Чего хочет женщина

– Лада, куда нам ребенок? Как мы на мою зарплату проживем?

Решили подождать. Я слезами обливалась, а в больницу все-таки пошла. Но доконало меня не это. Как-то, возвращаясь с работы, влетела в троллейбус, денег не было ни копейки, в кошельке один ключ, но устала я страшно, спину разламывало, и решила рискнуть. А тут, как на грех, контролер, и народу всего человек десять. Вся кровь мне в лицо хлынула, я стояла ни жива ни мертва, а рядом парень, молодой, не старше меня, одет с иголочки, на пальце печатка грамм на пятнадцать, и губы насмешливо кривятся. Посмотрел на меня, купил билет и мне протянул. Я взяла. На остановке вылетела из троллейбуса, он за мной, крикнул:

– Эй, подожди, – и подошел вразвалочку. А я точно свихнулась.

– Сволочь! – заорала. – Сволочь.

И бегом домой, слезы по щекам размазываю, трясусь и сама себя ненавижу. Ни о чем, кроме денег, я уже думать не могла. А их не было.

Валерка не выдержал первым. Ходил измученный, нервный, злой, а потом как-то враз переменился, ласковый стал, все Ладушка да Ладушка. Я гадала, в чем дело, пока мне Танька глаза не открыла:

– Баба у него, торгашка. Лет на сто старше. Он на ее тачке разъезжает по доверенности, а она его после спектакля встречает и в ресторан. Хорошо устроился.

Я пошла взглянуть на торгашку. Выкатилась баба лет сорока пяти, толстая, некрасивая, лицо отечное, мешки под глазами, и смолоду, видно, красотой не блистала, а теперь и вовсе ей природа ничего от щедрот своих не оставила. Но пальто на ней было класс и сапоги тоже, и топала она в тех сапогах к собственным «Жигулям». Я опять ревела, не от обиды даже, а от жалости к Валерке, каково ему с такой жабой спать? Деньги… Ох как денег хотелось! Прикидывала, где бы заработать, и так и эдак, ничего не выходило. На мужиков не смотрела, воспитание не то, замуж девицей выходила, и Валерке изменять было стыдно, хоть он этого и заслуживал. Отметили мой день рождения, ухнув всю зарплату, а на следующий день Танька пришла.

– Муж где?

– В театре. Премьера сегодня.

– А ты чего не пошла?

– Не в чем. Одно платье приличное, я в нем три года хожу. Люди думают – униформа, за билетершу принимают.

– Так, – сказала Танька. – Хватит тебе пялиться на красивую рожу своего мужа. Завязывай. Пора зарабатывать деньги.

– В проститутки не пойду. Брезгливая я.

– Не ходи. Пойдешь в содержанки.

– Чего ты городишь?

Танька закурила и сказала очень серьезно:

– Ладка, мужик у меня есть… Нам такие деньги никогда и не снились. Я у него долго не продержусь, характер не тот, не умею я мужиками вертеть, а ты баба железная, ты его до нитки оберешь. А я помогу. Ну что?

Мы посмотрели друг на друга, и я сказала:

– Как ты меня ему подсунешь, дура? Придешь и скажешь, вот моя подружка, трахайте за деньги?

– По-умному сделаем. У меня и план есть.

– Какой план, Танька?

– Хороший план. В воскресенье придешь, познакомитесь.

Когда в воскресенье я увидела Аркашу, меня затошнило – старше меня лет на тридцать, достает мне до уха, хотя рост у меня не бог весть какой, плешивый, и рожа глупая-преглупая. Я улыбалась, вела себя скромно, к Аркаше выказывала интерес. На кухне шепнула Таньке:

– Да есть ли деньги-то у него, по виду – лопух.

– Есть. Что я, родной подруге свинью подложу?

Посидели мы втроем очень мило, и я Аркаше понравилась, он потом у Таньки про меня выспрашивал, а она, дурочкой прикинувшись, охотно отвечала. Мы не торопились, Аркаше я глаза не мозолила, виделись всего пару раз, но стараниями Таньки интерес ко мне поддерживался. Выбрали день, когда он должен был прийти, я явилась на час раньше, и Танька мне сказала:

– Ладка, муж у тебя актер, за пять лет кой-чему ты у него должна была научиться. Реви так, чтоб деревянного проняло.

И я заревела. Звонок в дверь, Танька открывать пошла, дверь в комнату распахнута настежь, Аркаша на пороге с цветочками, а Танька ему:

– Извини, ради бога, не до гостей сегодня.

Аркаша увидел, как мой бюст ходуном ходит от горьких рыданий, и в квартиру прошмыгнул.

– Что случилось? Почему Лада плачет?

Танька и из себя слезу выжала:

– Иди, Аркаша, не до тебя сейчас. – А он уже в комнате.

– Лада, что с тобой?

– Отстань от нее. Тут такая беда. Ей завтра за квартиру отдавать, собрали деньги, а у нее кошелек в троллейбусе украли. Мужу говорить боится, половина денег в долг. Ох, голова раскалывается, что делать, не придумаю.

Я реву еще громче, голову руками обхватив, а Аркаша бочком ко мне.

– Лада, не плачь, я помогу. Дам я тебе денег.

– Что ты болтаешь, а? – говорит Танька. – Как она тебе их вернет, что мужу говорить будет?

А Аркаша меня по коленочке гладит и ласково так говорит:

– Мы договоримся, Лада, договоримся.

На следующий день приехал ко мне в школу; я всю ночь на кухне книжку читала, чтоб с утра помятый вид иметь, вышла из учительской, головка набок, глаза опущены, а он мне конвертик.

– Вот, Ладушка.

Взяла дрожащей ручкой и сказала:

– Спасибо, Аркадий Викторович.

Через недельку он пригласил меня на дачу. Поехала. За свои деньги Аркаша хотел многого, и я старалась, как могла, ублажала. Однако и управляться с ним научилась быстро. Месяца не прошло, а я уже вертела Аркашей и так и эдак. На деньги был он жаден, но против моего напора устоять не мог. Стал интересоваться моей квартирой, к тому моменту было ясно, что никуда Аркаша от меня не денется, увяз, и я сказала правду. Головой покачал, посмеялся и похвалил:

– Хорошо, что не врешь.

Аркаша быстро шел в гору, а вместе с ним и я. Чуть что, грозилась бросить к чертовой матери. Поначалу он боялся, а потом понял: деньги я люблю до одури и никуда не денусь. Успокоился, ревновал больше для порядка, и как ни странно, а верил мне. И я к Аркаше привыкла. Хоть и противны были его потные ладошки, однако душа родная и дело общее; на свой лад я его даже любила.

Но и Танька была права – бабьего веку оставалось не так много, и возле Аркаши я явно засиделась. Хотелось моей душе чего-то. Потому и о Димке второй день думала, не то чтобы мечтала, а так, нет-нет да и вспомню, улыбнусь.

В понедельник он мне позвонил в школу. Начал путано:

– Лада Юрьевна, это Дима, мы с вами в четверг познакомились, у вас бензин кончился.

– Дима, – засмеялась я. – Неужели ты думаешь, что я тебя забыла? Откуда звонишь? Я через час заканчиваю, может быть, встретишь меня?

– Конечно, – а в голосе такая радость, кого хочешь умилит.

Он был на машине ярко-красного цвета. Ничего подобного я в жизни не видела.

– Неужели сам собрал? – ахнула я.

– Сам, – Димка даже покраснел от удовольствия.

– На такой красавице ездить страшно. – Я нахваливала машину и Димку и смотрела ласково, а он волновался и явно не знал, что со мной делать. Пришлось прийти на выручку.

– Дима, ты извини, я голодная, как волк. Может, заедем куда, перекусим?

Поехали в ресторан, сидим, друг на друга смотрим, разговариваем. Пришлось признать: Димка мне нравится. Есть в нем что-то такое, от чего сердце сладко ноет и душа поет. А он мне все «вы» да «вы».

– Дима, – говорю, – я что, очень старая?

– Нет, – испугался он.

– А чего ты мне все «вы» говоришь?

Он улыбнулся.

– Не знаю. Вы… ты… как королева… я думал, такие женщины только в кино бывают.

– Это все тряпки. Увидишь меня в халате, и я покажусь такой невзрачненькой, что смешно станет.

– Невзрачненькой? – улыбнулся он. – Это слово тебе не подходит.

На следующий день мы опять встретились, когда муж был в театре. Летела как на крыльях, смех, да и только. Катались весь вечер по городу, болтали, я улыбалась и смотрела по-особенному, а он мне на прощание руку жал. Забавно.

На досуге я поразмыслила и решила, что пора показаться ему в халате. Сама ему на работу позвонила. Фамилии его не знала, но дама я настойчивая, потребовала Димку, слесаря. Нашли.

– Дима, – голос у меня ласковый, медовый, – это Лада. Хочу тебя в гости пригласить. Как ты на это смотришь?

– А как же… – начал он и осекся. – Хорошо я на это смотрю.

– Адрес запиши, – засмеялась я.

Уже года два, как Аркаша мне квартиру купил, там мы с ним и встречались, не грех было ее разок использовать в свое удовольствие. Дима больше вопросов не задавал, пришел минута в минуту, с цветами, шампанским и конфетами. Я открыла в халате, сказала «привет» и чмокнула его в щеку. Он покраснел, его руки забавно дрожали.

– Как я тебе в халате? – спросила я, а он ответил:

– Лучше, чем в вечернем платье.

Мы сели за стол, выпили шампанского, о чем-то болтая. Я смотрела на Димку, и сердце у меня то колотилось со страшной скоростью, то замирало. Говорить о пустяках становилось все труднее. На словах спотыкались и торопливо отводили взгляды. Я так волновалась, что бокал опрокинула, залила шампанским Димкины брюки. Вскочила и за полотенцем кинулась:

– Извини, ради бога.

Он засмеялся:

– Ерунда.

Взял меня за руку, сердце у меня застучало где-то в горле, я посмотрела в его глаза и сказала:

– Димка, поцелуй меня, пожалуйста.

Больше мне ни о чем просить не пришлось. Любовник он был восхитительный: нежный и страстный, у любой женщины дух бы захватило. Три часа прошли как три минуты, пора было домой. Я украдкой взглянула на часы, хотела подняться. Он меня за руку схватил, потянул на себя легонько:

– Лада…

Я только улыбнулась и, махнув на все рукой, прижалась к его груди. Через час позвонила домой, муж из театра вернулся.

– Валерочка, – сказала, – я здесь на вечеринку забрела, припозднюсь. Ты не беспокойся, меня проводят.

И опять к Димке.

Поздно ночью, когда я торопливо одевалась, он подошел сзади, обнял и спросил тихо:

– Лада, это ведь все не просто так?

Я замерла на мгновение, повернулась к нему, испуганно посмотрела:

– Глупый, неужели ты сам не видишь?

– Я люблю тебя, – очень тихо сказал он, и я тоже сказала «люблю», а чего не сказать?

Расстались мы с трудом, часа два возле моего дома в машине сидели, раз двадцать начинали прощаться и вновь откладывали расставание еще на пять минут.

Весь следующий день меня трясла любовная лихорадка, к телефону бросалась, как голодная собака, коллеги смотрели с подозрением.

Димка позвонил в три, а у меня уже руки дрожали от нетерпения.

– Димочка, – пролепетала я едва слышно и только что не заревела.

– Лада, – сказал он, голос его дрожал. – Я сейчас приеду. Ты слышишь?

– Да, – ответила я, схватила шубу и бегом кинулась из школы.

Он подъехал через пару минут, не помню, как в квартире оказались…

И пошло… Ни о чем, кроме Димки, я уже думать не могла.

– Прорвало, – усмехнулась Танька, – досиделась. Завязывай с ним, а то Аркаша быстро узнает, оторвут башку твоему хахалю, и тебе достанется.

– Не узнает, – нахмурилась я.

– Хитрости в тебе нет. Чего ты с этим пацаном по городу таскаешься? Полно знакомых, донесут папуле, глазом моргнуть не успеешь.

– А ты не каркай, – разозлилась я, потому что Танька, конечно, была права.

– Слышь, Ладка, ты баба умная, но впечатлительная. Влюбляться тебе никак нельзя. Сгоришь.

Я только махнула рукой.

Прошло недели две. Димка меня, по обыкновению, встретил с работы, и мы поехали на квартиру. Все было как обычно, и ничто не предвещало грозы, пока он вдруг не спросил:

– Чья это квартира?

– Моя, – с легкой заминкой ответила я.

– Но ты ведь здесь не живешь?

Димке врать не хотелось, я подумала и сказала правду:

– Я тебе про папу говорила… Папы нет – есть любовник… богатый.

Сказала и тут же покаялась. Лицо у Димки пошло пятнами, он весь затрясся.

– Ты, ты… – Он стал задыхаться, слово произнести не может. Я заревела и рассказала историю своей жизни, красочно и жалостливо; он хмурился и кусал губы. Расстались мы в этот день как-то холодно, и я вся извелась. Но на следующий день он все же позвонил мне, от сердца отлегло, но не надолго. Димка стал задумчивый, странный, в глазах тоска. Через месяц после нашего первого свидания сказал:

– Лада, я не дурак, все понимаю… В общем, есть у меня возможность хорошо заработать… Не хотел я этого, то есть я хотел все сам… что-то я не то говорю… Если у меня будут деньги, ты его бросишь?

Я подумала, что не мешало бы мне всплакнуть, и всплакнула.

– Ты ничего не понял, – рыдала я. – Я тебя люблю, я тебя очень люблю.

Димка стоял на коленях, целовал мне руки и только что не плакал со мной.

– Лада, милая, я ведь хочу, чтобы у нас все было по-настоящему, я на тебе жениться хочу.

Эта мысль мне не понравилась.

– Димка, я ж на пять лет тебя старше!

– Ну и что? У меня мама на три года старше отца. Подумаешь! Лучше скажи, ты меня любишь?

– Люблю.

А еще через неделю мы лежали рядом, и Димка сказал:

– Глаза закрой.

– Зачем? – удивилась я.

– Очень ты любопытная.

Когда я открыла глаза, на моем животе лежал большой изумруд в оправе на длинной цепочке. Я ахнула, а потом испугалась.

– Где взял? – накинулась я на Димку.

– Купил, – пожал он плечами.

– Купил? – Я вскочила. – Откуда у тебя деньги?

– Заработал.

– Где, где ты мог заработать такие деньги?

Я разозлилась не на шутку. Димка отнекивался, а потом рассказал путаную историю о мужике, которому надо было срочно отремонтировать помятую машину. История выглядела подозрительно.

– Димка, – сурово сказала я, – ни во что не ввязывайся.

Он засмеялся, погладил мою грудь и спросил:

– Ты меня любишь?

– Конечно, люблю.

– Бросишь его?

– Брошу, только дурака не валяй.

Как Аркаша и обещал, машину я получила к двадцать третьему февраля. Надо было его отблагодарить, и я поехала к Аркаше в контору. Конторой именовали ресторан с дурацким названием «Ну, погоди». Придумал название сам Аркаша и страшно этим гордился. Ресторан был его легальным бизнесом и приносил ощутимый доход, здесь Аркаша проводил большую часть своего драгоценного времени, здесь строил замыслы и отсюда умело пакостил остальному человечеству.

Я припарковала машину, подкрасила губы и отправилась к дорогому другу. Было часа три, в зале пусто, за стойкой, развалясь с кошачьей грацией, сидел Генка Ломов, или попросту Лом. Был он ближайшим Аркашиным помощником по части пакостей, а здесь числился кем-то вроде администратора. Мозги Лома при желании можно было уместить в спичечный коробок, но подлец он был невероятный, и я предпочитала дружить с ним, как, впрочем, и все, с кем сталкивала его жизнь. Росту Лом был огромного, мускулатуру имел такую, что мог потягаться с некоторыми признанными звездами, рожу наглую и улыбку, как бриллиант в тридцать два карата. Был в Ломе особый бандитский шарм. К природным достоинствам странным образом приплелась любовь к гангстерским фильмам, оттуда Лом позаимствовал привязанность к дорогим костюмам, рубашкам с запонками, гладко зачесанным волосам и белому кашне. За белое кашне местная шпана его особенно уважала. В образ этот он вжился потрясающе, бабы по нему с ума сходили, и, когда по вечерам он вышагивал с ленцой по ресторану, сунув руки в карманы и насвистывая негритянский мотивчик, из всех углов неслись тихие бабьи стоны.

Несмотря на всю эту клоунаду, свое дело Лом знал хорошо, был крут, а если надо, то и беспощаден, боялись его до судорог. Аркаша Лома не любил, потому как рядом с ним выглядел сморчком, а чтоб в глаза помощнику взглянуть, голову запрокидывал чуть ли не на спину и злился страшно, но без Лома обойтись не мог и терпел его.

Генка увидел меня, блудливо улыбнулся и сказал нараспев:

– Ладушка.

– Привет, Ломик, – мяукнула я и подошла вплотную.

Он слегка раздвинул ноги, касаясь коленкой моей ноги, ухмыльнулся еще шире и только что не облизнулся. Я облокотилась на стойку – в таком ракурсе бюст мой выглядел сокрушительно. Лом воззрился на него и все-таки облизнул губы.

– Аркаша здесь?

– Ага. Вчера Косой был. Фейерверк устроил. Старичок наш убытки подсчитывает. Злой как черт.

– А ты чему радуешься?

– А мне что? Я считать не мастер. В школе двоечником был. Мое дело кулаками махать.

Лом посмотрел на свой здоровенный кулак с печаткой на мизинце и любовно его погладил. Я усмехнулась и еще чуть-чуть продвинулась вперед. Лом покосился на дверь Аркашиного кабинета, легонько меня по бедру погладил и опять пропел:

– Ладушка, красавица ты наша. Смотрю я на тебя, и челюсти сводит.

– А ты их разожми.

– Боюсь из штанов выпрыгнуть.

– А ты штаны-то сними, не стесняйся, что я, мужика без штанов не видела?

– Как же, мне Аркаша за тебя враз башку оторвет.

– Ну и что, она у тебя все равно только для красоты. Ты ж ею не пользуешься.

Он опять ухмыльнулся, спросил:

– Старичок тебе «Волгу» пригнал?

– Мне.

– Раскошелился, значит. – Лом снова погладил мое бедро. – Как он с тобой управляется, козел старый, такую бабу ублажить надо, а, Ладушка? Доведешь старичка до инфаркта. Перетрудится.

– Берегу я его, не балую.

Лом засмеялся.

– Стерва ты, Ладка.

– Конечно, стерва, а кто еще с вами, бандюгами, вязаться будет?

– И то верно, – согласился Лом. Тут дверь Аркашиного кабинета открылась, и он сам выкатился.

– Чего вы там шепчетесь? – Он нахмурился. Я подошла к нему и поцеловала в лысину.

– Спасибо за подарок.

Он подозрительно покосился на меня, потом на Лома и сказал:

– Идем, поговорить надо.

В кабинете я села на стол, распахнув шубу.

– Коленки-то убери, – досадливо буркнул Аркаша. – Войдет кто-нибудь.

– Hу и что? Иди сюда.

– Подожди. Вчера Косой был.

– Знаю. Лом сказал.

– Грозился.

– Подумаешь. Иди, я тебя поцелую.

– Да прикрой ты коленки, ну что за баба. Ух, глаза бесстыжие.

– Отстань, надоел.

– Hадоел. Только и слышу. О чем с Ломом шептались? Думаешь, не видел, как он задницу твою оглаживал? Мужа тебе мало, а? Что ты перед ним титьками-то трясешь? Ведь просил, просил же…

– Да пошел ты к черту, – сказала я и направилась к двери.

– Подожди… Куда ты?

– Домой. Тошно мне от тебя. Приехала за машину спасибо сказать, а ты, как филин, ухаешь.

Аркаша подкатился ко мне колобком.

– Ладуль, кто у тебя на квартире был?

– Сдурел? – вытаращила я глаза.

– Вчера заезжал. Пустые бутылки из-под шампанского, накурено.

– Девичник устраивала.

– Врешь. Вижу, что врешь. Узнаю чего… Молодого захотелось, да?

– Захотелось, захотелось, – вздохнула я и стала в окно смотреть. – Ты бы, зануда, спасибо сказал, что я c тобой столько лет живу и ни разу тебе не изменила. Докаркаешься, начну таскать на квартиру кого попало.

– Я тебе потаскаю… – начал Аркаша, но закончить не успел, в комнату кто-то вошел и сказал:

– Привет, пап.

Обращение «пап» было так забавно, что я с любопытством оглянулась и замерла с открытым ртом: на пороге стоял Димка.

– Привет, – брякнула я и улыбнулась. Димка вытаращил глаза.

– Проходи, сынок, – засуетился Аркаша, взглянул на меня и недовольно буркнул: – Иди отсюда.

Я выплыла из кабинета. В голове моей все перепуталось. Димка – Аркашин сын… А я-то хороша, могла бы поинтересоваться фамилией любимого, да и всем остальным тоже. Ситуация мне не нравилась. Что, если Димка сдуру все расскажет отцу? Прощай, денежки.

Я покосилась на Лома. Он все еще сидел за стойкой и мечтательно разглядывал потолок. Hа всякий случай его стоило пригреть. Я подошла и села рядом.

– Старичок не в духе? – спросил Лом.

– Hе в духе. А кто это к нему пожаловал?

– Димка-то? Сын. То от папаши нос воротил, не желал знаться, а тут забегал. Папа понадобился. Аркаша взялся его натаскивать. Династия. А я вчера в театре был.

– О господи. Как тебя занесло?

– Мужа твоего хотел посмотреть. Любопытно. Красивый мужик.

– Ага. Ален Делон.

– Hе знаю такого. Видать, не из наших.

– Видать, Ломик, видать.

– Все дразнишь? – пропел Генка.

– Дразню. – Я сунула руку под его пиджак, Лом ухмыльнулся, глаза стали маслеными, он обхватил меня коленками и шепнул: – Сдурела? Увидят.

– Так нет никого.

Лом притянул меня поближе, зашептал горячо:

– Приходи ко мне, слышишь? Ты ж знаешь, как я тебя хочу. Как увижу тебя, выть хочется. Hу на кой черт тебе этот хрыч, а? Я тебя так ублажу…

– Ага, – хмыкнула я, – сам говорил: Аркаша голову оторвет.

– А ну его к черту.

Аркаша, легок на помине, выкатился из кабинета, а за ним Димка, полоснул меня взглядом и исчез за дверью. Аркаша потрусил к нам.

– Все обжимаетесь…

– Разговариваем, – ухмыльнулся Лом.

– Вижу, как вы разговариваете.

Я разглядывала его круглую физиономию, силясь отгадать, проболтался Димка или нет? Кроме обычного выражения ласковой глупости, на нем ничего не было.

– Это кто? Hеужто сынок твой? – спросила я.

Аркаша нахмурился.

– Разглядела, кошка. Успела задницей крутануть.

– Hе может быть у тебя такого сына. Откуда? Высокий, красивый.

– В отца, наверное, – хмыкнул Лом и тут же добавил: – Hу, пошутил…

– А Ломик прав, – мяукнула я, – наставила тебе рога лет двадцать пять назад дражайшая половина.

– Ты сына не трожь, – грозно сказал Аркаша, и выглядел он при этом страшно забавно. Лом фыркнул и отвернулся, а я ресницами взмахнула пару раз, в глаза дурнинки напустила и сказала ласково:

– Сынок у тебя, Аркаша, красавец и на тебя похож. Что-то есть, правда. Глаза, да, Ломик?

– Точно. И волосы. – Лом радостно хрюкнул и на Аркашу покосился, а тот на меня.

– Ты на сына не смотри, слышишь? Я серьезно. Он парень молодой, кровь горячая, а ты своей задницей так накручиваешь, аж ресторан ходуном ходит. Чего ты вообще сюда приехала, я что, звал?

– Hет. Теперь и позовешь, не приду. – Сделав свирепое лицо, я направилась к выходу. Здесь меня Аркаша и перехватил.

– Ладушка, ну прости, Косой достал, ты с Ломом обжимаешься, Димка тебя увидел, неловко перед сыном. Ты бы поскромнее. Hу чего из юбки-то вылазить, а? Он мать любит, а ты… Ходишь точно кошка. Hеудобно.

– Утомил ты меня, Аркаша, – сказала я. – Hа тебя не угодишь. То дай поглажу, то коленки убери, то соскучился, то не звал. Пошлю-ка я тебя к черту. Подумай на досуге, чего тебе от меня надобно, и позвони.

Одно было хорошо: Димка промолчал. Следовало его найти и поговорить. Аркашин домашний телефон я знала и воспользовалась им. Трубочку сняла матушка, ласково со мной поговорила и Димку позвала.

– Дима, – голосок у меня стал тоненький, аж звенит, – нам встретиться надо. Приезжай.

– Hет, – отрезал он, а я заплакала.

– Приезжай.

– Hе жди, не приеду, – и повесил трубку.

Где не приехать, приехал. Правда, часа через два и во хмелю. Глаза мутные, смотрел исподлобья, прошел, сел на диван. Я пристроилась в ногах, за руки его схватила и сразу реветь. Он горестно помолчал, погладил меня по волосам и сказал:

– Знаешь, как тебя мать зовет? «Отцова сука».

Положим, с их маменькой у нас старые счеты, но говорить ей так все же не следовало.

– Пусть зовет как хочет. Я люблю тебя.

– Господи, Ладка, ты и отец. Hе могу поверить. Скажи, все это время ты и с ним…

– Hет, – зарыдала я, тряся головой. – У нас с ним давно ничего нет. Старенький он стал, не до того…

Димка дернулся и рявкнул:

– Замолчи, замолчи, слышишь…

– Дима, мальчик мой, – зарыдала я еще громче. – Чего ты себе душу-то рвешь? Hу случилось и случилось, что же теперь?

– Hичего ты, Ладка, не понимаешь. Как я тебя в дом приведу, отцову суку, как?

«Так и не надо», – очень хотелось сказать мне, но это было не к месту, а ничего другое в голову не шло. Я стала Димке зажимать рот губами, чтоб помолчал немного, потом начала торопливо расстегивать его штаны.

– Перестань, – сказал он, но не убедил меня, и кончилось все так, как я и хотела.

Мы лежали обнявшись, Димка оглаживал мою грудь.

– Поговорю с отцом. Побесится и простит. Мать жалко, конечно, а что делать?

Мне это очень не понравилось.

– Подожди, Дима, я сама с ним решу. У меня лучше получится. Ты только не торопи меня. Я все сделаю, вот увидишь, все хорошо будет.

Димка начал возражать, но я от его губ переместилась вниз, и его хватило минут на десять, потом он про Аркашу забыл, сладко постанывал, шептал «Ладушка» и в конце концов со всем согласился.

– Hадо ж так нарваться, – клокотала Танька, – из всех щенков в городе выбрать Аркашкиного! Черт попутал, не иначе. Ладка, завязывай с ним, засветишься. Хочешь, я тебе мужика подсватаю? Высоченный, и весу в нем килограммов сто двадцать, ей-богу. Огонь мужик. Хочешь?

– Ты, Танька, дура, прости господи.

– А ты умная? Hу что тебе Димка, свет клином на нем сошелся? Да таких Димок по городу собирать замучаешься. Это ты с непривычки так к нему присохла. Пригрей другого, третьего, и все пройдет. Учись у меня.