Римская сага. За великой стеной

– Хороший удар, – покачав головой, ответил он. – Хороший. Ты мог бы его убить.

– Он мне не враг, – ещё раз повторил Лаций. – Я не убиваю людей.

– Ладно… Этому можно научиться. Но нам это не надо. Зачем нам это? Три воина всё равно сильнее одного. Нам не нужны эти люди, – снова произнёс он, обернувшись к Бао Ши.

– Они построили большой город и каменные стены, – не очень уверенно сказал тот, пряча глаза.

– Мы можем построить тысячу таких городов! – гордо бросил ему Ван Ман.

– Но у вас нет мостов, – наконец, вспомнил Лаций то, о чём ему говорила Чоу Ли. – У вас в горах нет мостов. Вы не можете строить каменные мосты в горах, – добавил он. Брат императрицы нахмурился и посмотрел на губернатора. Тот поднял брови вверх, как бы говоря «Ну да, он прав», и Ван Ман сразу же ответил вопросом:

– Ты можешь построить?

– Да.

– Покажи прямо здесь!

– Мне нужны будут камни и доски, – пожал плечами Лаций.

– Покажи! Эй, Ю Лай! Вынимай меч и тащи сюда камни и две доски! Достань камни из дороги, потом положишь назад. Если он врёт, то положишь вместо одного камня его голову!

Красный от негодования и злости воин склонился в поклоне и сразу кинулся выполнять приказ. Однако в его глазах застыло злорадство, потому что в душе он надеялся, что сможет отрубить обидчику голову, когда тот не сумеет сложить свой каменный мост, как обещал его хозяину. Десяток слуг высыпали перед Лацием около сорока камней размером чуть больше ладони, и он прошептал хвалу всем богам за то, что они были не круглые.

– Доски – это горы. Сделай между ними мост! – приказал Ван Ман.

Разложив их так, чтобы под руками были камни со скошенными краями, напоминающие треугольники, а остальные чуть дальше, Лаций взялся за доски. Он наклонил их друг к другу на расстоянии локтя и подложил под них по два камня. Потом взял первый треугольный камень и прижал его к доске. К нему – второй. Ко второму – третий… В результате у него получилась арка из камней, которая упиралась концами в наклонные края досок. После этого он взял несколько узких камней и вставил их в щели, укрепив первый ряд. Сверху положил более ровные голыши и добавил ещё несколько штук по краям.

Теперь внизу была арка, а сверху – почти ровная дорога. Позвав Лукро и Зенона, он попросил их придержать доски, а сам, взяв в руки железный шар и цепь, чтобы не мешали, осторожно стал ногами на вершину маленького каменного моста. Если бы эти люди знали, что любой легион должен был уметь строить не только города и дороги, но ещё каменные мосты и клоаки, то они бы так не удивлялись. Однако они этого не знали и поэтому со всех сторон послышались возгласы удивления и радости. Этим людям нравился странный варвар из далёкой неизвестной страны.

Когда Лаций сошёл вниз, брат императрицы подошёл и сам стал на его место. Маленькие камни выдержали его вес. Лаций устало улыбнулся.

– Ты научишь наших людей этому, – очень спокойно и ровно произнёс Ван Ман, как будто для него в этом не было ничего удивительного. – Ю Лай, лошадь! – крикнул он и быстрым шагом вышел из-под навеса. Все замерли в растерянности, не зная, что делать. Один только губернатор Бао Ши улыбался и радостно потирал ладони, спрятав их на животе под широкими, длинными рукавами.

Начальник охраны Фу Син подошёл к нему и, поклонившись, что-то спросил. Тот по-отечески похлопал его по плечу и стал объяснять. Лаций ничего не слышал, так как вокруг было много слуг, каждый из которых теперь сам хотел постоять на его маленьком мосту, а бедные Зенон и Лукро вынуждены были стараться изо всех сил, чтобы удержать доски в неподвижном состоянии. Ханьцы радовались и смеялись, как дети, но Лаций чувствовал, что это было ещё не всё. Подтверждение пришло чуть позже.

ГЛАВА IV. РАЗГОВОР С ЧОУ ЛИ

Остаток дня прошёл в полной тишине. Римляне лежали, как пустые, пыльные мешки, брошенные на дороге за ненадобностью. Ближе к вечеру их отвели за город, к реке. Это была настоящая награда для их грязных, измученных тел. По дороге Лаций заметил, что оттуда в город постоянно двигались десятки повозок с бочками. Судя по всему, воду в город возили только так. Это было очень странно. И ещё в этом городе не было видно клоак, хотя он явно был очень большим. Всё сливалось в канавы возле домов или в большие ямы. Потом босоногие бедняки выносили их оттуда вёдрами.

Когда они вернулись в город, было уже темно. У навеса виднелись носилки и два десятка слуг. Сердце Лация вздрогнуло, когда он заметил их. Это была Чоу Ли. Не дожидаясь, когда за ним придут стражники, он, с трудом удерживая цепь с шаром, подошёл ближе и назвал себя. Изнутри раздался женский голос, и носильщики отошли в сторону.

– Здесь сегодня был брат императрицы. Страшный Ван Ман, – устало вздохнув, произнёс он так, как будто они продолжали давно начатый разговор.

– Я знаю. Весь двор знает. Но это ничего не меняет. Император пока не изменил своего решения. Он ещё не знает, что брат императрицы был здесь.

– Все знают, а он – нет! Странно как-то…

Чоу сказала, что брат императрицы – скрытный человек. Он не любит делиться своими мыслями ни с кем, кроме сестры. Император весь день провёл со своими наложницами в дальнем саду во дворце, поэтому его никто не видел. Вечером жена императора вызвала старшего евнуха и приказала завтра подготовить её выход за стены дворца.

– Сюда? – спросил Лаций. – Значит, она говорила с братом?

– Да, – подтвердила Чоу.

– Конечно! Она специально послала его к нам. Проверяла.

– Наверное, ты прав. Но теперь она хочет увидеть всё сама. С ней будут жёны министров. Если они расскажут о картинах своим мужам, те могут убедить императора…

– Чоу, я сделаю всё, что от меня зависит. Ты же сама говоришь, что он ничего не знает. Он был с ними. Значит, они важнее всех остальных. Даже важнее жены!

– Ты что! Не надо так говорить. Не надо. Река Хуанхэ течёт медленно.

– Что? Ты опять за своё? Смотри, сегодня этот Ван Ман или как там его, сказал, что нас отправят строить мосты. Ты понимаешь, что времени нет?

– Как так? Какие мосты? – Чоу была испугана.

– Я показал ему, как строить мосты, и он пообещал отправить нас куда-то. В горы или куда-то ещё. Ты понимаешь? Если ты не успеешь добраться до наложниц, то всё, конец. Император не простит Тана, и вы погибнете. А нас уже здесь не будет.

– Не будет? – как эхо, переспросила она, лихорадочно думая над тем, что услышала. Неужели она теряла власть над событиями? Этот белый раб ускользал из-под её влияния, и она ничего не могла с этим поделать. Но он ещё был на её стороне. – Сегодня день закончился. Завтра уже не изменить. Постарайся поразить жену императора, – тихо произнесла она.

– Но я могу только отдавать команды, стоя под навесом!

– Я слышала, что ты можешь больше… – в её голосе послышалась мольба.

– Неважно. Мы с тобой договорились. Если чудо случится, ты поможешь мне добраться до моря!

– Я это помню. Но чудо будет, если мы вообще выживем.

– Об этом я попрошу богов. А ты лучше подумай, как донести до ушей наложниц, что здесь есть что-то странное… Придумай! Ты же их знаешь лучше меня. Донеси до их ушей, что у нас по две головы и три ноги.

– Уже донесли, не волнуйся. Их служанки только и говорят о бледных рабах. Только ты никому не говори. Никогда, – предупредила его Чоу.

Они ещё какое-то время обсуждали подробности прошедшей встречи. Чоу хотела знать всё до мелочей – что говорил и где стоял каждый из участников утренней стычки между Лацием и Ю Лаем. Когда носилки тронулись в обратный путь, огромная луна уже поднялась над стенами внутреннего дворца, и слугам не пришлось зажигать факелы.

Лаций проводил взглядом босоногих носильщиков и положил руки на железный шар. Пора было возвращаться под навес. Он обратил внимание, что в этом городе тоже не было никаких запахов. Даже ночью. Жара убивала всё вокруг, и только ранним утром или поздним вечером, когда прохлада опускалась на раскалённую землю, в воздухе ненадолго появлялся запах мокрой пыли и сырости.

ГЛАВА V. ВИЗИТ ЖЕНЫ ИМПЕРАТОРА

Когда солнце уже прошло по небу половину пути, протяжные звуки труб и звон литавр у ворот дворца возвестили о появлении императрицы,. На всём пути от ворот до сарая стояли слуги в разноцветных халатах с большими зонтами. Они создавали тень там, где должны были пройти носилки жены императора. Но некоторых не спасали даже зонты – слуги падали, их поднимали и относили в сторону, отливая водой.

Когда к навесу приблизились несколько носилок, оттуда вышли пять человек в одинаковых серых халатах и с одинаковыми белыми башенками-шапочками на голове. Лаций смотрел на них и ему казалось, что за каждым движением, взглядом, походкой, жестом и наклоном он видит характеры этих людей, их мысли и желания, как будто знает уже много лет. И не только их, а вообще всех, кто стоял вокруг. В целом, они разделились у него на тёмно-серых и светло-серых, как будто он теперь делил их всех на две части благодаря интуиции. Выстроившись перед навесом, новые гости замерли.

– Павел, мне кажется, я слепну, – пробормотал Лаций. – Они все стали светлыми и тёмными.

– Нет, это – знамение богов, – послышался сзади голос Домициана. – Ты становишься зрячим, даже более зрячим, чем все остальные. Я тоже вижу только чёрные и белые пятна, как будто это и не люди совсем.

– Но мне кажется, что я их всех знаю. Вон, стоит в стоптанных белых сандалиях. Стопы внутрь, сутулый, голова набок. Трусливый, жалкий, всего боится, похож на тухлую рыбу.

– О-о! Ты становишься мудрым, – глубокомысленно заметил старый друг. – Ты научился различать людей по их лицам и одеже. Царь Феодосий, кстати…

– Подожди со своим Феодосием, – прервал его Лаций. – Появился ещё один. Я вижу его.

– Какого он цвета? – спросил Павел с живостью.

– Мне он кажется фиолетовым, хотя одежда на нём светлая…

– Да, он весь лиловый, как спелый инжир, – пробормотал Павел. – У него изнутри идёт красный свет. Берегись его! Он очень опасен. Я чувствую его силу.

– Да, на меня тоже давит, – прищурив глаза, пробормотал Лаций.

Человек в светлом халате песочного цвета медленно отошёл от больших носилок и остановился у первой картины. Блестящая синяя башенка на голове замерла и стала медленно двигаться по направлению к римлянам. Рядом шёл начальник охраны и рассказывал о битве. На этот раз Фу Син говорил более спокойно и уверенно. Когда они подошли ближе, всё повторилось снова, и вышитый длинноногий журавль на халате важного чиновника замер, наслаждаясь песней.

– Какой урод, – неожиданно произнёс он и ткнул зажатыми в руке палочками в грудь Лацию. – Надо будет взять его для охраны дальней башни сладострастного настроения, – его круглое лицо жёлтого цвета не носило следов краски, и на нём не было видно бороды и усов, как у других слуг и помощников. – Кстати, – продолжил он, – этих двух певцов обязательно отправь потом к нам! Какие волшебные голоса! Надеюсь, они смогут так же петь после тшиесионг10, как и сейчас.

– Да, владеющий мудростью Ши Сянь, ты, как всегда, прав, – согласился с ним начальник охраны. Когда они отошли дальше, Лаций повернулся к Павлу и спросил, что тот имел в виду.

– Они называют это йанге11, – упавшим голосом ответил слепой. – По-нашему это – эксекандо вирилиа12. Лишение детородных органов. Кажется, нам – конец. Это – старший евнух.

– Владеющий мудростью – это старший евнух? Что за глупость!

– Не кричи. Чуяло моё сердце, что добром это не кончится. Боги говорили мне, что дальше будет дорога во мраке страданий… Нас оскопят.

– Что? Опять? – Лацию вспомнился город Экбатана в Парфии, дворец с цветными стенами, отвратительные жирные евнухи и ужас, который он испытал, когда его чуть не превратили в одного из них.

– О боги всесильные, Феб-покровитель, сжальтесь надо мной. Мне уже немного осталось… – потеряв самообладание, зашептал Павел Домициан, находясь на грани истерики.

– Павел, Павел, успокойся! – тряс его за плечи Зенон. – Что с тобой?

– А? – вдруг услышал тот. – Зенон, сынок, и ты тоже! За что такая несправедливость? Ведь ты ещё ничего не видел в этой жизни!

Лаций процедил сквозь зубы:

– Замолчи! Ещё не всё потеряно. Мне тоже грозили всё отрезать. Если дело дойдёт до этого, я убью тебя первым. Слышишь? – эти слова привели слепого певца в чувство, но радости не добавили.

– Нет, не убивай… Может, обойдётся… – пробормотал он и затих.

– Соберись, тебе надо будет сейчас петь лучше, чем Фебу. Зенон, дай ему воды, пусть прочистит горло. Павел, – Лаций взял старого друга за руку, – ты чувствуешь меня?

– Да, – прошептал тот. – Ты горячий и… Ты весь красный. Ты тоже опасен. В тебе – огонь.

– Вот и хорошо. Лучше думай об этом. И успокойся. Вот это да!.. Смотри, что происходит! – Лаций от удивления даже приподнял шлем, чтобы лучше видеть приближающуюся процессию. Слуги образовали дорожку от носилок к навесу, где стояли старший евнух и начальник охраны Фу Син. Рядом с каждым зонтом поставили большие корзины, наполненные чем-то белым.

– Это император? – тихо спросил за спиной Зенон.

– Не похоже, – пробормотал Лаций. – Ждали его жену…

– Персиковый цвет. И немного голубого. Есть красный, но персиковый везде, – внезапно лихорадочно зашептал Павел Домициан, но потом грустно добавил: – Это – женщина. Достойная женщина, но моему сердцу неспокойно.

Когда из носилок появилась женская фигура в блестящем халате из розового шёлка с жёлтым веером, которым она прикрывала лицо, со всех сторон раздались громкие возгласы:

– Тысяча лет жизни! Тысяча лет жизни!13

Солдаты стали стучать палками по щитам и спинам легионеров, крича:

– Дитоу! Дитоу!14

– Бу кан!15

– Ксиалай!16

Лаций упал на колени и успел бросить через плечо Павлу Домициану:

– Она в розовом халате с красными полосами на краях рукавов.

– Ну я же говорил! – с удовлетворением ответил слепой, коснувшись лбом земли.

– Откуда ты это знал? – спросил его Зенон, но получил от подошедшего солдата палкой по плечам и, вскрикнув, замолчал.

Вдали послышался вкрадчивый голос старшего евнуха, но слов слышно не было. Затем уже громче зазвучал дрожащий голос Фу Сина:

– Госпожа двенадцати лун, это – подарок генерала Чэнь Тана. Он убил оскорбителя великого императора, ничтожного хунну Чжи Чжи, и передаёт эти картины императору Юань Ди в знак величайшей признательности его небесной власти, – он замолчал, и какое-то время ничего не было слышно.

Лаций зажал шлем ладонями и медленно повернул голову в сторону. Теперь он мог одним глазом наблюдать за происходящим, хотя со стороны казалось, что его шлем вместе с головой смотрит точно в землю. Он не слышал, что говорила жена императора, но её голос казался ему низким и грудным, хотя все ханьские женщины, которых он слышал до этого, обладали тонкими, почти детскими голосами. Наконец, продолжая стоять в полусогнутой позе, Фу Син перешёл к описанию взятия крепости, и его голос сразу зазвучал намного увереннее и громче. Лаций слышал каждое слово.

Рассказ начальника охраны отличался большей красочностью и преувеличениями. В наиболее страшных, захватывающих моментах слышались испуганные возгласы сопровождавших императрицу женщин. Наконец, крошечные сандалии-лодочки приблизились к заключительной части картины, и Фу Син стал рассказывать о битве с непобедимыми варварами из далёкой страны Луома. Рядом с головой Лация опустилась внушительная корзина, из-под которой тонкой струйкой потекла вода. Он коснулся её пальцами и почувствовал, что вода холодная.

– Скажи, кто удивил моего брата? – послышался низкий бархатный голос, и сердце Лация замерло. Это была жена императора.

– Вот этот. С большим шлемом, в красном плаще, – ответил голос начальника стражи.

– Это интересно. А нам они что-то покажут?

– Моя госпожа, это небезопасно. Они – страшные варвары. Надо поставить перед ними слуг, чтобы защитить тебя, – с осторожностью и предупредительной вежливостью обратился к императрице старший евнух, и Лаций почувствовал, что этот человек действительно их боится.

– Но если ты поставишь слуг, я ничего не увижу, – недовольно ответила она. – Мой брат стоял здесь? – неожиданно спросила она.

– Э-э… я не был вчера с ним… – пролепетал старший евнух.

– Да, госпожа, – ответил за него начальник охраны Фу Син.

– Тогда ничего страшного нет. Посмотри, у них на ногах цепи и шары! Они даже шага не могут сделать. Неужели они такие страшные?

– Очень, моя госпожа, – подтвердил Фу Син, но на жену императора это не произвело никакого впечатления.

– Тогда покажи мне их! – приказала она. Начальник стражи кивнул своим воинам. Прозвучала команда: «Тшиилай!»17, и римляне увидели перед собой около двух десятков разноцветных халатов, верхняя часть которых пряталась за большими веерами. В пяти шагах от Лация замер жёлтый веер с тёмно-красными птицами, которые куда-то летели, вытянув назад длинные ноги. Он быстро взглянул на корзину и остолбенел. Там был лёд. Настоящий холодный лёд! Верхние куски уже растаяли, их поверхность была гладкой и блестящей. И ещё от них шла настоящая прохлада.

Такие корзины стояли только вокруг женщины в розовом халате. С десяток слуг держали их, согнувшись пополам и придерживая на шее верёвки. Они ждали императрицу, готовые немедленно сопровождать каждый её шаг прохладой. Лаций поднял взгляд на веер и увидел за ним чёрные волосы, скрученные сбоку в шар. Из него торчали десятки золотых украшений, а на темени лежало золотое ожерелье с небольшими круглыми медальонами размером с ноготь мизинца. Два любопытных глаза смотрели на него в упор, и в них не было видно ни страха, ни ужаса.

– Какой ужасный шрам, – раздался голос за веером.

– Да, наша госпожа, – склонился в поклоне начальник стражи и кивнул Лацию. Всё повторилось ещё раз: легионеры смыкались, размыкались и перестраивались, пока Фу Син заканчивал рассказ об ужасном сражении у стен далёкой крепости хунну.

– Неужели они так хорошо сражаются? – удивилась она, выслушав весь рассказ. – Они все евнухи?

– Нет, но в их стране бреют лица.

– Фу, как это ужасно, – наигранно произнесла императрица, но в её голосе прозвучало больше интереса, чем отвращения.

– А кто из них убил сына второго министра? – спросила она.

– Вот этот, со шрамом, – нахмурившись, буркнул Фу Син.

– Джи Сы, посмотри, вот, кто убил твоего сына! – с непонятной радостью позвала императрица одну из женщин своей свиты. Разноцветные халаты и веера закачались, и рядом с ней в поклоне склонилась такая же тоненькая и маленькая фигурка с белым веером. Раздался звук плевка, но Лаций ничего не увидел и не почувствовал. Наверное, на жаре горло женщины пересохло, и она не смогла далеко плюнуть. – Как ты возмущена! – покачала веером императрица. – Мы придумаем, как его наказать.

– Госпожа, – раздался позади неё голос другой женщины. – Этот варвар мучил сестру Йенг Ли. Он заставлял её работать. Он бил её и издевался.

– О-о-о… – за веерами раздался смешанный вздох возмущения, испуга и любопытства.

– Это правда? – удивлённо спросила императрица Фу Сина.

– Говорят, так, – подтвердил тот, не разгибая спины.

– Он заслуживает наказания, – ещё раз произнесла она. – Йенг, твой муж хорошо проводит праздники. Раз эти варвары так хорошо сражаются, мы сможем увидеть, как их убьют воины моего брата. Через месяц будет праздник первого урожая. Пусть Бао Ши подготовит их и мы посмотрим, как они умрут.

– Я так благодарна тебе, госпожа! – раздался откуда-то сбоку нежный голос, и очередной голубой веер склонился в низком поклоне. Опешивший Лаций только крутил головой из стороны в сторону, понимая, что сейчас решается его судьба, но не знал, что делать. Он понял, что за голубым веером скрывалась сестра Чоу Ли, и тщетно пытался разглядеть её лицо. Ему повезло – во время поклона веер случайно опустился немного ниже, чем следовало, и он увидел длинные чёрные брови, большие белые пятна на щеках и бордовые губы.

Однако даже эти нелепые краски не могли скрыть правильность черт, которые не имели ничего общего с лицом Чоу Ли. Особенно глаза и нос. Большие, широкие глаза с чёрными зрачками и длинными ресницами совсем не были похожи на узкие щелочки Чоу. И ещё у Чоу нос был приплюснутый, маленький, с вывернутыми в стороны ноздрями. А здесь – прямой, как у римской матроны, только очень тонкий… Нет, это не могла быть её сестра! Лаций моргнул, и лицо скрылось за пластинками веера.

– Они могут многое, не только воевать, – осторожно добавил начальник охраны.

– Ах, да! Я слышала, что они могут строить мосты, – со смехом ответила императрица. – Как будто их не могут строить наши слуги. Это смешно.

– Они умеют петь, – уже не так уверенно произнёс Фу Син, не зная, какую реакцию вызовет это у неё, но жёлтый веер вдруг вздрогнул и замер.

– Петь? Это интересно. Я слышала только ужасный звук из трубы. Это их музыка? Ха-ха. И что же они могут петь? Неужели лучше наших придворных певцов? Мне кажется, они притворяются. Я слышу, как кто-то играет на юй, – с любопытством и в то же время недоверчиво произнесла она, но ей ответил только начальник охраны:

– Госпожа, твоя мудрость безгранична, но позволь этим рабам показать, что они умеют, – поймав одобрительный взгляд Фу Сина, Лаций кивнул музыкантам и посмотрел на Павла. Они с Зеноном ждали этого момента и набрали в грудь воздух.

Дальше Фортуна решила смилостивиться над Лацием, и Парки отложили ножницы в сторону от нити его судьбы. По рассказам Чоу Ли он помнил, что императрица Ю Ван любит музыку и песни, но он и представить себе не мог, что она будет слушать их до самого заката! Когда Павел и Зенон исполнили два гимна и перешли к заранее выученным песням, старший евнух приказал принести императрице и дамам двора небольшие стулья. Они расселись вокруг музыкантов, и теперь, когда все женщины оказались боком к Лацию, их лица были видны лучше. К удивлению старшего евнуха, императрица спела вторую песню вместе с Павлом Домицианом и после этого приказала музыкантам играть ещё и ещё. Павел и Зенон поняли, что надо голосами петь мелодии, и, почувствовав, что их талант ценят по-настоящему, старались показать всё, на что были способны.

– Ах, как жаль убивать таких прекрасных певцов! – устало откинувшись на спинку небольшого стула, произнесла императрица. – Нет, мы их оставим. Этих двоих. Они будут петь нам на праздниках и во время долгих поездок. Решено! Эй, ты, – позвала она начальника стражи, – позаботься, чтобы их не убили и хорошо кормили. Мне всё очень понравилось. Я давно не говорила таких слов. Ты – хороший рассказчик. Жаль, что здесь нет генерала Чэнь Тана. Ах, да, его бы уже лишили головы! Я и забыла! А кто рисовал эти картины?

– Мастера искусств, – ответил Фу Син так быстро, что даже Лаций поразился его сообразительности.

– Пусть завтра нарисуют мне несколько таких же картин. Но поменьше. Я хочу видеть их у себя в комнатах. И пусть там будет нарисована голова Чжи Чжи. Обязательно! – императрица помахала веером и произнесла усталым голосом: – Мне плохо! Фу, я вспомнила, как она ужасно воняла! – широкий веер сделал несколько взмахов и, покачиваясь, направился к носилкам. Уставшие носильщики льда и слуги с зонтами толкались, стараясь не отстать от неё. Остальные женщины в разноцветных халатах тоже устало потянулись к своим носилкам в окружении евнухов.

– Завтра Тиберию и Лукро будет много работы, – радостно заметил Павел.

– Да-а, – протянул Лаций. – Но у нас пока ничего не ясно.

– Хорошо, что хоть ничего не отрежут, – добавил Павел. – И петь будем. И кормить будут. Это же хорошо.

– Тебе хорошо, слепая твоя башка, – оборвал его Лукро. – А нас положат через месяц на бойне. Слышал?

Слепой певец замолчал, чувствуя нелепость своей радости. Лаций опустил щит и сел на землю. Вслед за ним стали садиться все остальные римляне. Приближался вечер. И никто не знал, что их ждёт дальше.

ГЛАВА VI. НАЛОЖНИЦЫ И ЕВНУХИ

Утром пришёл слуга Чоу Ли. Он сообщил, что всё остаётся без изменений и его госпожа грустит. Но, возможно, сегодня придут ещё два человека. Два старых министра. И всё. Больше ничего узнать не удалось. Лаций понял, что Чоу поступила так неспроста. Она чего-то боялась. Наверное, эта затея с картинами не вызвала у императора интереса, и теперь судьба генерала Чэнь Тана повисла на волоске. А вместе с ним и её собственная. Пока не было никаких намёков на изменения. Лацию стало тоскливо и неприятно.

Ещё вчера надежда на какой-нибудь поворот судьбы, милость богов и любопытство глупых придворных помогала ему сопротивляться отчаянию и страшным мыслям. Теперь всё было наоборот. Он вспомнил лицо узкоглазого евнуха с выпуклыми, как сливы, скулами. Его жёлтые сытые глаза были лениво-неподвижными, как у сытого тигра. Это было наваждение…

Сделав глоток воды, Лаций обвёл взглядом унылые лица товарищей, вповалку лежавших вдоль задней стенки, музыкантов и сидевшего напротив начальника стражи Фу Сина. Тот снял шлем и прислонился спиной к столбу. Лаций не заметил, как глаза закрылись сами собой. Воспалённое воображение снова начало рисовать картины одну страшнее другой, где он сопротивлялся, дрался, сражался, кричал и даже кусался… Но всё всегда заканчивалось одним и тем же: к нему приближался страшный евнух, длинные рукава халата вытягивались вперёд, из них появлялись маленькие, крючковатые пальцы, в которых виднелся острый нож… Смешной домик на его голове нервно подрагивал, широкая улыбка застыла поперёк широкого, полукруглого лица… И ещё этому евнуху что-то не нравилось. Он дёргал плечами, поднимал их к ушам, размахивал руками и тянулся к Лацию дрожащими пальцами. Рядом с ним почему-то стоял Фу Син. Весь вытянулся, замер, слушает. Скулы сжаты, глаза не моргают, губы не шевелятся. Брови свёл, смотрит на евнуха внимательно. Смотрит и тоже чего-то ждёт…