Эльдорадо – не награда

– Конечно же! Спасибо тебе, Андрюша, что напомнил. И как я сам мог об этом забыть? – проговорил он, обратившись к Попову, а затем снова посмотрел на эльфа. – Так, господин хороший, а какие вы дадите гарантии того, что нас и в этот раз не попытаются обвести вокруг пальца, как это было, например, в Египте? – Попов застонал.

– Сеня, я тебе не об этом говорю! – почти взмолился он.

– Помолчи, Поп! Не видишь, я деловые вопросы обсуждаю, – вмиг забыл о своей недавней благодарности Рабинович, отмахнувшись от друга. – Так что, Лориэль, какие гарантии ты можешь нам дать?

– А честного эльфийского слова вам, козлам, уже недостаточно? – язвительно поинтересовался маленький нахал.

– Ты еще честное пионерское нам дай, – посоветовал ему Сеня.

– Пожалуйста. Даю вам честное пионерское слово, – тут же отреагировал эльф.

– Сень, а может, ему всё-таки крылья повыщипывать? Надоело мне уже это маленькое недоразумение от случайной связи мухи с куклой Барби, блин, а я у тебя классные щипцы для колки сахара видел… – предположил Жомов, но Рабинович и его заткнул.

– Ваня, тебя уж точно никто не просит в переговоры соваться! – заорал он, а затем вновь обернулся к недосягаемому пока эльфу. – Ты мне голову переставай морочить. Или ты даешь нам сейчас гарантии, или все предыдущие переговоры отменяются.

– Нет, ну вы, козлы, меня уже достали, мать вашу!.. Стоит только с ментярой каким-нибудь связаться, так он докопается до всего, что найдет. А если чего-нибудь не найдет, то достанет вопросами, почему этого нет!.. Какие вам еще гарантии нужны, кроме слова Оберона? – возмущенно завопил эльф, окончательно потерявший терпение от бесконечных требований Рабиновича. – Он когда-нибудь свои обещания нарушал, а, мать вашу?!

– Собственно говоря, нет, – задумчиво ответил Рабинович. – Зато ты этим часто страдаешь.

– Я-а-а?! – взревел Лориэль таким громким голосом, какого никак не ожидали от этого столь тщедушного создания. – Всё. Я сматываю удочки. Пусть меня Оберон увольняет, пусть в тюрьму сажает, пусть хоть на рудники к гномьей матери отправляет, но никаких дел с российскими ментами я больше иметь не желаю!..

Оторвавшись, наконец, от люстры, эльф взлетел под самый потолок и, бешено замахав крылышками, принялся рассыпать вокруг себя сверкающие всеми цветами радуги искры. Все три российских милиционера, с которыми только что отказался иметь дела Лориэль, смотрели на него с различным по содержательности, но абсолютно милицейским выражением на лицах. Эльф на мгновение застыл.

– Я не понял, мать вашу, меня что, никто останавливать не собирается? – удивленно поинтересовался он. – Ну там, типа, «пожалуйста» сказать или на колени упасть, чтобы поумолять немножко?

Трое милиционеров отрицательно покачали головами, и Мурзик, видя это, от радости даже пару раз вильнул хвостом. Эльф окончательно сдался. Сник, а радужные искрыкак-то мгновенно поблекли и поредели.

– Ну и не надо, – смирился Лориэль, опускаясь обратно на люстру. – Хотя могли бы попробовать. Вам разве не хочется снова по иным мирам попутешествовать?

– Хочется, – ответил за всех Сеня. – Только мы больше не желаем, чтобы нас вслепую использовали.

– Да я же который уже раз говорю вам, что никто вас использовать не собирается, – простонал Лориэль. – Я просто доставлю вас к Оберону, а там сами решайте, прислушаться к его словам или домой отправиться. Выбор целиком в ваших руках, клянусь целостностью вселенной!

– Ну что, поверим ему? – Сеня посмотрел на друзей.

– Так мы уже вроде давно поверили, блин, – пожал плечами добрейшей души человек Ваня Жомов.

Сеня расстроенно сплюнул, видя такое непонимание своего гениального плана со стороны друзей. Он уже хотел пройтись поговоркой по умственным способностям Жомова и степени тугоумия Попова, но только махнул рукой. Дескать, раз не хотите меня поддержать в переговорах, потом пеняйте на себя. А с этим никто и не спорил! Эльф довольно оскалился.

– Так мы отправляемся? – поинтересовался он. Андрюша попытался что-то сказать, но не успел.

– Отправляемся, – буркнул Сеня, решив взять заботу о Мурзике на себя и прижав его голову к груди. И Лориэль тут же хлопнул в ладоши, осыпая доблестных сотрудников милиции радужной пылью.

* * *

В этот раз болезненные и неприятные эффекты, вроде сухости во рту, головокружения и сонливости, которыми обычно сопровождалась переброска в иной мир, у Рабиновича отсутствовали совершенно. Из прежних привычных симптомов переноса наличествовал только провал в памяти. Причем именно такой, какой бывает при потере сознания. И всё равно Сеня открывал глаза осторожно, опасаясь, что в ту же секунду, когда он вновь увидит солнечный свет, симптомы похмелья могут вернуться. К счастью, их не было. Более того! Рабинович чувствовал себя абсолютно трезвым, будто они не выжрали только что втроем целый литр водки. Сеня не знал, радоваться этому или огорчаться, но твердо был уверен, что знает одного человека, которого это точно огорчит, – Ваню Жомова.

Открыв наконец глаза, Рабинович в первую очередь отыскал взглядом бравого омоновца. Тот спокойно сидел на пятой точке, прислонившись к стволу дерева, а на коленях у него покоился Мурзик. От возмущения столь вопиющей наглостью и предательством своего собственного пса Сеня на миг потерял дар речи. Он прекрасно помнил, что Мурзик наотрез отказывался идти к Жомову и успокоился только тогда, когда Сеня прижал пса к себе. И тут нате вам, – как и после всех предыдущих переходов, Мурзик валяется в буквальном смысле в ногах у Жомова. И где тут справедливость?

– Рота, подъем! – истошно завопил Рабинович, как только смог вновь обрести дар речи. – Выходи строиться на центральном проходе!

Ваня, обожавший всякие армейские штучки, вроде строевой подготовки, стрельбы из огнестрельного оружия и марш-бросков, вскочил мгновенно, буквально отшвырнув Мурзика в сторону, и, сделав пару шагов вперед, удивленно осмотрелся по сторонам, отыскивая этот самый пресловутый центральный проход. Мурзик, естественно, после ускорения, полученного от омоновца, спать дальше был не в состоянии, а вот Попов на крик Сени никак не отреагировал. Только перевернулся на другой бок и зачмокал губами.

– Так, похоже, нашего кабана снова нужно водичкой поливать, – предположил Рабинович, оглядываясь по сторонам. – Интересно, до ближайшего родника далеко? Или тут водопроводом научились пользоваться?

– Очумел, что ли, – тут же возмутился Попов, вскакивая на ноги. – И не спал я ни фига. Просто знал, что ты орать начнешь, и решил притвориться. А ты сразу за воду хватаешься. Что мне, мокрым на прием к Оберону идти?

– Высохнешь по дороге, – фыркнул Рабинович и осмотрелся по сторонам. – Ну, куда нас занесло, я еще понять могу. А вот куда этот несчастный Лориэль подевался, кто мне скажет?

Вся честная компания, не исключая Мурзика, тут же начала оглядываться по сторонам, отыскивая обычно надоедливого эльфа. Однако того нигде не было видно, и троица путешественников поняла, что по крайней мере на время их предоставили самим себе. Что, впрочем, было не так и плохо, учитывая некоторые особенности того места, в котором они оказались.

Даже Ване Жомову, с трудом отличавшему березу от осины, а репейник от чертополоха, место их новой дислокации было совершенно ясно. Лориэль забросил путешественников на ту же самую поляну на окраине Эльфабада, которую доблестные милиционеры уже посещали однажды. Об этом говорило всё: и аккуратная трава, кажущаяся подстриженной, и неестественно зеленые листья деревьев, словно специально подкрашенные молодыми солдатами срочной службы к прибытию столь важных чинов, и сами деревья удивительно правильной формы, начиная от выступавших из почвы корней, кончая аккуратными кронами. Вот только той тропинки, которая была тут раньше, в этот раз не наблюдалось.

– Непорядок, – констатировал ее отсутствие Жомов. – И в какую сторону нам теперь идти?

– А зачем нам куда-то идти, скажи на милость, дорогой ты наш Ванечка? – ехидно поинтересовался Сеня. – У нас Андрюша есть. Пусть такси вызывает.

Однако Попов от такой чести напрочь отказался. Заявив, что не сдвинется с места и не скажет ни слова, пока они не обсудят положение, в котором оказались, Андрюша уселся на траву, в позу, отдаленно напоминающую ту, что индусы называют «лотосом», и сделал вид, что медитирует. Бунта на корабле, тем более от обычно миролюбивого Попова, не ожидал никто. Несколько секунд Жомов с Рабиновичем обменивались мнениями относительно того, как Андрюшу привести в чувство. На повестке дня стояли такие предложения, как:

а) дать Попову в зубы;

б) пнуть его под зад;

в) бросить Андрюшу на поляне, к какой-нибудь гномьей матери, согласно Лориэлевой терминологии;

г) попробовать с ним поговорить.

В итоге консилиум в лице Жомова, Рабиновича и безмолвствовавшего Мурзика – а что толку с ними говорить? – сошелся на мнении, что сначала следует осуществить пункт «г», а уж затем переходить к другим вопросам повестки дня, со всеми вытекающими из них последствиями.

– И какое положение, уважаемый младший лейтенант, ты собираешься с нами обсудить? – как можно более корректно поинтересовался у Попова Сеня.

– А я тебе это еще дома хотел сказать, да ты на своих гарантиях заклинился, – сердито ответил Андрей.

– По-моему, блин, у Попа что-то с головой, – предположил Жомов, поигрывая выразительно дубинкой. – Может быть, мы с ним всё-таки разговаривать не будем, а перейдем сразу ближе к телу? Можно, например, пару раз по лысине его стукнуть. Глядишь, мозги на место вправятся, а то начал какую-то чушь нести.

– Был бы ум, помер бы от дум. Негде коль ума набраться, Ване нечего бояться, – Рабинович выразительно посмотрел на оторопевшего от такого поворота событий Жомова, а затем вновь наклонился к Попову. – Андрей, я серьезно. О чем ты хочешь поговорить?

– Дураки вы оба, – констатировал криминалист, глядя на друзей снизу вверх. – То, что вы оба решили на экскурсию по мирам отправиться, это я уже понял. А вот куда именно, вы придумали?

– А какая нам на хрен разница? – фыркнул Ваня.

– Поговорим с Обероном, а потом и решим, – поддержал омоновца Рабинович.

– Да? Прямо у него в тронном зале дискуссию устроим? – язвительно поинтересовался Попов. – Может быть, сначала обсудим возможные варианты?

– Ой, только не надо нам снова головы забивать своим миром-аквариумом, – скривился Жомов. – Кому он интересен? Там и подраться-то не с кем.

– А кто это о мире-аквариуме говорит? – взвился Попов. – А то я не знаю, что вам эстетических наслаждений не нужно. Одному лишь бы карман набить, а другому вообще всё по фигу. Дай только кому-нибудь шею намылить.

– Тоже мне, эстет нашелся. Ценитель прекрасного! – фыркнул Сеня. – Так что ты предлагаешь?

От Попова теперь, конечно, друзья ожидали всего, что угодно, но на такое необычное предложение никто даже не рассчитывал. Начал Андрюша издалека, напомнив друзьям о былых приключениях и мирах, которые они посетили. Дескать, согласитесь сами, чем древнее исторический период, тем больше там возможностей и для получения новых ощущений, и для приобретения материальных ценностей, и для размахивания дубинками. Затем Андрюша напомнил о спасенных Сеней музейных ценностях, фотографиях, которые показывал друзьям накануне визита Лориэля, и наконец скромно признался, что уже который месяц штудирует культуру Мезоамерики.

– Чего-чего? – удивили Жомов. – Северную, Южную, Латинскую Америку знаю, но про твою Мезовую еще ни разу не слышал. Это где?

– В Караганде, – отрезал Рабинович. – Это во-первых. А во-вторых, Латинская Америка – это не часть света, а название группы государств, населенных испаноговорящими людьми.

– Чем говорящими? Испанами? – еще больше оторопел омоновец. – Я думал, все люди ротами говорят.

– Батальонами они говорят, а не ротами, грамотей хренов! – не выдержал Попов и с надеждой в глазах посмотрел на Сеню. – Нет, я серьезно. Давайте в Мезоамерику смотаемся. Вы только послушайте, какие имена там встречаются, просто песня – Кецалькоатль, Пернатый Змей; Тлалок, повелитель огня; Мишкоатль, бог звезд… Заслушаешься! А архитектура там какая? Об одном только Теотиуакане с его храмами и дворцами легенды складывают, а мы его воочию можем увидеть…

– И что нам с этих индейских богов и архитектуры выгорит? – как можно более спокойно поинтересовался Рабинович.

– А то! – Попов, просто переполняемый энтузиазмом, вскочил на ноги. – Хочешь, Сеня, тебе отрывок легенды наизусть прочитаю?.. Слушай. «В храме было четыре помещения: первое, выходившее на восток, было из золота и называлось золотым домом, поскольку было облицовано золотыми пластинами; второе выходило на запад и называлось изумрудным домом, поскольку внутри него была отделка из драгоценных камней». Ну и так далее. Это, конечно, миф, но ведь мы можем и в мифический мир отправиться. Наверняка среди параллельных миров такой есть!.. Это тебе, Сеня, пища для раздумий, – а затем криминалист повернулся к задумавшемуся Жомову. Согласитесь, весьма странное и необычное зрелище.

– И для тебя, Ваня, там дело найдется. Ты только представь, что жители Мезоамерики почти каждый день человеческие жертвоприношения делали! А потом еще и конкистадоры заявились, начали мирное население грабить. И прикинь, никто им Уголовный кодекс не читал!.. Ну, что скажете? Чем не хорошее место для отдыха? Вы своими делами займетесь, а я проверю, правду ли говорят ученые об истории Мезоамерики.

– Ладно, мы над твоим предложением подумаем, – пообещал Сеня, прежде чем омоновец успел что-то сказать. – Только давай сначала хоть до той гостиницы, где мы раньше останавливались, доберемся.

Путь до гостиницы оказался долог и тернист. И всё оттого, что вызванное Поповым такси оказалось старым, плохо функционирующим и с ужасно неудобным салоном. Попросту говоря, вместо нормального автомобиля, как это было при прошлом визите доблестных милиционеров в Эльфабад, приехала самая обычная карета. Запряжена она была настоящим кипенно-белым единорогом, оснащена откидным верхом, деревянными рессорами и, разумеется, изрисована по бортам желтыми шашечками. Плюс ко всему, возница оказался самым что ни на есть настоящим лепреконом, облаченным в ярко-зеленый парадный сюртук, но легче от этой помпезности тяготы грунтовой дороги путешественниками почему-то переноситься не стали.

– Это что за колымага такая? – оторопел Рабинович, увидев въезжающую на поляну карету. – Попов, ты чего опять отчудил?

– А я-то тут при чем? – обиделся Андрей. – Сами слышали, что я такси вызывал. Откуда мне знать, почему вместо нормальной машины этот раритет прислали?

– А это для того, чтобы ты эротическое наслаждение получил, – с умной физиономией заявил Жомов.

– Какое? – оторопели враз Сеня с криминалистом.

– Эротическое, – совершенно не понимая, отчего вдруг отупели друзья, пояснил омоновец. – Ты же сам говорил, мол, одному только карман набить, другой лишь кулаками махать умеет, а я хочу эротически наслаждаться.

– Эстетически, дубина ты стоеросовая! – взвыл Попов. – Эс-те-ти-чес-кое! Понял?

– А я как сказал? – искренне удивился Жомов.

– А ты, милый друг Ванечка, сказал, что Андрюше после езды в карете женщина уже будет не нужна, – пояснил Сеня, но Жомов вновь ничего не понял.

– Это смотря как этот хмырь поедет, – пожал он плечами, кивая на лепрекона. – Если по кочкам с бешеной скоростью повезет, то у нас полны штаны омлета будут, и о женщинах всем, а не только Попову придется забыть.

– И это, по-твоему, называется эротическим наслаждением? – вытаращив глаза, поинтересовался Сеня.

– А при чем тут эротика? – омоновец просто был ошарашен этим вопросом.

– Ты сам об эротическом наслаждении говорил!!! – почти в один голос взвыли Попов с Рабиновичем.

– Ну до чего же вы тупые, блин, – возмутился Жомов. – Я говорил про эстетическое, и не нужно мне тут бабушку лохматить.

После такого Ваниного заявления остальным членам команды оставалось только застонать и, обхватив руками головы, пытаться не дать распухшим мозгам выбраться наружу. Сеня, конечно, мог бы достойно прокомментировать последнее изречение омоновца, но делать этого не стал, боясь, что дальше спор зайдет в такие казуистические бредни, из которых потом никогда не выберется. Лепрекон, до этого молча наблюдавший за диалогом сотрудников российской милиции, наконец решил внести свою лепту в столь развеселое общение.

– Ну так мы едем куда-нибудь или нет? – поинтересовался он. Голос у лепрекона оказался удивительно писклявым и противным. Сеня поморщился, а Жомов нагло повернулся к вознице.

– А у тебя что, горит где-нибудь? Сейчас остужу, – пообещал он.

– Мне простои не оплачиваются, – попытался было возмутиться лепрекон, но, разглядев, наконец, что написано на физиономии омоновца, смирился. – Да спорьте, сколько хотите. Я уж лучше останусь с невыполненной нормой, чем с пособием по инвалидности.

– А вот это правильно, – почти с горбачевскими интонациями похвалил возницу Рабинович. Тот, готовый уже абсолютно со всем соглашаться, молча кивнул.

Впрочем, больше задерживаться на поляне путешественники не стали. И причин для этого не было, да и в гостиницу с отличной русской банькой и холодным разливным пивом друзьям страшно хотелось побыстрей попасть. О чем они лепрекону и заявили. То есть не о своих желаниях, конечно, а о намерении попасть в гостиницу. И вот тут выяснилось, что есть еще одна проблема, мешающая друзьям отправится в путь, – единорог!

Забираясь в карету, все трое даже не вспомнили о том, как жутко ненавидят Попова все парнокопытные существа параллельных миров. Начиная от обычных лошадей, кончая кентаврами, все они так и норовили Андрею насолить. То за ляжку пытались кусать, то плевались без причины, а иногда и лягнуть могли.

Единорог, являвшийся согласно учению о происхождении видов местного Дарвина, был парнокопытным. Поначалу, пока Андрей стоял довольно далеко от кареты, рогатый конь его старался игнорировать и заниматься собственными делами вообще и принятием пищи в частности. Ну а когда Попов решил залезть в карету, несчастное животное потеряло покой, голову и содержимое своего желудка. Причем последнее сделало так метко, что Попов оказался изгажен с ног до головы. На несколько секунд после этого поляну поглотила гробовая тишина, а затем под жуткий гогот Жомова с Рабиновичем Андрюша бросился драться с единорогом.

Бой получился на славу. Изгаженный Попов на всей возможной скорости таранил головой единорога. Тот, решив не остаться в долгу, попытался лягнуть криминалиста, но в силу того, что был запряжен в карету, попал копытом по колесу и сломал его. Клюнувшая вниз одним углом карета сбросила с сиденья лепрекона, который весьма эффектно приземлился в те остатки содержимого желудка единорога, которые умудрились не долететь до Попова. Возница заорал благим матом, слушая который любой удивился бы, как может этот персонаж западного фольклора знать столько исконно русских выражений.

Попов тоже заорал. Но не ради солидарности с лепреконом, а оттого, что, идя второй раз на таран, поскользнулся и пролетел мимо наглой животины, зацепившись воротником за рог данного существа. Рогатый конь тут же воспользовался полученным преимуществом и, решив раз и навсегда покончить с заклятым врагом парнокопытных, принялся мотать башкой из стороны в сторону, надеясь звездануть Андрюшу всей фигурой тела о ближайший дуб.

Может быть, это у единорога и получилось бы, но обиженный Попов заорал так, что первый же дуб, стоявший на его пути, рухнул, повалив на землю парочку своих ни в чем не повинных собратьев.

Рогатый конь попытался швырнуть Попова на соседние дубы, но не рассчитал амплитуды. И вместо того, чтобы ударить криминалиста головой о дерево, закинул его себе на спину. Ну а если учесть, что Попов в это время орать не переставал, то вполне понятно, почему единорог заработал легкую контузию вкупе с сотрясением мозга и как подкошенный рухнул на землю. Только тогда Андрюша смог твердо встать на ноги и уставиться на помирающих со смеху коллег.

– И какого хрена вы ржете, менты поганые? – заорал он так, что Рабинович с Жомовым тут же покатились по траве. Правда, теперь не от смеха, а от звуковой ударной волны. Смех с них тут же Андрюшиным криком и сдуло.

– Сам ты ментяра, блин, – обиделся Жомов, поднимаясь на ноги. – Еще раз свой тортопережевывающий комбайн на меня разинешь, я тебе туда оба своих берца вобью. Вместе с носками.

– Во-во. А я помогу, – согласился с ним Сеня, растирая уши. – Какого хрена ты нас оглушить решил? Мы-то тут при чем? Мы на тебя, что ли, гадили?

– Еще бы вы гадить начали. Всех бы тогда убил, – буркнул Попов и, сорвав пук травы, принялся стирать с себя следы пищеварения единорога.

Всё еще ухмыляясь, правда, теперь сочувственно, а не издевательски, Сеня с омоновцем принялись помогать Андрюше приводить себя в божеский вид. Они, конечно, криминалиста не оттирали, но растительностью для этой цели снабжали его беспрестанно и даже уговаривали сильно не расстраиваться. Дескать, хоть и не все парнокопытные свиньи по форме, но по сути – поросята, как минимум. Это, впрочем, мало утешало несчастного криминалиста. А когда Жомов неудачно предположил, что Попов еще должен радоваться, что на месте единорога не оказался носорог, Андрей чуть не накинулся на него с кулаками. И за этой суетой все как-то забыли о лепреконе.

– Ну и кто мне за всё это платить будет? – писклявым голосом напомнил тот о себе, обводя руками покореженное такси и бездыханного единорога.

– Оберону вашему счет пришлешь, – прежде чем Жомов успел на пальцах разъяснить вознице формы и способы оплаты, используемые омоновцами, ответил лепрекону Рабинович. – Он тебе всё и оплатит.

– Как же, дождешься от него, – прогундосил таксист.

– А ты мне еще поплачься тут в бронежилет, – рявкнул на него Ваня. – Нужно учить свою лошадь гадить только в специально отведенных местах. Ясно? И еще спасибо скажи, что мы тебя под суд за оскорбление мундира не отдали.

– Спасибо, – безропотно согласился лепрекон.

– Засунь себе это спасибо туда, откуда у тебя эта рогатая лошадь вылезла! – не успокоился омоновец и прежде чем возница сообразил, что и куда нужно совать, добавил: – Тачку нам сюда другую пришли. И на этот раз чтобы она на бензине, а не на траве работала. Ясно?

– Не могу, – скривясь, как от зубной боли, заявил возница. – Сегодня весь транспорт из парка по объектам расписан. Ни одного свободного такси нет. Меня к вам на целый день выделили.

– Че-го?! – оторопел Жомов и начал отстегивать от пояса дубинку. – Сейчас я тебе покажу, чем трамвай от пылесоса отличается.

– Вань, да отстань ты от него, – вступился за лепрекона Попов. – Не видишь, он сейчас плакать начнет.

– Во, блин! – удивился Иван, но дубинку спрятал. – За этого дурака еще заступиться хочешь, а он всем кисельным барышням сопли мундиром вытирает.

– Кисейным, – поправил его Рабинович. – И потом, любая барышня сразу повесилась бы, если бы Андрюша ей таким мундиром попытался сопли вытереть, – а затем посмотрел на возницу. – Колымагу свою починить можешь?

– Могу. Но это немало времени займет, – шмыгнув носом, дабы не портить о себе впечатление, ответил лепрекон.

– Вот и приступай, – скомандовал ему Попов. – И заодно лошади своей все отверстия, кроме дыхательных, заткни.

Поначалу, вспомнив о том, как во время прошлого визита российских милиционеров в Эльфабад в ответ на требование покормить кабан любезно оторвал собственную ногу, Андрюша предположил, что и колесо кареты можно регенерировать подобным образом. Но оказалось, что в столице эльфийского мира на такое способны только живые существа. Растения и те регенеративными свойствами в полной мере не обладали. Правда, сама экосистема здесь была какая-то слишком хитрая, упавшие деревья мгновенно рассыпались в прах, труху смыло легким дождичком, кстати, аккуратно обошедшим людей стороной, и под его капель прямо на глазах вымахали новые, точно такие же.

– Прикинь, Сеня, – глядя на это безобразие, предположил Жомов. – Если бы нам на Колыму куда-нибудь такой лес, это как бы зэки вешались, когда получали бы задание делянку расчистить?

– Кто о чем, а лысый о расческе, – фыркнул Рабинович. – Ты бы, Вань, вместо того, чтобы фантазировать, занялся чем-нибудь. Пистолет, что ли, почистил бы?..

Бравый омоновец тут же согласился с тем, что почистить пистолет – дельная мысль, и принялся возиться с оружием. Остальные, за исключением Мурзика, привалились к деревьям и стали наблюдать, как лепрекон чинит карету. А пес, облаяв по пути единорога, уже пришедшего в себя, умчался куда-то в лес по своим собачьим делам. Сеня поначалу хотел вернуть его, а затем махнул рукой.

Всё равно Мурзик далеко не убежит, а будут уезжать, пса и позвать можно.

Чинил возница карету более чем странно. То есть поначалу все его действия мало отличались от тех которые производит водитель, меняя проколотое колесо на запасное, но затем начались странности. Вместо того чтобы достать откуда-нибудь «запаску» или попытаться восстановить то, что осталось после удара копыта единорога, лепрекон просто опустился на пятую точку и принялся жевать травинку.