Гера. Детектив

– Мне достаточно было полистать отчеты признанных авторитетов, международных исследовательских центров и частных компаний в области выявления подлинности папирусов, чтобы понять простую вещь. Никто не пробовал папирусы на вкус. Ведь это звучит по-детски наивно – а что в том может быть интересного. Я поставил себя на место того, кто хотел что-то спрятать нечто на долгое время. На века… И стал отсекать все непостоянное – языки забываются, страны исчезают, границы сдвигаются, законы и даже религии меняются. Постоянны только человеческие потребности и пороки.

– Пороки уже использовались в картах, – догадался Гера.

– Верно. Игральные карты и карты Таро существуют минимум пару тысяч лет. Сефиротическая магия и вся эзотерика крутится вокруг них… Свои потребности человек должен удовлетворять чтобы выживать, но особенности в еде определяются либо вкусовыми привычками, либо традициями – национальными или религиозными. Например, понятие кошерной еды у иудеев или каннибализм в некоторых племенах… Однако, если бы я хотел передать некие сакральные знания именно своим потомкам, то использовал бы только их особенности, дабы иным недоступно было. И тут вкусовые особенности рода или нации могут сыграть роль ключика.

– Борис Борисович, но мы живем в век глобализации. Границы в Европе постепенно стираются.

– Верно. Межрасовые браки дают новое потомство с иным генным аппаратом. Раньше нации жили обособленно, и традиции запрещали смешиваться. Нарушения были, разве что, в результате войн. Нынешний курс правительств многих стран на отказ от подобных традиций, перемешивание наций в большом европейском плавильном котле, выращивание человека мира, пропаганда либеральных идей в этом вопросе и прочее направлено на постепенное размывание ДНК. Плюс работы по целенаправленному вмешательству в ДНК. Все это ведет к исчезновению природных наций и созданию лишь одной. Управляемой извне. Преградой были естественные законы скрещивания рас и наций. Генетики даже определили стойкость и податливость к скрещиванию различных гаплогрупп. Исключительной стойкостью обладает единственная гаплогруппа, хотя и там не все так просто. К сожалению, в России генетика не является приоритетной наукой. И это не случайно. От потомков русов все время скрывают их силу. Язык, историю, генетику.

– Я правильно вас понимаю, что некие сакральные знания были оставлены именно для русов или их прямых потомков?

– Верно. Жрецы Египта, как и некоторых других стран Ближнего Востока, были прямой ветвью русов, покинувших свои исконные северные территории после глобальных катаклизмов. Они должны были оставить знания на видном месте, но только записать их так, чтобы прочитать послания могли только носители определенных способностей.

– Здесь русский дух, здесь Русью пахнет, – процитировал Гера.

– Верно. Все очень просто. Догадаться, где искать прежде всего могут только потомки русов. Ну, а прочесть – тем более.

– Почему вы мне это так открыто говорите?

– Ты еще не догадался?

– Мы одной крови, – повторил Гера слова Логинова.

– Верно.

– Значит, я не случайно порезался однажды лопнувшей пробиркой на лабораторке?

Бора-Бора лишь молча широко улыбнулся.

– Вы возьмете меня в свою команду?

– А вот тут ты ошибаешься. Это наша последняя встреча. Ты больше не должен встречаться со мной, приходить в лабораторию, посещать семинары, даже узнавать меня в Университете или на улице…

Какое-то время они шли молча.

– Я попробовал использовать раствор на основе твоей крови, чтобы прочитать некоторые папирусы. Результат совпал с моим… Теперь ты знаешь больше, чем было доступно мне, когда я только начинал этот путь. Дальше пойдешь сам. Выбор только за тобой. Как ты используешь свои способности и чего добьешься. Во имя чего. Все решит твой выбор. Запомни, власть во многих странах в руках наших врагов. Есть избранные, вроде нас с тобой и остатки нашего Рода, которые могут только пойти в ополчение. Многие из них ищут истину, но не смогут ее найти. Душой понимают, но маются, потому что способности утеряны из-за нарушения Кона Рита.

– Но сила в единстве, – горячился Гера.

– Уясни простую вещь, сейчас ты можешь быть только партизаном в своей собственной стране. Уже было несколько попыток прямого противостояния, и наши проиграли. Доверие, «вроде бы своим», обошлось очень дорого. Энергия разрушения проще и разнообразнее в своих проявлениях. Результат получается быстро. С другой стороны, энергия созидания на порядки сильнее, но получать ее сложнее. Оглянись и увидишь, постоянное противостояние разрушителей и созидателей. Это основной закон развития, только инструменты у них различны. Ложь и предательство безграничны, честь и преданность Роду только одна. На войне, как на войне.

– Но существуют же какие-то правила…

– Вот именно по этим правилам и предсказуемости поступков, наших быстро вычисляют. Поступай, как считаешь нужным. Играй в разведчиков и добивайся своего. Никаких правил и обязательств. Никаких организаций и встреч. Наши все это уже прошли.

– Даже убийство? – недоверчиво спросил студент.

– Повторюсь. Только твой выбор. У тебя есть все задатки для самостоятельной работы и борьбы. Слушай только свой внутренний Кон.

– Но есть же границы разумного…

– Нет. Есть только твой выбор. И если ты нарушишь чью-то границу, тебе объявят войну. Равно, как и ты можешь принять такое решение. Твердо уясни – врагов гораздо больше, чем ты думаешь. Лакмусовая бумажка – твой Кон. Если хочешь иную формулировку – твоя душа. Знания откроются только достойному. Ты сегодня только можешь им стать, а станешь ли, это твой выбор.

– А вы еще долго будете в Университете?

– Нет. Мне уже ставят палки в колеса. Изменили условия аренды помещения. На следующий год я должен представить другой учебный план. Финансирование по межвузовской программе уже перекрыли. Они еще не вычислили меня, но стали подозревать. Значит пора…

Двое шли молча, хотя у студента просто клокотало внутри от вопросов. Он понял, что это последняя проверка, и он ее выдержал. Не оборачиваясь и не прощаясь, свернул в первый попавшийся переулок и спокойно пошел один. Впрочем, ему только казалось, что он идет, не привлекая внимания, на самом деле ноги не слушались и движения были не координированы, ибо голова была занята совсем иным. Полнейшая растерянность и дезориентация от услышанного сыграла хорошую службу, он даже не заметил двух сокурсниц, шедших навстречу. Они тут же растрезвонили всем знакомым, что видели своего ботаника в стельку пьяного. Ну просто никакого. Буквально на следующий день стало понятно, за что этого пьянчужку выгнал из своей группы Бора-Бора.

ГЕРА

У каждого человека есть имя, как правило, не одно. Дома, во дворе, в школе, среди друзей и врагов, в институте, на работе, в спортивной секции, с близкими и любимыми нас часто называют по-разному. Поэтому, если кто-то окликнет нас на улице или в телефонной трубке незнакомый голос назовет по имени, мы сразу поймем откуда этот человек. Это потому, что за одну жизнь мы успеваем прожить несколько разных поменьше, связанных и с возрастом, и с родом занятий, и увлечений. И всякий раз мы оставляем свой след в других душах под разными именами. Так детям будет странно слышать, когда кто-то назовет одного из родителей «вжик» или «коржик», «братан» или «ботан». Только даются имена или прозвища не зря, для окружающих мы выглядели именно так или кто-то очень хотел нас видеть именно такими.

С Никитой Бобровым все случилось иначе, с рождения его везде звали Никитой. Набрав 293 балла по трем ЕГЭ и успешно сдав дополнительные вступительные испытания, он был зачислен на два факультета МГУ – Химфак и ВМК. При посвящении в студенты он сменил имя, причем произошло это странным образом.

День выдался прохладным, и первокурсники промерзли до костей, несмотря на различные подвижные развлечения, поэтому предложение одного из москвичей продолжить знакомство всей группы у него на даче было встречено единогласно. Оказалось, что у семерых из них уже были свои машины, и вопрос доставки окоченелых «козерогов» не возник. Единственное разногласие возникло по дороге – не все соглашались называться «козерогами» даже потому, что и у первокурсников, и у этих животных не было хвостов. В прямом и переносном смысле этого слова.

Однако, первое впечатление от дачи, которую москвич Родион представил, как свою, отодвинуло на второй и прочие планы все вопросы. Просторный двухэтажный дом с боковой башенкой чем-то напоминал картинку сказочного замка из детской книжки. Охранник впустил машины на большую стоянку под навесом, и удалился. За домом виднелся сад, небольшой пруд с мостиком, извилистые дорожки и симпатичные фонарики на подстриженных газонах. На страже этого сказочного мира стоял солидный забор, увитым диким виноградом. Повсюду чувствовался заботливый уход специалистов, но прислуги видно не было.

С позволения Родика «козероги» осматривали первый этаж, бродили по саду и фотографировались на мостике, перекинутом через небольшой пруд. Тем временем появились двое официантов и разожгли угли в мангале под навесом, другая пара сервировала овальный стол в зале первого этажа. Когда же по саду стал распространяться обалденный запах шашлыков, новоиспеченные студенты заспешили к мангалу с вопросами «не надо ли чего попробовать». Затем под радостные овации вместе с первой партией парящих и румяных шашлыков проследовали к овальному столу.

На правах хозяина тамадой стал Родион. Впрочем, было видно, что он привык к лидерству во всем. Рослый, крепкий с мускулистыми руками, украшенными восточной татуировкой, уверенными движениями и солидным баритоном, в свои девятнадцать он уже выглядел мужиком. Замысловатые и порой насмешливые тосты покорили лучшую половину гостей и заставили притихнуть мальчиков, у многих из которых ничего вышеперечисленного не было и в помине.

Среди них скучал и Никита, ощущая свою ущербность в том, что однокомнатная «хрущевка» в далеком Балаганске, где они жили с мамой, не была похожа даже на какую-нибудь кладовку в этом доме. И от столицы их отделяет не восемь часовых поясов, а какая-то галактическая пропасть. Казалось, что поселок городского типа примостился не на берегу великой Ангары, а на окраине этой незримой галактики, и вся история Балаганска, насчитывающая более трех с половиной веков, затерялась где-то в позднем палеолите, с мамонтами и бизонами.

Теперь он понимал грустный взгляд матери, провожающей его в столицу. Она знала, что после МГУ, Москвы и всего увиденного здесь, ее мальчик уже не сможет вернуться в «хрущевку» на улице Чехова, и не захочет стать, как и она, учителем в их районной школе. Компьютер, подаренный ушедшим от них отцом, открыл для ее Никиты иной мир. Безжалостный и жадный, с которым и Ангара не сможет потягаться. Возможно, Наталья Николаевна иногда и упрекала себя в том, что так настойчиво прививала своему мальчику любовь к знаниям и книгам, радовалась его стремлению стать студентом МГУ, а не университета в Ангарске или Иркутске…

– Никита, твоя очередь, – звонкий голосок хорошенькой соседки не сразу вернул его в большой дом с боковой башенкой.

– Куда очередь? – наугад бросил он, однако народ воспринял это как удачную шутку.

– Тост давай!

Никита пробубнил первое, что вспомнилось из бурятских легенд – про бусы Ангоры. Это прозвучало так неожиданно на фоне пожеланий иметь культовые машины и дорогие виллы на побережье средиземного моря, что романтичная половина гостей томно вздохнула. Мальчик с голубыми глазами и тонкими длинными пальцами стал казаться сказочным принцем из очень богатого королевства, замок которого ломится от сундуков с несметными сокровищами, среди которых спрятаны те самые бусы…

Вкусная еда и хорошие вина быстро кружили голову, и когда Родион пригласил гостей в бильярдную, где стояли кальяны и можно было подымить, Никита блаженно улыбался и был готов всех обнимать от навалившегося счастья. Заметив в своей руке откуда-то взявшийся мундштук с красивой надписью SmokeLab, он весело предложил всем присутствующим выполнить эту лабораторку. Дальнейшее виделось ему, как в дыму, в прямом и переносном смысле…

– Э-э-й, подъем, – кто-то похлопал Никиту по щеке, и неприятным скрипучим голосом добавил – труба зовет.

– А где Гера? – отчего-то прошептал он сквозь какую-то пелену.

– Кто? – переспросил его тот же неприятный голос.

– Ну, Гера… Я же с ней только что говорил…

– О-о, – скрипучий голос просто издевался, – тяжелый случай.

– Гера! – первокурсник попытался вскочить и громко крикнуть, но ни то, ни другое не получилось.

– Заблудился, братан?

– Ге-ра! – по слогам произнес потерявшийся, чтобы быть услышанным, – я здесь!

Получилось не очень, вернее – совсем отвратительно получилось. Какие-то гири удерживали все тело, словно в той легенде, когда разгневанный Зевс приковал богиню Геру облаком к небу.

– Пусть отлежится, – донесся откуда-то издалека второй голос, – он не транспортабельный. Утром отвезем, а то еще вляпается…

В наступившей тишине опять вернулась Гера. Она была здесь. Ласково улыбалась и гладила его по щеке. С интересом разглядывала, нежно прикасалась и не отводила взгляда. Начала расспрашивать о детстве, о маме, о том, как он в одиночестве любил слоняться по берегу Ангары. О том помнил ли он, кто его тогда спас…

Как он мог забыть! Конечно, это была она. Гера. Богиня из богинь. Дочь Кроноса и Реи. Жена и сестра Зевса, вечно мстившая громовержцу за измены и предательства… Гера, спасшая однажды мальчика в холодных водах Ангары, такой же непокорной и своенравной, как сестра Посейдона… О-о, Гера всегда выручала этого мальчика не спроста. Они были одной крови. Она никогда прямо не говорила о том, но он чувствовал это в каждом ее слове, в каждом жесте. Ее забота и любовь еще не раз спасала жизнь мальчика, особенно не отличавшегося крепким здоровьем или крепкими кулаками.

Он просто зачитывался книгами о красавице Гере, третьей супруге Зевса после Метиды и Фемиды, самой могущественной богине Олимпа. И никогда не испытывал восторга от книг о Геракле и мифах о его подвигах только лишь потому, что Гера ненавидела побочного сына Зевса. Этого вечного любимчика Громовержца, который, решив пошалить с Алкменой, принял образ ее мужа и остановил солнце, чтобы шалить три дня кряду.

Вся жизнь этого счастливчика была построена на обмане – зачат Зевсом обманным путем, воспетые в легендах 12 подвигов, он совершал, отрабатывая повинность у микенского царя Эврисфея, а не во имя любви. Геракл даже однажды ранил Геру, хотя имя его переводится как «воспевающий Геру», и главное – с помощью Афины обманном вынудил Геру покормить его, как сосунка, грудью, чтобы получить бессмертие. Тоже мне бог!

Для мальчика из Балаганска существовала только Гера, богиня из богинь. И вот теперь она снова рядом! Никогда прежде он так явственно не ощущал ее присутствия. Они разглядывали друг друга и даже едва касались лица. Только сегодня студенту воистину стало понятно сравнение божественная. Именно такой была Гера. Она грустно усмехнулась, когда чей-то скрипучий голос вознамерился помешать их разговору. Чуть наклонив голову, Гера заглянула ему в глаза и тихо произнесла:

– Сегодня я растворюсь в этой голубой благодати, и мы навсегда останемся вместе.

Так и произошло…

Как ни трясли его потом чьи-то наглые руки, как ни приказывал ему проснуться чей-то противный скрипучий голос, было уже поздно. Мальчик из Балаганска стал Герой, хотя по-русски это могло звучать, как герой. Теперь он вполне законно мог называть себя ее именем, потому что так пожелала могущественная из богинь Олимпа.

– А-а, он обещал и вернулся, – съехидничал противный голос. – Геру нашел?

– Да это я Гера, – резко вскочил студент, как ни в чем ни бывало. – Зовут меня так.

– Извини, братан, я думал ты в полете.

– Нормально, – отмахнулся Гера.

– Тогда поехали? Ты точно в порядке?

Вместо ответа Гера неожиданную для себя самого провел двоечку с обеих рук, едва не коснувшись носа обладателя скрипучего голоса. Причем так резко, что тот не успел даже среагировать, только почувствовал дуновение ветерка в лицо.

– Предупреждать надо… – извиняясь, произнес тот, признавая силу, и попятился.

Гера повторил двоечку с резким подшагом и уклоном.

– Ух, ты! – в комнату вошел Родион. – Лихо, а что ботаником прикидывался?

– Мама всегда учила меня скромности, – голубые глаза смотрели насквозь.

– Ну и ладушки, – улыбнулся хозяин, – а то ты вчера так быстро «отъехал», что я заволновался. Пульс еле-еле, дыхание поверхностное, на сигналы снаружи не отвечаешь. Перемешал, что ли? Остальные-то бодрячком. Всех развезли по домам, ну а тебя не стали трясти.

– Наверное увлекся, – слукавил Гера.

– А привкус помнишь? – заинтересовался хозяин. – Я сделал пять вариантов…

– Вишневый, – не задумываясь ответил студент, – и аспирином разбавлен.

– Да, ладно? – Родион с интересом глянул на гостя.

Тот безразлично пожал худыми плечиками.

– Слушай, а ты как насчет кофейку? – неожиданно вежливо спросил хозяин. – На дорожку? А то мы еще с утра не успели…

– Только с молоком, – нескромно ответил гость.

– Витек? – Родион глянул в сторону обладателя скрипучего голоса и тот утвердительно кивнул в ответ. – Только мне черный без сахара. Я сейчас вернусь.

Вместе с Витьком Гера прошел на кухню. В доме было тихо, очевидно, прислугу отпустили еще ночью, после уборки. Студент огляделся и сел за барную стойку на высокий табурет, Витек включил кофемашину De’Lonhgi, та зашипела паром под давлением, и по кухне поплыл приятный кофейный дух. Они едва успели пригубить небольшие чашечки, как вернулся хозяин.

– Как кофе?

– Кимбо, – Гера понял вопрос по-своему, – итальянская арабика. Я такой в баре на Арбате пробовал недавно. Пачка коричневая с золотым. Название красным. Мягкий вкус почти без горчинки.

Хозяин удовлетворенно кивнул, достал три чистых блюдечка из шкафа и поставил их перед Герой. Загадочно улыбаясь, аккуратно насыпал в каждое их них по белому порошку из разноцветных бумажных пакетиков, свернутых, как в аптеке. Потом положил обертки рядом с блюдечками. Не говоря ни слова сделал приглашающий жест открытой рукой в сторону гостя и застыл, не отрывая любопытного взгляда.

Стало понятно, что он решил проверить слова студента о привкусе. В кухне повисла напряженная тишина. В любом другом случае Гера отмахнулся бы, но сейчас это прозвучало бы, как трусость, отказ от поединка. Богиня из богинь этого бы не простила. Гера осторожно поднес к лицу первое блюдечко и слал принюхиваться, постепенно приближая его. Так повторилось и с остальными. Затем в упор, не мигая, посмотрел на Родиона, словно они стояли друг против друга на дуэли, и уверенно отчеканил:

– Мел. Эспераль. Колдрекс с лимоном.

Родион сверкнул черными глазами и молча стал убирать блюдечки, признав свое поражение. Витек понял это и тихо произнес:

– Ну, ты даешь, Гера…

ЗИНА

Парень и девушка бродили по Большому газону МГУ погожим сентябрьским днем. Им казалось, что до зачетов, как и до Бабьего лета, еще далеко, поэтому они с легкой душой прогуливали свои первые лекции на третьем курсе МГУ.

– Тепло заблудилось в тумане, и первые дни сентября проснулись в блаженном дурмане, июльские сны теребя… – глядя куда-то вдаль, неожиданно произнес он.

– Твои? – она окинула его испытующим взглядом.

– А ты что больше любишь, пломбир или эскимо? – вопросом на вопрос ответил он.

– Там сплошное пальмовое масло.

– Наташ, это абсолютно ложное утверждение.

– Гер, опять ты умничаешь?

– Мороженное должно растаять у меня во рту, – нудным голосом знакомого преподавателя изрек парень, – а это 36 градусов. При этом известно, что пальмовое масло тает при 42 градусах. Значит, я замечу комки и плюну в глаз продавцу.

– Как ядовитая змея? – хихикнула девушка.

– Хуже. Эти змеи тут не водятся, а обманутых любителей мороженного будет много.

– Ты хочешь сказать, – она не сдавалась, – что авторы статей в прессе врут, утверждая, что не используют в производстве мороженного пальмовое масло?

– Как всегда, это правда, да не вся. В основном используют кокосовое масло, вернее разные его фракции, отделяемые различными методами. Например, у олеина температура плавления вообще 24 градуса… Или ты кокосовую стружку с тортика соскабливаешь?

– Отстань, ботаник, – отмахнулась она.

– Секундочку… – Гера опять пародировал известного лектора, – мы, ученые, должны разбираться в тонкостях. Вот, например, я – родился в эпоху маргарина «Рама». Мама мыла раму, потому что ни денег, ни масла у нас не было. Теперь мое занудство можно оправдать тяжелым детством… Ну что, выбираем пломбир? Это он спасет мир-р-р…

– Тогда – «Снежный городок» – и Наташка, сверкая коленками, первой понеслась к большому цветному зонтику с надписью «Мороженное».

Прохожие, в основном приезжие в этом знаковом месте Москвы, с нескрываемыми улыбками и даже завистью смотрели на прелестную пару, которой для полного счастья потребовалось всего пару долларов. Некоторые ехали в русскую столицу с опаской и первое время гуляли только днем, но увидев вблизи смотровой площадки на Воробьевых горах эту счастливую молодость, не могли оторвать глаз. Они начинали вспоминать себя в таком возрасте, и душа открывалась навстречу добру, ликующему в сентябрьский полдень среди еще зеленой травы на одном из семи холмов, на которых раскинулась вековая русская столица.

– Ну, что, еще по эскимо и не пойдем на обед?

– Тогда – по два, – Гера демонстративно ссутулился, принимая какой-то старческий вид, и дрожащей рукой указывая в сторону лотка с мороженным, потом прошепелявил, – в каждую руку.

Они еще долго гуляли, говоря на самые разные темы. Оба были не очень общительны, и, хотя учились на одном курсе факультета, за два года даже не общались. Поводом для сегодняшней встречи послужила байка о том, что Гера на спор выучил целый учебник за пару часов. Многие хотели иметь такое средство, если оно, конечно, существует на самом деле. Только Гера был принципиален в выборе собеседников, многих просто игнорировал, а вот с Черняевой из Беляево охотно согласился поболтать вместо скучной лекции.

– Скажи, ты действительно помнишь все, что слышал и видел? – Наташка протянула собеседнику свой носовой платок, чтобы он вытер руки после мороженного.

– Обляпался? – не обиделся Гера.

– Я такая же, – примирительно согласилась она. – Съесть мороженное и не капнуть куда-нибудь, все равно, что пойти на пляж и не искупаться.

– А ты на море была? – неожиданно спросил парень.

– Мы всей семьей раньше каждый год ездили. Для меня Геленджик, как родной город.

– Я ни разу… – потупился Гера. – Мать меня одна растила. Дальше пляжа на Ангаре нигде не был.

– Тогда давай меняться, – неожиданно предложила Наташка, – ты мне расскажешь про Ангару, а я тебе – про Геленджик.

– Да что там рассказывать, – усмехнулся Гера, – вода и летом не выше двенадцати градусов. Несколько плотин, перекаты, пороги, острова. Разливается до 15 километров, глубина метров до семи. Пляжи везде есть, только купаться стремно.

Он помолчал, припоминая, чтобы еще такое рассказать. Потом неожиданно добавил:

– А давай махнем вместе в Геленджик?

Наташка удивленно взглянула на парня.

– На пару дней, только посмотреть… Клянусь, приставать не буду. Возьмем два разных номера. Хоть в разных отелях. Ну, не шикарные, конечно. Ну, а на простые денег хватит. И на билеты… Никаких условий. Глянуть одним глазком и пройтись по берегу. Подумай…

– Признаться, очень неожиданно, – девушка испытующе посмотрела в его голубые глаза. – Странный ты…

– Ну, такой уродился.

– А-а, это следствие тяжелого детства.

– Ну, да… Рама так и не отмылась.

Они рассмеялись, а Наташка обещала себе подумать как-нибудь об этом.

– Гер, ты мне так и не ответил – действительно помнишь все, что видел или прочитал?

– Нет.

– Честно?

– Скажи правду один раз, никто не поверит. Ври постоянно и все привыкнут… Таков шаблон.

– Я тоже шаблон? – резко повернув его к себе, Наташка заглянула ему в глаза.

– Нет… А ты, как моя мама. Она часто повторяла, что я – просто открытая книга. Никогда меня не допрашивала. Посмотрит в глаза и отпустит.

Они помолчали, медленно прогуливаясь. Дойдя до Троицкой церкви, повернули обратно. Было удивительно тепло и спокойно, даже машины спешили по своим важным делам как-то не торопясь. Почувствовав, что собеседница молчит потому, что он уклонился от прямого ответа, Гера решил сам рассказать об интересующем многих на факультете споре, который он выиграл.