После падения

По лицу вижу, он действительно не понимает, почему так поступил.

– Нет, знаешь. Иначе не было бы необходимости лгать.

Хардин кладет мне руки на бедра.

– Тесса, прости меня, но я действительно в отчаянии. Ты должна признать, что для нас обоих так лучше.

Он прав, такой извилистый путь действительно гораздо лучше подходит для наших отношений, чем тот, что мы привыкли видеть вокруг себя. Он далек от нормы, но нормальность нам никогда не была свойственна.

– Значит, свадьба не заставит тебя поехать со мной?

Мое сердце начинает биться часто, и я уверена, что он это чувствует. Но я отвечаю только:

– Поговорим об этом, когда ты протрезвеешь.

– Я уже не пьян.

Я улыбаюсь и глажу его по щеке.

– Для такого разговора еще пьян.

Он улыбается и подтягивает меня поближе.

– Когда ты вернешься из Сэндпойнта?

– А ты не поедешь?

– Не знаю.

– Ты говорил, что поедешь. Мы никогда раньше вместе не путешествовали.

– В Сиэтл, – говорит он, и я смеюсь.

– На самом деле ты приехал туда без приглашения и на следующее утро уехал.

Он проводит рукой по волосам.

– Это уже детали.

– Я правда хочу, чтобы ты поехал. Лэндон ведь скоро уедет. – Меня ранит даже мысль об этом.

– Ну и что? – отвечает Хардин, качая головой.

– И твой отец будет счастлив, если ты придешь, я уверена.

– Ну конечно! Он на меня просто ужасно зол: меня основательно потрепали и оставили на испытательный срок, малейшая оплошность – и я вылечу.

– Так почему бы тебе не перевестись в университет в Сиэтле вместе со мной?

– Я больше не могу слышать слово «Сиэтл», на сегодня достаточно. У меня был долгий день и адски болит голова. – Он целует меня в лоб.

Я снова отклоняюсь назад.

– Ты напился с моим отцом и врал, что тебя отчислили. Мы будем говорить о Сиэтле, если я этого хочу, – сухо сообщаю я.

Он улыбается:

– А ты надела эти штаны, чтобы меня подразнить, и не отвечала на звонки. – Он проводит большим пальцем по моей нижней губе.

– Тебе не стоит мне постоянно названивать. Это невыносимо. Даже Молли назвала тебя прилипалой, – говорю я, улыбаясь под его нежными прикосновениями.

– Да ладно? – Он продолжает водить по моим губам, и они непроизвольно открываются.

– Да, – выдыхаю я.

– Хм…

– Я знаю, чего ты хочешь.

Я тянусь вниз и снимаю его руку со своего бедра, когда пальцы уже проскальзывают за пояс моих штанов.

Он улыбается:

– Чего же именно?

– Ты пытаешься меня отвлечь, чтобы я на тебя не сердилась.

– И как, получается?

– Не очень. Кроме того, здесь мой отец, и я не буду заниматься с тобой сексом, пока он в другой комнате.

Я извиваюсь и игриво хлопаю его ладонью. Он несколько отодвигается и смотрит на меня.

– Да ну, а как насчет того случая, когда я трахал тебя там, – Хардин указывает на кровать, – пока моя мама спала на диване? – Он мягко прижимает меня к себе. – Или когда я трахал тебя в ванной у отца, или несколько раз трахал тебя, когда Карен, Лэндон и отец шлялись по коридору? – Он наклоняется и мягко касается моего бедра. – Да, кстати, и как насчет того случая, когда мы занимались этим на твоем рабочем столе?

– Хорошо-хорошо. Поняла, – соглашаюсь я, и он смеется.

– Давай, Тесси, ложись.

– Ты с ума сошел! – смеюсь я и отодвигаюсь от него.

– Куда ты? – поморщившись, спрашивает он.

– Узнать, что там делает папа.

– Зачем? Значит, ты можешь вернуться сюда и…

– Нет! Черт возьми, только спать! – восклицаю я.

Приятно, что он по-прежнему в игривом настроении, но, несмотря на признания, меня раздражает его ложь и то, что он упрямо отказывается обсуждать Сиэтл.

Я была уверена, что когда я вернусь из кафе домой, он будет в ярости из-за того, что я не отвечала на его эсэмэски. Я и подумать не могла, что мы будем что-то обсуждать и он признается, что наврал об отчислении. Может быть, Стеф его заверила, что я уже еду, и он успокоился? Но ее телефон лежал на столе, когда я уходила…

– Ты говорил, Стеф не брала трубку, когда ты звонил? – спрашиваю я.

– Да, а что? – Он смотрит на меня в замешательстве.

Я пожимаю плечами, не зная, что ответить.

– Просто интересно.

– А все-таки?

– Я попросила ее сказать, что я уже выехала, и мне просто интересно, почему она этого не сделала.

– А.

Он смотрит в сторону и тянется к кружке на тумбочке. Очень странно, что Стеф не передала ему, что я выехала.

– Я поеду. Если хочешь, можешь присоединиться.

– Хорошо. Только переоденусь.

Киваю и поворачиваю ручку двери.

– А кстати, как насчет твоего отца? Он только что вернулся в твою жизнь, и ты собираешься уехать?

Его слова меня останавливают. Не то что я не думала об этом раньше, но Хардин поставил вопрос ребром, словно вставил мне ракетку под лопатки, чтобы сидела прямо.

Выхожу из комнаты, оставив себе время на размышления. В гостиной вижу, что отец снова спит. Должно быть, пить в полдень очень утомительно. Выключаю телевизор и иду на кухню, чтобы попить. В голове снова всплывают слова Хардина об отъезде после того, как я встретилась с отцом. Но я же не могу променять свое будущее на общение с отцом, которого не видела девять лет. При других обстоятельствах я бы еще подумала, но он меня бросил. Когда я возвращаюсь к спальне, я слышу внутри голос Хардина.

– Что за хрень вы сегодня устроили? – говорит он приглушенным голосом.

Прижимаюсь ухом к двери. Мне нужно взять и войти, но у меня такое впечатление, что я не должна слышать этот разговор. Это означает, что мне надо его услышать.

– Плевать, этого не должно было случиться. Теперь она расстроена, и ты должна… – Конец фразы я не могу разобрать.

– Плевать мне на это! – восклицает он.

С кем он разговаривает? И что они должны сделать? Это Стеф? Или, еще хуже, Молли?

Я слышу, как шаги приближаются к двери, и быстро удираю в ванную.

Через несколько мгновений дверь дергается.

– Тесса?

Я открываю дверь. Знаю, что должна выглядеть непринужденно, но сердце колотится, а желудок скрутило в узел.

– О, привет. Я уже заканчиваю, – говорю я еле слышным голосом.

Хардин поднимает бровь.

– Ладно. – Он смотрит назад в коридор. – Где твой папа? Все еще спит?

– Э-э, да, – отвечаю я, заставляя его улыбнуться.

– Тогда пойдем обратно в спальню, – просит он, нежно обнимает меня и ведет за собой.

Пока мы идем в спальню, просыпается давно знакомая паранойя.

Глава 16

Тесса

Крошечный участок сознания продолжает посылать предупредительные сигналы остальному мозгу, полностью занятому Хардином и всем, что с ним связано. Голос разума, точнее, то, что от него осталось, говорит, что нужно задать вопросы, но я не могу просто взять и спросить его о произошедшем. Я и так задаю ему много вопросов.

Больший сектор мозга побеждает. Действительно ли я хочу устроить скандал и обвинять Хардина в том, что может оказаться обычным недоразумением? Он мог быть просто зол на Стеф за то, что та пригласила Молли на встречу. Я не все отчетливо слышала, возможно, он меня защищал. Он только что признался, что солгал насчет исключения, – зачем же ему врать сейчас?

Хардин садится на кровати, берет мою руку в свою, усаживает меня к себе на колени.

– Ну, все серьезные темы мы обсудили, твой отец заснул. Думаю, нужно найти новый способ, чем себя занять… – Я не могу не улыбнуться вместе с ним.

– Ты думаешь только о сексе? – спрашиваю я, игриво прижимаясь к нему грудью.

Он откидывается спиной на кровать и одной рукой подтягивает меня наверх, закидывая мою ногу на себя. Сажусь, сжимая его бедрами, а он тянет меня вниз так, что наши лица соприкасаются.

– Нет, я частенько думаю и о других вещах. Например, думаю о твоих приоткрытых губах…

Наши губы соединяются. При поцелуе чувствую легкий аромат мяты; его губы бьют меня сильным электрическим разрядом, но он все же не такой мощный, чтобы заставить меня не желать большего.

– Я залезу лицом тебе между ног, пока ты… – начинает он, но я протягиваю руку и закрываю ему рот.

Он игриво лижет мою ладонь, а я вырываюсь.

– Фу! – Я морщу нос и вытираю влажную ладонь о его черную рубашку.

– Я тихо, – шепчет он, поднявшись с кровати и вытягиваясь напротив меня. – Конечно, если ты не хочешь большего.

– Мой отец… – напоминаю я гораздо менее уверенно.

– Да при чем тут он? Это наш дом, если ему не нравится, может уходить.

Я полусерьезно смотрю на него.

– Не будь грубияном.

– Я не грубиян, просто хочу быть с тобой каждый раз, когда я этого хочу, – заявляет он, и я закатываю глаза.

– У меня тоже есть право голоса; ты говоришь о моем теле. – Я стараюсь сдерживать бешено стучащее сердце и не чувствовать знакомое томление.

– Разумеется. Но я знаю, что если я сделаю так… – Он проводит рукой между нашими телами вниз, под пояс моих штанов и трусиков. – Смотри-ка, я знал, что ты уже готова, когда начал говорить о еде…

Я прижимаюсь губами к его губам, чтобы заставить его грязный рот умолкнуть, и не могу удержаться от стонов, когда он проводит пальцам по моему клитору. Он едва касается меня, намеренно мучая таким образом.

– Даааа… – шепчу я, и он надавливает сильнее, проталкивая палец в меня.

– Я так и думал, – усмехается он, медленно двигая пальцем.

Он быстро перестает ласкать меня и кладет рядом с собой. Прежде чем я успеваю что-то сказать, он садится, хватается за мои штанины, стягивает до уровня бедер. Я сгибаю ноги в коленях, помогая ему, и он сдергивает с меня и трусы. Без лишних слов он жестом командует подняться повыше к изголовью. Я отползаю на локтях и прислоняюсь к спинке кровати. Он ложится передо мной на животе, обхватив обеими руками мои бедра, раздвинув их. Он ухмыляется:

– По крайней мере, постарайся потише.

Глаза мои закрываются, но его теплое дыхание заставляет меня напрячься, сначала немного, но он приближается, и напряжение увеличивается. Внезапно по мне скользит язык, я возбуждаюсь еще сильнее и хватаю желтую декоративную подушку, которую Хардин называет отвратительной. Закрываю лицо, чтобы приглушить собственные непроизвольные стоны, а его язык начинает двигаться все быстрее и быстрее.

Внезапно он срывает подушку с моего лица.

– Нет, детка, смотри на меня, – командует Хардин, и я медленно киваю.

Он прижимает палец к моим губам, и язык снова скользит по мне. Переместив руку, он попадает в самое чувствительное место. Мои ноги вытягиваются в струнку. Прикосновения к клитору просто восхитительные, его палец медленно движется кругами, и одно только это легкое прикосновение мучительно сладко.

Повинуясь его требованию, я смотрю на него сверху вниз: жесткие волосы закинуты назад, волной возвышаясь надо лбом, спадает лишь одинокая прядь, которую он то и дело отбрасывает, когда опускает голову. Наполовину видя, наполовину воображая, как его губы касаются меня, я резко усиливаю ощущения, и я знаю, просто знаю, что не смогу сидеть тихо, когда начинает накапливаться медленная волна наслаждения. Одной рукой зажимаю себе рот, другой хватаю его за волосы, смещаясь так, чтобы встретиться с его языком. Это просто безумное наслаждение.

Тяну за волосы, слышу, как он стонет, заставляя меня возбуждаться все сильнее и сильнее.

– Жестче, – хрипит он.

Что?

Он тянется к моей руке и кладет свою ладонь поверх моей, заставляя тянуть его сильнее… Он хочет, чтобы я тащила его за волосы?

– Давай, – произносит он. Взгляд его полон желания. Хардин начинает двигать пальцами, затем опускает голову и помогает языком. Я резко тяну его за волосы. Его глаза закрыты. Когда они открываются, то в них горит яркий нефритовый огонь. Он смотрит на меня, но мое зрение на мгновение становится нечетким. – Давай, детка, – шепчет он.

Я замечаю, как его рука тянется вниз, между его ног, но не могу пошевелиться. Он поглаживает рукой свой твердый член, чтобы достичь оргазма одновременно со мной. Никак не могу привыкнуть к тому, что чувствую от его прикосновений. Глядеть, как он ласкает себя, ощущать его горячее дыхание, которое становится все тяжелее…

– Ты такая вкусная, детка, – бормочет он мне, двигая рукой все быстрее.

Сама того не понимая, я впиваюсь зубами в свою ладонь, когда достигаю высшей точки наслаждения, все еще цепляясь за его волосы.

Я дергаюсь. И затем еще немного, слабее.

Когда я прихожу в себя, то вижу, что он переместился, положив голову мне на живот. Его глаза закрыты, грудь часто колышется вниз-вверх. Я поднимаю его за плечо, пытаясь переместиться между его ног.

Он замирает и смотрит на меня.

– Я… гм, я уже все, – сообщает он.

Я смотрю на него.

– Я уже кончил… – Похоже, он совершенно изнемог.

– А.

Он лениво улыбается полупьяной улыбкой и поднимается с кровати. Затем подходит к шкафу, открывает нижний ящик и достает пару белых спортивных шортов.

– Мне явно нужно принять душ и переодеться. – Он указывает на промежность, где на джинсах, несмотря на их темный цвет, явно просматривается мокрое пятно.

– Прямо как в старые добрые времена? – улыбаюсь я, и он тоже улыбается, глядя на меня.

Хардин подходит и целует меня в лоб, затем еще один раз, в губы.

– Хорошо, что ты не потеряла свою возбудимость, – замечает он, подходя к двери.

– Она не моя, – напоминаю я, и он, качая головой, выходит из комнаты.

Я тянусь к своей одежде на краю кровати, молясь, чтобы отец все еще спал на диване и чтобы, если он вдруг проснулся, не попался на пути Хардина в ванную. Через секунду дверь в ванную закрывается, и я встаю, чтобы одеться.

Проверяю свой телефон, жду голосовое сообщение от Сандры, но ничего нет. Вижу маленький значок конверта в верхнем углу экрана, новая эсэмэска; может быть, она занята и решила отправить мне эсэмэс.

Я открываю сообщение и читаю: «Мне нужно поговорить с тобой».

Читаю имя отправителя: «Зед» – и охаю. Удалив сообщение, кладу телефон обратно на стол. Меня начинает терзать любопытство, и я ищу телефон Хардина. Мое сердце тяжелеет, когда я вспоминаю последний раз, когда я смотрела в него. Добром это не кончится.

Но на этот раз я знаю, что он ничего не скрывает. Это невозможно. Мы сейчас совершенно в другой ситуации. Он сделал ради меня татуировку… Только он не хочет ради меня переехать. Но мне ведь не о чем беспокоиться. Верно?

Я осматриваю комод, но на поверхности его нет, это означает, что он ушел с телефоном в ванную. Это ведь нормально?

«Мне не о чем волноваться; я просто псих и параноик», – напоминаю я себе.

Прежде чем погрузиться в кроличью нору беспокойства, убеждаю себя, что я не должна рыться в его мобильном, что сама бы я была в ярости, если бы он так сделал.

Хотя он, вероятно, так и делает. Просто я его еще не поймала.

Дверь в спальню внезапно открывается, и я подпрыгиваю, словно действительно занималась чем-то подозрительным. Хардин переоделся, в футболке, босиком, в спортивных шортах, из-под которых видны черные трусы.

– Ты в порядке? – спрашивает он, вытирая белым полотенцем мокрые волосы.

Мне нравится, что его волосы кажутся темнее, когда они мокрые; они контрастируют с зелеными глазами, о таком сочетании можно только мечтать.

– Да. Что-то ты недолго пробыл в душе. – Я сажусь на стул. – Надо было тебя побольше испачкать, – говорю я, стараясь, чтобы он не заметил, как дрожит мой голос.

– Я спешил, чтобы тебя увидеть, – неубедительно заявляет он.

Я улыбаюсь.

– Ты голодный?

– Да, – признается он с веселой улыбкой. – Я проголодался.

– Я так и думала.

– Твой отец еще спит, он собирается остаться здесь, пока нас не будет?

Все мои волнения испаряются.

– Ты пойдешь со мной?

– Думаю, да. Но если там будет так скучно, как я думаю, я останусь только на одну ночь.

– Хорошо, – с сожалением говорю я.

Но внутренне я просто в восторге: раньше он не уедет. Он просто обязан соблюсти приличия.

Он облизывает губы, и я снова думаю о том, как он двигался между моих бедер.

– Могу я кое о чем спросить?

Он смотрит на меня и кивает:

– Да – Он садится на кровать.

– Ты… ну, понимаешь, это потому, что я тянула тебя за волосы?

– Что? – смеется он.

– Тебя нравится, когда я тяну тебя за волосы? – Я краснею.

– Да, конечно.

– А. – Не могу даже представить, какая я сейчас красная.

– Для тебя это странно? Что мне это нравится?

– Нет, мне просто интересно, – честно отвечаю я.

– У каждого человека есть вещи, которые он мечтает попробовать во время секса; а у меня это одна из таких вещей. Я не знал об этом до сегодняшнего дня. – Он улыбается, совершенно не смущаясь, что мы говорим об этом.

– Вот как? – Я волнуюсь при мысли, что со мной он открыл кое-что новое.

– Ага. То есть меня тянули за волосы и другие девушки, но это было по-другому.

– А, – говорю я уже в десятый раз, но на этот раз более равнодушно.

Видимо, не поняв моей реакции, Хардин с любопытством смотрит на меня.

– А есть что-то, что тебе нравится, чего я еще не делал?

– Нет, мне нравится все, что ты делаешь, – тихо отвечаю я.

– Да, я знаю, но, может, есть что-то, чего ты хочешь, чего мы еще не пробовали?

Я качаю головой.

– Не смущайся, детка. У каждого человека есть фантазии на этот счет.

– У меня нет.

По крайней мере, я думаю, что их нет. У меня нет опыта отношений ни с кем, кроме Хардина, и я не знаю ни о чем, кроме того, чем мы с ним занимались.

– Наверняка есть, – произносит он с улыбкой. – Надо просто найти их.

Мой желудок сжимается, я не знаю, что сказать.

Вдруг нашу беседу прерывает голос отца:

– Тесси?

Первая моя мысль: как хорошо, что его голос звучит из гостиной, а не из-за двери!

Мы с Хардином одновременно встаем.

– Мне надо в туалет, – говорю я.

Злобно ухмыльнувшись, он кивает мне и уходит в гостиную.

Когда я захожу в ванную, телефон Хардина лежит на краю раковины.

Я знаю, что не должна этого делать, но не могу остановиться. Я сразу же захожу в список вызовов, но он не отображается. Все звонки стерты. На экране нет ни одного. Я выхожу и захожу снова, потом смотрю в текстовые сообщения.

Ничего. Он все удалил.

Глава 17

Тесса

Возвращаюсь из ванной с телефоном Хардина в руке. Он и отец сидят за кухонным столом.

– Детка, я с голоду умираю, – говорит Хардин, когда я подхожу.

Отец застенчиво смотрит на нас.

– Я бы съел… – неуверенно начинает он.

Кладу руку на спинку стула Хардина, и он отклоняет голову назад; его влажные волосы касаются моих пальцев.

– Тогда предлагаю вам что-нибудь себе приготовить, – предлагаю я и кладу телефон перед ним.

Хардин смотрит на меня с совершенно нейтральным выражением.

– Хорошо… – говорит он, встает и идет к холодильнику. – Ты голодна?

– У меня осталось кое-что из кафе.

– Ты расстроена, что мы сегодня напились? – спрашивает отец.

Я смотрю на него и смягчаюсь. Кажется, он такой сейчас, как был, когда мы с ним встретились.

– Я не расстроена, но не хочу, чтобы это стало обычным явлением.

– Этого не будет. Кроме того, ты уедешь, – напоминает он мне.

Гляжу через стол на человека, с которым знакома всего два дня, и не отвечаю. Вместо этого подхожу вместе с Хардином к холодильнику и открываю дверцу морозилки.

– Что бы ты хотел съесть? – спрашиваю я его.

Он осторожно смотрит мне в глаза, явно пытаясь угадать мое настроение.

– Курицу, например… или можем что-нибудь заказать?

Я вздыхаю:

– Давай закажем.

Не хочу ему грубить, но в голове у меня кружится тысяча вариантов того, что могло быть в его телефоне, раз он решил все удалить. После того как мы решаем сделать заказ, отец и Хардин начинают спор, что заказать – китайскую еду или пиццу. Хардин хочет пиццу; он побеждает, напомнив, что платить будет он. Отец, впрочем, не очень обижается, только смеется и машет руками.

Так странно на них смотреть. После того как мой отец ушел, я часто думала о нем, когда видела отцов своих друзей. Я создала себе образ человека, похожего на тех, кого я видела, только старше, и, безусловно, не бездомного бродягу. Я всегда представляла, как он, с портфелем, набитым важными документами, идет к своей машине и несет в руке кружку кофе. Не думала, что он будет продолжать пить, что у него не будет средств к существованию и дома. Не могу представить себе маму и этого человека ведущими беседу, не говоря уже о том, чтобы они провели в браке несколько лет.

– Как вы с мамой познакомились? – неожиданно спрашиваю я.

– В колледже, – отвечает отец.

Хардин хватает телефон и выходит из комнаты, чтобы заказать пиццу. Наверное… А может, чтобы кому-нибудь позвонить, а потом быстренько удалить вызовы.

Сажусь за кухонным столом напротив отца.

– Вы долго были знакомы перед свадьбой?

– Всего два года. Мы рано поженились.

Неловко спрашивать такое, но я понимаю, что у меня не будет возможности получить ответ от матери.

– Почему?

– Ты никогда не говорила об этом с мамой? – спрашивает он.

– Нет. Мы никогда не говорили о тебе. Если даже я пыталась начать этот разговор, она замыкалась в себе, – отвечаю я, глядя, как заинтересованность на лице отца меняется смущением.

– А.

– Извини, – говорю я, хотя и не уверена, что мне есть за что извиняться.

– Нет, я понимаю. Я ее не виню. – На мгновение он закрывает глаза, потом открывает их. Хардин возвращается на кухню и садится рядом со мной. – Отвечаю на твой вопрос: мы поженились так рано, потому что она забеременела тобой, а твои бабушка с дедушкой ненавидели меня и старались, чтобы она держалась от меня подальше. Так вот мы с ней и соединились.

Он улыбается, наслаждаясь воспоминаниями.

– Вы поженились назло бабушке с дедушкой? – с улыбкой спрашиваю я.

Мои бабушка с дедушкой, царствие им небесное, были немножко… странные. Очень странные. В моих детских воспоминаниях осталось, как меня затыкают за обеденным столом, требуют, чтобы я не смеялась, и заставляют снимать обувь, прежде чем заходить на ковры. На мой день рождения они присылали совершенно невыразительные карточки сберегательного счета, которым можно воспользоваться через десять лет, – не лучший подарок для восьмилетней девочки.

Моя мама была абсолютным клоном моей бабушки, только поживее. Хотя она старалась; мама тратила дни и ночи, пытаясь стать такой же совершенной, какой, по воспоминаниям, была ее мать.

Или настолько совершенной, насколько она ее представляла, неожиданно думаю я.

Отец усмехается:

– В некотором смысле да, назло. Но твоя мама всегда мечтала выйти замуж. Она практически приволокла меня к алтарю.

Он снова смеется, и Хардин смотрит на меня, прежде чем тоже усмехнуться.

Я хмуро поглядываю на него, вспоминая его реплики по поводу моих суждений о браке. Потом снова обращаюсь к папе:

– А ты был против брака?

– Нет. Честно говоря, я не помню; помню только, что был напуган, как всякий девятнадцатилетний пацан.

– И не зря. Мы видим, как это на тебе отразилось, – вставляет Хардин.

Я кидаю на него негодующий взгляд, но отец только отмахивается.

– Не то чтобы я это рекомендую, но многим молодым родителям это полезно. – Он машет рукой. – Я просто не был из их числа.

– А, – хмыкаю я. Не могу представить себе родителей в моем возрасте.

Он улыбается, давая мне понять, что готов отвечать еще.

– Еще вопросы, Тесси?

– Нет… думаю, это все, – говорю я.

Мне точно не очень уютно рядом с ним, но определенно уютнее, чем если бы на его месте сидела мать.

– Если захочешь узнать еще, спрашивай. А пока, если никто не против, я приму душ перед ужином?

– Конечно. Давай, – отвечаю я.

Просто не верится, что он тут всего два дня. Так много всего произошло с тех пор, как он тут появился, – Хардина отчислили или не отчислили, встреча с Зедом на парковке, обед со Стеф и Молли, стертый журнал вызовов – даже очень много. Это просто кошмар, куча вопросов постоянно растет, и кажется, что уменьшится она еще не скоро.

– Что-то случилось? – спрашивает Хардин, когда отец исчезает в коридоре.

– Ничего. – Я встаю и прохожу несколько шагов, прежде чем он меня останавливает, коснувшись моей талии и поворачивая к себе лицом.

– Я хорошо тебя знаю. Скажи мне, что случилось, – тихо требует он, положив руки мне на бедра.

Я пристально смотрю ему в глаза.

– Ты.

– Я… что? Поясни.

– Ты странно себя ведешь, ты удалил все сообщения и вызовы.

Он раздраженно морщится, потирает нос.

– Почему бы тебе не перестать лазить в мой телефон?

– Потому что ты ведешь себя подозрительно и…

– Так ты все-таки в нем копалась? Разве я тебе не говорил, чтобы ты так не делала?