка три путешественников. Среди них были один квестор Сената, два инспектора по закупкам зерна, масла, тканей и других регулярных товаров, необходимых Риму на следующий год, судебные преторы и наблюдатели, которые обычно праздно проводили время с наместником провинции. С ними прибыло много римлян других сословий, часть которых теперь добралась до Александрии и Антиохии. Для состоятельных граждан такие поездки были обычным делом, особенно в зимнее время, когда в Риме становилось холодно и скучно. Дальние родственники Марка Красса, друзья и знакомые уже не раз посещали лагерь.

На этот раз у палатки ликторов остановились большие носилки, и оттуда вышел Марк Валерий Мессала Руф. Сенатор поприветствовал удивлённых Лация и Кассия, как старых друзей, с которыми расстался только вчера, и прошёлся с Публием Крассом по лагерю. Они провели там совсем мало времени, скорее для формальности, чем для проверки и оценки. В конце все трое пришли к консулу, и Мессала Руф как бы невзначай спросил Лация:

– Ты не заехал бы ко мне как-нибудь вечером? Надеюсь, консул не планирует дальний поход в ближайшее время? – он повернулся и улыбнулся Крассу. Тот самодовольно хмыкнул, и Лаций понял, что этот вопрос был решён заранее. К тому же, без него.

– Пока не планирую. Какие тут походы! – махнул рукой Красс. – Пусть едет. Может, его легионеры отдохнут. Хотя вряд ли. Там останется ещё один Марс-громовержец, его друг Варгонт. Тоже любитель повоевать. Но ты забирай его, Мессала Руф, забирай. Может тебе и удастся за месяц сделать его помягче, – добавил консул.

Лаций с удивлением смотрел на располневшего сенатора. Красные щёки с синими прожилками обрюзгли и двумя толстыми лепёшками свисали вдоль узких, выпирающих вперёд скул. Крупный нос, который и раньше не отличался красотой, теперь стал лиловым и рыхлым, как будто его, как оливку, долго вымачивали в винном уксусе. Верхние веки напоминали два тонких листочка папируса, которые не полностью прикрывали верхнюю часть неподвижных выпуклых глаз, при этом кожа сдвинулась к уголкам, как у старой собаки, и казалось, что сенатор вот-вот заплачет. Нижние веки отошли от глаза и висели полу дугами, как два пустых сосуда из-под масла, придавая его лицу жалкое и печальное выражение. Однако это было только внешнее впечатление. Мессала Руф по-прежнему живо двигался, не хромая и не переваливаясь с ноги на ногу, что вполне можно было ожидать при таком большом весе. Когда они вышли из палатки консула, Лаций спросил:

– Благодарю за приглашение, сенатор, но зачем я тебе нужен? Тем более на целый месяц?

– Я прибыл не один.

– Только не говори, что с этим рыжим греком! – фыркнул Лаций.

– Нет, Александр остался в Риме. Приезжай, увидишь, – одними уголками губ усмехнулся тот.

– Тогда кто? Судебные преторы? Они тоже прибыли на этих кораблях? – в голове у Лация сразу возникли мысли о смерти Клавдии Пизонис.

– Да, но у них другие заботы. Не бойся, тебя они искать не будут. Здесь ты им не нужен. В Азии все ждут только денег и развлечений. Преторы приехали в прошлые иды и ни разу о тебе не спросили. Вот так-то! Тем более не забывай, что тебя приглашает сам Марк Валерий Мессала Руф, а не судебный магистрат! И не куда-нибудь, а к себе домой, – он назидательно поднял вверх указательный палец, потом посмотрел на небо, поспешно опустил руку и добавил: – Не бери с меня пример. Богам указывать не надо.

– Странно… – пробормотал Лаций. Догадки одна за другой теснились в его голове, но разумного объяснения не находилось. Неприятное напряжение долго не давало ему покоя, поэтому он решил поехать к Мессале Руфу на следующий день как можно раньше.

Солнце светило ярко, все дома и улицы в Антиохии были светло-жёлтого цвета, как летом, и только высохшие виноградные лозы и голые ветки кустарников напоминали о том, что до него ещё далеко. Ночью и утром здесь всегда было холодно, однако днём солнце иногда разогревало камни, и до наступления сумерек воздух оставался тёплым. А вечером снова становилось ужасно холодно.

Около длинного здания из белого камня, в котором расположился сенатор, стояли три раба. Они кутались в толстые шерстяные накидки. Когда Лаций остановился, один из них подошёл и взял коня.

– Приветствую, Лаций Корнелий Сципион! Тебя ждут, – поклонился второй слуга у входа. На его лице застыла заискивающая улыбка. Лаций поёжился, снова вспомнив рыжего грека.

В атриуме никого не было. Двери закрылись, и оттуда-то из глубины комнаты накатились лёгкие волны тёплого воздуха. Он быстро огляделся: в этой комнате не было статуй, у стен стояли лишь несколько бюстов и три широких кресла. Пол покрывали ровные квадратные плиты из красного мрамора, без вставок и украшений. Десять небольших светильников заменяли прозрачную крышу, поэтому внутри было светло, но всё равно немного тускло и блекло. Этот дом, несмотря на большую площадь, выглядел скромнее, чем даже дом какого-нибудь купца средней руки в Риме. Однако для Антиохии это было роскошно.

Лаций обошёл атриум по кругу, когда сзади послышались тихие шаги. Он обернулся и от неожиданности замер. К нему приближалась Эмилия.

– Ты? – всё ещё не веря своим глазам, спросил он. – Что ты тут делаешь? Хотя это глупо… Но зачем? Зачем ты сюда приехала?

– Разве ты не рад меня видеть? – игриво произнесла она, прищурив глаза и послав ему одну из своих обворожительных улыбок.

– Рад, но зачем ты приехала сюда? У тебя здесь дела? Или ты к кому-то другому… А как же Рим? Прости, я снова не о том… Я хотел сказать, как же Гней Помпей? Разве ты… – Лаций терялся в догадках, но ему было приятно, что Эмилия встретилась с ним, даже если приехала совсем не ради этого. Водоворот мыслей кружил ему голову, и слова не успевали за ними. Лаций растерянно посмотрел на неё и вздохнул.

– У Помпея сейчас большое горе. Умерла Юлия, его жена.

– Юлия? Дочь Цезаря? – с удивлением переспросил он. – Да, теперь у него всё изменится…

– Уже изменилось. Но такова была воля богов. Она в последнее врем сильно болела, не выходила из дома, и вот… Так что сейчас Помпей занят другими проблемами. Он воюет с Сенатом и цензорами. Кстати, здание Сената сгорело, и они никак не могут решить, где им теперь собираться. Смешно… Помпей предложил свой театр, потому что он каменный. Но все считают его огромной лупанарией. Каждый месяц там проходят праздники Приама и Флоры.

– Э-э, да, я помню. Был там один раз. Хватило впечатлений, – покачал головой Лаций, вспомнив, как они с Оливией чудом выбрались оттуда живыми.

– Сенаторы тоже считают, что нельзя решать дела Рима в здании, где раньше половина из них играла в игры Купидона. Там почти весь город побывал. О-о, какие представления были! Катон Младший назвал его местом, где гибнут нравы Рима. Но Помпей настаивает. Говорит, что хочет всё это остановить, чтобы разместить там Сенат. А если не получится, то переделает в храм.

– Да, помню я открытие этого театра, помню… Ты тоже была там с Клодом. Это был… тяжёлый день, – пробормотал Лаций, не зная, как описать царившую там вакханалию и нападение людей Пульхера. Поэтому он решил сменить тему: – Но ты же приехала с Мессалой Руфом?

– А с кем ещё? Только с ним и можно было, – усмехнулась Эмилия. – Ты же знаешь, что его не интересуют женщины. Он приехал сюда с сыном от первой жены. В Риме они редко видятся. А я… Вот видишь, тоже рискнула. Путешествовать в одиночку сейчас опасно, одна бы я не решилась. Не те времена. В Риме неспокойно. В провинциях – тоже. Много беглецов и разбойников. Грабежи на дорогах. Ну и ещё я давно мечтала посетить Азию. Тут столько красивых тканей и ароматных масел!

– Но где же сенатор? – Лаций обвёл взглядом комнату, ожидая появления Мессалы Руфа, и снова уставился на Эмилию. Она была невероятно хороша. Собранные на затылке волосы подчёркивали стройность шеи. Чуть ниже красовалась маленькая родинка. Длинная толстая палла из шерсти и такая же накидка полностью скрывали её фигуру, но ему было достаточно одного изгиба ткани на бедре, чтобы дорисовать в воображении всё остальное. Лаций несколько раз моргнул и даже покачал головой, пытаясь избавиться от наваждения. Близость Эмилии пьянила его, как неразбавленное греческое вино, сделанное из сладкого, тронутого морозом винограда.