Смутные времена. Книга 1

– Сидит на шее, значит, у семейства?– сделал вывод Михаил.

– А что он может? На паперть разве что. Так мы не позволим. Старшие-то уже взрослые совсем ребятишки, ну и по людям пошли. Коров вот трех держим, телята каждый год и лошадей пара есть. Куры, опять же. Огород, какой-никакой. Грех жаловаться,– Надюшка тряхнула упрямо головой.– Другие вона и еще хуже живут. Заплата на заплате и животы подвело. А мы хорошо живем.

– Молоко в город, а сами пади на квасе сидите?– спросил Михаил.

– И что? Пост все одно нынче, так и в самый раз.

– Понятно,– кивнул Михаил.– Личной жизни никакой, с детства в няньках, потом в мамках, а потом в бабках. Ох, ты доля девичья,– пожалел он искренне.– В мастерскую швейную почему не просишься, Надюш?

– В швейной у Екатерины нет мест ужо, который год,– вздохнула девушка.– А в других местах худо. По людям, коль пойдешь, то и пропадешь не за грош,– глубокомысленно изрекла она, и складка первая пролегла резкой линией на ее переносице, делая девичье лицо старше лет на пять.

– А с глазами, что у Силантия Потаповича? Выбили напрочь?– вернулся Михаил к пострадавшему бойцу кулачному.

– Глаза целы, но не видят ничего. Не шевелятся, мертвые,– Надюша покрутила ладонью перед своим лицом, будто показать хотела, что вот так ему делали, а он не реагировал.

– Бывает на нервной почве что-то там, в голове клинит, посттравматический эффект. Нужно бы осмотреть твоего дядьку. Он кем был до того, как ослеп?

– С купцами в обозах за кулачного бойца и сопровождал.– Горазд был кулаками-то махать.

– И где выучился искусству кулачному этому?

– Да кто ж знат? Тятя его – Потап был куда как в этом проворен. Видать от него нахватался, а уж тот от своего тятьки. Наш, мол, кулачный бой самый убийственный, потому как в крови он нашей выкупан и в ней хранится. Чудно так про это слышать,– улыбнулась молочница.

– Да он философ, я вижу,– улыбнулся и Михаил.

– Не-е-е-т что вы, Михайло Петрович, наш он православный, вот те крест,– испугалась Надюшка незнакомого слова и, заступившись на всякий случай за увечного родственника.

– Ты не возражаешь, если я проедусь сегодня с тобой и познакомлюсь с Силантием? Заодно и на глаза его взгляну. Ты же знаешь я немного лекарь, так может, и помогу чем?– спросил Михаил девушку.

– Ой, да вы и не спрашивайте. Только уж не обессудьте за скудное состояние жилища, да и принять вас не сможем как след,– заволновалась Надюшка.

– Да что я вельможа, какой что ли? Или нищетой и бедностью меня удивить можно? Сейчас с Сергеем переговорю, да и отправимся. Встретили мы с ним тут недавно одного вот такого же самородка-кулачника. Одним ударом и Сергея и меня валил. Вот Сергей и мечет все, что можно в стены. Тренируется.

– Зачем?– опешила Аннушка.– С кем это он состязаться собрался, да еще вот эдак, ножами кухонными?

– Кухонные и столовые ножи – это перебор конечно. И состязаться ни с кем Сергей не собирается, просто чего-то сам себе доказать хочет. Вот сейчас и выясним. Надюш, подожди десять минут. Аннушка, вели запрячь лошадей,– Михаил прошел к курилке и врезал кулаком в дверное полотно. В ответ на его удар, с обратной стороны так же в дверь что-то ударилось и, зазвенев, покатилось по полу.

– Прекращай, швырять,– крикнул Михаил.– Вхожу!

– Да, входи. Слышу,– донеслось до него в ответ и дверь распахнулась.

– Чего орешь? У меня все под контролем,– Сергей все в том же халате, с сигаретой дымящейся в руке, махнул рукой. – Заваливай и на щеколду прикрой. Техника безопасности понимаешь.

– Что за упражнения с кухонными ножами? Может, черпаки и сковородки еще освоишь?

– Эти-то чего осваивать? А вот ножи обычные это понимаешь не просто… Боевой, сбалансированный – любой придурок швырнет. А ты попробуй вот такой воткнуть, который случайно под руку подвернулся и для этой цели не предназначен.

– Ну и зачем мне это нужно?– не понял Михаил.

– Кон-е-ешно. У тебя же вон какой резак подвешен. Тут, понимаешь, есть нечто за гранью разума. Вот ты попробуй, брось сперва, но постарайся понять и придумать, как так шваркнуть, чтобы он воткнулся,– Сергей протянул Михаилу столовый нож с рукоятью из березовой бересты.

– А что тут понимать? Он ведь у тебя все ручкой попадает? Значит нужно швырять наоборот.

– Как это?

– Лезвием вперед,– Михаил швырнул нож в дверное полотно, резко без замаха и тот впился в доску со смаком и завибрировал тонким полотном.

– Вот так? Без М.Э?– не поверил Сергей.

– Без.

– Случайность это. Ну-ка, еще разок. И отойди-ка вон в тот угол.

– Может еще зажмуриться? Для чистоты эксперимента,– съязвил, не удержавшись Михаил, но нож взял протянутый Сергеем и в угол отошел. Швырнул, опять почти без замаха и нож опять завибрировал в дверном полотне, свистнув в воздухе.

– Лихо. Если не хитришь, то снимаю шляпу. Я раз пятьдесят кинул и ни разу не воткнул. Все время плашмя прилетает.– Сергей вернулся с ножом и попытался повторить бросок, но нож опять недокрутился или перекрутился, так что в результате ускакал под диванчик и забился там, в пыльный угол.

– Ну и хрен с тобой,– разозлился Сергей.– Валяйся, гад, в пыли. Какая программа у нас на ближайшее время?– повернулся он к Михаилу.

– Отдыхай пока. Я вот сейчас проеду с Надюшей в замоскворечье, хочу познакомиться с ее родственниками. Очень меня ее шурин, или как там называется муж тетки, заинтересовал. Кажется такой же самородок в "Русобое" как и Семенов.

– Да ну?!– встрепенулся Сергей. – Неужели повезло еще одного такого же встретить?

– Пока со слов и увечный он к сожалению. Покалечили мужика, подкараулив ночью. Так что ослеп. А ведь лет-то ему не более сорока. В самом расцвете сил. Сидит сиднем дома, на шее у домочадцев. А прежде кулачным бойцом был первым на Москве. Силантий Потапович.

– Нет, не слыхал. Можно конечно свояков порасспросить. Я с тобой. Взгляну на мужика. Сейчас, один момент, переоденусь, аптечку захвачу и вперед. Второй Семенов, да еще на сто лет раньше – это пропустить я не могу ни в коем разе. Я живо,– Сергей выскочил из курилки и умчался на второй этаж.

Михаил одел полушубок, мохнатую шапку и помог Надюше собраться. Два плетеных лубяных короба с санками, забросили в повозку и разместили там же и хозяйку.

– Показывай куда ехать, мы сзади верхом,– Михаил махнул рукой кучеру.– Давай, погоняй. Ежели что, то Надюша подскажет.

Глава 3

Доехали довольно быстро по московским меркам, явно не выехав за будущее Садовое кольцо. Пересекли Москва реку и через полчаса уже стучались в покосившиеся ворота, присыпанные и облепленные снегом.

Дом с соломенной крышей, сполз так же на один угол и таращился подслеповатыми оконцами, но застекленными, что говорило о многом. О когдатошнем достатке в этом доме, например. Конюшня, хлев, птичник – все под одной крышей и все перекосившееся и убогостью дышащее. На этом подворье явно не хватало мужских рук. Плетень из корявых лесин, кое-где и вовсе обрушился, а может, разобран был для протопки в совсем уж худые дни. Несколько поленниц белели свежими сколами, в глубине двора и оттуда же выскочила дворняга, захлебываясь пугливым лаем.

– Вылитый Австрийский Ландсир цены не меряной,– пошутил Михаил.– Лео, Лео, ко мне, собачий сын,– и дворняга тут же прониклась к нему самыми теплыми чувствами, завиляв хвостом так старательно, что чуть не валилась от усердия с ног. Михаил сунул псу в открытую пасть кусок сахара и дворняга, грызнув угощения, чуть не упала от радости без чувств. Похоже, что такое ей еще никто не предлагал.

– С одним членом семейства познакомились. Веди, Надежда, в палаты сермяжные,– скомандовал Михаил, подхватывая под руку, сомлевшую девушку.– Сергей, короба, сани, шевелись, давай.

– Слушаюсь, вашсковородь,– выпалил тот, хватая санки и волоча их следом за Михаилом и Надеждой.– Что изволите еще?

– Изволим, что бы сделал вид глубокомысленный и не юродствовал. У нас ведь как, кто последний, тот станет первым. Помнишь?

– А як жеж,– Сергей браво щелкнул каблуками сапог и, приставив санки к стене, дернул на себя перекосившуюся дверь, за деревянную рукоять. Дверь открываться не пожелала, будто запертая изнутри на засов и он развел беспомощно руками.– Надежда, на тебя вся надежда. Командуй, или тут как-то надо по-особенному действовать?

– Ничего особенного не надо. Приподнять только вот так,– Надюша вцепилась в ручку обеими руками, потянула вверх и на себя, выпустив на волю клуб пара и застоявшегося воздуха. Дверь проскребла след по земле, и гости вошли в избу. Сумрак почти ночной встретил их сразу за порогом, когда дверь Надюшка поспешно прикрыла, чтобы не выстуживать хату. Михаил достал коробок спичек и восковую свечу. Не спеша зажег ее и двинулся следом за девушкой, положив ей руку на плечо. Маленькие сенцы, отсечные, упирались в крылечко из двух ступеней, о чем Надюша предупредила шепотом и, поднявшись по ним, дернула на себя еще одну дверь, теперь уже ведущую в жилую часть дома. Здесь царил полумрак и разглядеть кое-что было можно. Помещение разгораживала русская печь и лавки вдоль стен, покрытые домоткаными половичками, были единственной мебелью в первой половине. Во второй – кухонной, имелись несколько табуреток и стол.

– Надьк, ты что ль?– раздался хриплый, спросонья, мужской голос.

– Я, Силантий Потапыч,– откликнулась девушка.

– Че рано нынче? Еще к обедне не звонили, аль оказия кака?

– Оказия, Силантий Потапыч. Подвезли вот люди добрые, да в гости напросились. Хотят поговорить с вами.

– Это кто таки? Каки гости? Эх, девка…– голос Силантия прозвучал укоризненно.

– Да вы не беспокойтесь, Силантий Потапович. Мы не гости, мы поговорить с вами кой, о чем хотим. Меня Михаилом звать, а вот его Сергеем,– представился Михаил.

– Сергей Лексеевич – это который зять Силиных? Слыхал. Люди баяли прост, дескать,– успокоился Силантий.– Проходите, да присаживайтесь, где кому понравится. У нас бедно, но чисто, Слава Богу. Дуняшка с Надюхой стараются. Я вот на печи все больше, так что их все тут заслуга.

– Что-то пусто у вас. Домашние-то где все?

– Все озабочены. Кто где. Чего дома сидеть? Старшие сыны уже с купцами ушли трое, двое помельче батрачат тут рядом. Вернутся ввечеру, ну и двое здесь. Вот Ванюшка у меня под боком сопит с Маняшей. Двойнята. Я хоть и крот кротом ноне, но пока слушаются и девки доверяют детишек. Вона как разморило, ровно котята калачиком свернулись,– голос Силантия зажурчал на печи, наполняясь необыкновенной заботой и теплотой, так что, услышав его, трудно было поверить в то, что этот человек мог запросто голыми руками убить и убивал без сожаления.

Михаил с Сергеем прошли и присели на скамью у окна. Силантий Потапович, закряхтев по-стариковски и цыкнув на потревоженных детишек, спустился с печи и присел рядом с ней на такой же скамье. На печке раздалось перешептывание и две лохматые головенки свесились с нее, уставившись на незнакомцев.

– Цыц у меня,– опять погрозил им пальцем отец и головки нырнули в печную тень, поблескивая из темноты любопытными глазенками.

– И чем же, господа офицеры, заинтересовал я вас?– спросил Силантий Потапович, нащупывая ногами в вязаных носках лапти под лавкой.– Прощения просим, но окромя кваса, да щей пустых, угостить нечем. Коль не побрезгуете, то милости просим к столу. Надюха, все что в печи, на стол мечи,– распорядился он, не дожидаясь согласия гостей.

Надюшка захлопотала на кухне, заметавшись от печи к столу и обратно, гремя ухватом, печной заслонкой и посудой. Силантий Потапович, придерживаясь за стену, прошел туда же и, нащупав привычно скамью, присел во главе стола. Поставив локти на стол, он произнес, уставившись неподвижными глазами в сторону Михаила и Сергея:

– Присаживайтесь, коль поговорить нужда есть. Мне-то своего времени девать ноне некуда, так глядишь, что и услышу забавное.

Михаил с Сергеем прошли на тесную кухню, скинув на лавки полушубки, и уселись напротив хозяина.

– Надежда нам вкратце поведала вашу историю, так что мы в курсе, Силантий Потапович,– начал Михаил.

– Обыкновенное дело,– махнул рукой Силантий, перебивая его на полуслове.– Чего хотели вызнать, господа офицеры?

– Что это вы все "офицеры, да офицеры"?– спросил Сергей.

– Так шпорами пол скоблите, аль я глухой? Слепой только,– улыбнулся Силантий.

– Сапоги офицерские. А сами мы из купцов,– буркнул Сергей.

– Как же, слыхали. Москва конешно деревня большая и пока с одного конца, на другой в сарафане новость добежит, так шерстью непременно обрастет, но слыхали кой-чего про ваш Торговый Дом мы… И не из сарафана.

– А из откуда?– уточнил Михаил источники информации.

– У нас свои есть доводчики,– улыбнулся Силантий, а Надежда засуетилась еще проворнее и, грохнув чугун ведерный со щами на стол, зашипела кошкой:

– Вот что бы я вам, Силантий Потапыч, чего еще когда рассказала, умру лучше.

– Ну что же, источник конечно солидный и можно сказать, что новости узнаете из первых рук,– засмеялся Михаил.– Ну и что скажете про нас, убогих?

– Убогие и есть,– подтвердил Силантий. – Кадетов вон из крестьян набрали. Про то вся Москва, который год галдит. Все мечтают своих орясин вам сплавить на дармовые хлеба. Может, и моих взять хотите? Не отдам. Воля дороже,– насупился вдруг Силантий.

– Да мы и не за этим вовсе. Живите себе, как хотите. И потом, мы ведь насильно никого у себя не держим.

– Кусок хлеба держит. Когда кругом лебеду с корой жрут, ваши хлеб от пуза трескают и каждый боится, что выгоните. Это пуще неволи – рабство утробное,– уперся Силантий. – Там только правда есть, где всем одинаково.

– Не бывает так-то,– вздохнул Михаил.– Вы и впрямь философ доморощенный, но мы не за этим пришли, чтобы спорить, кому на Руси жить хорошо и как сделать так, чтобы всем было одинаково.

– Зачем же?– Силантий перекрестился и взял в руку ложку. Две глиняные миски поставленные перед Михаилом и Сергеем, пахли вполне аппетитно и они не чинясь, так же попросту обмахнувшись крестом, принялись трапезничать.

– Я, Силантий Потапович, врач и хотел глаза ваши осмотреть. Они у вас ведь не повреждены и возможно, что не видят по причине самой простой. Не хотят,– Михаил поблагодарил Надюшку, щи были хоть и постными, но наваристыми и сварены явно мастером знающим толк в поварском искусстве.

– Очень вкусно, спасибо.

– На здоровье, Михайло Петрович, – Надюша, принялась убирать со стола и, поставив перед гостями кринки с квасом, тихо исчезла, скрипнув входной дверью.

– По хозяйству пошла хлопотать,– вздохнул Силантий.– Сейчас и Дуняша появится. Она в прачечной в светлое время, а потом с Надюшкой колотится тут же. Так что там со мной? Как "не хотят"?

– Бывает такое. Организм как бы отказывается видеть или слышать, обидевшись на людей. Помните присказку.– "Глаза бы мои на вас не смотрели"? Так вот в досаде бывает, говорим.

– Ну, говорим. Бывает. Я и сам так говаривал. И что? Мало ли что мы говорим? Сколь вон раз друг другу шею свернуть желаем и ничего, что-то не вижу особенно с шеями кривыми.

– Потому что слова впустую сказанные, пустое и дают. А с чувством произнесенные и даже подуманные, силу имеют необыкновенную, Силантий Потапович. Это психология. Наука такая есть.

– И как избавиться от наваждения этого?– поверил вдруг сразу Силантий и пригорюнился.– Это выходит я сам на себя порчу навел?

– Вроде того.

– И не отмолить пади ее?

– Отмолить? Может и можно, но есть путь попроще. Специальные методики придуманы и очень быстрые. Гипноз называются.

– Гипнос? Чей-то тако?– заинтересовался Силантий.

– Это такой способ лечения сном. Я вас усыплю, а проснетесь вы здоровым, зрячим. Можно попробовать. Хуже-то уж всяко не будет.

– Да я что, согласен, коль так. Что делать-то?– Силантий буквально загорелся и засуетился, завертев бородой.

– Да вам-то ничего. Сядьте поудобнее, а лучше прилягте на лавку,– Михаил свернул полушубок и сунул его Силантию под голову.

– Расслабьтесь и спать,– Силантий засопел послушно, а с печи таращились две пары глаз и Сергей прошел к ним, приложив палец к губам.

– Вань, Манюша, мы вашему батюшке лечение глаз проводим, чтобы он видел опять, так что вы уж не шумите, вот вам по леденцу, держите,– Сергей сунул в протянутые ручонки дутых петухов на палочках и детишки радостно закивали головками.– Ну, вот и молодцы.

А Михаил, присев на табуретке рядом с головой Силантия, шел вместе с ним темным московским переулком.

Перелаивались цепные, дворовые псы и Луна скользила в рваных облаках тонким серпом. Моросил дождь, дул ветер и ноги хлюпали по раскисшей дороге. Силантий, вытер тыльной стороной руки мокрое лицо и взглянул вперед. До родных ворот осталось саженей пятьдесят. Сегодня он славно помахался и заработал рубль серебром за каких-нибудь два часа. Кулаки, правда, в кровь посбивал, но это дело привычное, зато и зубов осталось рядом с питейным лабазом пару десятков никак не меньше. И ни одного его. Силантий улыбнулся. И услышав шлепки шагов слева от себя, резко повернул голову в сторону этих звуков.

Глава 4

Перед Силантием замерло несколько человек и, перегораживая улочку, подходили еще несколько. Справа от него через плетень перемахнуло тоже несколько теней, охватывая кулачного бойца в "клещи". Никогда в жизни Силантий не бегал и бился до конца, не щадя других и себя, поэтому даже и оглядываться не стал назад, чтобы проверить пути для ретирады. Он привычно повел плечами и, сделав полный вдох, сбил первого напавшего ударом в челюсть, выбивая из него дух и уменьшая количество напавших. Действовавших абсолютно молча и вооруженных дубинами. Несколько минут Силантию удавалось уворачиваться и оставаться на ногах, отправив в беспамятство еще троих злодеев. Но удары сыпались со всех сторон и пробивали блоки, выбивая из него силы и энергию. Кто-то совал в лицо настоящую оглоблю через головы товарищей и уже попал в скулу, содрав кожу и пустив кровь за ворот косоворотки. Ярость и обида, переполнили сердце Силантия и он, заревев зверем, совершенно обезумев от боли, начал бить в полную силу, убивая. Тела валились мертвые ему под ноги, и он прыгал на них, круша ногами уже мертвые грудные клетки с хеканьем и рычаньем, доставая очередного злодея. А удары ответные сыпались на него уже градом и раз за разом Силантий катился под ноги негодяям, и его пытались добить лежачего, не позволяя встать на ноги. Спасала темнота и он снова поднимался, отплевываясь выбитыми зубами и уже видя только одним глазом, чтобы убить ударом очередного облома и получив по голове уже опростоволошенной, очередной удар, упасть снова под ноги мерзавцам. Серп лунный выполз на мгновение из лохмотьев несущихся по ночному небу и это последнее что осталось у Силантия в памяти о том ночном побоище. Он не видел, как склонился над ним, подошедший сзади человек в тулупе волчьем, бесцеремонно, по-хозяйски растолкавший ночных разбойников. Склонился, вглядываясь в кровавое месиво лица и хрипло потребовавший:

– Митька, огня,– требование было выполнено тот час же и в руках у склонившегося над ним человека, появился коробок новомодных теперь в Москве спичек. Человек чиркнул зло спичиной и прикрывая огонек от ветра и дождя, поднес его к самому лицу Силантия.

– Не жилец,– сделал он заключение, увидев кровавую маску и пузыри булькающие на губах находящегося в беспамятстве кулачного бойца.– Добей, Митька, чтобы не мучился,– скомандовал он уже вполне буднично, будто говорил не о человеке, а о бродячей собаке и Митька хряпнул увесистой дубиной по голове лежащему Силантию с добросовестным "Хе", будто чурку березовую колуном собираясь расколоть. В темноте дубина прошла вскользь, содрав с головы кусок кожи вместе с волосами и попав в булыжник на дороге, убедила Митьку, что попала как надо, треснув у него в руках. Такой удар выдержать человеческая голова никакая не могла и Митька даже проверять побрезговал, швырнув испорченный "инструмент" на тело Силантия. Еще несколько минут ушло у ночных татей, на то чтобы собрать тела сподвижников и улица опустела. А Силантий потом полз оставшиеся пятьдесят саженей до своих ворот, с залитыми кровью глазами, до утра. Глаза заплывшие через несколько дней он смог открыть, но видеть никого не хотел и они застыли неподвижно на бородатом, в свежих шрамах лице.

Михаил удивленно приподнял брови, узнав, что злодеями оказались нанятые местным Замоскворецким купцом Сидором Емельяновичем Свиридовым, сторожа и охотники, сопровождающие его обозы. Убивали Силантия и вовсе из-за сущей безделицы. Из-за ста рублей серебром, которые Сидор поставил против двухсот рублей, выставленных нанимателем Силантия – купцом Прохоровым Иваном Федоровичем. Спор возник в избе питейной и был пьяный и глупый. Прохоров похвалялся, что Силантию и десяток с дубьем нипочем, а Свиридов драл его за бороду и шипел, что его, дескать, молодцы за десять рублев серебра, прибьют Силашку этой же ночью. Сыпал на стол серебро и крыл, на чем свет стоит противника, раззадоривая и заводя. Вот так и решилась судьба кулачного бойца. Оценили жизнь его в 200-ти рублей серебром. На, которые конечно можно было купить стадо коров и даже дом с приличным подворьем и огородом в Москве века 19-го, но деньги эти для купцов были плевыми и, им дороже обошлось оплачивать убитых Силантием сторожей и оплата молчания остальных, оставшихся в живых наемников. Пожалели оба потом не один раз о том споре совершенно идиотском, но исправить ничего уже было нельзя. И оба купца, дела свои в Первопрестольной спешно свернули, подавшись в разные стороны.

Пока Михаил, занимался Силантием, Сергей вышел и вернулся с керосиновой лампой, раскочегарив ее на радость детишкам, лижущим активно с посвистом и сопеньем леденцы. Лампа осветила убогое жилище и установленная на кухонном столе, сияла рукотворным солнышком, наполнив избенку уютом и разогнав сумрак по углам.

Михаил подозвал Сергея и попросил его подежурить у входных дверей, чтобы кто-нибудь из домочадцев не ворвался неожиданно и не помешал психотерапии. Тот кивнул и вышел, плотно прикрыв за собой дверь, шепнув, проходя мимо печи, ребятишкам:

– Сидите тихо, как мышки, пока не разрешат спуститься. Хворь из папани вашего дядя Миша выгоняет, чтобы снова видеть мог. Хорошо?– и ребятишки замотали русыми головами, отползая от края печи. Им было очень жалко тятьку, вдруг ставшего таким беспомощным и, чтобы он стал снова прежним, готовы были на все что угодно. А тут леденец дали и просят всего лишь помолчать на печке. Сергей вовремя занял пост у входных дверей, заявилась хозяйка и пришлось ей шепотом объяснять, с подоспевшей Надюшкой, суть происходящего.

Услышав о "дохтуре" Дуняша заревела белугой и ушла в коровник, где и прохлюпала носом вместе с Надюшкой, пока им не разрешили войти в дом.

Михаил снова нырнул в сознание сонное Силантия, а тот все полз и полз, цепляясь скрюченными пальцами в замерзшую грязь…

– Сплошной мрак у тебя, Силантий Потапович – это от непонимания происходящего и обид не высказанных. Вот и видеть ничего больше не хочешь, кроме грязи этой,– Михаил присел рядом с ползущим, вышвырнув из сна ночь и осень. Небо заголубело и зазеленела травка, колеблемая теплым ласковым ветерком.

– Ты, ведь, Потапович, знать хочешь, как и за что такое с тобой приключилось?– Михаил похлопал ползущего Силантия по плечу и тот поднял голову, взглянув на него вполне нормальными глазами.

– Хочу,– прохрипел он надсадно и сел, оглядываясь по сторонам.

– По грехам наказует Господь,– вздохнул Михаил.– Вспомни, Силантий Потапович, скольких людей ты обидел в кулачных потасовках? Сколько скул свернул, изувечил, убил?

– Не от зла было, то…– попробовал оправдаться Силантий.

– От любви к ближнему, стало быть? Молчишь? А коль не от любви, то от зла и есть. Господь остановил тебя. Непотребно жил ты, Силантий Потапович.

– Я честно бился и аки тать со спины в потемках сроду не напал ни на кого. От разбойников добро купеческо охранял и озорства ради, в кулачных забавах участвовал. Велик ли грех, что так за него наказан?

– А как ты наказан? Жив, здоров. Зубы, правда, потерял передние и видеть не хочешь эту постылую жизнь, обидевшись на Бога. Но зубов ты чужих, только в тот день вышиб больше чем у тебя сроду было. Так, где наказание? Увещевание это, а ты не понял. А за что бит и кем? Спор промеж купцов о твоей крутости произошел и пари они заключили, по рукам ударили. А бил кто? Обиженные тобой ранее, твои же товарищи бывшие. Каждый в отдельности боялся тебя, а вот ненависть и неприязнь накопилась такая, что за полтину на брата серебром вышли в ночь, татями став. Это зло твое к тебе вернулось, накопившееся. Закон воздаяния, Силантий Потапович. Многие на тебя зло затаили и выплеснули в ответ, при случае подходящем. Вспомни, кого сможешь и попробуй попросить прощения у них. Сможешь или нет?– Силантий молчал и тогда Михаил прокрутил перед его мысленным взором десятки лиц окровавленных, с подбитыми глазами и разбитыми губами. Мелькнули и со свернутыми шеями, заставив Силантия скривиться в гримасе.