Некропена

– А водку пить и валяться в грязи на паперти – это каково?

– Я даже в таком состоянии не выделяюсь, Борь, от общей массы пены. Что пьянь вонючая, что благообразный – все едино – никчемная пена из пустых пузырьков. Что я, что вокруг меня окружающие людишки – все это бесцельные пузырки без смысла.

На этом друзья-товарищи разошлись – Ванька-бомж – на свою лежанку возле церкви, а Борька-шахтер – в свою уютную квартирку-могилку.

Глава 3

Дома, на своей тахте Ефимкин стал рассуждать обо всем под воздействием бесед с Ванькой. Его мысли полетели прочь. Далеко в бездну. Они возвратились. После чего, он стал смотреть на свои руки. Они казались ему бесполезными, ненужными. Наблюдая за ними, он не понимал их назначение. Боря крутил ими, выставлял к лампочке светильника, трогал, щипал. Это ему казалось важным. Хотел выяснить предназначение, но, не найдя ответов, обратил свое внимание к ногам, а затем к голове. Вопросы к самому себе не прекращались. Смысл элементов своего тела был неизвестен для него. Боря стал пить воду – и тут возникли вопросы – зачем, куда она льется, почему отверстие в голове? Не найдя ничего разумного, стал смотреть на стены и потолок – они ему казались лишними, беспричинными. Крутя головой и обозревая обступающее его пространство, Борька пришел к выводу, что все бессмысленно. И тахта, и тарелки, и стулья в комнате являлись для него абсурдными. Отсутствовала смысловая нагрузка. “Что есть необходимым? Для чего все? ” – терзал себя вопросами Борис.

В шахте Ефимкин успокоился – ему спокойно было под землей. Не мешали даже шахтерские движения, гул, рокот. Он залег в далеком забое в свою любимую канавку, ранее вырытую, и не думал ни о чем. Ему удавалось это. На поверхности было тяжко – одолевали и мучили собственные вопросы ко всему.

Борька с неохотой поднимался на поверхность. Ему противно было лицезреть людишек. Пену. Биомассу. Он стремился быстрее домой, чтобы налить себе стакан водки или портвейна и впасть до утра в алкокому, а наутро сбежать от мерзкого света в черную дыру шахты, где забыться опять на время.

Такой режим кое-как спасал Борьку от неразрешенных вопросов бытия. Он жил ровно – шахта, дом, портвейн…Вопросы о назначении всего сущего стали исчезать и теперь на руки он смотрел осмысленно, а на рот обращал внимание каждое утро с любовью и нежностью. Любовался перед зеркалом им. Вечерами, в полупьяном бреду, он даже сочинял оды своему любимому отверстию в голове. Теперь он знал четко, что рот нужен для того, чтобы туда лить и лить красный некропортвейн, уже осмысленными руками беря стаканище и опрокидывая в глотку виноградный алкосок.  Стены и потолок комнаты-погреба тоже пришли в соответствие с Борькой – они закрывали его от противного мира пены. Все потихоньку обретало смысл. Колея была накатанная – шахта, портвейн, шахта, портвейн. Потусторонних мыслей не возникало, да и Ванька куда-то пропал с паперти – не теребил сознание Ефимкина.

Боря становился пузырьком. Пены. Некропены. Это было странно. Он всей душой ненавидел пену, но постепенно стал понимать, что его сближение с пузырями стало очевидно.

Ефимкин вспомнил слова бомжа о существе, которое появилось на миг и исчезло, оставив после себя кусок. Пены. Продолжая размышлять о данном, Борька сообразил, что если оно-сие пропало-умерло, то пена – это некротическое вещество, то бишь некропена. “Но почему пена еще жива? Почему не разложилась это трупная ткань, остаток некой непознанной никем материи? Почему она еще и расширяется, плодя пузырьки?” – задавал себе вопросы Борька.

И опять на память пришли слова Ваньки о случайности, великой и основополагающей. Развитие пены и увеличение народонаселения-пузырьков – это флуктуация, случайный процесс. Сегодня пена прогрессирует, а завтра деградирует. Зыбко все. Одно спасало от жуткой никчемности бытия – утверждение бомжа о том, что рассудок – не способ познания бытия. Любые умозаключения эфемерны – так говорил Ванька-Заратустра.

С мыслями-немыслями о некропене Ефимкин решил обратиться к своему гуру-бомжу. Он должен как-то прояснить ситуацию и куда-то отправить поток размышлений Борьки. Купив пару бутылок красного алкогольного огня, Ефимкин прибыл к знатоку мироустройства к церкви. Слету влил в Ваньку портвейн, а за ним развитую теорию пены-некропены:

– Вань, я понимаю, что нельзя ни о чем судить – истины нет, она недосягаема и неподвластна. Моя теория и твои мысли – также просто слова. Что ж тогда делать? Уж очень мрачно все выходит. Пена живет, хоть и бездушно. Смысл жизни неясен. Все тупо. Куда идти? Неужто мы куски мертвой ткани? Мы хуже дерьма, Вань? Где-то в Глобале мы даже не клетка, а просто несгнившая падаль?

– Борис, ты опять за свое? Я тебе уже говорил, что нет Истины для нас. Нет. И мы никто. Хотя…опять-таки ж…это пустой разговор, так как наши мысли никчемны…мертвы. Нам не за что зацепиться.

– Вань, скажи, а может быть такое, что великая Истина как-то проявит себя здесь, в некропене? ..подаст какие-то сигналы?.. может быть появится что-то непонятное нашему разуму? Или для нас, дерьма, это недостойно?

– Борь, неведома она для нас, неведома.

– Вань…а…может поискать среди мертвой плоти ответы? Трупы людей – это некропена, оставшаяся от нас, а мы, пузыркьи – это некропена, оставшаяся от Того, ушедшего в небытие, мимолетно появившегося у нас. Вань, а может у трупов людей-пены есть своя некропена, а Тот – тоже в свою очередь некропена Кого-то?

– Борь…ты хочешь сказать, что у каждого есть своя некропена? И у трупов тоже? Как от трупов может что-то остаться – они ведь трупы, конечный, так сказать, продукт?

– Как?..Ну мы же остались от Того, вот и следуя логике, от нас остались трупы, а от трупов что-то тоже должно остаться. Мы это не видим просто. Недоступно. Я, Вань, думаю, что существует бесконечная цепочка из некропены.  Ну, например, такая – Тот (некропена Кого-то), Мы (некропена Того), Наши трупы (некропена нас), Что-то оставшееся от трупов (некропена трупов) и так далее…до бесконечности и в разные стороны – в сторону некропены трупов и в противоположную – некропены Кого-то. Найдя связующее звено между ними, мы приблизимся к Истине, Вань. Я уверен в этом. Узнать бы кто был прародителем всех некропен. Кто Этот, который запустил череду из некропен?

– Бог, – почти утвердительно ответил Ванька и, подумавши, продолжил, – ой, я ерунду сказал. Для этого товарища слишком кишка тонка – такое закрутить. Тут попахивает Глобалом. Борь, по твоему размышлению получается, что кругом одна мертвая материя, включая нас. Однако, мы же, вроде как, живем…Ой…извини, это же случайный процесс, временное явление…скоро все свернется, помрет, потухнет. Кстати, про Того – мне более-менее понятно, про Кого-то – возможно тоже. Они как бы жили некоторое время, хотя неизвестно, кто таковы. Про нас понятно. Но вот не совсем я сообразил про трупов – от них, где некропена? Как она может быть от трупов?

– Я думаю, что некропена трупов – это трава, мох, кусты, деревья и другая растительность, окружающая нас. Их некропена – горы, земля. Но вот не знаю, где некропена земли. Мне недоступно. Также непонятно, кто таковые Тот и его Предшественник. Я предполагаю, что узнав это, можно приблизиться к Истине, узнать миропорядок.

– Вань, все это хорошо, но это все при условии, что наш рассудок – инструмент для познания, правильно?

– Да…иначе никак. Будем надеяться, что все-таки в голове, что-то дано для осмысливания сущего.

– Послушай, Ванек, надо провести мозговую атаку. Ты подумай,  кто таков Тот и его Предшественник, а я уж буду бороться с вопросами о некропене земли.

Друзья разобрались с вином и расстались – Борис убыл в свое корытную дыру, а Ванька почтенно разложил свои ноги и руки на паперти.

Глава 4

Придя домой, Ефимкин заглянул в зеркало – ему показалось, что это ему необходимо для какого-то ритуала. Он поймал себя на мысли, что он труп, некроткань Того. Как и прежде, стал себя трогать в надежде на то, что оторвет от себя кусок гнилья. Но плоть была жива. Это не убедило его. Упорно смотря в зеркало, он до слез пытался выявить в отражении следы своего праха. Но ничего в зеркале не происходило – там по-прежнему был Борис, хоть и замученный неопределенностью бытия-некры.  Отчаявшись, Ефимкин стал кидать пустые бутылки из-под вина в зеркало, моля Того или его Предшественника показать его натуральную истинную сущность-некро. Затея ни к чему не привела – только разбитое зеркало и гора стекла заняли объем комнаты Ефимкина. Отчаявшись, упал на пол и забился в истерике, моля всех о том, чтобы приблизиться к Истине. Навзрыд прося о помощи, выкрикивал все те же вопросы: “Кто я? Что кругом? Зачем все здесь?” Затем резко умолк. Борис переключился на другое направление – поиск некропены земли, как было условлено в разговоре с Ванькой.

На следующий день, прибыв в родной забой, Ефимкин по старой памяти лег в свою угольную колыбельку и стал упорно терзать себя мыслями о том, где есть некропена земли, гор. Жуя куски угля, он думал, что это действо будет способствовать раскрытию тайны. “Где твоя некропена? Где?” – обращался Борька к черным уголькам. Логические ходы были непредсказуемы. Ефимкин стремился любыми способами найти хоть какую-то маленькую надежду в поиске некропены, но…безрезультатно.

В голове крутились и рылись трупы, блуждали Тот и Предшественник. Они бегали друг за другом и, рыдая, спрашивали : “Кто мы и что дальше?” От этих мыслей Ефимкину стало дурно, и он поднялся наверх.

Уже в ванне, дома, в грязной воде, Борис опять разглядывал себя. Трогая свое лицо, он пытался ощутить холод некры. Через некоторое время Ефимкин задал себе вопросы и испугался их: ”Зачем я нахожусь в ванне? Для чего я в этой квартире?” Встав, он бродил бесцельно по комнате, озвучивая подобные проблемы. Но, одурев от бесполезности пространства и самого себя в нем, выпил бутылку водки и провалился в смысловую пропасть. “Так-то легче” – кто-то ответил за Борьку.

Наутро, натянув на себя нательное белье, он поразился его свежестью. “Зачем некропене, трупной ткани одежды?” – подумал пузырек Ефимкин и сбросил бесполезную материю. Уже голый, сел на пол и стал ждать, что в комнате кто-то или что-то появится и как-то намекнет о путях разрешения задач. Ефимкин нюхал, слушал пространство, наблюдал за ним. Смотрел наверх, по сторонам. Боялся что-то упустить из виду, не увидеть какой-либо знак, дающий шанс, надежду. Шорохи и звуки воспринимал, как потусторонние сигналы, как руководство к размышлению. Но ничего не происходило – пространственно-временной континуум не блистал событиями. Борис вскочил и начал крутиться вокруг себя, боясь упустить возможные намеки. Хватал воздух, пытался его засунуть себе в рот, в нос – он думал, что это как-то приблизит его к пониманию всего сущего, к Истине. Закрыв глаза, пустился изучать внутренние темные углы своего я, но, уморившись, плюхнулся навзничь и зарыдал от безысходности. Истина никак себя не проявила, или Ефимкин это не почувствовал. “Я ничтожество, гниль, бесцельная мертвая клетка, пустота. Зачем я? Какой толк от меня? Смысл моего пребывания в этом мире-некропене? Мне не дано постичь суть вещей! Истоки всего мне неизвестны. Где суть? Где?”– верещал Борька, грызя зубами пол.

Глава 5

Остыв от нежитей-мыслей, Ефимкин бросил свою комнату и решил снова идти к Ваньке. На шахту решил больше не ходить – бесцельно все. Про деньги не думал.

Увидев товарища, сразу озвучил свою позицию:

– Вань, я добро к тебе? Мне с тобой спокойнее как-то, мягче жить-соседствовать. Хочу с тобой разобрать нашу ситуацию по поводу некропены. Ты не забыл?

– Нет, конечно. Как я могу забыть то, что гложет меня ежеминутно. Ты думаешь, я сильно озабочен своим существованием здесь, возле церкви, с протянутой рукой? Нисколько. Я, Борь, озадачен своим существованием вообще, в принципе, как и ты. Я не понимаю окружающих, которые заботятся о своем пропитании, о развлечении, о псевдоразвитии, но не видят корня всего, не думают, откуда они, зачем кругом земля, вселенная, да просто воздух. Жаль мне их, несчастных.

– Я с тобой солидарен. Жить в пространстве и не понимать, что оно есть – это удел нищих. Чему-то учатся, чего-то добиваются, но не зреют, слепцы, вглубь. Срезают верхи, а истоки не видят и не пытаются найти. Плоские существа, некропена, одним словом. Живут, женятся, рожают детей, даже делают жалкие попытки постичь сущее, но затем забиваются в скроенный тепленький кокон и тлеют там, ожидая конца, порочные животные.

– Борь, скажи, а ты мыслил по поводу некропены земли и гор? Где она? Тебе что-нибудь удалось? Я в своем направлении – Того и его Предшественника заблудился. Не дано. Мучился, но закрыто это для меня. У тебя как дела?

– Ванек, никак. Видимо, разум наш не пускает в эти сферы. Может надо выйти за пределы нашего рассудка в другие пространства. Но как? Неужели все так плохо и мы умрем, не познавши суть вселенной? На кой мне тогда все окружающее? Жутко жить с мыслью, что не достигнем Истины. Неужели все мыслимое нами эфемерно, суетно, безосновательно? Я в ужасе. Не верю в это. Раз уж мы есть, значит, для чего-то нужны, иначе нас не было. Смысл для нас какой-то ведь приготовлен? Или так…дерьмо мы и гниль, некропена, материя праха. Истина глобальна, значит, мы для чего-то существуем, не просто ведь номер отбываем, Вань. Я предлагаю, чтобы двигаться далее, принять условие, что наш рассудок все же механизм для познания, ну хоть частицы Истины, Вань. Согласен?

– Скорее, да. Но что нужно, чтобы выйти за рамки разума?

– Я думаю, что для начала надо избавиться от жизненной суеты и спрятаться от людей-пузырьков – они разлагают все своим бесцельным мимолетным пребыванием в линии времени и тягостно влияют на нас. Предлагаю уйти из мира. Давай выкопаем глубокую землянку в лесу. Там мысль чиста и не тревожна. Пузырьки исчезнут из вида и не будут нас будоражить.

– Борь, будем надеяться.

С этими словами и со скудным скарбом друзья покинули мир некропены и двинулись в лес, подальше от пузырей. Здесь была вырыта землянка-могилка, куда Борис и Ванька забились, как мыши, в поиске возможных откровений.

Спрятавшись в нору, господа-отшельники начали ждать чудесных посланий из потустороннего мира Истины. Здесь, в окружении сырой земли – некропены трупов, братья по разуму – пузырьки некропены Того расположились и мечтали о чудодейственном пришествии к ним особенных мыслей о структуре сущего и о смысле всего окружающего. Чуть дыша, настроившись на волны некробытия, Борька и Ванька пытались декодировать волны вселенной и переиначить их на свой лад с целью выявить что-то истинно подобное. Но кроме запаха сырой земли и кромешной тьмы ничего им не открывалось. Холод и сырость – вот, что они ощущали. Откровений не было. Первым заговорил Ванька, окончательно озябнув:

– Борь, надо изменить условия. Это не помогает. Ничто не происходит. И вообще…я не уверен, что наши органы обоняния, осязания что-то воспримут из мира Истины. Надо отрешиться от внешних раздражителей… послушай, а кто-нибудь из людей постиг хоть чуточку, хоть элементик Истины? Был ли такой пузырек, которому все открылось?

– Ну…я думаю, что кто-то понял. Случайно. Ведь все в мире возможно, как ты говорил, Вань.

– Прикоснулся к истокам…и помер. Увидел, видимо, непонимаемое и от безрассудства увиденного моментально умер. От ужаса открывшейся Истины. Я даже не представляю, что ему открылось. Жуткая жуть или адовый ад, а может вечное блаженство, от которого все вспыхнуло внутри. Какой-нибудь рай пропитал его так счастьем, что тело не выдержало напора положительных эмоций и просто погибло от обилия наслаждений.

Тут Ефимкин на секунду замолчал и выдал Ваньке вдруг следующее :

– А может ему открылась пена? Вань, не некропена, а именно пена. Живая. Может таковая имеется, и она главный продукт вселенной. Мы ее не видим и не ощущаем, но она есть. Бьющая энергией. Потрясающая своей мощью пена. Она противоположна некропене. Возможно, она где-то рядом. Она дитя Истины. Но не мы – некропена, убогий мусор, шлак и отходы производства.

– Борис, даже, если это и так, то кто тогда создал эту пену? Пусть основополагающую, изначально обласканную и обильно вскормленную. Скорее пена – это любимый продукт Истины. А вот мы, некропена – изгой, бессмыслица, позор Истины, ее ошибка, заблуждение или случайный ужас, хотя…Борь, мы не можем возникнуть случайно, так как это невозможно для Истины, для нее нет такого понятия, как случайность. Она глобальна. И случай – это признак слабости.  Но Истина идеальна. Ее творение тоже должно быть идеально и оно – пена, жизнь, невидимое нами движение, может быть специально спрятанное от нас.

– Вань, ну как так? Истина идеальна и вдруг появление некропены? Просчет Истины? Болезнетворная бактерия на святом пространстве Истины? Не верю, чтобы подобная зараза в виде некропены существует, даже мимолетно. А вот интересно – пена знает о существовании некропены? Или Истина скрывает ублюдка-некропену от святого семейства? Все же мне непонятно наше рождение, появление некропены. Я запутался…А может случайности возможны только в мире некропены, а в мире пены такого не бывает? Наше говно кинуто Истиной, брошено на самотек – вот здесь и происходит, что попало. А у них там, в верхах все по правильному. Никто за нами не приглядывает – вот и царит здесь ужас, а там все идеально – под контролем.

– …Истина ошиблась? Такого не может быть!..И…может за нами кто и присматривает…так..краем глаза, например. Я, Борь, с тобой согласен – Истине не дано ошибаться. Если и появилось подобное паскудство в виде нас – пузырьков некропены, то это имеет смысл. Ну, может не глубокий и не всеобъемлющий, но смысл. Ты помнишь мы хотели познать некропену земли и некропену Того и Предественника? Я уверен, что все это единое полотно некропены, без делений и видов. И мы, и трупы, и земля с травой, и Тот, от которого мы появились, и его Предшественник и все разнообразие окружающего мира, вселенная с галактиками – это все масштабная сфера некропены в ее разнообразных формах. Перетекающая и меняющая свое обличие, но некропена. Мертвый продукт. Бесполезная и направленная в никуда зомбиматерия. Непонятно только одно – как Истина могла ошибиться, ведь у нее не должно быть шансов на ошибку. Ни одного.

– Вань…я думаю, что какое-то есть переплетение мира пены и некропены. Полагаю, что существующие у нас боги – есть пузырьки пены. Никто из нас их не видел, не ощущал, но они в виде веры присутствуют среди нас. Может Христосы разные да Магомеды с Буддой – это элементы пены? Идеальные. Несущие смысловую нагрузку. Они созданы Истиной. Они живут и процветают в своей пене, идеально сформированной, а мы их случайно узрели и поверили в них, наделили их своими качествами. Кто-то их увидел и обожествил, написали Библию да Коран. Они может и не ведают, что являются божествами в некропене. Скорее это так. Истина не допустит, чтобы ее доброе племя планово снизошло до бесцельной и удушающей некры.

– Борис, ты вспомни, сколько род человеческий наплодил божков. Неужели они все пузырьки пены? Какие-нибудь Один с Зевсом тоже пена? Нет. Ерунда это все. Выдумка. Все эти людские божества – фантазии пузырьков некропены, случайные названия. Просто слова, никаким образом не связанные с реальным миром пены. Мы, некропена, сами по себе, а они, неведомые элементы пены, сами. И нет никакого Христоса в пене. И он не пришел в мир грешный некропены из высоких инстанций пены. Истина, кстати, родив некру, может уже и забыла про ее существование. Как страшный сон. И не ведает, что подобное есть. У нее свои планы. Что ей до нас. И самое главное…Борь, я думаю, что нам никогда не постичь окружающее и никогда мы не сможем прикоснуться к Истине – так и помрем в неведении. Что и понятно. Как могут пузырьки некропены узнать про дела недосягаемые пены и тем более Истины? Холуи мы, Борька, холуи. И мир наш гадок, и мы падшие никчемные существа. Так и сгинем в пустоте, не поняв ничего. Смириться надо…Доля такая наша.

– Да уж. Невесело как-то. Ванек, а все-таки хотелось бы узнать – для чего Истина создала некропену? Пену – для развития, а некру зачем? Мы же выяснили с тобой, что всему есть смысл и даже нам, отродьям. Интересно, а каков мир пены? Он такой же, как рай, или еще круче, Вань?

– Боря…Боря..нет ни ада и ни рая. Это наши приставки к окончаниям – вот и все. Что и как там – в пене – неизвестно. Не дано. И причина создания нас Истиной тоже нам неподвластна.

– Как-то неуютно мне стало. Противно и мрачно. Обречены мы на вечную тьму, Вань? Не согласен. Если мы есть, то все равно в нас какой-то смысл должен. Для чего мне глаза и руки нужны? Что я должен делать в мире этом? Странная странность, Вань.

– Я давно тебе говорил, Борь, не дано нам. Или случайно узнаем, хотя вероятность этого чрезвычайно мала. Хватит мучиться. Вылезай из ямы, пойдем со мной на паперть – хочется выпить и закусить. Портвейн, Борь, сглаживает все углы и повороты. Веселит тело. И не забывай – все, что мы тут наговорили, действительно лишь при условии, что разум – есть средство для объективных рассуждений, а не субъективный параметр какого-то там тельца в виде меня и тебя.

Глава 6

Выбравшись из недр земли, друзья побрели к церкви в надежде получить копейку милостыни и на полученные деньги уйти в алконирвану, обессилив от поисков Истины. Двигаясь, каждый думал о своем – Ванька о теории вероятности, а Борька – о вещи в себе.

Прихожане быстро расставались с деньгами, смотря на падших возле церкви. Вид у товарищей был ужасающий. Они как будто побывали там – в страшной правде. Людям казалось, что Борька и Ваня вернулись оттуда, где все ясно и понятно. Они чувствовали, что друзья овладели какими-то знаниями, и что им стало известно такое, от чего кровь в жилах стынет. Поэтому чтобы не услышать из уст нечто разрушающее их мирочек, толпа богомольцев быстренько давала деньги-дань мудрецам-бомжам и бежала в церковь, где можно было спрятаться от внезапных откровений Борьки и Вани. Но товарищи мирно сидели и не собирались ошарашивать окружающую некропену. И что они могли сказать? О том, что все повсюду некроклетки? Пузырькам некры это неинтересно.

Заполучив звонкую монету, друзья привели себя в нетрезвое состояние, напившись благоухающего портвейна. Лежа возле бара, они крутили глазами в надежде увидеть пену, но перед глазами была только торжествующая некровселенная. Первым заговорил в пьяном угаре Ванька:

– Борь, мне все надоело. Кругом бесцельная пустота. Я не хочу видеть этот мир. Давай уйдем куда-нибудь?

– Ваняяяя…куда? Везде некросмрад. Я, Вааанннь, иногда в этом миропозорище вижу улыбающихся людей-пузырьков. Что их заставляет радоваться псевдожизни? Может они по инерции улыбаются? В пене раскрутился маховик счастья, а до некры остатки радости докатились? Так сказать, объедки пира со стола. Меня терзает счастливый вид некоторых людей, Вань. Им действительно радостно? Или…это восторженное опьянение от позора своего существования? Я видел сегодня на улице семью – мать, отец, дети. Они были веселы и беззаботно смеялись. Может это случайность? А…вдруг нет?

– Борь, это все объяснимо. Во мраке лжемира семья – отдушина. Временная. Островок псевдосчастья. Мимолетного, мгновенного. Жалкие попытки преодолеть суть некры. Некропена все равно их сожрет, пропустит через свои жернова. Кладбище их покрывало.

– Ваня, а Тот мог быть хоть как-то счастлив?

– Боря, напоминаю – И Тот, и его возможный Предшественник, и трупы, и люди, и животные с травой, землей – все это некропена. Между травой и Тем разницы нет. Как нет отличия между нами и трупами, между землей и Предшественником. Все едино – мертвая пена, прах. И счастья тут априори нет. Оно только в пене есть…наверное. Истина так определила. Я тебе больше скажу – я не могу определить, объяснить, что такое счастье. Путаюсь. Я чувствую, что идеал в пене. Счастье это или нет – я не знаю. Там – все, здесь – ничего.

– Так зачем Истина нас, пустую породу создала?

– Опять, Борь, за свое…неведомо нам. Точка.

– Вань, а если здесь, в нашем мирке есть что-то полуидеальное – вот мы и есть, вот и причина нас создания Истиной.

– Надежда –  удел мертвых, Борис. Успокойся. Трупы тоже надеются воскреснуть, однако ж, тихонько лежат себе, родимые. Перепрыгнуть в пену невозможно – так глаголит Истина.

– Вань…а Вань..а если в нашем мирке кто-то знает причину нашего существования? Есть ли такой? Вдруг знает Истину и таит ее, боясь раскрыть. Так сказать, случайно узнал, вероятность же ненулевая.

– Исключено. Боря…еще раз повторю – нам и подобным не дано. Я хотел бы узнать, почему появился наш гадостный мир, но…не дано, увы. Я даже не знаю, с какой стороны подступиться к Глобалу. Нет ни подсказок, ни зацепок – это говорит о монолите вопроса. Даже про пену невозможно ничего сказать – скрыта для нас. Уверен, что она наполнена смыслом Истины и имеет причину…и даже цель в отличие от нашего мирка-выкидыша.