«Коламбия пикчерз» представляет

– И кто, по ее мнению, хотел извести? – вздохнула я.

– Ничего такого Маша не говорила, она скрытная, мечется по комнате, трясется вся. И тихо так вдруг скажет: «Извести меня хотят». Жуть. У меня мурашки по всей спине от этих слов. Но однажды… – Ольга посмотрела на меня, потом на Женьку, вздохнула и замолчала.

– Что однажды? – поторопила ее подружка.

– Не хочу брать грех на душу, но однажды мне показалось, что она племянника имеет в виду. Может, я, конечно, не так ее поняла. Но Машка тогда сказала: «Его рук дело, чувствую, сведет он меня в могилу и все захапает».

– Что «все»? – опять вздохнула я.

– Комнату, наверное, – пожала Ольга плечами. – А что? Она сейчас ого-го сколько стоит. Место хорошее, и комната двадцать метров, светлая, ну а соседи…

– О племяннике вам что-нибудь известно?

– Нет. Откуда? Знаю, что зовут его Павел, фамилия Петренко, живет в нашем городе, а больше ничего.

– Постойте, если он в нашем городе живет, они должны были встречаться хоть иногда?

– Ничего подобного. У нее он ни разу не был и не звонил, и вообще я о нем сроду не слышала. До тех пор, пока ее отец не помер.

– А племянник на похоронах был?

– Не знаю. Вряд ли. Его мать с отцом развелись давно, отец погиб, а у деда характер скверный, вряд ли мать с ним общалась, да и он… Считай, чужие люди. Я так думаю, если бы Машка с племянником виделась, то к Сашке моему так бы не привязалась. Там все-таки кровь родная.

– Да-а… – протянула Женька, сморщив лоб и таким образом демонстрируя работу мысли. Я покосилась на часы и решила, что с меня всех этих разговоров хватит.

– Скорее всего, мы напрасно беспокоимся, – заметила я, поднимаясь. – Кошкина уже исчезала на несколько дней, по вашим собственным словам, вот и в этот раз наверняка куда-то уехала.

– Так это проверить можно, – воодушевилась Ольга. Мы взглянули на нее с интересом, но без всякого понимания в очах. – Если она уехала куда-то на несколько дней, должна взять вещи. Верно?

– Ну… – кивнула Женька.

– Вот. Сумку-то уж точно должна взять. Она у нее в шкафу лежит. И паспорт взять должна. Куда нынче без паспорта? Паспорт у нее тоже в шкафу, на верхней полке под бельем. Можем проверить.

– Но как мы в комнату войдем? – спросила Женька. Лично я никуда входить не собиралась и с неудовольствием покосилась в ее сторону.

– Так у меня ключ есть. Запасной. Машка мне его дала, как замок сменила. Раньше она его на кухне в ящике стола держала, но когда у нее глюки начались, мне доверила. Идемте. – Ольга направилась к двери, и мы последовали за ней.

– Оля, – позвала я. Та обернулась, а я не без смущения спросила: – А вас она не подозревала? Ну… у вас ведь ключ, и вы могли…

– Зачем тогда мне ключ давать? – немного подумав, ответила Ольга, пожав плечами. – Ключ она мне с какой целью оставила? Вдруг ей плохо будет, а в дверь врачи со «Скорой» не войдут, придется замки ломать.

Мы покинули квартиру и через несколько минут уже были в соседнем подъезде. Ключ от входной двери у Ольги тоже был, но она предпочла позвонить. Дверь открыла Юлька, взглянула на нас, буркнула «дурдом» и удалилась в свою комнату. А мы прошли к двойной двери, выкрашенной белой краской, которую Ольга открыла своим ключом. Рядом с дверью в коридоре находились тумбочка для обуви и вешалка. На тумбочке я увидела две пары тапочек, изрядно поношенных. На вешалке женский плащ, из тех, что носили лет двадцать назад. Ольга вошла в комнату и сразу направилась к шкафу, Женька вслед за ней, а я не спеша огляделась.

Комната была просторная, с эркером. На полу ковер сине-красных тонов, новая мягкая мебель из самой дешевой, и стенка наподобие той, что когда-то стояла у моей бабушки. В углу кровать под плюшевым покрывалом, рядом тумбочка и несколько книг на ней: детективы и томик стихов Гумилева. Среди детективов был один мой. Я повертела его в руках, и тут в голову пришла вполне здравая мысль: мы вторглись в чужое жилье без ведома хозяйки. Что, если она сейчас вернется? Очень захотелось побыстрее смыться отсюда. Жаль, что эта мысль не пришла в голову ни Женьке, ни Ольге. Пока я перебирала книги, они успели заглянуть в шкаф.

– Паспорт здесь, – сообщила Ольга и в доказательство продемонстрировала его. Потом заглянула в шифоньер и извлекла на свет божий небольшую дорожную сумку. – Никуда она не уехала, – заявила сурово и на нас уставилась. – Что делать-то будем?

– Билет на автобус можно купить без паспорта, – вяло молвила я. – А сумка… может, она новую купила?

– Не болтай чепухи, – фыркнула Женька. – Человека с субботы никто не видел, а ты…

– А вы бывшему мужу звонили? – озарило меня.

– Нет, – покачала головой Ольга. – У него такая женушка, нарвешься на нее, чего доброго, и все…

– Но его номер телефона вы знаете?

– Так у Машки должен быть записан.

Ольга решительно направилась к тумбочке, на которой стоял телефон, из выдвижного ящика достала блокнот и протянула мне. Телефонных номеров там было немного. Номер телефона Кошкина Владислава Николаевича записан одним из первых. Я перевернула страницу блокнота и на всякий случай просмотрела другие записи.

– Взгляни, – сказала Женьке. Та сунула любопытный нос и расплылась в улыбке, а я попыталась понять, что это такое. Запись в блокноте выглядела примерно так: «19.05 – 17.10, 21.05 – 19.00, 27.05 – 15.25». – Что это может быть? – спросила я.

– Даты встреч? – предположила Женька. Ольга тоже заглянула в блокнот.

– Это ей кто-то по телефону звонил, – сообщила она.

– Что значит «кто-то»? – нахмурилась подружка.

– То и значит. Звонит кто-то и молчит. Я Машку пыталась успокоить, мол, номером ошиблись, то да се… А она гнет свое: «Извести меня хотят».

– Выходит, ей кто-то грозил по телефону? – воодушевилась Женька, которую разбирало все больше.

– Грозил или нет, не скажу, а один раз при мне точно звонили. Я трубку взяла, а там молчат. Машка на кухне была, вернулась, спрашивает: кто звонил? Ну, я и говорю, не знаю, мол, тут ее точно подменили, по комнате забегала, глаза дурные и ногти грызет. А еще случай был. Мы здесь чай пили, и вдруг звонок, она трубку сняла и долго с кем-то разговаривала, про какие-то бумаги, чертежи или еще что-то. Не больно я прислушивалась. Хотя удивилась, конечно, спросила, кто это ей звонит, она отмалчивается, а я вижу, что нервничает. И опять про отца сказала, про грехи и прочее. Я, признаться, ничего толком не поняла, а чем больше расспрашивала, тем она упорнее молчала, ну, я разозлилась и домой ушла.

– Но ведь что-то она вам сказала?

– Ага. Только я уже не помню. Но ее этот звонок прямо-таки из себя вывел. А потом она начала говорить, что ее со свету сживают. Я детективы читаю, ну и стала размышлять, кто мог ее со свету сживать. Разве что племянник на комнату глаз положил. А так полная ерунда. Я к ней с вопросами, она молчит. Зато появилась новая блажь: кто-то у нее в вещах копался да еще следит за ней. Когда, говорю, копался, если ты целыми днями дома? Она действительно последнее время из квартиры выходила редко, все чего-то боялась. А до этого и в библиотеку ходила, и в парк на прогулку. У нее режим был, все по часам. Вот она и утверждала, что кто-то очень хорошо знает, когда она из дома уходит и когда соседей нет.

– А вы не поинтересовались, что, по ее мнению, у нее могли искать? – спросила я.

– Конечно. Но в том-то и дело: как только до этого вопроса доходило, она сразу замолкала, и слова лишнего от нее не добьешься. Ну, я и решила, что она дурака валяет. Даже разозлилась на нее. А в конце мая я пошла к соседке, она деньги собирает за уборку в подъездах, а я задолжала и хотела долг отдать, а из Машкиной квартиры выходит парень, дверь захлопнул и вниз. Кто такой, думаю? Мне показалось, что никто его не провожал, понимаете? Я деньги отдала и к Машке. Звоню, а дверь никто не открывает, она в это время как раз в парке гуляла. Я после ее россказней, признаться, забеспокоилась – а ну как правда кто незваный явился? Давай соседям звонить. В квартире вроде никого. Я вечера еле дождалась – и к ним. При Машке соседей расспрашивать не стала, чтоб ее не пугать, но и к бабке и к Зойке заглянула, обе сказали, что дома их не было, и Юлька училась в техникуме своем.

– Выходит, в квартиру действительно кто-то проник? – заволновалась Женька.

– Выходит, – кивнула Ольга, вздохнула и добавила: – Или не выходит. Если честно, я думаю, это Юлькин ухажер. Ей положено в техникуме быть, а она с ним, пока мать на работе.

– Как парень выглядел, помните? – спросила я.

– Конечно. Молодой, высокий, в джинсах и свитере.

– Блондин или брюнет?

– Вроде брюнет. Хотя… в темных очках… парень как парень.

– И вы о нем Марии не рассказали?

– Нет. Чего ее понапрасну пугать? Я как решила: если она опять начнет говорить, что кто-то в ее комнате рылся, тогда расскажу, но она в тот вечер ничего такого не говорила, вот я и…

– Парня я в понедельник видела, – вдруг раздалось из-за двери. Мы с Женькой ошалело замерли, а Ольга головой покачала и распахнула дверь. Очам нашим предстала Петровна с котом под мышкой, кот поглядывал на нас с любопытством.

– Подслушиваешь? – спросила Ольга укоризненно. Кот презрительно отвернулся, а Петровна хмыкнула:

– Больно надо. Ты так орешь, в кухне слышно. Что, вещи все на месте?

– На месте.

– А Машки нет. Чудеса.

– Вы нам про парня расскажите, – робко начала Женька.

– Про парня? Пожалуйста. В понедельник я поехала к внуку, до магазина дошла и вспомнила, что очки забыла, а без очков беда. Ну, я назад. И в подъезде столкнулась с парнем. В джинсах, в очках, белесый и вроде как нервничает. Я еще очень удивилась. Откуда взялся?

– Он из вашей квартиры выходил? – уточнила я.

– Не видела, врать не буду. Слышала, как дверь хлопнула на нашей площадке, когда я по лестнице поднималась.

– Почему же тогда удивились?

– А потому что понедельник и соседи все на работе. Не к кому ему приходить. Ну, и получалось, что к нам. Зойка вчера запила, а в понедельник работала, уходит она рано, и Юлька в техникум к девяти уходит, я слышала, дверь хлопнула, но, может, она никуда не выходила, а гостя пустила. Это я так тогда подумала. Ну и постучала к ним.

– И что?

– В комнате тихо. Только ведь затаиться могла. А мне ее сторожить некогда, я и ушла. У Юльки надо про парня спросить.

– Заколебали вы со своим парнем, – заорали по соседству, потом что-то грохнуло, и в поле нашего зрения появилась разгневанная Юлька. – Никого я не вожу, и отстаньте, – сказала она и с достоинством удалилась в свою комнату.

– Вертихвостка, – буркнула Петровна, но тихо и трусцой, с котом под мышкой, отправилась к себе.

– Что теперь делать? – после минутного молчания спросила Ольга.

– Пожалуй, мы пойдем, – косясь на Женьку, сказала я, опять подумав, что, если хозяйка вернется и соседи расскажут ей о нашем визите, нам, пожалуй, несдобровать. Та же мысль, как видно, явилась и Женьке, потому что она поспешила покинуть комнату. Ольга заперла ее на ключ, и мы направились к двери. И тут Женька заявила:

– Надо идти в милицию.

– Точно, – согласно кивнула Ольга. – Сейчас?

– Подождите, – заволновалась я. – Что мы им скажем?

– Как что? – возмутилась Женька. – Человека пятые сутки нет дома.

– Ну и что? Она могла куда-то уехать. Она ведь уже уезжала, никого не предупредив.

– А паспорт? А сумка? – не унималась Женька. Ольга переводила взгляд с нее на меня и утвердительно кивала.

– Давайте к участковому сходим, – предложила она. – Может, он что путное скажет.

Идти к участковому мне совершенно не хотелось, если честно, у меня от всех этих разговоров голова уже пухнуть начала, но Женька, пылая энтузиазмом, за идею ухватилась.

– Участковый – это хорошо, но время уже позднее, вдруг мы его на месте не застанем?

– Так он в соседнем доме живет, – осчастливила нас Ольга. – Айда к нему.

– Неудобно как-то, – попыталась я вразумить разошедшихся дам.

– Нормально. Он мужик хороший. И жена его привыкла, что все к нему таскаются. Идемте.

И мы отправились к участковому. По дороге я злобно смотрела на Женьку, но она мои взгляды игнорировала. Я по опыту знала, что пытаться вразумить подругу – дело зряшное, и надеялась, что эта нелепая беготня по чужим квартирам ее когда-нибудь утомит и мы сможем вернуться домой.

Возле соседнего дома величаво прогуливались старушки, нас проводили заинтересованными взглядами. Ольга со всеми раскланялась и громко спросила:

– Иваныч дома?

– Дома, дома. – Старушки замерли на месте, ожидая, когда мы войдем в подъезд.

– Теперь им на весь вечер разговоров будет, – хихикнула Ольга и позвонила в ближайшую дверь.

Дверь распахнулась, и мы увидели здоровенного дядьку в спортивном костюме. Он хмуро посмотрел на нас, перевел взгляд на Ольгу и вздохнул:

– Чего опять?

– Иваныч, Марья Кошкина пропала.

– Что значит «пропала»?

– А то и значит. Нет ее нигде. Ни дома, ни в больнице, ни в морге. Вот девушки из газеты ее ищут.

– Она что, в газету нажаловалась? – вторично вздохнул он, прикрыл дверь за собой и продолжил: – Вы извините, что я вас в квартиру не приглашаю, внук воюет, ему спать пора, а он ни в какую.

– Ничего, ничего, – замотала головой Женька. – На кого Кошкина жаловалась?

– Вам лучше знать, – пожал он плечами. – Я понимаю, у вас работа такая: есть письмо, надо реагировать, только это все ерунда.

– Что ерунда? – растерялась подруга.

– Все. Выдумки это.

– Значит, она к вам обращалась?

– Если бы только ко мне. И в милицию заявление писала, что, мол, следят за ней. И в прокуратуру ходила. Одним словом, беда.

– Кошкина утверждала, что в ее отсутствие кто-то бывает в ее комнате? – уточнила я.

– Ага. Вещи переставляет.

– А с какой целью?

– Хотят со свету сжить. А кому это надо, объяснить не могла. Потому что выдумала все.

– Почему вы так уверены? – нахмурилась Женька.

– Ну а как иначе? Сами посудите, кому надо в ее вещах рыться? Она сама говорит, что ничего не пропало, так что это за вор такой, ходит к ней регулярно и ничего не берет?

– А если кто-то в самом деле…

– Свести ее с ума хочет? Вы еще про родовое проклятье вспомните.

– А что она о нем говорила?

– О ком? – не понял участковый.

– О родовом проклятии?

– Слушайте, вы же взрослые девушки, с высшим образованием, сами подумайте…

– Так что она говорила?

– Что ее отец – великий грешник, – крякнул Иваныч. – А она за его грехи расплачивается. Вот с этим она в милицию и ходила. Немудрено, что там решили: баба спятила.

– И, разумеется, ничего предпринимать не стали, – съязвила Женька

– А что они должны были предпринять? У них без этих глупостей дел по горло. Квартирных краж по району столько, что не успевают на вызовы выезжать, случается кое-что и похуже. А здесь… Я, чтоб ее успокоить, два дня на детской площадке просидел. И что?

– Что?

– Ничего. Кроме жильцов, в подъезд никто не входил. А у нее вещи кто-то двигает.

– Подождите. Вы следили за подъездом, ничего подозрительного не заметили, а Кошкина утверждала, что в эти дни кто-то бывал в ее комнате?

Иваныч поморщился:

– Нет. Не утверждала. То есть в эти дни ничего она не приметила.

– Так почему вы тогда…

– Я что, неделю там сидеть должен? Все просто. Она знала, что я за квартирой наблюдаю, оттого никаких видений у нее не было, а потом опять начались, потому что все это ее фантазии. Понимаете?

– А если все-таки не фантазии? – упрямилась Женька.

– Ну, тогда этот… барабашка.

– Допустим, одинокая женщина чем-то напугана, – с преувеличенным спокойствием начала Женька. – И ей действительно что-то там кажется. Но ее уже пятый день нет дома, и никто не знает, где она. Паспорт на месте, мы проверили. Куда, по-вашему, она могла деться?

– А по-вашему? – в очередной раз вздохнул участковый.

– По-нашему – искать человека надо.

– Больницы и морги я обзвонила, – затараторила Ольга. – С участковым врачом говорила, путевку ей не давали, да без паспорта она бы и не поехала. Исчез человек, а вам и горя мало.

Иваныч поскреб затылок и задумался.

– Пятый день, говорите? Может, гостит у кого, здесь, в городе? Или на даче.

– Соседи видели ее последний раз в субботу. Она вроде бы пошла в магазин. И все. С тех пор о ней никаких известий.

– Мужу звонили, бывшему?

– Нет, – покаялись мы.

– Может, он чего знает? Хотя… да, нескладно как-то получается. Куда ж она подевалась? Поднимем шум, а она явится. И что?

– А если не явится? – возмутилась Женька.

– Тоже верно, – согласился участковый. – Мужу позвонить придется. Чтобы ее искать начали, нужно заявление от родственников. А у нее вроде никакой родни.

– А мне заявление написать можно? – спросила Ольга.

– Лучше бы муж…

Мы еще попереминались с ноги на ногу, погадали, где может быть Кошкина, и разошлись. Пока мы провожали Ольгу до подъезда, она с воодушевлением строила планы на завтра. Я предпочитала отмалчиваться, с томлением ожидая, когда же мы наконец простимся. Женька выглядела чрезвычайно деятельной, и это здорово меня злило. Я-то знала: если подружка что-то вбила себе в голову, никакие силы небесные не заставят ее отступить. Но попробовать всегда стоит, и я тихонько затянула:

– Не слишком ли много времени мы потратили на все это?

Через мгновение стало ясно: Женька меня даже не слышала.

– Надо Кошкину позвонить. Что это мы, в самом деле?.. Где его номер телефона?

Выразительно вздохнув, я достала листок бумаги с его номером и протянула Женьке. Она быстро набрала номер, нетерпеливо хмурясь и ускоряя шаги.

– Здравствуйте, – заговорила она. Что ей ответили, я не слышала, пришлось довольствоваться частью диалога. – Вас беспокоят из газеты «Губернские ведомости». Мы пытаемся связаться с вашей бывшей супругой Кошкиной Марией Степановной, вы не подскажете, где она может быть?.. А она не говорила вам, что куда-то собирается уезжать? Простите, а когда вы виделись в последний раз? И она не звонила? А вы? Спасибо. Извините. – Женька недовольно поморщилась, после чего убрала телефон и взглянула на меня, точно желая сказать: «Не везет, что ж тут поделаешь». – Он ничего не знает, – пояснила Женька, хотя это я и сама уже поняла. – Не виделись они больше месяца. Он звонил ей на прошлой неделе, но дома не застал. Дядька какой-то напуганный, – сказала она недовольно.

– Так у него жена мегера, если верить людям, а тут звонок, объясняйся теперь с супругой. Ладно, поехали. Я есть хочу.

Мы отправились домой, но уже через несколько минут тормозили возле кафе «Магнолия». Готовить ужин ни мне, ни Женьке не хотелось, а вот аппетит разыгрался.

– Ну, что скажешь? – едва дождавшись, когда официант, приняв заказ, отойдет от стола, спросила Женька.

– Скажу, что надеялась поужинать спокойно, – буркнула я.

– Но поговорить с подругой ты можешь?

– Могу, и даже с удовольствием. Только не о Кошкиной.

– Неужели тебе не интересно, что с ней случилось?

– Надеюсь, она жива-здорова, просто уехала куда-то. Участковый прав: чтобы гостить у подруги здесь, в городе, или на даче, паспорт ни к чему. И вещей много не надо, шорты и майка с зубной щеткой уместятся в пакете.

– Живет человек в большом городе, вокруг полно людей, и что?

– Что?

– Человека пятый день нет дома, и никого это не волнует.

– Почему же никого? Подруга беспокоится…

– Я близко к сердцу принимаю чужое горе, – наставительно изрекла Женька. – И тебе бы не помешало. Где твоя гражданская позиция? Человек к тебе обратился со своей бедой, а ты… В конце концов тебе, как писателю, и карты в руки, вот готовая детективная история.

– История, – презрительно хмыкнула я. – Письмо и внезапное исчезновение. Очень оригинально. И что прикажешь делать с этой историей? Хорошего детектива из нее не получится.

– Черствость и эгоизм, – заявила Женька. – Не ожидала от тебя такого. Не поверишь, как эта Кошкина меня взволновала, – продолжала она, покачав головой. – Вот так и я, загнусь в одиночестве, и никто…

Я тут же устыдилась и схватила Женьку за руку.

– Женечка, ну при чем здесь ты?

– При том, – сурово отрезала она. – Тебе хорошо. У тебя муж есть. А я…

Я почувствовала себя едва ли не предателем за то, что умудрилась выйти замуж раньше подруги, хотя и считала, что Женька лукавит. Если честно, я вообще плохо представляла ее обремененной семьей. Женьку тяготили какие-либо обязательства, она находилась в постоянном движении, и простые семейные радости ей были так же нужны, по моему мнению, как прошлогодний снег. Хотя, может, я не права.

– Давай выдадим тебя замуж, – брякнула я. Женька так на меня посмотрела, что я едва не прикусила язык. – Вот за Петечку, к примеру.

Петечка был Ромкиным замом, молодой мужчина, неженатый и, по-моему, симпатичный. Мой муж предпринимал героические усилия, чтобы их с Женькой знакомство переросло в нечто большее, надеясь, что, если моя подруга выйдет замуж, его собственная жизнь станет намного спокойнее. Подружка о его замыслах знала, но выходить замуж не спешила, тем более за Петечку.

– Петечка, – скривилась Женька. – Вот уж счастье. Придурок, как все менты. Твоего Ромку будем считать исключением.

– Спасибо, – разозлилась я. – И Петька все-таки не совсем мент.

– Хорошо, не совсем. Значит, и придурок не совсем. Но замуж я за него все равно не хочу. И вообще, дело не в этом, а в том, что человек пропал и…

– Хорошо, – кивнула я. – Будем искать твою Кошкину. Если выяснится, что переполох мы подняли напрасно, пусть не возмущается, сама виновата, раз это письмо написала. – Вспомнив о письме, я еще раз пожалела, что просматривала почту при Женьке, жила бы себе спокойно…

– Кстати, о Петечке, – встрепенулась Женька. – Надо бы к нему заглянуть. Ему легче легкого установить, кто звонил Кошкиной.

Я закатила глаза:

– Если Ромка узнает, что мы опять ввязались в расследование, бросит свою учебу и прилетит сюда.

– Вот этого не надо, – потрясла головой подруга. – У меня изжога от его нравоучений. И как ты только терпишь этого типа? Ладно, не обижайся, это я завидую. Ромке вовсе не обязательно обо всем знать, попрошу Петьку держать язык за зубами, он неравнодушен к моим чарам, так что будет помалкивать.

В этот момент нам принесли заказ, и я порадовалась: поесть Женька любит, значит, на некоторое время оставит меня в покое, но не тут-то было.

– Так что ты об этом думаешь? – с набитым ртом вновь спросила она.

– Тебе лучше помолчать, чтоб не подавиться.

– Молчу и внимательно слушаю, – хихикнула Женька. – Ну, давай. Ты же мастер запутанной интриги.

«От черта молитвой, а от подружки ничем» – эту поговорку я твердо усвоила с детства и сопротивление прекратила.

– Что мы имеем, – вяло начала я. – Письмо, которое, вполне возможно, написал человек не вполне здоровый.

– Допустим, все-таки письмо она писала в трезвом уме и твердой памяти. Тогда что?

Я пожала плечами.

– Начнем с родового проклятья. Глупость, конечно, но находятся чудаки, которые верят в подобную чушь. Подруга утверждает, что глюки у Кошкиной появились после смерти отца. Чем занимался папаша, мы не знаем. Но человек он был, по мнению дочери, малопочтенный.

– Ага. А вот чем он занимался, не худо бы узнать. Дальше. Дочь едет его хоронить, рассчитывая на наследство…

– Предположительно рассчитывая.

– Поправку принимаю. Но ничего не получает. Вроде бы. Однако ей разрешают взять старые фотографии, хранящиеся в чулане. Возможно, вместе с фотографиями ей в руки попадает некая вещь.

– Ага. Карта сокровищ, к примеру, которая хранилась у непутевого пенсионера.

– Кем был непутевый пенсионер, до того как оным стал, нам неведомо, так что очень может быть, что и карта, – хихикнула Женька.

– Хорошо. Назовем это «ценной вещью», хотя сам факт, что Кошкина что-то там нашла, вызывает у меня сомнение. Тебе не кажется странным, что «ценная вещь» хранилась себе спокойно в чулане и интерес к ней возник только после смерти владельца?

– Не кажется. А если владелец не желал, чтобы кто-то знал, что вещь эта у него?

– Допустим, – вынуждена была согласиться я.

– Я тебе больше скажу, – улыбнулась Женька. – Возможно, Кошкина за ней и поехала. А что? Говоря о наследстве, она вовсе не дом имела в виду, а нечто, о чем мы пока можем лишь догадываться.

Я оценила мысль подруги и утвердительно кивнула.

– Сразу после похорон Кошкина куда-то исчезает на три дня. А после возвращения ее якобы начинают преследовать: следят и что-то ищут в ее комнате. Предположим, о наследстве знал или, скорее, догадывался кто-то еще. За Кошкиной стали наблюдать, и ее вояж неизвестно куда убедил этого человека, что «наследство» у нее. И он решил им завладеть. Эта вещь небольшая по объему, которую легко спрятать в комнате. Иначе зачем рыться в ее вещах? О господи, что она там нашла? Бриллиант, замаскированный под картофелину? Я бы на ее месте отнесла вещицу в банк.