Нелюдь

– Кора-а-абль! – усмехнулся Олег. – Ладно уж, иди, если Ваня не прогонит. Но тогда будет тебе задание: гляди по сторонам, и как заметишь что-нибудь интересное – сразу мне говори. Не только глазами гляди, понятно?

Романтическая рулевая рубка оказалась полутемной комнатушкой.

Даже коридором – примерно метр в ширину, меньше трех – в длину. С одного борта – дверь, и с другого – дверь. На передней стене три окошка – маленькое круглое посередине и квадратные, чуть побольше – по сторонам. Зато перед круглым окошком расположился самый настоящий штурвал: деревянный, с точеными спицами и рукоятками, поблескивающий какими-то золотистыми деталями. Небольшой, но настоящий, точно такой же, как на разных рисунках и «морских» сувенирах.

Вот только не стоял за этим штурвалом этакий «морской волк» в лихо заломленной фуражке и с дымящейся трубкой в зубах. За штурвалом вообще никто не стоял.

Сидевший на высоком табурете больше походил на слесаря из домоуправления, чем на капитана. Лысеющий мужичонка в сером засаленном ватнике, из-под которого виднелась не первой свежести тельняшка. Вместо фуражки капитанскую голову венчала изрядно повыгоревшая кепочка с еле различимой надписью «Речфлот». Морщинистые руки, увитые тусклой синевой татуировок, спокойно лежали на коленях.

Капитан не обращал внимания не только на появившуюся в рубке девушку, но и на реку. Дремал. Или делал вид. что дремлет. Тем не менее катер по-прежнему бойко вспарывал речную воду, уверенно бежал туда, куда было нужно. Или туда, куда он считал нужным.

Пока что, судя по всему, катеру хотелось уткнуться в камыши на приближающемся берегу.

До берега оставалось метров тридцать, не больше, когда Ваня решил вмешаться. Не очнулся от своей дремоты – просто лениво возложил правую руку на штурвал. Деревянное колесо чуть провернулось, и катер плавно отвернул от берега. Из желтовато-бурой стены листьев с истошным кряканьем поднялись две утки. Рука на несколько секунд крепко придержала штурвал и вернулась на привычное место.

– Не пугайси, – из под голубоватого козырька сонно блеснул

глаз. – Машинка вумная, сама добегить. Она по ентому маршруту дольше бегает, чем ты на свете живешь, и сама все знает. Ты лучше по сторонам поглядывай, как Олег велел.

– А вы что, тоже верхним зрением смотрите? – догадалась Татьяна.

– И верхним, и нижним. Когда захочу. А сейчас надобности нет. Я же говорю – машинка все знает. И я вместе с ней. Тут не город, тут проще. Там кто-нибудь под колеса нырнуть норовит, а на реке сейчас разве что моторка какая проскочит, так ее по шуму…

Ваня не договорил. На стенке возле его колена ожил какой-то серый ящик. Зашуршал, заскрипел, потом трескучим голосом произнес:

– «Ярославец» снизу у Черных Вод, ответьте «Волгонефти»!

Капитан моментально выхватил откуда-то серую трубку, похожую на телефонную. Поднес к уху, попутно приподняв козырек.

– «Волгонефть» – «Рубин»! Левыми расходимся!

– Понял, левыми! Ты, что ли, Вань? «Дозорный» сегодня где, не знаешь?

– Час назад стоял где всегда, за мостом. За старым. А что?

– Да ничего, – рация с присвистом вздохнула. – Должок есть, опять солярку шакалить будет. Ну, бывай.

– Бывай, – Ваня повесил трубку на место. – А так все было приятно…

– Это вы о чем? – не поняла Татьяна.

– Сейчас сама увидишь, – капитан поморщился, словно ему предлагали хлебнуть нашатырного спирта. Потом высунулся в дверь, обернулся к корме. – Прикройтесь, отмашка!

Что такое отмашка, Татьяна спросить не успела. Рука с синим якорьком легла на небольшой пульт, щелкнул выключатель. И тут же визгливый пронзительный скрежет ударил по ушам. Ввинтился, вошел в голову и там взорвался голубым фейерверком. Почему-то слева огней было больше.

Девушка моргнула, хотела потрясти головой – снова ударило и оглушило. Рубка побледнела и расплылась. Татьяна зажмурилась, потом все-таки открыла глаза. Все было нормально, только где-то над головой загудело, треснуло – и левый борт подсветило призрачным бело-лиловым светом, похожим на вспышку электросварки.

– Все, хватит с них, – капитан снова щелкнул выключателем. Вздохнул. – До чего, однако, противная штука. Сколько лет, а все не привыкну. Уже и защиту ставить пробовал… – Ваня махнул рукой и поудобнее устроился на своем табурете.

– А… что это было?

– Мелкие неудобства на наши… Гм-м, не головы, в общем. Во-он с той длинной бочкой расходимся, – козырек качнулся куда-то вверх. Татьяна машинально посмотрела на ближайшее облако, потом опустила взгляд к реке. Впереди, километрах в трех, и в самом деле виднелось какое-то довольно большое судно. – Видишь? Кроме радио, положено и отмашку давать – сигнал то есть, как расходиться будем. Лампа мощная, импульсная. То ли частоты какие-то совпадают, то ли еще что – по верху режет каждый раз, как ножом. Илья – и тот ничего не смог сделать, каждый раз сам закрывается. Не то чтобы опасно, но неприятно, – Ваня внимательно посмотрел на девушку. – Э-э, да ты и на себе проверила! Что, не успела прикрыться? Или не сумела?

– И то, и другое, – честно призналась Татьяна. – Как-то неожиданно все. И противно.

– Противно, – согласился капитан. – А что неожиданно… Эх, деваха, если бы все ожидать можно было! Ну ничего, научишься. Погоди, тут повнимательнее надо. Приплыли почти.

Катер прошел между двумя островками, несколько минут скользил вдоль небольшого обрывчика.

– Так, а теперь выйди-ка отсюда. Мешать будешь, – Ваня вскочил

с табурета, встал за штурвал. – Поди к Олегу, только сядь, не маячь. Мне обзор нужен.

Олег Алексеевич вяло приподнял голову, чуть подвинулся. Татьяна примостилась на железке, как кошка на заборе: вроде бы надежно, но и свалиться есть куда. Очень даже просто.

Особенно если этот забор выдергивать. Катер резко качнуло, повело куда-то в сторону. Двигатель заворчал чуть громче. Немного притих, пробубнил что-то еле слышно. Опять коротко прогрохотал, и вдоль борта сердито зашипела мутная пена. Новый рывок, и «ярославец» протиснулся в узкую – не развернешься – протоку. Почти сразу же над головой сомкнулся зеленый с золотом навес – деревья стояли у самой воды, и через протоку дотягивались не только тоненькие веточки, но и солидные узловатые сучья.

Водный коридор посреди леса повернул, еще раз, еще – и внезапно деревья раздвинулись. Почти сразу же нос катера покатился влево, заскрипел, чуть дернулся. Почти уткнулся в берег – глинистый откос с торчащими корнями и небольшими норками. За кормой забурлило, поплыли какие-то ошметки, стебли.

– Приплыли, – Ваня вышел из рубки, нырнул в люк. На корме зашумели, засуетились. Двигатель стукнул пару раз и замолчал.

– Что случилось? На мель сели?

– Нет, просто приплыли. Помоги-ка, сходню выдвинем, – Олег оживился, взялся за длинную доску с приколоченными поперечинами. – Вот так, на верх обрыва… Вот и хорошо! Кстати, задание мое ты так и не выполнила, так что получай наряд вне очереди.

Картошку чистить умеешь?

* * *

Картошку почистили быстро. И мало ее было – а много ли надо на котелок ухи? – и чистить пришлось не в одиночку.

– Нечего тут армейские порядки вводить. Женщине мужик должен дарить наряды, а не назначать.

– Так то своей… – попробовала пошутить Татьяна и тут же

снова занялась картошкой: слишком уж свирепо блеснули очки собеседницы.

– Какая разница, чьей! Тем более, если чужая! А если

разобраться, то с ученицей надо быть вежливее, чем с родной дочкой! – тяжелый охотничий нож дважды перечеркнул блестящие бока картофелины, желтоватые куски плюхнулись в воду. – Дочка никуда не денется, пока замуж не выйдет… да и потом тоже. Все равно и любить будет, и воспитание с малых лет идет. А сейчас злости тебе добавь – вот она вместе с наукой и останется. Где-нибудь прорежется потом. Ты кем хочешь стать?

– Не знаю еще. Пока что Олег Алексеевич только самому простому учит.

– Это и без него могли бы. Учитель из него… Командиром быть – это он запросто, а педагог никакой. Можешь поверить, я пятнадцать лет в школе. Высшая категория.

– Вы… учительница?!

– А что, совсем не похожа?

– Нет, почему же…

Со своими школьными учителями Татьяна рассталась каких-то три месяца назад, и до сих пор немного робела перед ними. И вообще перед преподавателями – даже молодыми. А сидевшей рядом с ней женщине явно было за тридцать. Это если по человеческим меркам.

На самом деле, наверное, больше – до сих пор не получалось сразу узнавать возраст Древних. Впрочем, если в школе пятнадцать лет работает, то вряд ли больше сорока.

Обычная женщина, выглядящая на все свои годы – не больше, но и не меньше. Чуть полноватая, с короткой стрижкой. На плечи накинута видавшая виды куртка-ветровка, настолько выгоревшая и застиранная, что и цвет не разобрать. Большие очки на переносице. Почему-то эти очки не давали Татьяне покоя: казалось бы, Древний Народ со всей своей магией мог бы и зрение исправить… если вообще оно у Древних может испортиться. Или верхнее зрение может помочь при близорукости? Надо будет потом у Олега Алексеевича спросить.

– Простите, Любовь… – сразу захотелось назвать по имени-отчеству. Неудобно как-то на «ты» с учительницей.

– Васильевна. Но вроде бы договаривались, что просто Люба? Вот давай так и продолжать. Заодно и про картошку не забывай. Что хотела спросить?

– А что вы преподаете?

– Историю мировой культуры, во второй гимназии. До этого – музыку, я и сейчас студию веду, – в котелок отправилась еще одна четвертованная картофелина. – И сейчас ты спросишь, кто я у Древних. Угадала?

– Угу, – нож Татьяне достался острый, как бритва, но слишком длинный. По крайней мере, для такого ответственного занятия, как чистка чего-нибудь. Выковыривание же глазков превращалось в сложную операцию, в ходе которой нужно было ухитриться не откромсать половину чего-нибудь – или картошки, или пальца. Хорошо хоть глазки эти были неглубокими.

– Думаешь, знахарка, колдунья или еще кто-нибудь в том же роде? Не-ет, милая. Это муж у меня специалист, и сына учит. Меня тоже пробовал научить – я начала было, а потом отказалась.

– Почему?! – от удивления Татьяна чуть не отхватила себе половину ногтя. Нож скользнул вдоль пальца и с мокрым хрустом снес верхушку клубня.

– Осторожней, порежешься. Отказалась, потому что не всем нужно этим заниматься. Даже если получается, не нужно. Я уж не говорю, что не надо бы никому в такие дела лезть, не для людей это.

– Но вы… Мы же не совсем люди. Так ведь?

– Может, и так, – Люба тяжело вздохнула. – Хотя это еще с

какой стороны смотреть. Я вот себя человеком чувствую. Просто каких-то способностей больше, каких-то меньше. Вот с верхним зрением у меня не очень получается, зато настроение хорошо чувствую – и у людей, и в природе. Только не вижу, а слышу. Выше или ниже, тише или громче. Вот в лесу – там музыка, и здесь тоже, а в городе иногда такой скрежет, что голова болит. Одно спасение – жить по-человечески, тогда меньше воспринимаешь. Все, хватит картошки. Дай-ка луковицу, там возле тебя пакет лежит, черный. И сходи-ка, потревожь наших рыбаков, скажи, что у нас все готово. Если хотят уху – пусть ловят, а не забавляются.

Рыбаков было трое. Олег с Ильей азартно швыряли блесны вдоль камышей, а с кормы катера грустно глядел на поплавок капитан

Ваня. Татьяна недоуменно повернулась к учительнице:

– А почему вы думаете…

– Не думаю, а просто знаю. Хотели бы рыбешки наловить – уже по полному ведру было бы. Не в первый раз с ними. Им, понимаешь ли, тоже хочется по-человечески пожить, хотя бы на рыбалке. А по-нашему рыбачить – это неспортивно. Ладно, сейчас сама схожу, поговорю с ними.

Люба тяжелой поступью пошла к берегу. Что она говорила, слышно не было. Только блеснула над бородой улыбка Ильи и смущенно поправил кепочку капитан. Олег просто кивнул, еще раз взмахнул удилищем, покрутил ручку катушки – и по речке раскатился гулкий удар. Длинное зеленое тело выпрыгнуло из воды, боком плюхнулось обратно, рванулось – пластиковый прут в руках Олега согнулся крутой дугой. «Да не возись ты с ней, глуши сразу!» – донесся женский голос. Илья махнул рукой и отвернулся, пошел к катеру.

Через несколько минут Люба вернулась к костерку. В одной руке – ведерко, пальцы другой цепко впились в глаза щуки. Пасть судорожно подергивалась у самого плеча учительницы, а хвост молотил траву и время от времени сочно шлепал по мокрой штанине.

Чуть ниже колена.

– Вот видишь, могут же, если захотят!

– Это… что? – Татьяна не сразу пришла в себя. Зеленое чудище шлепнулось поодаль от костерка, запрыгало в пожухлой траве. – То есть они с самого начала могли поймать?

– И я тебе о том же, – Люба вздохнула. – Как молодых учить, так сразу – другое мышление, смотрите на мир иначе, вы теперь не те, что раньше… А как сами до удочек дорвались – так сразу же дайте им без этого пожить, дайте по-прежнему подумать и на мир

посмотреть!

– Может, им самим от этого всего отдохнуть хочется?

– Отдохнуть? – учительница ловко перехватила нож, ударила по щучьему черепу – раз, другой. Хвост задрожал, вяло махнул напоследок и замер. – От чего отдохнуть, Таня? От жизни? Если это наша жизнь – от нее не устанешь, просто будешь так жить. И не задумываться, почему именно так. Тебя ведь этому учат, правда?

Татьяна не ответила. Посмотрела еще раз на берег – Олег складывал спиннинг, что-то недовольно высказывая Илье. То кивал, соглашался, но глядел при этом не на собеседника. На дубовую рощицу, рыжевшую осенними листьями у дальнего поворота протоки. Не нравилось что-то Илье в этой роще – а может, просто чего-то он ждал от этих дубков.

Олег почувствовал взгляд, обернулся. Не торопясь, шагнул к катеру, положил снасти на палубу. Пошел к костру, по пути сорвал пучок травы – руки вытереть.

– Ну и как у вас дела? Как картошка, как рыбка?

– Ненастоящее это все, – неожиданно для себя самой выпалила Татьяна.

– Ничего себе! – глаза старика полезли под седую шевелюру. – Что тут ненастоящее? Картошку на рынке брали, щучка вот…

– Вы же знаете, что я не об этом!

– Знаю. А ты не злись, не злись. Или хотя бы учись свою злость прятать, – Олег неожиданно помрачнел, искоса посмотрел на Любу. – Так что у нас тут не настоящее? И почему?

– Все это, – девушка кивнула на катер, потом в сторону котелка. – Весь этот пикник на берегу, отдых на природе. И вообще… все.

– Вообще-то все вокруг настоящее. Не веришь – засунь палец щуке

в пасть, пощупай зубы. И природа настоящая, и пикник. Уха должна быть настоящая – если получится, конечно. Я вот давно так не отдыхал, честное слово. Очень давно. А что не только отдыхаем – это ты должна была еще раньше заметить. Для того и задание давал, да ты сама просмотрела все. Учись, привыкай, теперь у тебя все с изнанкой – вот и приучайся ее видеть. А пока – ладно уж, покажу. Пошли. Любовь Васильевна, одна управитесь?

– Справлюсь, – учительница пожала плечами. – Если что, еще два помощника есть.

– Тогда пошли, – повторил Олег и, не оглядываясь, зашагал к рощице.

Татьяна поплелась следом. Запоздало попробовала вглядеться в дубки верхним зрением – и ничего не поняла. Дубы как дубы, роща как роща. Единственное, что отличало это место от любого соседнего перелеска – зыбкое зеленоватое марево у самой земли. Такое уже приходилось видеть, и не раз. Летом. Летом – а сейчас осень!

Додумать эту мысль не удалось. Из куста на опушке поднялся молодой парень в пятнистых штанах и жилете с множеством карманов, накинутом на голое тело. Весьма мускулистое тело, кстати. Олег молча кивнул, и паренек шагнул в сторону, пропуская пришедших. Жилет колыхнулся, и на загорелой груди Татьяна успела увидеть небольшую татуировку – скорпион с какими-то цифрами над спинкой. И ниже – короткая надпись, но вот разобрать ее не удалось.

Парень весело подмигнул и пошел следом. Где-то его Татьяна уже встречала, но вот где именно – хоть режь, не вспомнить. На катере его не было, это точно.

– Ну вот и пришли, – Олег остановился, и задумавшаяся девушка чуть не уткнулась носом в плечо старика. – Дальше ходить незачем, и отсюда все видно. А мешать не будем.

Сначала Татьяна не различала ничего, кроме переливающейся тени дубовых ветвей на небольшой полянке. Попробовала присмотреться по-другому – голова закружилась от всплесков зеленого огня и желтых сполохов. Зажмурилась, потом снова открыла глаза. Наконец удалось разглядеть на дальней стороне поляны человека в стареньком джинсовом костюме. Даже узнала – он-то на катере был. Муж учительницы Любы. Виктор, кажется. Как причалили – подхватил сумку и пошел «за последними грибами», а с ним и еще четверо пассажиров. Интересно, а они где? Не видно. А смотреть верхним зрением Татьяна больше не хотела.

Виктор был занят отнюдь не грибами. Он стоял с закрытыми глазами, чуть приподняв руки, и дирижировал невидимым оркестром.

Осторожно, без резких взмахов. Тихо. Очень тихо. Бесшумно.

– Что он делает? – прошептала Татьяна Олегу в спину.

– Место лечит, – ответил тот чуть громче, но все-таки вполголоса. – Вон, посередине кострище видишь? А теперь вокруг посмотри.

Кострище она заметила только теперь. Приглядевшись, заметила и то, что было вокруг: какие-то серые линии, словно выгоревшие в прошлогодней листве… Выгоревшие?! Татьяна отшатнулась, снова налетела на плечо – на этот раз молодое и крепкое. Тут же вспомнила, где она видела этого парня – там же, где и сама чертила на земле такие же линии, складывающиеся в аккуратную, очень правильную фигуру.

– Узнала рисунок? – в голосе Олега не было ни насмешки, ни какого-нибудь интереса. – Только здесь не один человек был, а компания. Тоже, впрочем, любители приключений. Повеселились, похулиганили, а убирать нам. Праздник у них был, видите ли, день Дагона. Хорошо хоть без крови его отмечают, не так загадили все. Да и место спокойное, возле города хуже было бы.

– Вы и после меня так… лечили? – догадалась Татьяна.

– Не совсем так, но похоже. Ты по-другому набедокурила. Пожалуй, хуже, чем здесь. Эти-то своим делом были заняты, а ты все вокруг раздергала. Здесь просто – помочь немного, и лесок все сам затянет, еще до морозов. Только зола останется. Так что это и в самом деле отдых, ну, и уборка между делом. По осени нужно такие мелкие помойки убирать, чтобы к зиме чисто было.

– А большие помойки есть? И где?

– Э-э, чего тебе захотелось! Бывают и большие, и такие, что

вовсе не уберешь. Только там гулять незачем, и пикник рядом не устроишь. Там серьезная работа, но пока – тьфу-тьфу – давненько не видывали. А лучше вообще не давать гадить по-крупному, только не всегда получается.

– Как тогда, возле города?

– Как тогда, – хмуро кивнул Олег. – Там как раз такое, что век

не уберешь.

– Олег Алексеевич, а все-таки: что тогда было? Вы обещали

рассказать, и все время – в другой раз…

– И на этот раз не расскажу.

– Но почему?! Не вовремя? Или такой большой секрет?

– Не секрет, просто не хочется вспоминать. Да и не поймешь ты

пока всего. Вот научишься всему, что нужно, тогда и расскажу… может быть. Или кто-нибудь другой расскажет. Знаешь что, – Олег поднял сухую веточку, повертел в руках, потом с хрустом переломил. – Подойди с этим к Илье. Попроси рассказать – он тоже все знает. А если будет ко мне отсылать – так ему и передай, что мне вспоминать не хочется. Ну все, посмотрела на настоящее? – голос Олега неожиданно изменился. Словно и не было только что мрачного взгляда и тяжелого дыхания, не сходились седые брови. – Тогда пошли обратно. Наряд вне очереди я тебе не отменял, после обеда котелок помоешь. Гриша, закончите здесь – долго не бродите, уха остынет!

ГЛАВА 5

Мир грохотал, трещал и сотрясался. Время от времени он еще и кренился, и тогда в маленьком квадратном иллюминаторе показывались то лохматая грива близкого леса, то бетонные коробки города. Впрочем, Андрею было не до вида из окошка. Гораздо больше его занимали приборы и дрожащая на крохотном столике карта.

– Захожу на цель, – раздалось в наушниках сквозь треск и рокот. – Высота сто, до цели пятьсот… Четыреста пятьдесят… Четыреста…

Андрей плотнее прижал к горлу кожаные мешочки ларингофонов:

– Скорость чуть сбрось, быстро идешь. Курс?

– Двести семьдесят. Скорость сбрасываю до двадцати. До цели триста… Двести пятьдесят… Двести… Сто пятьдесят… Сто…

– Зависни! – выкрикнул Андрей. На экранчике одного из приборов

заплясали цифры. Вертолет задрожал сильнее, и прибор словно

испугался такой крупной дрожи. Цифры замерли. Но на каком

значении, черт побери! За несколько секунд от робких одного-двух

десятков они дошли почти до трех сотен. На карте появилась

крупная точка с прыгающей надписью: «286». Таких точек было довольно много, но трехзначная надпись появилась впервые. До этого рекорд был шестьдесят три… – Дальше, самым малым! Ниже можешь?

– Не могу, ЛЭП мешает. Все, пополз! – качнуло, цифры опять начали меняться. – До цели семьдесят… Пятьдесят… – на приборе заканчивался отсчет третьей сотни. – Сорок…

Тридцать… Мать!!!

Андрея мотнуло из стороны в сторону, повело по кругу. Шлем чиркнул по какому-то углу, под рукой смялась в гармошку карта. Рокот изменился, вертолет застонал и завалился на бок. Потом нос машины пошел вверх, стон сменился сердитым ревом, да и тот постепенно становился все тише, спокойнее.

– Все, можешь менять штаны, – наушники тяжело вздохнули. – Отходим от цели.

– Что случилось?

– Хрен его знает. То ли поток какой-то, то ли мать его

перетак… Просели, чуть провода не зацепили. У тебя как, наука? Все цело? Посмотрел, что нужно?

– Заходи еще раз. Курс тот же, скорость, высота – те же.

– Рехнулся? – поинтересовались наушники. – Второго выхода не гарантирую. Там киловольт двести, учти!

– Двести пятьдесят. Заходи еще раз. Мы не прошли над целью.

– Давай я тебе вдоль ЛЭП зайду. Хоть пять раз подряд.

– Боевой курс – двести семьдесят, высота – сто, скорость та же, от ста… нет, от ста двадцати – ползком. Как можешь.

– Твою мать, наука! У тебя семья есть?

– У меня приказ, у тебя тоже.

– У меня приказ тебя возить, а не сдуру гробиться! Завтра пройдем. Может, этого потока не будет.

– Сейчас.

– Твою перемать! Все, уходим домой. После такого надо машину проверить.

– Проверишь. Пройдешь еще раз и проверяй, сколько влезет. Но сейчас ты зайдешь на цель, понял?! Я тут не на карусели катаюсь! Приказ напомнить? Дословно?!

– Иду на повторный заход, – трудно было не угадать по голосу все, что летчик думает о своем пассажире. Плевать. Плевать на его нервы. Ему бы показать то, что успел заметить Андрей на приборе, когда их мотало и трясло. Да еще и объяснить, что к чему. Жаль, что нельзя. Не положено. Хороший парень этот пилот. Воевал опять-таки. Но знать, что именно они здесь измеряют, ему совсем ни к чему. Пусть думает, что радиацию или химию. Подписку дал, но если не знает – еще надежнее.

– До цели триста… Двести пятьдесят…

Андрей выглянул в иллюминатор. Вот и ЛЭП. Цели не видно, она по курсу. Все, некогда – прибор!

– Сто пятьдесят… Сто двадцать… Сто…

Опять бешенная пляска цифр. Переключить! Вот никогда не думал, что придется этот диапазон использовать.

– Пятьдесят… Сорок… Тридцать… – вертолет качнулся, задергался. Припадочный, наверное. – Прошли ЛЭП, двадцать… – голос хриплый какой-то. – Десять… Цель!

– Дальше! Курс, скорость – те же! – выкрикнул Андрей. Точки он уже не ставил, просто торопливо записывал на краю карты показания прибора. Растущие. И за целью – растущие!

– Как теперь счи… – летчик не договорил. Вертолет тряхнуло, что-то звонко щелкнуло и зашипело с присвистом. Серый экранчик заполнился восьмерками и погас. Мигнул и пропал красный огонек на панели. В следующее мгновение кресло попыталось выскользнуть из-под Андрея, ремни придавили плечи. Почти сразу же со страшной силой ударило снизу. Боль проскользнула от поясницы к затылку и огненной струей хлестнула под череп. Потом все вокруг начало переворачиваться и темнеть. Почему-то темноту рассекали серо-зеленые молнии. «Как краска на борту», – успел подумать Андрей, прежде чем молнии погасли и пришла тьма.

* * *

– В лес мне пора, Саша. Старею я, на этот раз совсем старею. Устал.

Александр не удивился. Привык. То ли мысли совпадают, то ли Олег их угадывает. Читать точно не может – особенно теперь.

– А город на Илью оставим?

– Почему бы и нет? Он у нас мужик крепкий, все, что надо, знает.

Попомни мои слова – уйду на покой, его на мое место выберут.

– Так может, мне сразу к нему идти? – Александр привстал на

стуле.

– Сиди уж, раз пришел. На вот, перекуси с дороги, – на столе появился пакет с пряниками. – Или тебе чего еще сообразить? Картошку, макароны?