Полицай

– Юрий Сергеевич, вы вообще-то внимательно посмотрели маршрут убитых немцев? Куда они ехали?

Климов оторвался от рассматривания чистой карты, посмотрел на меня и вновь полез в глубину коричневого портфеля, доставая карту с нанесённым маршрутом. С бумажным шелестом развернул её полностью и уткнулся в условные обозначения: – Это что – Псков что ли? – Неверяще и протяжно протянул он.

– Да, Псков, и он уже почти три недели под немцами.

– А ты откуда об этом знаешь? – Сразу с вызовом вскинулся Климов.

– У нас дома хороший приёмник стоит и периодически слушаю Совинформбюро. Вот оттуда и знаю. – Сказал всё это спокойным голосом, чтобы не усиливать раздражение и возмущение оппонента.

– Брехня и немецкая пропаганда, – отмахнулся подполковник. – Я про такое совбюро и не слышал….

– Но ведь маршрут проложен туда!? – Вкрадчиво произнёс и терпеливо поправил подполковника, продолжая спокойно растолковывать ситуацию, – только не совбюро, а советское информационное бюро, образованное сразу после начала войны. Утром, днём и вечером оно зачитывает сводки с фронта и информирует советский народ, как ежедневно проходят военные действия на фронте от Мурманска до Чёрного моря. Сколько за день сбито самолётов, сколько подбито танков, сколько уничтожено немцев. Ну и естественно, какие города и населённые пункты нашими войсками оставлены при отступлении. Приёмник по понятным причинам я сюда принести не смогу. Могу только рассказать, что знаю из этих сообщений. Мне продолжать? А то боюсь, вы вспылите и навешаете на меня помимо уже сказанной «продажной суки», клеймо паникёра и клеветника на доблестную Красную армию.

– Подожди…, подожди, Тимофей. Я ведь не красноармеец и должность у меня довольно приличная и информацию черпал и имел не из радио. И сейчас считаю, что немцы сосредоточили все свои силы на Белорусском направление и ударили всей мощью, поэтому у них такой и получился локальный успех… Неужели, вот так…? От Мурманска до Чёрного моря? Ну, этого ведь не может быть. Откуда такие силы и где наша армия?

– К сожалению, Юрий Сергеевич, всё так как я вам говорю и Красная армия отступает. Вот какая хронология войны за этот месяц – 26 июня взят Минск, а это уже за старой границей. 14 июля взята Орша, а это практически граница Белоруссии и Смоленской области. Про Псков я сказал, он был взят в первой декаде июля, а значит, к этому времени немцы захватили всю Прибалтику и половину Украины. Киев пока наш.

– Что значит пока? – Вяло вскинулся Климов и беспомощно оглянулся на красноармейцев, считавших, что пока мы обсуждаем наши вопросы, они могут отдохнуть. Да и не слышали они нашего разговора, а то бы им было не до сна.

– Пока, Юрий Сергеевич, могу сказать только Пока. А на данный момент немцев остановили только под Смоленском и там идут очень тяжёлые оборонительные бои. А на остальных направлениях, немцы наступают. Конечно, не так стремительно, как в первые дни, но к сожалению наступают…, – я замолчал, молчал Климов, переваривая услышанное. И как я понял, он всё-таки вынужден был поверить моим словам, хотя бы частично.

– Это ж до Смоленска километров семьсот будет, – убито пробормотал Климов, – мы ведь хрен когда дойдём, если вообще дойдём…

Подполковник вновь замолчал и надолго, потом встрепенулся, всем телом повернувшись ко мне: – Так тогда и смысла нет идти на восток. Останемся и будем вместе организовывать партизанскую борьбу.

– Не получиться, Юрий Сергеевич, – сразу и сходу разочаровал его, чуть подправив своё заявление, – здесь и сейчас не получиться. Нету поддержки от местного населения. Тут советской власти и двух лет нету, да ещё колхозами напугали. А здесь люди привыкли веками жить своими хозяйствами. Так что пока немцы не начнут прижимать местное население, никакой поддержки здесь не будет. Вот на следующий год можно начинать.

Климов вспылил, но уже не так уверенно, запальчиво заявив довольно тихо, чтобы не слышали бойцы: – Это ты так заявляешь, потому что казак, да ещё от белых не отошёл и не знаешь возможностей советского народа, Советского Союза. Сейчас тогда у Смоленска станем, подтянем резервы, вдарим и к декабрю выгоним эту нечисть из страны. Как в Финскую войну. За полгода сделали финов.

– К сожалению, Юрий Сергеевич, вот только в декабре и вдарим, но только первый раз. И от Москвы отгоним и то только на 150-200 километров. А выгоним из страны только в сорок четвёртом году. – Климов резко вскинул голову и пристально посмотрел на меня. Я уж думал – сейчас он мне даст просраться. Но нет, сдержался, лишь спросил сдержано и с сарказмом.

– Откуда такая уверенность? Тоже от совинформбюро!?

Вдруг мне до жути захотелось поделиться с подполковником информацией о будущем. Сломать я его военным негативом не сломаю. Мужик он крепкий. А с другой стороны – А зачем ему это говорить? Но и я психологически устал, нося в себе такую информацию. Даже поделиться не с кем. И это очень здорово угнетало. А тут свой, офицер или как ещё пока в Красной армии говорят – красный командир. Вот расскажу, душу облегчу и ни чем не рискую. В лучшем случаи он надо мной просто посмеётся. Обзовёт деревенским дурнем. В другой крайности – смачно обматерит. Да даже если немцы его в плен возьмут и он расскажет об этом – ну кто ему поверит? Что какой-то парень из глухой провинции знает ход войны на целые годы вперёд!? А с третьей стороны – К чему разными бреднями, по их мыслям, к себе внимание привлекать? И правильней бы было промолчать. Но…, но прямо в заднице свербит, как хочется рассказать… Да и пошло оно всё…. Всё равно рано или поздно кому-то про это придётся рассказывать.

Поэтому начал мягко: – Да нет. Если об этом диктор по радио сказал – его после эфира мигом арестовали, чтобы панику не распространял… А вам, товарищ подполковник, интересно знать моё видение хода вот этой войны?

Климов, нахмурив брови, посмотрел на меня, потом оглянулся на кучку красноармейцев и позвал Назарова.

– Назаров, ну-ка встань рядом с Тимофеем. Теперь поглядите друг на друга. Назаров тебе сколько лет? 21? И тебе, Тимофей, тоже 21. Всё, иди Назаров, а мы тут продолжим разговор.

Сдержанно фыркнул, когда красноармеец снова удобно устроился среди товарищей: – Что!? Думаете потыкали носом в мой возраст. Типа, а что ты можешь мне, подполковнику, который оттарабанил в Красной армии двадцать лет, сказать – пацан? Назаров – Да. Он не сможет. Он кроме советских, пропагандистских штампов ничего нового не скажет. А я продукт другого воспитания и другого окружения, и вижу всё под другим углом. И могу очень интересные вещи рассказать. Если, конечно, хотите иметь немного больше информации? И политработников с особистами тут рядом нету. Так что можете спокойно послушать.

Подполковник скептически пожевал губами и с иронией в голосе, согласился: – Ладно, давай рассказывай про другой угол зрения. Любопытно.

Я присел на подножку машины, рядом с Климовым и стал излагать: – Я сейчас буду рассказывать по этапно. Чтоб вы лучше запомнили и когда дойдёте до своих, по истечению времени, сравнили – Наврал я вам или всё совпадает? Так вот. Первый этап – до декабря этого года. Немцы продвинуться вперёд и дойдут, к сожалению, до самой Москвы. В бинокли будут рассматривать. Но…, Москву не возьмут и в начале декабря, как раз собранными резервами, Красная армия перейдёт в контрнаступление и откинет немцев, как я уже говорил от Москвы на 150-200 километров. На остальных участках будет затишье, благодаря очень холодной зиме. Да…, Ленинград будет в блокаде. И ещё, в начале сентября Красная армия нанесёт контрудар и освободит город Ельню…

– Где это? – Прервал мой рассказ вопросом Климов.

– Это южнее Смоленска.

– Хорошо и дальше что?

– Ельню немцы отобьют через несколько дней обратно, но это будет первый город, освобождённый советскими войсками от немцев. И первый локальный успех.

Второй этап войны начнётся где-то в мае 42 года и будет катастрофой для Красной армии на юге. Под Харьковым наши попадут в капитальное окружение и за счёт этого немцы лихо рванут вперёд к Сталинграду и Северному Кавказу. Захватят полностью Крым. Где-то в конце июля, начале августа начнётся Сталинградская битва, самым пиком которой будут тяжёлые уличные бои в Сталинграде за каждый дом, за каждый квадратный метр города. В конце ноября наши войска начнут неожиданное для немцев мощное наступление и сумеют окружить трёхсот тысячную группировку немцев и к февралю 43, это группировка будет полностью разгромлена и взята в плен, а наши войска успешно пойдут вперёд.

Третий этап – это Курская битва. Начнётся она встречным наступлением немцев и Советской армии то ли в конце июня, то ли в начале июля 43 года и в тяжелейших условиях мы выиграем эту битву и снова погоним немцев на запад. Да, кстати, в 43 году будут введены офицерские звания и погоны. – Климов до этого слушавший молча, опустив голову и глядя на землю, посмотрел на меня, но промолчал.

Четвёртый этап – 44 год. Это год 10 наших наступлений, в результате чего к осени 44 года освободим всю территорию СССР от немцев, перейдём границы и погоним немцев дальше. Кстати, эту конкретно территорию Красная армия освободит в 20-х числах июля 44 года. – Я топнул ногой по земле и продолжил, – а летом сорок четвёртого года наши союзники – США, Англия и Франция, высадятся во Франции и откроют второй фронт против немцев в Европе. Ну и 45 год, освобождение Польши, Румынии, Венгрии, Болгарии, Югославии, Чехословакии, Норвегии, Австрии и 9 мая мы закончим войну в Берлине. Сама Германия после войны будет поделена между союзника на две части. Западная половина Германии будет под контролем США, Англии и Франции, а восточная под нашим.

Вот такая будет война, товарищ подполковник. Я понимаю ваши чувства, но это моё видение. Почему я так вижу, это сейчас не важно. Это будет важно, для вас, потом. Ну и советую, то что я сейчас рассказал, придержать при себе. Потом решите, как это всё использовать, если, конечно я и вы выживем в этой военной круговерти.

Подполковник молчал. Он не всплёскивал в возмущении руками, не матерился, не навешивал тихим от ярости голосом клейма. Он вообще никак не реагировал на мой рассказ – просто молчал и мне даже пришлось нарушить затянувшееся его молчание: – Юрий Сергеевич, комментария будут? Да и мне уже пора возвращаться в лагерь, чтобы не возникли потом ненужные подозрения.

– Мда…, – Климов перестал играть роль молчаливой скульптуры, поднялся с подножки, на которой сидел рядом со мной. Коротко прошёлся вдоль машины и остановился напротив меня, – комментарий не будет. Они могут появиться только через полгода, когда можно уже что-то сравнивать. А сейчас просто не хочется зря спорить и бессмысленно сотрясать воздух. Да и действительно тебе уже пора. Удивляет, вернее даже поражает другое. Если тебя слушать с закрытыми глазами, отринувшись от настоящего времени, то можно подумать, что я снова нахожусь в академии на занятии по военной истории. Мы проводим краткий разбор прошедшей войны. И вроде бы всё тут логично, правдиво и понятно. Но вот открываю глаза и гляжу на тебя, и вместо профессора напротив сидит молодой парень из забытой богом дыры. Ну не может этот парень в следствии своей куцей жизни, не того воспитания, не тех взглядов владеть терминами, понятиями, знаниями военной стратегией, свободно оперировать политической ситуацией, которая может сложиться через несколько лет в Европе…. – Климов замолчал и в лёгком удивление развёл руками.

– Ну уж, не такой я провинциальный. Всё-таки несколько лет учился в Варшаве. Что-то видел, что-то читал. Посещал разные лекции. Почему бы с этой стороны не глянуть, на то что сейчас излагал?

Подполковник, не соглашаясь с моими словами, махнул рукой: – Для того чтобы вот это излагать, не несколько лет нужно просто прожить в Варшаве и посетить несколько лекций. Лет пятнадцать, как минимум, надо крутиться внутри ситуации, иметь специальные знание и образование соответствующее. Ну или… Тут перед войной, мне рассказывали, что в Москве живёт известный предсказатель будущего. Фамилию не запомнил, еврейская такая…

– Я знаю эту фамилию – Мессинг… Фамилия этого еврея. – Улыбнувшись, прервал подполковника. И тот обрадованно вскинулся.

– Да, да…, примерно что-то такое, подобное. Так вот ты не тянешь на этого прорицателя, но и придумать вот так с ходу… Ну это либо быть безумным фантазёром, либо сумасшедшим. Но на сумасшедшего ты не похож, а судя по тому, как ты убил полицая, трёх немцев и открылся нам, скорее ты авантюрист. – Климов повернул голову в сторону бойцов, – Назаров, тащи сюда патроны к ТТэшнику Тимофея.

– Тебе действительно пора возвращаться в лагерь. После того, что сделал нам, не хочется тебя подставлять. Но совет тебе дам, даже два. Авантюристы долго не живут, поэтому больше думай головой и от немецкой машины избавляйся. Спалишься на ней. – Взял принесённые две обоймы и, постукивая ими по ладони, задал вопрос, – хочу напоследок спросить тебя. Как бы ты пошёл к фронту?

– Конечно, логичней было бы идти напрямую на Смоленск или северней в направление Великие Луки. Немного поближе будет, но там свои минусы – более-менее устоявшаяся линия фронта, да и болота не стоит сбрасывать со счетов. Я бы, ориентируясь на то, что вам рассказал, пошёл южнее, на Могилёв, а оттуда на Ельню. Вы как раз к началу сентября туда успеваете, а когда там наши начнут наступление, там такой бардак будет как у немцев, так и у нас, что спокойно пройдёте через фронт.

Климов перестал стучать обоймами и протянул их мне: – Ты только сейчас ещё больше утвердил меня в своём мнение – авантюриста, Ладно, давай прощаться. Вряд ли мы с тобой ещё увидимся. Спасибо тебе….

– Вам тоже удачи. Да, ещё верните мне один вальтер. Мне левый ствол нужен.

– Какой левый? – Удивился Климов.

– Сторонний пистолет нужен, чтоб не светить свой ТТ…

– А…, понял, – подполковник обернулся и крикнул, – Шипко, иди сюда. Поносил вальтер, теперь давай обратно. Тимофею он нужнее…

Часть третья

Зима 1942 года

Глава первая

Просторный, светлый и тёплый дом был наполнен приятной суетой, хлопаньем дверей, умопомрачительными, вкусными запахами и весёлыми разговорами в предвкушение скорого застолья, когда всей семьёй торжественно садились за стол, отмечая рождественский сочельник, вкушая постные блюда. Затем, опять же всей семьёй, чинно шли в церковь на вечернее богослужение праздника Рождества Христова. А уж потом, начиналось обильное застолье, когда можно хорошо выпить, вкусно покушать, соскучившись по мясным блюдам и душевно пообщаться в семейном кругу. Хоть в семье особо и не соблюдался пост, но всё-таки старались воздерживаться в скоромной еде. И с общением в последнее время было туговато. Братья Кондрат и Ефим больше пропадали на службе в полиции, чем дома. И работы прибавлялись им с каждым месяцем всё больше и больше.

Все мужские дела по хозяйству и в приготовление к празднику были выполнены, всё остальное ложилось на женские плечи, тем более что матери и Агаше пришли помогать жёны братьев. Поэтому, накатив с разрешения отца по стопашке крепкого самогона, да и он сам с удовольствием выпил, накинув на плечи нагольные полушубки, в окружение сыновей, Силантий Иванович солидно вышел во двор покурить.

Мы уютно расселись на заснеженных лавочках под голой берёзой, отец по старинке стал крутить самокрутку, а братья достали сигареты. Я, как единственный на хуторе не курящий мужчина, стал беззаботно щёлкать щедро просоленные семечки. Как выразился отец, сделав первую затяжку и оглядев двор, сыновей напротив, блаженно прищурившись – Благодать! А чего бы не быть в блаженном настроение – живём богато, сытно. Война идёт где-то за тридевять земель, прокатываясь иной раз мимо по тракту, в тридцать верстах от нашего хутора. Сыновья при власти и при должности, приносящие уверенность в крепкое и надёжное будущее.

Но вот, в свете событий последнего месяца на таком далёком фронте, немного это светлое будущее слегка потемнело и пошатнулось. И уверенность превратилась из крепкой, немного в сомнительную, добавив изрядную толику тревожных раздумий. Правда, в открытую об этом никто не говорил и свои сомнения, если они возникали, вслух не высказывали – не дай бог, кто неправильно поймёт и потом косо все будут смотреть. Но на скамейке сидели свои, поэтому поговорив в который раз о преимуществах табака и минусах немецких сигарет, легко обсудив свои хозяйственные, зимние дела, отец открыто задал тревожащий его вопрос. И этот вопрос беспокоил не только отца, но и всех жителей хутора, который при немцах жил спокойно и зажиточно. Подавляющее большинство хуторских казаков служило в полиции. Либо здесь в опорном пункте, либо в городской полиции и своей службой, всё-таки помогали немцам ковать победу над большевизмом. Поэтому военная неудача немецкой армии под Москвой, оставила болезненный след на душе каждого казака и заставила несколько по другому взглянуть на эту службу и иной раз вздрагивать от витавшего в воздухе вопроса – А что будет, если Красная армия так и погонит немцев, как когда-то Наполеона и уже через полгода будет здесь? И ведь могут спросить…. И очень жёстко уже за всё – и за прошлое, и за настоящее.

– Что ж, сыны, скажете? Вы там около власти крутитесь, с господином комендантом ручкаетесь, давайте батьку успокаивайте – Что там нам впереди жизня сулит?

Так-то сами немцы не особо распространялись о своей военной неудаче, а так как и мы вынуждены были сдать свой радиоприёмник осенью, то слухи ходили очень разные и зачастую преувеличенные. Все знали, что красные устроили под Москвой наступление свежими силами и не только нанесли серьёзное поражение немцам, но и отогнали их далеко от Москвы.

Отец смотрел требовательно, посасывая самокрутку, старшие братья молчали, а я ждал – как они будут интерпретировать всё это. И в очередной раз не разочаровался в их житейской сметке и уме. Простыми, обычными словами, толково хоть и полностью не сняли отцовскую тревогу, но по крайней мере сильно его успокоили.

– Батя…, – Кондрат решительно затушил окурок сигареты о скамью, огляделся кругом, куда бы его деть и стал растирать остатки сигареты сильными пальцами в пыль, – знаешь ведь сам, что военной счастье оно мимолётное. Так и здесь. Накопили большевички резервов, воспользовались тем, что немцы не готовы были к такой холодной зиме и ударили. Ну…, отогнали их от Москвы… Ну и что!? Это лишь местный успех и скоро их наступление выдохнется. Ведь они сумели так атаковать только под Москвой… А остальной ведь фронт стоит без изменений и скоро все снова стабилизируется. А вот весной немцы сами погонят Советы. Так что не беспокойся, хотя бы потому что тут тыща вёрст будет от Москвы…. Когда это ещё – если вдруг…

– Ну…, а если? – Всё-таки продолжал гнуть в свою очередь отец.

Тут уже вмешался в разговор Ефим, опёршись руками на колени: – Ну, а если!? Тут два варианта: либо их остановят на старой границе. Ну.., в крайнем случае, на новой границе. Как бы там не было, но Англия и Америка просто не позволят, чтобы Советы в Европу пошли. Вон, Кондрат подтвердит, – Ефим кивнул на старшего брата, – нас предупредили, что правительство Польши в изгнание, которое сейчас в Англии прячется, хочет активизировать борьбу на территории страны против немцев. Так что если немцев погонят, не дай бог, то тут поляки встанут и не пустят красных.

– Дык…, сынок… Поляки в данном случае не лучше. Как говориться – из огня, да в полымя….

– Батя, – Ефим коротко и решительно махнул ладонью, – с поляками мы договоримся. У нас с ними один общий враг – большевики. А мы местных поляков не прижимаем, так что всё будет нормально…. Ну и сам должен понимать – мы тоже тебе многое сказать не можем. Военный секрет, – Ефим значительно поднял указательный палец на уровень головы, – и уж поверь, мы с Кондратом делаем всё, чтобы ни при красных, ни при поляках и немцев порухи нам не было.

Отца успокоили. Не в последнюю очередь в этом сыграла и добрая порция самогона. После чего окончательно втянулись в праздничную обстановку. Вечером, за общим столом и коротенькой молитвы, вкусили постную пищу и всей семьёй, в приподнятом настроении торжественно направились в церковь на богослужение, степенно здороваясь с идущими в эту же сторону многочисленными семьями казаков. Под пение и плавный речитатив священника отца Евлампия, ведшего службу, механически крестясь и кланяясь вместе со всеми, я ушёл в свои мысли, невольно подводя итоги прошедшего.

…..Тогда, когда расстался с подполковником Климовым, я в деревне прожил ещё неделю. Никуда уже не лазил и все дни возился с техникой. Хотелось скорее уехать домой. А ночью выкладывался в сексе с любвеобильной Евдокией, которая оказалась на удивление весьма изобретательной. Давненько я так не трахался. Так что уезжал оттуда довольный в двойне. Полностью удовлетворённый и приятно вымотанный и любовью, и законченной задачей, желая лишь спокойного отдыха с Агашей и нормального быта. Правда, эта чертовка Евдокия преподнесла мне в последнюю ночь неприятный сюрприз. То ли влюбилась в меня, то ли решила поиграть на моих эмоциях. Уже уходя в предрассветной темноте из лагеря, она остановилась, загадочно посмотрела на меня, усмехнулась и «обрадовала»: – Жалко с тобой расставаться, милёнок. Хорошо и жарко любишь. Жалко только что занят, с то бы упала в ноги батяне и упросила, чтобы жизнь связать с тобой. Была бы очень тебе верной. Душно мне здесь, вырваться хочу отсюда. А так, прощай…, – горько засмеялась и убежала, оставив меня в недоумение и в раздрае. Но к вечеру, я забыл про неё, когда меня горячо обняла Агаша.

До осени занимался приведением в порядок технику, поиском запчастей, налаживанием поставок горючего, ну и конечно поиском водителей на неё и налаживал работу нашего автопарка, где вскоре работало двадцать два человека. Из тринадцати брошенных машин, сумели восстановить десять. Один грузовик забрали к себе в семью. Туда же определили и трактор Сталинец, закрепив за ними Серёгу-сапёра. Он вроде бы у Кондрата и других полицаев сумел своей лояльностью и работой завоевать доверие и теперь жил у нас на хуторе при опорном пункте. Туда же отдали и два автомобиля на нужды полицейского опорного пункта и в основном они использовались на личные нужды хуторян. Саня, второй сапёр, тихий, спокойный парень обучился у Серёги вождению и тоже был приписан к опорному пункту. Ездил то ездил, но в технике всё равно был слаб и всё техническое обслуживание в большей степени свалилось на Серёгу, но тот всегда к этому делу притягивал Саню и потихоньку поднимал его технический уровень. Я приглядывался к этим парням, пытаясь разобраться в них – смирились они с существующей ситуацией или на время затихли? И можно ли на них опереться в своей борьбе? И пока не сумел их понять. Остальная техника осталась в городе и на базе автопарка мы развернули частное предприятие. Занимались извозом, двумя тракторами пахали. Работы хватало и мы довольно неплохо зарабатывали. Сам я этим не хотел заниматься, поставив во главе предприятия Матеуша, и остался доволен его разворотливостью. Себе оставил роль свободного форварда – и вроде бы полицай, и при службе, в то же время прикрываясь своими братьями, автопарком, службу естественно «не тянул», чем вызывал глухое раздражение у некоторых полицаев. Хотя пока, о чём они ещё не могли догадываться, служба у них на данный момент была лёгкой и спокойной. Вот на следующий год….!? Хлопот у них действительно прибавится. А пока в районе тишь и благодать, да и немцы не нарезали нам никаких задач на этом временном отрезке. Так…, из неприятного было только сосредоточение всех евреев города в одном месте. С криками, плачем и горестными воплями их собрали на одной из захудалых окраинных улиц. Опять же оттуда нужно было выселить проживавших там, которые с охотой уступили свои худые дома, перебравшись в более добротные еврейские. Обозначили границы, которые евреи не должны пересекать без разрешения и стали их охранять, каждый день выгоняя на работы, что здорово не нравилось полицаям. Хорошо если день тёплый и солнечный, а если дождь и тогда приходиться целый день мокнуть вместе с охраняемыми. И это было пока для них самым неприятным моментом службы. Поэтому злились и завидовали многие полицаи моей вольной жизни. Одному, особо недовольному моим положением, пришлось помочь исчезнуть из жизни, чем вызвал немалый переполох в полицейской среде. Да и гнида хорошая была. Несколько раз оказывался свидетелем скотского отношения к евреям, когда он их выгонял на работу. При малейшей провинности жестоко избивал мужчин и не упускал возможности облапать приглянувшуюся евреечку. Думаю, что он их не только лапал. Но я вёл себя уже гораздо сдержанней в таких моментах и не выдавал своих эмоций, выжидая удобного случая покарать эту сволочь. Вскоре удачный момент представился и недалеко от нашей базы, в тихом переулке, прямо среди бела дня, грохнул из вальтера недовольного. Рисковал, очень здорово рисковал. Стрелять пришлось прямо в упор, уткнув ствол в грудь полицая, чем заглушил звук выстрела. Тот, увидев меня тоже в тихом месте, довольно осклабился, скорчил на лице зверское выражение, предполагая, что им он сумеет если не напугать меня, то хотя бы привести в замешательство, что будет его маленькой победой и местью. Вот только насладиться мифической победой не успел, так и умер с мимолётным удивлением на лице, когда увидел в моей руке парабеллум. Выстрела никто не слышал и тело нашли лишь через час, когда я сумел своей бурной деятельностью создать эффект постоянного присутствия в мастерских. Рисканул, но зато и врага, пусть даже такого мелкого, уничтожил и добавил работы следователю Полозову. А тот от своих подозрений насчёт меня, ещё по первому случаю, не отказался. Отработал и очень тщательно все побочные версии и снова сосредоточился на мне. Правда, уже не так рьяно, как с самого начала, но чувствовал, знал – копает он под меня, ищет шероховатости и зацепки. Хотя со мной вёл себя очень ровно, не выказывая каких-либо эмоций, а просто работал. Даже удивительно было, что он не боялся копать под брата начальника полиции.