Цена верности

Наслаждаясь сладостным чувством сбывшейся мечты, хранитель шагнул к двери высокого здания, и в этот момент его плеча коснулась крепкая рука. Обернувшись, Севен увидел позади льветессу, по-прежнему сокрытую вуалью. Она игриво склонила голову, словно собираясь что-то спросить, и неожиданно ударила его по лицу.

– Что ты делаешь? – вскрикнул Хеалс, не понимая причины, а аристократка уже заносила руку для нового удара.

– Просыпайся парень! Ты помер что ли? – произнесла льветесса хриплым голосом, и опустила ладонь.

Севен зажмурился, принимая удар хрупкой, но сильной руки, а когда открыл глаза, городка, башни и девушки уже не было. Львет лежал за решеткой камеры на камнях, холод которых ощущался через тонкий слой подгнившей соломы, а над ним нависали лица троих очень грязных рыбаков в лохмотьях.

Хеалс медленно переводил изучающий взгляд с одного лица на другое и чувствовал, как изнутри начинает подкатывать ком тошноты. У одного рыбака с вытянутой мордой, покрытой шрамами и лишенной волос, дергался глаз, а вторым он не видел совсем. Зрачок белого цвета очень красноречиво говорил о частичной слепоте кота. Второй львет сидел с механическим протезом вместо руки, и с высунутого на сторону языка капала вязкая слюна, а третий оказался с обожжённым лицом, на котором вместо глаз зияли темные провалы. Как раз он то и тряс хранителя за плечо, раздавая ему пощечины.

– Уйди! – отмахнулся от него Севен и ужаснулся, не узнавая свой голос.

От сквозившего в нем бархатного оттенка ни осталось и следа, а вырвавшееся слово было скрипучим словно поворот несмазанного колеса.

– Говори тише, парень, – ответил ему слепец. – Они вышли, но скоро вернуться. Скажи, стоит ли ждать помощь?

Хеалс выслушал слова рыбака и застонал. Теперь понимание затопило его разум, наполняя горечью. Выполненная миссия и башня командующего оказалась всего лишь сном, а он попался из-за собственной самоуверенности. Тот сверхбыстрый аристократ с легкостью вышиб из него дух, не обращая внимания на все мастерство Хеалса. Нужно было сразу выбираться с завода и вызывать помощь других хранителей, а не лезть под землю с мыслями о геройстве.

– Тише, тише, парень, сильно тебя потрепал этот здоровяк. Нам в свое время тоже досталось. Ты пока полежи, безумец влил в тебя одно из своих поил, так что скоро сможешь встать. Только скажи, стоит ли ждать рыцарей на выручку? Работать до конца своих дней в колониях всяко лучше, чем подохнуть в этой вшивой камере, после очередной алхимической бодяги.

Севен посмотрел на лица рыбаков, ожидающих услышать добрые новости, но их не было. Никто кроме Первого рыцаря и нескольких хранителей не знал, куда отправился Хеалс, и хотя он верил, что второе лицо ордена не бросит в беде собрата, надежды в том, что его смогут найти под землей, были не так уж и велики. Хотя огорчать льветов рыцарь не собирался и попытался подсунуть туманный ответ.

– Если меня не смогут найти, сюда прилетят другие. Они спасут нас, как только обнаружат вход в подземелье.

На глазах Хеалса лица рыбаков омрачились скорбью и смирением. Не такой реакции он ожидал после своих слов, поэтому нашел в себе силы подняться и прислонился спиной к холодной стене камеры. Рыцарь опасался сокамерников и не знал чего можно от них ждать.

Слепой медленно качал головой и, ударив кулаками по гнилой соломе, поморщился от боли.

– Нас не найдут. Уже многие пытались это сделать, и ты первый кому улыбнулась удача, если это можно так назвать. Клан слишком ценит раскопки, чтобы отдать подземелья в руки ордена. Скорее всего, всех с кем ты говорил в поселке, уже прирезали или заставили молчать иначе. Надеяться не на что.

Хеалс склонил голову, нехотя принимая позицию слепого. Получив ответ, рыбаки расползлись по тёмным углам камеры. Как бы, не печально прозвучали слова пленника, он был прав и Севен понимал это. Только вера в Первого рыцаря пока не оставила хранителя и маленькая надежда на поисковый отряд.

Вскоре, в лабораторию вернулись аристократ и чумазый алхимик. Севен продолжал сидеть в своем углу, но сразу понял это, по раздавшимся в комнате шагам и боязливом перешептывании рыбаков. Он осторожно поднялся на ноги, приготовившись почувствовать боль сломанных ребер после драки с аристократом, но в теле была только усталость.

Теперь ничего не напоминало о недавнем сражении, а кроме больного горла, отсутствовали другие признаки повреждений. В подобной ситуации хрипота была не сильно критичной, поэтому Севен постарался не обращать внимания на ожог. Еще Хеалс удивился наличию всей своей одежды, за исключением оружейного пояса. Находиться в добротных вещах было приятнее, чем сидеть тут в вонючем полушубке. Правда, все вшитые в ткань заначки пропали.

Немного определившись со своим положением, хранитель решил послушать о чем говорят ученый с аристократом и, набрав воздуха в легкие, сделал первый шаг по направлению к решетке. Голова тут же закружилась, но рыцарь устоял и выпрямился, облокотившись на стену. Вскоре дурнота прошла и Севен, волоча ноги по соломе, подошел к прутьям вплотную.

Из-за колонны было видно только половину лаборатории, но сейчас оба львета, посадившие рыцаря в клетку, находились на виду. Они что-то тихо обсуждали возле стеклянных витрин и ящиков с различным антикварным хламом, а здоровяк крутил в руках непонятный диск, похожий на паука. Судя по жестам и мимике, аристократ требовал от алхимика что-то сделать с этим прибором, а тот отрицательно качал головой, не соглашаясь.

Льветы не смотрели в сторону клетки, поэтому Севен осмотрелся и заметил свое снаряжение. Сабля и метатель лежали возле шкафа, где аристократ хранил оружие. Нужно было придумать, как выбраться наружу, когда алхимик и здоровяк снова уйдут.

– Отойди от прутьев, – прошипел слепой рыбак и Хеалс удивленно на него посмотрел, не понимая, как коту удалось определить, где он стоит.

– Помолчи, пусть лучше его заберут на следующее испытание, а не одного из нас, – пробурчал львет с железной рукой, а нервный кот с порезанным лицом, заскулил, бормоча непонятные слова.

Хеалс молча посмотрел на рыбаков и вернулся к своему наблюдению. Льветы продолжали разговаривать. Правда, аристократ уже вернул похожую на паука вещь под стекло витрины и с недовольным видом выслушивал визгливый монолог алхимика, который яростно размахивал руками, помогая себе выговориться.

Неожиданно здоровяк поднял глаза и посмотрел прямо на Севена. Хеалс моргнул от неожиданности, а силуэт аристократа сразу немного смазался и через пару ударов сердца, он уже стоял возле решётки.

Хранитель отшатнулся, ощетинившись оскалом. Он по-прежнему не понимал, как здоровяк может так быстро перемещаться.

Аристократ, тем временем, с интересом его рассматривал, причмокивая губами. Бранившийся Пузырёк приблизился к нему сзади и тоже заглянул в камеру, после чего расплылся в довольной улыбке, радостно потирая руки.

– Что скажешь? По-моему твое зелье неплохо сработало на рыцаре? – потирая подбородок, спокойно произнес аристократ.

– Это великолепно! – воскликнул Пузырёк, прыгая с одной ноги на другую. – Всего два дня, а он уже на ногах! Хи-хи-хи! Я испытаю на нем все новые зелья! Это гораздо лучший материал, чем вонючие рыбаки!

– Эй, хранитель, – окрикнул Хеалса аристократ, – быстро скажи несколько любых слов!

– Да вшей тебе в гриву, выродок, – огрызнулся рыцарь скрипевшим голосом и закашлялся из-за обострившейся боли в горле.

– Как я вижу зелье еще не идеально. По крайней мере, мне не хочется использовать такое для собственной регенерации и лишиться языка. Придётся тебе еще поработать, – заключил здоровяк.

– Да я все уже пробовал! Это лучший вариант! Не нравится, не пей, а работы и без этого много. Если не сложно, вытащи хранителя из клетки, хочу попробовать на нем пару штуковин.

Аристократ с недовольством посмотрел на алхимика, но не стал ничего говорить и молча открыл замок камеры. Рыбаки сразу притихли, а Хеалс бросился на здоровяка, пытаясь дотянуться зубами до горла. Только могучая рука львета перехватила рыцаря на середине пути.

Здоровяк повалил Севена на пол и, бесцеремонно ухватив за шиворот плаща, потащил к операционному столу. Ткань больно врезалась в горло и Хеалс начал задыхаться. Он сучил ногами по полу, пытаясь подтянуться и снять напряжение, но ноги еще плохо слушались львета. Вскоре все закончилось, и аристократ забросил рыцаря на операционный стол.

Алхимик радостно прыгал вокруг них, хлопая в ладоши, пока здоровяк пытался пристегнуть ремнями извивающегося Хранителя.

Удерживая Хеалса одной рукой, второй аристократ потянулся за креплением, и рыцарь воспользовался подвернувшимся шансом. Он уже давно заметил скальпель, лежащий на подносе возле стола и, выгадав момент, схватил инструмент, собираясь всадить в шею громилы. Его задумка почти осуществилась, но в последний момент здоровяк разгадал план Хеалса и вновь ускорился, превратившись в смазанное пятно.

Вместо горла тонкое лезвие скальпеля вошло ему в плечо, и львет взвыл, схватившись за рану. Только она не сильно навредила здоровяку, зато всколыхнула его ненависть. Хеалс ужаснулся от вспыхнувшей в глазах аристократа ярости, а потом кулак стремительно опустился на лицо хранителя и Севен потерял сознание.

В следующий раз Хеалс очнулся через несколько дней, все в той же камере. Алхимик вновь накачал Севена своими зельями, и он чувствовал себя просто прескверно. Голова раскалывалась от распирающей изнутри боли, сердце бешено колотилось, а под когтями ныло, словно туда втыкали иголки.

С трудом поднявшись на локтях, Хеалс с сожалением осмотрел превратившуюся в лохмотья одежду. Видимо Пузырёк не стал раздевать львета и просто срезал ткань в местах, которые ему были нужны, но для чего, Севен предпочитал не думать. Рыбаки все так же сидели по своим углам, а слепой протянул хранителю жестяную миску, в которой плавала желтая баланда с непонятными серыми кусками.

При виде еды, хотя назвать жидкость в миске этим словом и было затруднительно, в животе хранителя требовательно заурчало, и Хеалс принял блюдо у рыбака, прохрипев благодарность. Из тарелки сильно воняло тухлятиной, но рыцарь не ел уже несколько дней и живот упрямо требовал пищи. Свыкшись с необходимостью заглотить это поило, хранитель зажмурился и влил в горло помои, едва не захлебнувшись от отвратительности.

Правда, откашлявшись, Хеалс понял, что не все так плохо. Вкуса он не почувствовал, и ощущение было словно он выпил сырое яйцо. Севен подумал, что скорее всего это негативный эффект от зелья Пузырька, с помощью которого он вылечил тело рыцаря после драки с аристократом. Восстановитель, конечно, был бы намного лучше, но в полевых условиях флакон с таким раствором мог спасти жизнь. Замечательное решение но, любое изобретение предстоит многократно тестировать, а для этого нужно иметь материал, в роли которого оказался хранитель.

Сидя в камере, Хеалс мечтал угадать подходящий момент и, убив аристократа, вырваться на свободу. Ему не хотелось медленно превращаться в лишенное воли существо, какими становились рыбаки, и чем дольше он будет тянуть, тем меньше сил будет оставаться. Севен подумал, что после последней попытки аристократ будет на стороже еще несколько дней, и значит нужно притворяться обессиленным некоторое время. Это может усыпить бдительность здоровяка, и тогда Хеалс планировал повторить прием со скальпелем. Всего один точный удар, и до свободы останется не так уж и много.

Так хранитель и решил действовать. Продумывая план побега, Хеалс не заметил, как постепенно заснул, и видел он не башню командующего, а свет Ак*Шири, по которому уже успел соскучиться.

Перед тем как аристократ вновь пришел за ним, Севен провел в камере несколько дней. Дважды в сутки алхимик приносил заключенным ведро помоев и льветы, зачерпнув по миске, расползались по углам, пожирать желтоватое на вид поило. За это время здоровяк забирал всех рыбаков по разу и Хеалс вздрагивал каждый раз, когда коты кричали, корчась в руках безумца.

Льветы возвращались в камеру измученные и изрезанные, не имея сил для сопротивления. Огонь надежды для них был уже утрачен. Рыбаки просто сжирали свою порцию помоев и ложились спать, скорчившись на соломе. Глядя на них, Хеалс старался убеждать себя, что никогда не превратиться в подобное существо. Ему было страшно и, стараясь не потерять уверенность в предстоящем плане, хранитель думал не о долге рыцаря, а о желании прирезать мучителей и посмотреть на их страдания. Только для этого нужно было немного подождать.

Когда аристократ пришел за Хеалсом, он не сопротивлялся и позволил здоровяку утащить себя на стол. Потом алхимик вколол Севену снотворное и начинал творить свои опыты, которых рыцарь не помнил. Так продолжалось несколько раз подряд. Хеалс не сопротивлялся, имитируя безразличие, а здоровяк просто таскал его туда-сюда, отпуская шутки по поводу слабой воли рыцаря, которого посадили в клетку. Хеалс по-прежнему не знал, что с ним делает Пузырёк, но всегда просыпался в камере, здоровым и жутко голодным, поэтому сразу же съедал очередную порцию помоев.

Постепенно его план начал претворятся в жизнь и аристократ перестал так пристально наблюдать за хранителем. Пару раз здоровяк делал так нарочно, желая проверить, не притворяется ли Хеалс и как бы невзначай оставлял возле стола кинжал и даже метатель. Вот только Севен разгадал задумку и продолжал притворяться, притупляя бдительность аристократа. Однажды это сработало.

В очередной раз, вытащив Хеалса из камеры и бросив на стол, здоровяк просто отошел к стене и уселся в кресло с книгой. Севен и раньше замечал за ним эту особенность, львет явно любил почитать, когда алхимик возиться с пленниками.

Момент был просто идеальным и как только Пузырёк приблизился со своим шприцом, Хеалс схватил скальпель и, ухватив алхимика за шею, приставил к ней лезвие.

Пузырёк завопил, призывая на помощь, а потом рассмеялся, когда хранитель воткнул в ученого его же шприц. Тело чумазого львета обмякло и, продолжая удерживать у горла безумца скальпель, рыцарь с оскалом посмотрел в сторону аристократа.

Львет даже не пошевелился и продолжал читать свою книгу.

– Слушай меня внимательно, – скрипучим голосом начал Хеалс, но здоровяк предостерегающе поднял палец, и хранитель заметил, как его глаза продолжают бегать по строкам.

Он продолжал читать, не взглянув на рыцаря.

Невозмутимость аристократа насторожила Хеалса, но не заставила отказаться от задуманного. Он медленно двинулся к стеклянным ящикам, не сводя взгляда с громилы, и потащил за собой алхимика.

Уткнувшись в стену, хранитель опустился на четвереньки и, пошарив вокруг себя, нашел искомое. Его оружейный пояс с метателем, саблей и самое главное запасными батареями. Он уже давно ждал возможности вновь взять его в руки.

Позволив себе отпустить скальпель, Хеалс быстро перезарядил метатель и направил его на аристократа, продолжая прикрываться уснувшим алхимиком.

Наконец, здоровяк устало вздохнул и, загнув уголок страницы, положил потрепанный томик со стершимся названием на подлокотник кресла. Его взгляд встретился с глазами рыцаря, и на лице львета появилась легкая улыбка.

– Прости за ожидание, просто очень интересный момент. Мне хотелось дочитать, прежде чем заняться тобой и оно того стоило. Замечательное произведение. Птица упала на дно пропасти с перебитым крылом и отчаянно пыталась оттуда выкарабкаться. В итоге, она умерла от голода. Ну, а ты меня сегодня прямо радуешь. Я ждал подобной выходки всю зиму. Почти половина цикла прошла, прежде чем ты соизволил раскрыть себя вновь.

Хеалс вздрогнул от слов аристократа как от удара. Не может быть, чтобы он провел в подземелье так много времени. Но если все правда, значит, хранители не смогли найти лабораторию и скорее всего, записали рыцаря как пропавшего без вести. Значит, он тем более не имеет права на ошибку. Нужно прорваться на поверхность самостоятельно и связаться с управлением. Единственный шанс спастись и отомстить. Слишком долго он ждал этого момента, чтобы позволить здоровяку так легко с ним справиться. Переключатель оружия быстро сменил положение с оглушения на поражение.

Через мгновение, выстрел из метателя прожог спинку кресла, опрокинув его на пол, и аристократ едва успел увернуться от заряда, бросившись за колонну. Следующим выстрелом Севен задел край его куртки и услышал тихое ругательство.

В этот раз Хеалс не собирался допускать предыдущих ошибок и не тратил всю батарею за раз, а внимательно следил за здоровяком, чтобы предугадать его следующее движение. Аристократ был слишком быстр, рыцарь собирался выстрелить на опережение, как только сможет определить маршрут. Только таким образом он мог победить, но и здоровяк не собирался подставляться под заряд так просто.

– Скажи мне, на что ты надеешься, пытаясь вырваться отсюда? – спокойно поинтересовался аристократ. – Сейчас в поселке нет ни одного хранителя и поисковой отряд, который очень хотел найти тебя, улетел не с чем. Кроме того, за этой дверью начинается настоящий лабиринт, из переходов и тоннелей в котором бродят верные мне льветы, не уступающие тебе по способностям. Это мой город, и ты не сможешь покинуть его по своему желанию.

– А вдруг смогу? – проскрипел Хеалс, не теряя бдительности. – Ты всего лишь зазнавшийся аристократ, решивший нарушить законы кодекса. Рано или поздно тебя схватят и скорее всего, казнят, не давая возможности отправиться на рудники.

Из-за колонны вылетел жакет здоровяка, и хранитель выпустил по нему заряд, реагируя на малейшее движение. Только он просчитался и за потраченное на выстрел время, аристократ успел выскочить с другой стороны и, преодолев путь до рыцаря, вырвал у него из рук оружие.

Хеалс не мог поверить в случившееся. Он сидел на холодных плитах пола и молча смотрел на стоящего над ним здоровяка, ожидая расправы. Всего пара секунд, которые он потратил на пустой выстрел и проигрыш. Севен понимал, что не сможет совладать с противником без метателя, но все равно с вызовом поднял взгляд на стоящего перед ним львета.

– Отличная попытка, – похвалил аристократ. – Весьма похвально, что ты борешься за свою жизнь, хотя в этом нет смысла. Хочу, чтобы ты знал, я лидер одного из самых влиятельных кланов столицы, Шрайс Красный коготь и бояться ордена мне не стоит. Клану известен каждый шаг рыцарей, поэтому белоплащникам никогда не удастся захватить наши посылки и выйти на логово. Так что, надеяться тебе не на что. Умрешь здесь от очередного зелья Пузырька, а тело бросят на корм рыбам.

Хеалс больше не мог слушать здоровяка, а его откровенные слова задели самолюбие рыцаря. Раньше он ни за что бы, ни поверил, что кто-то из хранителей предаст кодекс, но сейчас все казалось вполне логичным. Стало понятно, почему пропавших рыбаков не искали, а лабораторию до сих пор никто не нашел. Севен сжал кулаки от злости и безысходности, а потом с рычанием бросился на аристократа.

Удар метателем быстро обрушился на голову Севена, окончательно разрушая надежды на спасение. Он повалился на плиты, закатив глаза.

После этого жизнь львета превратилась в существование. Он окончательно превратился в узника для опытов, постепенно утрачивая себя, после каждого укола алхимика.

Учитывая его последнюю попытку сбежать, Пузырек больше не хотел становиться жертвой в собственной лаборатории. Поэтому перед тем как вытащить хранителя на операционный стол, чумазый кот вводил ему одно из своих усыпляющих зелий. Именно из-за них большую часть времени рыцарь проводил в беспамятстве и не представлял, сколько проходит времени между визитами алхимика в клетку. Единственное, что удавалось запомнить Хеалсу в небольшие проблески ясности, это заглатывание в рот очередной порции помоев, да скрип открывшейся двери, в которую за ним входят. И больше ничего.

Проснувшись однажды на прежнем месте, Хеалс не смог найти слепого, а спросив о судьбе рыбака у его собратьев, узнал, что тот не выдержал очередного зелья алхимика и испустил дух. Если верить словам льветов, то выходило, что перед смертью слепой исцарапал все лицо когтями и сам вскрыл себе горло. Видимо Пузырёк попытался вернуть рыбаку зрение, но вместо этого просто убил несчастного, и теперь его страдания прекратилась.

Вскоре Хеалс совсем перестал обращать внимание на окружающий мир. Жажда мести давно притупилась, как и надежда на спасение, а желание жить постепенно начало угасать. В небольшие моменты, когда разум ненадолго возвращался к рыцарю, он думал только о самоубийстве. Единственном способе вырваться из замкнутого круга плена. Только все это так и оставалось не более чем мыслями. Алхимик старался держать хранителя под контролем и не позволял ему ничего, кроме сна и еды.

Немного придя в себя в очередной раз, Хеалс увидел как железнорукий рыбак, вспорол себе вены наточенным краем жестяной миски и быстро истек кровью, прежде чем это заметил алхимик или аристократ. Так пленников осталось двое, но никому из них не было никакого дела до смерти сокамерника. В накатившемся на разум безумии рыбака, ровно, как и в безразличии рыцаря, было спокойно, а реальность для них стала чем-то несуществующим.

Через пару месяцев последний рыбак умер во сне и Хеалс остался один. Сколько после этого прошло времени он не знал, но просыпаясь для того чтобы заглотить очередную порцию помоев, начал отмечать, что у него отсутствует один глаз, а половина лица оказалось словно обожжена кислотой. Но боли не было, а остальное мало заботило сломленного хранителя. У Севена даже не было сил, чтобы схватить тот же скальпель и перерезать себе горло.

Просыпаясь, когда в лаборатории отсутствовали его мучители, Хеалс тихо плакал, зачастую не понимая причину своей горести. Он уже не мечтал о спасении, и забыл, как желал смерти. К этому моменту рыцарь провел в камере пять долгих циклов.

***

Громкие голоса разбудили спящего львета, некогда бывшего хранителем. Он захныкал, словно маленький котёнок, желая только покоя и, привычно потянулся за миской с помоями. Только посудина оказалась пуста. Такого не должно быть. Кормёжка всегда была в камере Хеалса и он не разу не чувствовал потребность просить еду.

С трудом разлепив единственный глаз, заплывший гноем, Севен повернул голову к решётке. Возле нее стояли двое высоких котов, голоса которых его разбудили. Один из них был аристократом, который вытаскивал Хеалса на свет, а вот второй был ему незнаком. Зато одежды гостя слепили знакомой белизной и у Севена на глазах выступили слезы. Он не помнил, почему увидеть белый плащ так важно, но душа радовалась, а такого не случалось уже очень давно. Это было приятно.

Хеалс хотел засмеяться, только вместо этого получился противный звук, похожий на скрип и бульканье.

Аристократ и незнакомец замолчали, и обратили внимание на пленника. Здоровяк, однажды назвавший себя Шрайсом, принялся показывать на львета в камере пальцем, и отчаянно жестикулировать. Его гость в ответ отрицательно качал головой, а потом аристократ просто махнул рукой и отворил решётку. Он оставил незнакомца, удалившись в свое кресло, на котором темнела жженая дыра, смутно знакомая Севену.

Дождавшись пока здоровяк усядется на стул и возьмется за книгу, гость осторожно вошел в клетку и присел рядом с почти голым льветом в грязных лохмотьях. Он внимательно осмотрел бывшего хранителя, и покачал головой, оценив общее состояние пленника.

Хеалс смотрел на незнакомца отстраненным взглядом и не понимал, зачем тот пришел. В мыслях кота боролось желание увидеть помои в своей миске и трепетная радость перед белыми одеждами, которая пугала кота. Хотелось поесть и перестать бояться. Но белый плащ был таким красивым. Хеалсу захотелось потрогать его, и рука львета осторожно потянулась к гостю. Незнакомец удивленно вскинул бровь, наблюдая за пленником, только Хеалс так и не смог коснуться белой ткани. Он увидел, насколько грязной была рука, и побоялся испачкать гостя. Снова стало страшно и захотелось поесть. Хеалс заглянул в миску и захныкал, вновь не увидев помоев.

Незнакомец нахмурился и склонился над лицом Севена, заглядывая в его единственный глаз затянутый пеленой.

– Мне сказали, ты был рыцарем. Хочешь, я заберу тебя отсюда? – спокойно произнес гость.

Когда-то Хеалс действительно хотел уйти, но что означало слово «рыцарь», он уже позабыл. Что же от него хотят? Непонятно. Перед глазами вновь всплыла миска с помоями, и кот тихо захихикал, пуская слюну.

– Ты хочешь снова стать хранителем? – настойчиво спросил незнакомец, наклонившись ближе к лицу пленника.

Слово звучало странным для Севена, но оно казалось очень родным, словно сон и еда. Возможно даже лучше них, и поэтому вызвало волну поднявшейся в душе радости. Хеалс хотел этого «хранителя» и радостно закивал, желая получить то, что так называется.

Незнакомец улыбнулся пленнику и понялся на ноги.

– Я зайду к тебе завтра. Постарайся найти немного разума, если хочешь снова вернуться в Орден.

Гость покинул клетку, и подскочивший к решетке алхимик вновь запер ее, оставляя пленника в одиночестве. Помоев так и не появилось. Без еды Севен полежал еще некоторое время, тихонько поскуливая, а потом заснул, не зная чем еще заниматься. Он крепко проспал целую ночь, хотя под землей невозможно было отслеживать время, а открыв глаз утром, почувствовал давно забытое желание, что-то сделать.