Миров двух между

Сначала они использовали таксофоны, причем Слава номер всегда набирал сам, предварительно обсудив с Сережей с кем и о чем примерно тот будет говорить. А чуть позже Слава отправил Игнатова купить мобильный телефон по объявлению, и звонили уже по месту где они встречались. Продолжалось это примерно до июня, потом Слава в какой-то момент пропал, а Сережа с моей помощью «трудоустроился» к Саше Авдееву.

Про остальные инкриминируемые ему деяния, как передача коробки с муляжом для Яриных и коробки из-под торта в квартиру Волковых, Игнатов говорил со мной всегда очень скользко. То не отрицал этого за собой, то об этих событиях говорил как бы со стороны. Но если про тот же муляж Сережа рассказывал уверенно и довольно точно описывал содержимое коробки, то про подарок в квартиру Волковых он тогда практически не проронил ни слова.

Однажды, когда я припомнил ему июньские события и то, как он неожиданно исчез от Авдеева, Сережа рассказал, что в тот день позвонил отцу и тот поведал, что в их доме обнаружили бомбу. Игнатов, беспокоясь за отца, поехал к себе домой, и уже возле дома, узнав к кому имеет отношение это происшествие, очень сильно испугался. А гораздо больший страх он ощутил, когда зайдя домой, застал отца вместе со Славой, распивающих за столом водку и обсуждающих тему бомбы в доме. Сереже ничего не оставалось, как присоединиться к ним. Игнатов-старший видел Славу уже неоднократно, считал его Сережиным приятелем, а любой гость с бутылкой в том доме всегда был желанным.

После совместной пьянки, совместно с Сережей покинув дом Игнатовых, Слава намекнул, что сегодняшнее происшествие в доме это часть их плана и нужно продолжить начатое. Игнатову пришлось рассказать, где он сейчас живет и чем занимается, но Слава сказал, что сначала они закончат дело, а уж потом Сережа будет заниматься чем хочет. А сейчас Игнатов должен жить дома и поменьше высовываться.

Игнатов-старший как раз получил пенсию, поэтому последующая неделя у Сережи прошла в запое с отцом. А потом во время вечерней вылазки в магазин он случайно столкнулся со мной, жутко огорченным последними событиями в своей жизни, и после нашего очень непродолжительного общения Игнатов вернулся в коттедж Авдеева.

Слава навестил его уже там через несколько дней, когда Саши Авдеева не было дома, и на этот раз даже одобрил новое место жительства. После этого они неоднократно встречались недалеко от коттеджа по заранее условленной договоренности, вновь звонили Голандо с телефона, который Слава приносил с собой. Игнатов в свободное время бывал у обоих родителей, а в один из визитов к матери его задержали оперативники ОБОП.

Вот, собственно, какую совокупную картину можно было представить из всех рассказов Игнатова. И это не более чем его слова. Ко всему можно добавить, по его утверждению, что он не знал о том, что Голандо имеет какое-то отношение ко мне вплоть до конца июня. А, сделав такие выводы из моих разговоров с Авдеевым, считал это обстоятельство просто совпадением. И вот в это я верю меньше всего.

Что касаемо его показаний, то, опять же с его слов, вначале он почти честно рассказал все про их отношения со Славой. Но обоповцы сказали ему, что у них есть доказательства против Трушникова, поэтому поисками Славы им заниматься некогда, а главным героем в повествовании Игнатова должен стать именно я. Сережу, по всей видимости, в этом моменте уговаривать не пришлось. Более того, у него самого появилось предположение, что Слава является моим приятелем, а их знакомство с Сережей это часть нашего общего плана.

Адвокат Иван Сытик

После пары бесед с Игнатовым и консультации с адвокатом Кучинским, я решил встретиться с Сережиным защитником по делу Иваном Дмитриевичем Сытиком. Он был уже вторым назначенным защитником, а первый, Сергей Бутусов, прекратил адвокатскую деятельность, так как был назначен мировым судьей. Хотя все его участие заключалось лишь в подписывании протоколов следственных действий, реально же, по словам Игнатова, Бутусов участия в них не принимал, и даже ни разу не побеседовал с подзащитным.

Иван Сытик подошел к делу более «по-адвокатстки». Он сразу сказал Сереже, что не работает за государственную оплату, но если Игнатов желает, то кто-нибудь из его родственников или знакомых может заключить с Сытиком договор, и тогда тот полноценно возьмется за дело. И как многие адвокаты заставляют верить своих подзащитных, так и Сережа поверил в Сытика как в панацею.

Мне нисколько не хотелось помогать Игнатову, к тому же еще оплачивать ему адвоката. Но Сережа утверждал, что настаивает на повторном допросе, а следователь с адвокатом его игнорируют. Это было со всех сторон незаконно, поэтому я и решил поговорить с Сытиком. С ним у нас оказался один общий знакомый – мой давний приятель Гена Важенин (о нем еще будет идти речь), который о Сытике отозвался с положительной стороны. Ничего дурного о своем коллеге не сказал и Кучинский. Лишь через два-три месяца выяснится, что Ваня Сытик не только завсегдатай пьянок в ОБОПе, но еще и старинный друг Голандо. Но в начале декабря 2005 года я об этом не мог даже предполагать, поэтому созвонился с ним и договорился встретиться.

Местом встречи я предложил ресторацию «У Никольского взвоза», что находится в гостинице «Сибирь». В данном месте в тот жизненный период я частенько обедал, а также встречался с людьми по каким-то делам, поэтому выбор места встречи был фактически определен по умолчанию. Правда, от обеда Иван Дмитриевич отказался, но тогда я еще не знал его как страшного любителя халявы, поэтому не удивился.

С самого начала нашей беседы с Сытиком меня преследовало ощущение, что тот знает заранее, о чем я буду говорить. Но каких-либо оснований подозревать его в сотрудничестве с ОБОПом я на тот момент не имел, иначе на многое, о чем говорил Сытик, можно было обратить внимание и сделать соответствующие выводы. А так же не было оснований проводить параллель между Сытиком и двумя хлопцами, которые сидя в зале, все время нашей беседы распивали кофе «без всего» с видом, будто абсолютно никуда не торопятся. Любой завсегдатай подобного заведения сразу определяет в зале людей, которые не вписываются в общую атмосферу. Тем более, когда эти люди очень уж напоминают оперативников, которым несвойственно находиться в обеденное время в подобном месте, и тем более несвойственно целый час молча пить кофе. Но, отметив эту парочку, как возможно знающих меня в лицо милиционеров, с нашей встречей я их не соотнес. У меня были определенные вопросы к Сытику, которые я намеревался побыстрее решить.

Я лишь хотел, чтобы он как защитник инициировал допрос своего подзащитного, при этом я не вдавался в какие-то подробности, что именно Игнатов собирается говорить. А вот Сытик напротив пытался меня образно втянуть в дело, в планирование линии защиты и иные подобные моменты. При этом он неоднократно делал акцент на том, что мы с Сережей оба являемся фигурантами уголовного дела, поэтому я являюсь основным лицом, заинтересованным в защите Игнатова.

С первых слов было ясно, что Сытик жаждет денег и готов пообещать все что угодно, лишь бы договориться на какой-то гонорар за представление интересов Игнатова. Я не стал лишать его надежд на ожидаемый доход, сказав, что после допроса Игнатова станет все более-менее ясно, но пока мы наши взаимоотношения ограничим этим. И допрос необходимо провести как можно быстрее, на что Сытик отозвался с рвением, пообещав, что сегодня же займется этим вопросом. По поводу оплаты этой его услуги, чтобы не делать никаких авансов и одновременно не заставлять его верить мне как первому встречному, я имел полномочия от нашего общего знакомого Важенина сослаться на него и дать гарантии непосредственно от его имени. На том мы с Иваном Дмитриевичем и расстались.

Правда, Сытик сразу же после нашей встречи перезвонил Гене Важенину, уточнил у него вопросы гонорара и, получив подтверждение тому, о чем я говорил, так же клятвенно заверил Гену, что сделает все, что от него требуется. Вероятней всего, в своем бурном воображении Ваня Сытик и Важенина записал в подельники Игнатова.

И забегая вперед, сразу скажу, что в следующий раз Игнатов будет давать показания лишь в судебном заседании. Ваня Сытик просто полностью саботирует защиту обвиняемого. Эта напрочь пропившая совесть личность по моральным характеристикам сравнима, пожалуй, с самим Сережей Игнатовым. Не могу сказать, какие именно интересы преследовал в этом деле Сытик, но просто из дружеских отношений с Голандо или оперативниками делать он этого бы не стал.

Размышления о «темных» делах

Декабрь 2005 года был очень богат на события. Но о них я в конкретике повествовать не буду в силу многих причин.

Во-первых, даже в то время было бы очень сложно доказать реальность всего произошедшего. И как следует из одной старинной итальянской притчи о мельнике, всегда проще обвинить и казнить человека, которого застали с ножом возле жертвы, чем искать неизвестного убийцу. Поэтому иногда лучше скрыть какое-то известное событие преступления, чем предавать его огласке, дабы не быть в нем же обвиненным.

Во-вторых, к официальному беззаконию, о чем идет речь в этой книге, те события отношение имеют лишь косвенное. Я больше чем уверен, что тот же Курмаев, «штопая белыми нитками» дело Игнатова, даже не представлял, что происходит за ширмой следствия. И, кстати, я не знаю официальной версии, почему в тот самый период руководство прокуратуры решило поменять следователя по делу, но и на этот счет у меня есть свои предположения.

Мальчика-карьериста просто вывели из-под возможного удара. Ведь любой случайный форс-мажор в следствии автоматически отразился бы на карьере Жени Курмаева.

Сейчас я попытаюсь привести пример некой абстрактной ситуации. Представьте, что длительное время определенному человеку угрожали расправой. Причем угрозы эти озвучивались и в адрес родственников. А также, подкреплялись сначала муляжом бомбы, а потом и якобы реальным, но вовремя обезвреженным взрывным устройством. Да еще таким, что при взрыве могла рухнуть половина многоподъездной девятиэтажки. При этом все, начиная от самой жертвы угроз и его родни, заканчивая официальными органами, в один голос утверждали, что во всем виноват бывший зять этой самой жертвы. И даже уже был другой обвиняемый, находящийся под стражей, который тоже причастен к этому делу и изобличал главного преступника в подтверждение всеобщего мнения. Вдобавок, официально, и как, наверное, докладывалось руководству, преступника просто усердно разыскивали, даже постановление на этот счет вынесли и в дело вложили. Руководство вот только наверняка не знало, что этот самый названный преступник в это время жил себе спокойно буквально в каких-то метрах от их родной прокуратуры, и ежедневно выгуливал собаку под окнами прокурора города.

И вот допустим, что на фоне вышеописанной жизненной картины где-то в одном из подъездов города неожиданно произошел бы реальный взрыв, и при этом очень даже реально погиб один из фигурантов дела, например родственник главной жертвы. И что последовало бы дальше?…

А дальше началась бы суета сует. Руководство всех возможных компетентных структур било бы каблуком в пол и требовало незамедлительно найти злодея. Тем более что в свете ранее произошедших событий никто даже на секунду не усомнился бы кто именно этот самый злодей. И все имеющиеся силы уже бы реально были брошены на его поимку.

Но при всем существует еще один маленький нюанс. Небольшой группе людей в тех компетентных органах доподлинно известно, что злодей то вовсе и не злодей, а просто «козел отпущения». И как знать, чем обернется его задержание – он может иметь алиби на момент последнего происшествия, либо еще каким-то путем доказать свою непричастность, и вся красиво созданная картина событий развалилась бы в один момент. Гораздо проще и безопаснее не задерживать его вообще, но в то же время исполнить служебный долг. Как сказал в рупор Глеб Жеглов: «В связи с особой опасностью вашей банды я имею указание руководства, живыми вас не брать…». Должно быть предельно ясно, о чем я говорю.

А если приведенный выше пример чуть изменить и представить, что запланированного взрыва с гибелью родственника главной жертвы не произошло. И виновником в срыве этого плана являлся бы никто иной, как тот самый названный злодей, который вместе со своими друзьями вовремя проанализировал всю ситуацию, просчитал ход дальнейших событий и вовремя нашел реальное установленное взрывное устройство.

И вдобавок ко всему, одновременно с провалом превосходного плана бесследно исчез бы человек, непосредственно его осуществлявший. Скажем, тот самый Слава. Которого знал в лицо и мог опознать уже томящийся в застенках обвиняемый Игнатов.

При такой ситуации у той небольшой группы людей из компетентных структур, которым известно гораздо больше, чем остальным, уже имелись бы основания для паники. Ведь могла вскрыться реальность всех произошедших по делу событий, а исчезнувший исполнитель представлял для них реальную угрозу как свидетель. Но корень угрозы находится опять же в названном злодее, ибо именно он мог вынести наружу все, что было скрыто за кадром. И в подобном варианте событий необходимость избавиться от этого злодея ощущалась гораздо острее, чем по ранее задуманному плану. И, хотя у руководства не было повода бить каблуком в пол и требовать его немедленной поимки, всегда можно было найти повод инициировать этот процесс, причем в виде вполне масштабной операции. А в ходе ее проведения уже осуществить задуманное коварное действо.

Я думаю, среди читающих это повествование работников полиции найдется хоть один, кому эти абстрактные ситуации напомнят конец декабря 2005 года, когда он в многочисленной компании коллег наивно думал, что участвует в операции по задержанию опасного преступника Трушникова. И пройди все тогда по плану, этот наивный малый за своим новогодним столом рассказывал бы с чувством выполненного долга захватывающую историю, как поступила информация о том, что разыскиваемый негодяй, который летом пытался взорвать «китайскую стену», готовит новый теракт под Новый год. А также, обладая информацией о возможном местонахождении этого преступника, руководством была инициирована операция по его задержанию с привлечением нескольких ведомств, в результате которой преступник, оказавший вооруженное сопротивление был ликвидирован. Но главное, что негодяй обезврежен и любимый город может спать спокойно, а раздача орденов, медалей и грамот будет позже.

Возможная новогодняя история – это конечно ж плод моей фантазии, но думаю, что я не очень далек от истины. И юмор присутствует лишь за давностью лет. А когда вечером 30 декабря 2005 года я осознал, что на меня началась настоящая охота, то было совсем не до смеха.

На тот момент мне даже в голову не могло прийти, что все происходило под прикрытием вполне официальной операции по задержанию. Но я знал истинное положение вещей – кто, почему, а главное, зачем меня в действительности преследует. Поэтому, да простят меня непосвященные сотрудники полиции, потратившие тогда зазря свое время, уходил я не от правосудия, а от небольшой группы людей, желающих избавиться от меня. И если накануне этого события я мог лишь сказать, сотрудники какой именно структуры ведут двойную игру, то, видя авангард преследования, уже можно было назвать их по именам. Ведь те, кто замыслил тогда это «черное дело» неминуемо должны были находиться на переднем плане.

Через полтора года, в июле 2007 года, я буду сидеть все в том же кабинете начальника «убойного отдела» и рассказывать Анатолию Ивановичу Глухих все полностью, что мне известно по «делу Голандо», включая декабрьские события. И упоминая про тот вечер 30 декабря, чуть не ставший злополучным, Глухих тоже его вспомнил. Мол, тогда привлекли к операции много сотрудников угрозыска, хотя сам он не участвовал, поэтому не помнит чем все закончилось. К этой беседе, как и почему она состоялась, я вернусь позже.

Утром 31 декабря, решив не испытывать судьбу, я с семьей уехал в Тюмень. А несколькими днями позднее мне стало известно еще об одной неприятной истории, произошедшей в тот же вечер 30 декабря с ребятами, которые мне помогали в тот период. И в результате чего мы потеряли практически все материальные (и не только) аргументы, с помощью которых дело о вымогательстве у Голандо можно было показать доказательно с абсолютно другой стороны. Если планы наших оппонентов в отношении меня потерпели фиаско, то в отношении моих друзей они имели практически полный успех. И представлять какую-либо опасность для известных мне «оборотней в погонах» мы перестали. Потому я и не рассказываю подробностей, что доказать практически ничего невозможно. Хотя у меня буквально чудом осталась сканированная копия одного удостоверения, в фотографии с которого Игнатов без всяких наводящих вопросов уверенно опознал своего друга Славу.

Но это опять же, всего лишь фотография и слова. С равной степенью достоверности можно заявить, что существование Славы было выдумано, удостоверение сделано в Photoshop, а все остальное это просто договоренности между мной и Игнатовым.

Следствие по уголовному делу

– 1 —

Продолжу далее повествование о следствии по уголовному делу. При этом сразу оговорюсь, что различные моменты мне стали известны в разное время, вплоть до ознакомления с уголовным делом в 2013 году. А часть имеющихся в деле следственных документов я упоминать пока не буду, так как уверен, что 2005—2006 годах их не существовало, а материализованы они были гораздо позже другим «умельцем».

Как я уже упоминал, Женя Курмаев по решению руководства передал это уголовное дело другому следователю. Им был никто иной как Азат Рахимов, родной сын Куттуса Рахимова, которого Курмаев назначил мне в адвокаты. И это тоже о многом говорит, ведь будь я действительно подозреваемым по делу, то Азата Рахимова никто бы не назначил следователем по делу, где защитником фигурирует его отец. Это было бы нарушением уголовно-процессуального закона, которое могло быть основанием для признания ничтожными всех следственных действий после такого назначения.

Да и сам выбор следователя здесь вызывает огромный интерес. Вроде бы дело о резонансном преступлении, которое прогремело на весь город, которое вел молодой, но уже опытный следователь по особо важным делам, и вдруг его передают следователю, накануне закончившему четырехлетку гуманитарной академии. В реальности его и юрисконсультом навряд ли куда-то бы взяли с такими познаниями из «картофельного» ВУЗа, а тут сразу следователем в городскую прокуратуру и «вручают» такое уголовное дело. Хотя, наверное, когда папа адвокат, а папина жена заместитель районного прокурора такие чудеса могли иметь место в действительности.

Срок следствия, как известно, составляет два месяца. После этого по ходатайству следователя этот срок по необходимости продлялся прокурором (в редакции закона на 2005 год). Причем в подобном ходатайстве следователь, мотивируя необходимость продления следствия, указывает какие действия он выполнил за предыдущий период и какие в рамках следствия ему предстоит выполнить.

Читая эти ходатайства в уголовном деле, невольно разбирает смех. Сначала следователь пишет, что ему нужно допросить подозреваемого Трушникова. Вот только постановления о привлечении в качестве подозреваемого в деле отсутствует, и что же мешало меня допросить, ну или хотя бы ради приличия направить повестку о вызове на допрос. Потом следователю уже мало просто допросить и в следующем ходатайство о продлении срока следствия он добавляет, что Трушникову необходимо предъявить обвинение. Интересные дела… Не проведя никаких следственных действий непосредственно в отношении меня, у следователя уже готово обвинение! Но и на этом Рахимов не останавливается – в следующем ходатайстве ко всему ранее сказанному уже добавлено, что нужно собрать необходимые доказательства, подготовить и утвердить в отношении меня обвинительное заключение и передать дело в суд. Просто удивительно, как Азат Рахимов сразу приговор в отношении меня не вынес! [10]

Потом в деле следует несколько рапортов [11] сотрудников ОБОП, где они утверждают, что упорно силились застать меня дома, причем по тому адресу, где я не проживал. И имели даже беседы с моими соседями, которые недоуменно качали головами и говорили, что уже несколько месяцев меня не видели. Только вот странным образом оперативники не опросили жителей самой квартиры, где меня искали. И соседи почему-то забыли, что моя семья оттуда переехала, а в квартире живут другие люди. Ну и, в конце концов, конечно же виноват Женя Курмаев, который дважды отправлял повестки моей супруге по новому адресу, видимо по воле случая ставшего ему известным, а поделиться этой информацией забыл как с ОБОПом, так и со своим последователем Рахимовым. А то, что теперь наш подъезд дома находится в каких-то пятидесяти метрах от подъезда прокуратуры, это вообще мелочь. Видимо, очень занятые люди эти прокурорские работники, чтобы в окно пялиться и смотреть, кто там мимо ходит и своих собак под их окнами выгуливает.

И вот, согласно материалам дела, полностью доверившись оперативникам, Рахимов принимает решение объявить подозреваемого Трушникова в розыск и поручить данное предприятие отделу уголовного розыска УВД г. Тобольска, о чем имеется постановление от 20 ноября 2005 года [12]. Вот только более чем через месяц сотрудникам угрозыска еще было неизвестно, что им поручена поимка опасного преступника Трушникова, а в мероприятии организованном ОБОПом 30 декабря их попросили поучаствовать лишь на подхвате, на заднем плане. Да и последний штамп ФМС в моем паспорте датирован концом декабря. Это вообще явление на грани фантастики, что человек, объявленный прокуратурой в федеральный розыск, спокойно оформил прописку в местном отделе ФМС, расположенном в одном здании с отделом уголовного розыска.

– 2 —

В середине января 2006 года Рахимов, видимо потеряв все надежды разыскать подозреваемого Трушникова, выносит постановление о выделении уголовного дела в отдельное производство [13]. Только вот мотивацией данного решения в постановлении обозначена фабула обвинения Игнатова. Другими словами, коротко это выглядит примерно так: «Выделить материалы в отношении Трушникова, потому что Игнатов сделал то-то и то-то». И, вынося это постановление, Рахимов совсем забывает нормы УПК РФ, где ч.3 ст.154 гласит, что «…если уголовное дело выделено в отдельное производство для производства предварительного расследования в отношении нового лица, то в постановлении должно содержаться решение о возбуждении уголовного дела…». Ни слова о возбуждении уголовного дела в данном постановлении нет. А каким-либо участником судопроизводства в деле Игнатова я не являлся, кроме голословных упоминаний обо мне как о подозреваемом.

Чтобы было понятно, я вновь обращусь к букве Закона, где ч.1 ст.46 УПК РФ (в редакции на 2005 год) разъясняет, что лицо является подозреваемым лишь в трех случаях: 1) в отношении которого возбуждено уголовное дело по основаниям и в порядке, которые установлены главой 20 УПК РФ; 2) которое задержано в соответствии со статьями 91 и 92 УПК РФ; 3) к которому применена мера пресечения до предъявления обвинения в соответствии со статьей 100 УПК РФ;

Таким образом, подозреваемым я являлся в течение двух дней в июне 2005 года, пока Курмаев не вынес в отношении меня постановления, где четко указано, что подозрения не подтвердились. А Рахимов, выделяя уголовное дело в отдельное производство в отношении нового лица, как минимум был обязан возбудить это уголовное дело, я уже не говорю про необходимую мотивацию постановления о том, в каких деяниях именно Трушников подозревается.

Вынесенное Рахимовым постановление вместе с копиями материалов из дела Игнатова образовали собой новое уголовное дело №200600207/27, возбужденное 17 января 2006 года, которое в силу Закона, как я объяснил выше, никто не возбуждал.

И в сентябре 2013 года, претерпев несколько слияний с другими делами, в суд уйдет именно дело под №200600207/27, возбужденное 17 января 2006 года, которое никто не возбуждал законным образом, но именно по которому я буду осужден к 11 годам колонии строгого режима.

Также, в январе 2006 года Рахимов повесткой вызвал на допрос мою жену Марину, но вместо допроса под расписку вернул полностью все вещи, изъятые в ходе обыска в июне 2005 года. То есть исключил из дела ранее приобщенные вещественные доказательства, которые более полугода что-то доказывали по делу, а потом потеряли свою объективность.

– 3 —

Теперь постараюсь объяснить, для чего собственно было необходимо выделение уголовного дела и наличия в деле постановления о моем розыске.

На начало 2006 года все, что можно было собрать в отношении Игнатова, было уже собрано. Но вот в отношении Трушникова, которого на голом месте приплели к этому делу, кроме слов Игнатова, которые легко можно было опровергнуть, ровным счетом ничего не было. Но Трушникова из дела не выкинешь, ведь ему уже создана определенная роль в деле и реклама перед начальством, да и именно он приходится Голандо бывшим зятем, а не Сережа Игнатов. Поэтому в суд дело в отношении одного Игнатова тоже не отправишь без Трушникова, ибо держится оно в основном лишь на его показаниях, а в них, как мотивация к Сережиным деяниям, кругом чуткое руководство Трушникова. А двоих их в суд отправлять тем более нельзя – не доказав вины второго, из обвинения первого исчезнет фундамент, на котором все держится. Потому Игнатова по логике нужно судить одного, а Трушникова пока оставить в стороне. И само собой лучшим мотивом для разделения дел является то, что второй преступник находится в розыске и его местонахождение установить невозможно.