Отныне и в Вечность. Червивое яблоко 3

– Латынь.

– Чего?

– Язык называется латынь.

– А, ну да, конечно, латунь называется, а я – бронза, конечно же латунь…

Фетмен еще что-то бормотал, размахивая руками для убедительности, но Эни его уже не слушала. Да, – думала она, – вот и этот яйцеголовый жук тоже оказался не на той стороне, ему бы на Рекса работать. Впрочем, что значит "оказался"? Может, у него был выбор? Выбора, в сущности, не было даже у нее самой. Все заранее предопределено твоим рождением, твоей семьей, твоим окружением, твоими деньгами, даже планетой, на которой тебя угораздило появиться на свет. Интригуем, подличаем, гнобим друг друга. Даже убиваем собственноручно, как я этого несчастного дурачка Гольденцвикса, а во имя чего? Даже Вечность можно заслужить скорее у Рекса, чем у нашего безмерно обожаемого и Всегда Правого Сдохлого Трупа. Грустно все это, господа.

Расположили Эни под землей в резиденции сэра Информанта. Как выразился Фетмен, одуревший от собственной смелости – как-то еще посмотрит на это его самоуправство сэр Советник? – "вплоть до самоличного решения ее сиятельства леди Боди, в смысле, не жить ли ей во дворце Гегемона, может быть? "

Эни мановением руки удалила… да нет, разогнала всех "встречантов", задержав при себе лишь Фетмена и Брандиса. Одежда одеждой, здесь в своих способностях и возможностях она не сомневалась, но до официального приема во дворце ей хотелось взглянуть на тутошних в их, так сказать, естественной обстановке. Да и самой оценить степень интегрированности имперцев и здешних аристократов ей казалось не лишним.

– Господа! – сказала она, с картинным изяществом прикрывая ладошкой нарочито зевающий рот. – Я намерена сейчас немного отдохнуть с дороги, а потом совершить ознакомительную экскьюшн по здешним подземным румам.

Оба собеседника немедленно вскочили в похвальном стремлении бежать, исполнять и всячески споспешествовать, но Эни все тем же мановением руки отправила их обратно на стулья.

– Нет-нет, сэры. Ничего такого не нужно. Никакой помпы. Напротив того, я желала бы прогулки инкогнито без какого бы то ни было сопровождения с вашей стороны и даже без охраны, охрана у меня своя.

Оба конфидента растерянно переглянулись.

– Я хочу быть неузнаваемой, по крайней мере, формально, – пояснила Эни.

– Что значит "формально"? – окончательно растерялся Фетмен.

– Леди Боди, по-видимому, имеет в виду отсутствие повышенного внимания к ее особе со стороны окружающих, при сохранении оными максимальной естественности поведения, – вмешался догадливый Брандис.

– Вот именно отсутствие при сохранении, – восхитилась Эни.

– Но как такое возможно? – недоумевал Фетмен.

– Очень даже возможно, – настаивал Брандис. – Можно обеспечить инкогнито вовсе даже и не формально. Позвольте я поясню. Дело в том, что высшее общество планеты, включая даже особ королевской крови, всегда умирало от любопытства по поводу подземной имперской жизни. Побывать здесь, "внизу" и приобщиться для наших аристократов высший шик, предмет гордости и чванства. Потом у себя по салонам они станут шепотом бахвалиться, как вкушали в имперских подземных барах потрясающие "дринки", хотя любые самые лучшие имперские болтушки по сравнению с темницкими винами есть отвратительная бурда, простите, Леди Боди, если я задел Ваши чувства.

– Какие глупости! Вовсе Вы никак меня не задели, чем тут задевать, продолжайте, я Вас внимательно слушаю.

– Так вот. Для высших слоев темницкого общества такие экскурсии устраиваем мы, канцелярия сэра Наместника, с личного разрешения сэра Советника от Информации, разумеется. Ну, а прочий высший свет устраивается, как может. Охрана на этом имеет свой гешефт, что на местном языке означает то же самое, что бизнес, если по-имперски. И делается это так. Посещант или, если хотите, экскурсант надевает одежду, максимально приближенную к имперской, напяливает на лицо маску, подобную тем, в которых аристократы пускаются во все тяжкие в Вуппертале, и всё, его личное инкогнито гарантировано.

– Как же так? – Эни сделала большие глаза. – Если на человеке маска, сразу ясно, что он не имперец, а лемур с поверхности.

– Ничего подобного! – Брандис вздернул кверху указательный палец и с наслаждением улыбнулся. – Дело в том, что среди темницких имперцев подобные одеяния давно уже вошли в моду и вовсю используются, и здесь, внизу используются, и наверху в Вуппертале. Допустим, вы какой-нибудь сотрудник ордена, служитель космопорта или яйцеголовый, который от скуки и дисциплины уже готов лезть на стену…

– Ага, ага, – протянула Эни с восхищением, – понимаю… или чиновнику канцелярии сэра Наместника обрыдло возиться с бумажками, и он решил слегка встряхнуться?

– Или так, – невозмутимо кивнул головой Брандис. – Этот предпринимант рядится под высокопоставленного лемура и тоже пускается именно во все тяжкие. Он прекрасно знает, что любой вышибала, любой жандарм при всей своей биопьей тупости тысячу раз подумает, прежде чем решится на какие-то действия против человека в маске. Так что если особо не зарываться, можно вдоволь накуролесить и наадреналиниться на целый месяц вперед. Я сейчас распоряжусь, и Вам доставят такую маску.

– Этого совсем не нужно, – отмахнулась Эни. – Я понимаю, о чем Вы говорите. Среди Ваших голографий были дамы в масках в соответствующих положениях или, как бы это сказать… позициях. Будьте добры опространствить мне план подземных румов и можете быть свободными.

Оба мужчины уже покидали апартаменты, когда Брандис повернулся и, помявшись, сказал:

– Не сочтите за бестактность и назойливость, леди Боди, но… юрисдикция сэра Советника от Информации заканчивается на предпоследней станции подземки. Ни сэр Фетмен, ни, тем более, я не знаем, что находится за ее порталами. Тамошняя охрана подчиняется Его Величию лично. Может быть, и даже, скорее всего, Вас это никак не смущает… и все такое… но я обязан сказать Вам, что связи с этой станцией не имеет даже охранная ала планеты, так что передать им сведения о столь высокопоставленной посещантке и, следовательно, обеспечить нужный уровень безопасности, мы не имеем возможности.

Понятненько, – сказала себе Эни, глядя вслед выходящим, – так вот куда упрятал сдохлый всегда правый труп любовницу Рекса! – и сама себе удивилась: впервые за все время знакомства она подумала о Сурие Бюллер с чем-то, напоминающим сочувствие.

5

Заглянув в карточку вин, фантом-Эни весело хмыкнула: третьим в списке значилось азерское "Лярюс". Фетмен, что ли, сибаритствует? Эни подняла на официанта смеющиеся глаза:

– К такому вину полагался бы хобот элефанта.

– Прикажете подать? – вышколенный официант и ухом не повел.

– Да, разумеется, – сказала Эни и рассеянно огляделась. Ну, вот и как было не пожалеть снова, что присутствуешь здесь не в истинном теле? Хотя, с другой стороны, вряд ли на Темной готовили хобот так же вкусно, как на Азере, так что очень уж сожалеть об отсутствии во рту псевдотела вкусовых сосочков, может быть, и не стоило.

Эни сидела в ресторан-руме при центральном фехтовальном зале, где вкушанты могли в промежутках между вкушениями от материальных благ мира сего насладиться зрелищем парных и групповых схваток на его многочисленных дорожках и рингах. Столика максимально удобного, но расположенного в отдалении от шумных вкушантов, за переполненностью зала Эни получить не удалось, но опытный мэтр ухитрился устроить ее вполне пристойно: столик оказался расположен прямо против центральной фехтовальной дорожки, охрана размещена рядом, официант содрогался от желания бежать и исполнять.

В зале, как и предсказывал Брандис, оказалось довольно вкушантов в масках, причем сама Эни, как ей казалось, могла с легкостью отличить людей с поверхности от настоящих имперцев… впрочем, она вполне отдавала себе отчет, что это могла быть сплошная кажимость.

Вкушанты пили, ели и шумно веселились. Особенно в этом смысле отличалась одна компания в масках, от Эни отделявшаяся только столиком ее охраны. Вопросами приличий компания не заморочивалась, голосов понижать не желала, так что Эни пришлось резко понизить порог восприятия псевдотелом звуковых колебаний. Конечно, можно было бы веселье шумной компании несколько и поумерить, но Эни пока не хотела обращать на себя излишнего внимания.

Голоса компании продолжали до Эни долетать, слова были вполне различимы, но штопорами в уши уже не ввинчивались… что, собственно, от них и требовалось, потому как потренировать свою наблюдательность и дедукцию Эни была совсем не прочь.

Обе шлюшки на аристократок ни в коей мере не тянули и, похоже, были имперками. Одна из них, обладательница выдающегося бюста, судя по лексикону и специфичности выражений, принадлежала к сословию яйцеголовых, вторая была типичной представительницей офисного планктона, скорее всего, секретаршей или "манагершей" из мелких. А вот с мужчинами все было совсем не так ясно. По крайней мере, один из трех на имперца был похож не слишком, скорее уж, если судить по тщательно рассмотренным ею Брандисовым голограммам, он смахивал на тутошнего чинского или бразилского аристократа. Говорили они все на космолингве, и был у этого характерный акцент, да и в фехтовании он, судя по комментариям к боям, разбирался на порядок лучше своих совкушантов, как бы они ни пыжились и ни старались соответствовать.

Сама Эни никогда не занималась фехтованием, однако соответствующая программа была в нее в свое время заложена, так что смотреть схватки она могла с полным знанием дела. Она и смотрела, поскольку на центральной дорожке правил бал и даже царил все тот же вездесущий маркграф Брандис. Она, собственно, и обосновалась здесь, в ресторане, только увидев его через стеклянную стену рума. Очень уж вдруг захотелось ей поглядеть, каков он, сэр натуральный маркиз, в естественной среде обитания?

– Опаньки! – грудастая деваха в маске, на взгляд Эни, самая нахальная из соседей – вкушантов, даже присвистнула и по-гурмански покрутила головой. – Сейчас будет нечто особенное. Зрелище для богов.

– Почему Вы так решили, Анабель? – чинец чуть ли не зарывался в грудь девахе своей носатой маской.

– Для Вас я Аба, друг мой, смотрите же, смотрите, – и она принялась тыкать вилкой в сторону центральной фехтовальной дорожки.

Равномерный гул от разговоров в зале, между тем, быстро стихал, зато поднялся скрип от стульев – окружающие вкушанты за всеми столиками ресторана принялись устраиваться так, чтобы иметь в поле зрения именно центральную фехтовальную дорожку.

На дорожке в картинной позе с палашом в одной руке и фехтовальной маской в другой рисовался перед публикой сэр Брандис, владетельный маркграф Суомский, а рядом с дорожкой, скинувши свои малиновые камзолы и наслаждаясь всеобщим вниманием, неторопливо облачались в фехтовальные жилеты сразу два гвардейских офицера.

– Этот сэр собирается драться сразу с двумя гвардейцами? – удивился чинец.

– Он еще и не то может, – хихикнула вторая девица. – Это же капитан Брандис, офицер для особых поручений сэра Наместника, выдающаяся личность, доложу я вам, и тот еще ходок по бабам! Он тут у нас недавно заделался…

– А вот этого не надо! – неожиданно строгим голосом перебила подругу грудастая Аба. – Не надо обсуждать сэра Брандиса в таком аспекте.

– Знаешь, моя милая, – взвилась подруга, – я уж как-нибудь сама разберусь, что мне надо, а что не надо!

Но грудастая Аба не дала себя затюкать.

– Лили! – сказала она с железной несгибаемостью в голосе. – Мы, кажется, наметили ба-альшую программу совместных развлечений на после обеда? Ты же не хочешь, чтобы наша компания сократилась в числе хотя бы на одного… гхм… мужского члена? А если сэр Брандис почувствует себя оскорбленным, мы можем лишиться не одного, а разом всех трех.

Мужчины за столом растерянно переглянулись, а подруга, не вполне укрощенная, все еще пыталась возражать.

– Во-первых, мы далеко и он нас не слышит. А во-вторых, мы в масках. Откуда ему знать…

– Брандису?! – поразилась грудастая Аба. – Ну, ты, подруга, даешь! Нет-нет, друзья, смотрите, пейте, восхищайтесь боем, восхищайтесь обедом, но не суйте носы в дела сэра… маркграфа Суомского. Мне бы хотелось, чтобы в нашем времяпрепровождении все шло по намеченному сценарию, лесбийские игры меня не прельщают.

Что ж, – подумала Эни, – репутация у сэра старшего братца впечатляющая.

Гвардейцы на дорожке атаковали Брандиса с поразительной быстротой и синхронностью, причем правый нанес фронтальный укол в область сердца, а левый, дравшийся в левосторонней стойке, рубящий удар сбоку в бедро. Несмотря на стремительность и точность, оба гвардейца цели своей достичь не смогли. Рубящий удар встретил на своем пути пустоту, а укол Брандисом был парирован с захватом лезвия через скрестье гарды, так что гвардеец еле сумел удержать палаш в руках. Чинец взвизгнул от восторга. Зал зааплодировал.

В дальнейшем схватка представляла собой захватывающую и поразительную по красоте череду выпадов и пируэтов, ничуть не уступающих в изяществе самым выразительным и прекрасным "па де труа" или, там, "фуэте" каким-нибудь из придворных балетов… насколько Эни могла судить, конечно, по крупнобюджетным телетаксерным костюмным сериалам из жизни всевозможных древних Луёв и прочих султанов. Эни вполне отдавала себе отчет в том, что нынешний третьеимперский гламур, к которому она принадлежала во всех своих ипостасях, отличался от быдла разве что тем, что на светских тусовках "Задница" и "Трусики" исполнялись лабухами вживую, а для гидропонщиков они же лабались третьесортными фантомами. Музыка и танцы были одни и те же, что касается изящества пресловутых "па" лабуховых подтанцовок, то представляли собою эти самые "па" простую имитацию разных поз и фаз полового акта, исполняемую даже если и вживую, то – уж, не обессудьте! – с доступной подтанцовке степенью мастерства и выразительности. Выше головы не прыгнешь.

Окончание схватки сопровождалось бурными аплодисментами, какие-то восторженные почитательницы из числа вкушанток, не видные Эни за дальностью расположения их столика, даже кричали "браво! " и – с ума сойти! – порывались кидать в "сражантов" собственное наферамоненное нижнее бельишко… впрочем, порывы эти немедленно и непреклонно пресекались здешней обслугой. И вдруг все вопли прекратились как по мановению жезла верховного мага Осирсета из "Планеты пирамид", а головы всех присутствующих повернулись к дверям. В дверях стоял высокий блондин, оглядывавший зал горделивым и даже каким-то орлиным взором. Все сражавшиеся на фехтовальных дорожках прекратили бои и оружием отсалютовали вошедшему. Что касается Брандиса, то он отбросил в сторону свой палаш, который, впрочем, был тут же подхвачен секундантами, обслуживающими центральную дорожку, и, раскрыв объятия, устремился навстречу вошедшему с воплем: "Генрик, дорогой друг, я уж и не чаял увидеть Вас сегодня в зале! "

Генрик?! Но ведь так звали этого, который "юное дарование"? Эни похлопала глазами и даже потрясла в изумлении головой. Впрочем, когда она дала себе труд вглядеться – для чего пришлось задействовать встроенную в псевдотело систему трансфокации зрения и перевести глазную оптику в режим телеобъектива – она увидела, что это был именно тот самый хитрозадый жук, автор знаменитого хита "Ваше Величие". Однако сейчас это был совсем другой человек. И дело отнюдь не в том, что из брюнета он превратился в блондина. Сильный, жесткий, о-очень уверенный в себе человек с точными, выверенными движениями фехтовальщика, на своей суровой роже он нес такое выражение, что – ах, ты, сволочь!.. Впрочем, – одернула себя Эни, – что это ты завелась, подруга? Не о том бы тебе сейчас думать, как других гнобить, а вовсе даже наоборот, союзников тебе, суровая, надо бы поискать. И тут Эни невольно обратила внимание на некую возню и энергичное злое перешептывание за столом вкушантов в масках. Грудастая Аба, съеживаясь и пригибаясь, пыталась спрятать свои роскошные телеса за собутыльниками.

– Прикройте меня, ежей вам в задницы! Если он меня узнает – кердык, не быть мне начальницей отдела, и стажировка в Старых Мирах плакала, и вообще кранты карьере.

– Да что же он у вас монстр, что ли, какой? – удивлялся чинец.

– Там разбирайся, монстр или кто. Он на меня и без того последнее время поглядывает подозрительно, что уж ему привиделось, не знаю.

– Так-таки и не знаешь? – плутовато скривилась подруга.

– Хоть убей, – отвечала Аба. – Конечно, есть за мной грешки. А то за тобой нету, безгрешных людей не бывает. Но что за компромат конкретно ему на меня подсунули и кто, не знаю. Может, Карлуша Виддер расстарался, я тут как-то попробовала его в постель затащить? Как бы нам смыться отсюда, мужики? Придумайте что-нибудь. Если он меня здесь увидит, да еще в маске, да еще с аристократами – иностранцами, тушите свет!

– Сидите тихо, чувырлы, – зашипел вдруг чинец с неожиданной злостью, куда только подевались его знаменитый акцент вместе с чопорной вежливостью. – Осторожнее надо быть, если уж намыливаешься устроиться под начальника. Сейчас они с Брандисом сойдутся на дорожке, и не с палашами, с рапирами. И им, и всем вокруг будет не до нас, тогда и уйдем потихоньку.

– А тебе, приятель, я вот что скажу, – окрысилась грудастая красуля. – Я уже дважды видела, как ты с Жанеткой, Генриковой подстилкой-порученкой, по углам зажимался и ворковал. Смотри-и! По лезвию ходишь. Если он что узнает, мало не покажется ни ей, ни тебе.

Слушать дальше этот разговор не было никакого резона. Тем более что там, внизу, экипируясь для боя на рапирах, о чем-то шептались Брандис с высоколобым актуализатором, и лица у них были… Эни мгновенно перестроила звуковые рецепторы на остронаправленные микрофоны – и расстояние, и шепот сэров дуэлянтов препятствием для нее, разумеется, тут же быть перестали.

– …нет-нет, дорогой друг, данные таковы, что совсем не требуют подгонки и, тем более, фальсификации, – с благоговейной дрожью в голосе излагал актуализатор. – Да я бы никогда и не решился на что-то подобное, имея дело со столь значительной личностью, как Леди Боди. Это замечательная женщина. С моего бугорка мне судить, конечно, очень трудно, но по масштабам личности она… Во всяком случае, подобный трепет я до сих пор испытывал только перед одним человеком, перед Кулакоффом. Поймите меня правильно, дорогой друг, не испуг, нет. Именно трепет, который испытываешь… ну, я даже не знаю! Я напрягаю все свои возможности, чтобы быть готовым к следующей задаче, которую Леди Боди мне, возможно, поставит. Думаю, что и канцелярии сэра Наместника надо быть к этой задаче готовой.

– Что за задачу Вы имеете в виду, друг мой? – насторожился Брандис.

– Операцию на клонбоди, сэр, что же еще? Я не знаю, как далеко зашло в объекте образование новой личности, но готовым надо быть к худшему варианту. Возможно, леди Боди и приехала, чтобы посмотреть на нашу готовность. Я подготовил список всего, что мне для этого может понадобиться и немедленно передал его Наместнику. Включайтесь в работу, дорогой друг, включайтесь немедленно. Мы с Вами хоть и не являемся адептами первых дней, но задачи, стоящие перед нами головокружительно сложны, и мы должны оказаться на высоте этих задач. Кстати, уверен, что курировать нашу с Вами работу в решительный момент будет именно Леди Боди… ах, какая женщина, какая женщина, мечта идиота! Голова идет кругом! Красива, умна. Значительна. Что бы она ни говорила, поневоле хочется кивать головой и сразу же соглашаться. А уж за право хотя бы раз в жизни целовать ее ноги я, кажется, жизнь готов отдать.

– Да, дорогой друг, Вы правы. Ах, как Вы правы! Когда вчера я увидел ее на экране, то невольно титуловал ее "светлостью" И я вовсе не льстил, уверяю. Называть ее иначе не поворачивается язык. Кстати, дорогой друг, какой титул дали бы ей Вы? Попробуйте, у Вас это прекрасно получается. Ведь это Вам принадлежит авторство как титула "Ваше Величие", так и его новейшей разновидности "Ваше Божественное Величие"?

– Как я титуловал бы леди Боди? – Генрик на секунду задумался и тут же выпалил: – Ваша Блистательность!

– Гениально! – возопил Брандис во весь голос. Эни хмыкнула, покрутила головой, поднялась и решительно направилась к выходу. Чего уж там, если быть честной с самой собой, то следовало признать, что она примеряла к себе при Координаторе ту же самую роль – пусть вначале и не вполне осознано, согласна… – да, именно ту же самую, что играет при Рексе Кулакофф. И, судя по услышанному, не одна она этим занималась. Но подобное отношение к ее телу, чего уж там, если откровенно, захватанной бесчисленным множеством мужских рук разменной монете, потрясло Эни настолько, что у нее подозрительно задергался нос, а к глазам – тушите свет! – подступили слезы… расчувствовалась, куррррва.

Эни нетерпеливо тряхнула головой, вышвыривая из себя все и всяческие эмоции. За неполные два дня, что ей довелось сейчас провести на орбите и на самой планете, она узнала так много наиважнейших новостей, так много передумала и сделала столь важные выводы и умозаключения, что их надо было как можно скорее передать себе в истинное тело. И еще надо было продумать, каким образом можно с максимальной эффективностью использовать восторженное к себе отношение этих двух незаурядных… да что там, выдающихся, именно выдающихся представителей противоположного пола. Она была полностью уверена, что все проявления почтения, восторга и даже обожания с их стороны вполне искренни. Конечно, они могли предполагать и даже знать, что она сидит здесь, в зале, но уж остроту ее органов чувств нормальному человеку даже и вообразить себе было невозможно… Откуда Эни было знать, что псевдотела той серии, к которой принадлежали фантомы Координатора и ее собственный, были разработаны Генриком? Его собственный фантом, кстати сказать, был даже чуточку более продвинутым.

6

Сэр Юрген Макрослип был дерганным, суетливым, то и дело потирал руки и не смотрел в глаза. Конечно, Эни должна была бы обратить самое пристальное внимание на эти странности в его поведении, и – как довольно быстро выяснилось – не сделала она этого напрасно.

Не произошло этого только потому, что сведения, полученные от фантома с Темной, всецело захватили ее внимание. Уж очень плотно они сопрягались с размышлениями в истинном теле. Да! Похоже, она совершенно излечилась от своей слепой, нерассуждающей и даже безрассудной любви к Всегда Правому за несуществованием самого предмета обожания. Сэр Координато-ор! Дорогой и до мокрых трусиков обожаемый, ау-у! Где ты? Нет тебя, а следовательно, по твоей собственной логике, и проблемы тоже нет. Она, Эни, делала все возможное и невозможное по высказанным и невысказанным приказам… чьим?.. Даже убила собственноручно. Убила просто исходя из интересов… чьих?.. На что мерзкой личностью была она в бытность свою мамой Лайзой, но тогда она потворствовала, по крайней мере, пусть и вздорным, но собственным желаниям, а не капризам свихнувшегося фантома. Ужас, если задуматься.

Ночами она спала по-прежнему плохо. К уже привычному кошмару с насильником-кенгуром добавилась откусываемая голова, а потом и еще нечто, "свеженькое". Из мутной, грязной, желеобразной черноты выплывало перепуганное лицо с жалкой, растерянной улыбкой. Впрочем, собственно, лицо, как таковое, она видела смутно. Одни глаза, полные надежды на спасение, и медленно приближающуюся к этому лицу хищную ядовитую иглу. Игла втыкалась в глаз, глаз лопался как воздушный шарик и… все ее кошмары кончались одинаково, но этот был особенно мерзким, потому что застывший взрыв этого глаза продолжал торчать перед нею и после пробуждения. Но что ее окончательно добивало, так это бессмысленное, дикое, абсолютно иррациональное чувство обиды, сопровождавшее пробуждение – ну, как же, тогда, в кошмарной яви, она стреляла не в глаз, а в синяк под глазом.

Ты убила, говорила она себе с отвращением, ты убила ради кого… этого?.. даже труп его давно сгнил! От него вообще ничего не осталось, кроме суматошного мельтешения электронов. И теперь гнусная эфемерная электронность не желает рассматривать ее, Эни, даже в качестве сколько-нибудь постоянной сексподстилки и спермоплевательницы для своих, пока еще всего лишь планируемых, материальных воплощений… какая мерзость! Какая мерзость вся наша жизнь! Да нет, это даже не мерзость, не ужас, нет в человеческом языке такого слова, такого ругательства, каким можно было бы подобную жизнь хоть как-то называть. Когда-то Труп сказал ей, что секс есть смысл, цель и способ существования белковых тел, чему она – вот дура! – много и с удовольствием смеялась. И теперь ей предстояло на собственной шкуре испытать, что это значит для всесильного бога… Темного бога, уточнила она себе, подумав, почему-то, о Рексе. Да уж, тому же Кулакоффу перед подобными проблемами вставать не приходится. Что они там понимают в жизни на своей провинциальной домашней ласковой Азере?

Сейчас она удивлялась себе самой: Труп, помнится, ничего от нее не скрывал. Еще при первой встрече по возвращении ее с Азеры он прямым текстом говорил о намерении заняться анализом качества секса – вот сволочь! – пребывая в самых различных белковых телах. Он рассуждал о "чистоте эксперимента". Он даже и не думал скрывать, что для поддержания этой самой чистоты объектом сексуальных экспериментов предстоит стать именно ей, Эни Боди. Ну, как же! Мерзавец трахал ее с незапамятных времен. Когда он впервые овладел ею, ее и девушкой-то назвать было бы чудовищным преувеличением. Так что в двух телах – девчачьем и девичьем он ее имел. Сейчас у нее третье. Так что у сволочного естествоиспытателя богатейшая база для сравнения уже имеется, а что-то еще будет! Это ей будут откусывать голову кенгуры, это она будет умирать под гамадрилами, элефантами, пауками. Это ей предстоит воскресать снова и снова для новых мучений… вот она та вечность, которой он намерен одарить свою верную "суку". Этой вечности он предлагает ей радоваться, этой вечности умиляться. Да и с чего она взяла, что будет умирать для его наслаждений только в собственном, человеческом теле? Конечно, он – исходя все из той же чистоты эксперимента – прикажет ее инсталлировать во всяких и всяческих самок, которых и будет вдумчиво трахать с откусыванием голов, раздиранием животов и обрыванием лап вместе с хвостами. Какое высокое, какое божественное предназначение! Плачь от умиления и ликуй… дура!