Жизнь примечательных людей. Книга вторая

Факт четвертый: Основой беспрецедентного успеха многочисленных романов Матвея Комарова было стопроцентное попадание в аудиторию. Он писал для того социального слоя, к которому и сам принадлежал – грамотного простонародья. Для людей, которых мало интересовали духовные искания русских классиков, и которым Комаров дал то, что им хотелось увидеть в книге: кубики на животе у властного пластилина страшные тайны, головокружительные приключения, экзотические страны, роковых аристократов, вечную любовь и бдышь-бдышь.

Как следствие, самый успешный роман Комарова – "Повесть о приключении английского милорда Георга и бранденбургской маркграфини Фредерики Луизы с присовокуплением к оной истории бывшего турецкого визиря Марцимириса и сардинской королевы Терезии" – возглавлял все списки бестселлеров русской литературы почти полтора столетия. Первой издание вышло в 1782 году, когда ни Белинского, ни Гоголя еще на свете не было, последнее – уже при Советской власти в 1918 году. Это не считая двух переизданий в наше время. Какая из сегодняшних новинок доживет до 70-х годов двадцать второго века?

Факт пятый: Сам Комаров о своих книгах отзывался очень сдержанно, и говорил примерно то же самое, что сегодня твердят в интервью его многочисленные последователи:

Я труды моего пера не с тем выпускаю в публику, чтоб чрез то заслужить себе авторское имя; но мое намерение единственно состоит в том, чтобы показать обществу хотя малейшую какую ни есть услугу. […] Что же принадлежит до критики, то хотя я и знаю, что иногда и самые искусные писатели нередко оной подвержены бывают, а мне уже, как человеку ничему не ученому, избежать от того очень будет трудно; и потому воображается мне, что может быть некоторые скажут: «Не за свое де он принялся дело!» Однако ж я все сие предаю на рассуждение благоразумных читателей…

Несмотря на столь похвальную скромность, почти все великие писатели земли русской по понятным причинам ненавидели Комарова лютой ненавистью. Статья о Комарове "Русском биографическом словаре" 1903 года явно писалась под аккомпанемент скрежета зубовного: "Все произведения М. Комарова очень невысокого достоинства, но они вполне пришлись по вкусу малообразованных и неразвитых читателей и выдержали массу изданий". В «Письме к издателю» Николай Михайлович Карамзин однажды назвал «Милорда Георга» «глупейшим из романов» – после чего, собственно, милорд и стал навсегда "глупым".

Мне известны всего два исключения.

Первым было бородатое "зеркало русской революции". Вот что писал Шкловский:

"Лев Николаевич Толстой любил спрашивать:

– Кто самый известный русский писатель?

И на ответ – Лев Толстой – отвечал:

– Нет. Матвей Комаров.

[…] Лев Николаевич Толстой не объяснял успеха Комарова случайностью. Он называл свои народные рассказы "Мои милорды" и даже возил книги Комарова с собой в поездки".

Вторым радетелем Комарова был тот самый Белинский, которого глупый народ не нес. Критик-демократ очень хотел написать о Комарове отдельную статью, и называл его "прелюбопытнейшим в мире человеком".

А в своей рецензии он написал очень верные слова – причем не только о Комарове, но и обо всей так называемой "коммерческой литературе":

"Судьба книг так же странна и таинственна, как судьба людей. Не только много было умнее «Английского милорда», но были на Руси еще и глупее его книги: за что же они забыты, а он до сих пор печатается и читается? Кто решит этот вопрос! Ведь есть же люди, которым везет бог знает за что: потому что ни очень умны, ни очень глупы. Счастие слепо! Сколько поколений в России начало свое чтение, свое занятие литературою с «Английского милорда». Одни из сих людей пошли дальше и – неблагодарные – смеются над ним, а другие и теперь еще читают его себе да почитывают! ".

Глава 5. Человек, назначивший Сталина единственным читателем

У каждой книги есть своя история создания. У детских книг – тоже. Иногда это очень скучная история, иногда – просто обычная. Встречаются, впрочем, и веселые биографии книг, бывают и страшные, бывают – героические. Как любая жизнь, в общем.

Книга "Приключения Карика и Вали" до сих пор остается одной из самых популярных детских книг – десятки переизданий, советская экранизация, мульсериал, снятый по повести уже в новом веке. Я, кстати, даже как-то писал про эту книгу.

Но вот про автора книги обычно ничего не знают. Меж тем биография Яна Леопольдовича была какой угодно, но не тривиальной. И здесь, пользуясь случаем, я благодарю Евгения Харитонова, рассказавшего ее в своем очерке "Приключения писателя-фантаста в "Стране счастливых".

Уроженец Риги Ян Ларри начал самостоятельную жизнь с того, что в 10 лет остался круглым сиротой. Из сиротского дома бежал, бродяжничал по Руси Великой, а там и "время веселое" подоспело. В 1917 году Ларри 17 лет: Красная армия, Гражданская война, тиф, еще раз тиф, комиссован, осел в Харькове, где закончил биофак местного университета.

Начал писать, выпустил около десятка книг, перебрался в Ленинград, потом бросил литературу и поступил в аспирантуру Всесоюзного НИИ рыбного хозяйства.

От судьбы, как известно, бегать можно долго – но всегда с известным результатом. Судьба явилась к Яну Леопольдовичу в виде руководителя Ленинградской редакции Детгиза, известного поэта и переводчика Самуила Яковлевича Маршака. Маршак, как любой редактор, всегда искал, чем бы заполнить редакционный портфель. Вот и предложил известному биологу Льву Бергу написать для детей научно-популярную книгу о насекомых. Маститый академик отказался, но вспомнил, что есть у него головастый аспирант, вроде как даже что-то раньше писавший…

Аспиранта звали Ян Ларри, и в 1937 году в журнале "Костер" вышла книга «Необыкновенные приключения Карика и Вали», сделавшая автора звездой детской литературы.

А еще через три года неугомонный Ларри задумал литературный проект, креативность которого и по нынешним безбашенным меркам зашкаливает.

В декабре 1940 года в ЦК ВКП(б) на имя Сталина пришло странное письмо:

«Дорогой Иосиф Виссарионович!

Каждый великий человек велик по-своему. После одного остаются великие дела, после другого – веселые исторические анекдоты. Один известен тем, что имел тысячи любовниц, другой – необыкновенных Буцефалов, третий – замечательных шутов. Словом, нет такого великого, который не вставал бы в памяти, не окруженный какими-нибудь историческими спутниками: людьми, животными, вещами.

Ни у одной исторической личности не было еще своего писателя. Такого писателя, который писал бы только для одного великого человека. Впрочем, и в истории литературы не найти таких писателей, у которых был бы один-единственный читатель…

Я беру перо в руки, чтобы восполнить этот пробел.

Я буду писать только для Вас, не требуя для себя ни орденов, ни гонорара, ни почестей, ни славы.

Возможно, что мои литературные способности не встретят Вашего одобрения, но за это, надеюсь, Вы не осудите меня, как не осуждают людей за рыжий цвет волос или за выщербленные зубы. Отсутствие талантливости я постараюсь заменить усердием, добросовестным отношением к принятым на себя обязательствам.

Дабы не утомить Вас и не нанести Вам травматического повреждения обилием скучных страниц, я решил посылать свою первую повесть коротенькими главами, твердо памятуя, что скука, как и яд, в небольших дозах не только не угрожает здоровью, но, как правило, даже закаляет людей.

Вы никогда не узнаете моего настоящего имени. Но я хотел бы, чтобы Вы знали, что есть в Ленинграде один чудак, который своеобразно проводит часы своего досуга – создает литературное произведение для единственного человека, и этот чудак, не придумав ни одного путного псевдонима, решил подписываться Кулиджары. В солнечной Грузии, существование которой оправдано тем, что эта страна дала нам Сталина, слово Кулиджары, пожалуй, можно встретить, и, возможно, Вы знаете значение его.

Кулиджары».

В следующем письме пришла первая глава повести «Небесный гость», в которой на Землю прибывает представитель Марса, где, как выяснилось, уже 117 лет существует Советская власть. Пришелец изучает жизнь в СССР и делает выводы, часто – негативные: "Москва стала единственным городом, где люди живут, а все остальные города превратились в глухую провинцию, где люди существуют только для того, чтобы выполнять распоряжения Москвы".

Просвещение Иосифа Виссарионовича закончилось тем, что после седьмой главы автора вычислили и арестовали.

Из обвинительного заключения: «… Посылаемые Ларри в адрес ЦК ВКП(б) главы этой повести написаны им с антисоветских позиций, где он извращал советскую действительность в СССР, привел ряд антисоветских клеветнических измышлений о положении трудящихся в Советском Союзе». 5 июля 1941 года Судебная Коллегия по уголовным делам Ленинградского городского суда приговорила Ларри Я. Л. к лишению свободы сроком на 10 лет с последующим поражением в правах сроком на 5 лет.

Свою "пятнашку" боровшийся с недостатками твердокаменный коммунист отсидел от звонка до звонка, и в Ленинград вернулся только в 1956 году, накануне XX съезда и разоблачения культа личности. В том же 1956 году вышел еще один документ, завершающийся словами: "приговор Ленинградского городского суда от 5 июля 1941 года в отношении Ларри Я. Л. отменен, и дело прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. Ларри Я. Л. по данному делу реабилитирован".

После реабилитации Ян Леопольдович продолжил писать для детей. В 60-е у него вышли две новые книги: «Записки школьницы» и «Удивительные приключения Кука и Кукки». А в 1970 году в «Мурзилке» была опубликована сказка «Храбрый Тилли: Записки щенка, написанные хвостом» с рисунками Виктора Чижикова.

Глава 6. Борис Заходер – поэт, которого мы не заметили

Список самых великих, самых популярных и самых любимых русских поэтов двадцатого века не так уж велик – Барто, Чуковский, Маршак… Вот их стихи действительно наизусть знает, и всей своей обширной душой любит каждый образованный или даже малообразованный гражданин.

Борис Заходер – из того же ряда. Кто из нас не восхищался его строками, и неважно, писались ли они в переводческом («Если я чешу в затылке – не беда!»), или в собственном обличье («Плачет киска в коридоре, у нее большое горе…»).

Обличий, кстати, у Заходера было более чем достаточно. Он был поэтом и переводчиком, писал и стихи, и прозу, сочинял «вопилки» и сказки. Над этой своей «многостаночностью» первый с удовольствием иронизировал:

В литературе

Сверх всякой меры

Буквально

Кишмя кишат

Заходеры!

Смотрите сами:

Есть, например,

Детский писатель

Борис Заходер;

Есть переводчики –

Взрослый и детский,

Польский, английский,

Чешский, немецкий

Тот пишет сказки

про разных тварей,

Тот норовит

Смастерить сценарий;

Есть среди них

Даже автор либретто.

Тут

не хватало только поэта…

Поэта – «взрослого», серьезного поэта действительно не хватало.

Нет, на самом деле он был, был всегда, и даже был весьма популярен.

Просто мы его не заметили.

Подростки в нашей стране уже несколько десятилетий переписывают – в тетрадки ли, в статусы Вконтактика, не важно – уже одно короткое стихотворение.

Не бывает любви несчастной.

Может быть она горькой, трудной,

Безответной и безрассудной,

Может быть смертельно опасной.

Но несчастной любовь не бывает,

Даже если она убивает.

Тот, кто этого не усвоит,

И несчастной любви не стоит.

И, как правило, никто не догадывается, что стихотворение это сочинил тот же человек, что познакомил нас с Винни-Пухом, Мэри Поппинс, Питером Пэном, Алисой в Стране Чудес, жабой Серой Звездочкой, «Мохнатой азбукой» и многими другими книгами.

Глава 7. Машинисты, секретарши, милиционеры и другие государственные деятели

Заявление товарища Сухова «Восток – дело тонкое» является верным, но не достаточным. Восток – дело не только тонкое, но и путанное.

Если честно экранизировать историю Гражданской войны на территории Средней Азии, в это просто никто не поверит, и получится какая-то абсурдистская кинолента.

Господи, как же здесь перепуталось всё и все – и белые, и красные, и пролетарии-железнодорожники, и ретрограды-казаки, крестьяне переселенцы, да не забудьте еще мешанину местных народностей, под шумок принявшуюся сводить счеты как с «урусами», так и друг с другом.

Вот вам только несколько сюжетов. В Семиречье (Киргизия и Юго-Восточный Казахстан) как-то власть взял красный авиатор Шавров.

Просто прилетел из Ташкента, вылез из аэроплана, создал здесь Реввоенсовет фронта, и начал военную реформу – попытался создать из отрядов местной вольницы регулярные полки. Почти получилось, но тут летчик на беду арестовал местного партизанского вожака Калашникова. Соратники арестованного тут же явились мстить, освободили батьку и убили самого Шаврова. Вскоре, правда, Калашникова тоже убили – уже совсем какие-то неизвестные искатели приключений.

В Ташкенте шла грызня – две образовавшиеся власти, русский ТурЦИК с Совнаркомом и узбекское Мусульманское бюро РКП(б) всячески подсиживали друг друга и вредили по мелочам. Вражду прекратил бывший прапорщик, а ныне военный министр Туркестанской республики Константин Осипов, который поднял восстание. Он захватил почти весь город, расстрелял председателя ТурЦИКа, председателя Совнаркома, еще 12 руководящих деятелей, но при попытке захватить Ташкентскую крепость потерпел поражение от засевших там красноармейцев во главе с комендантом Беловым.

В мятеже, кстати, принимал участие и младший сын Великого князя Николая Константиновича – Александр. Спасаясь, Осипов с товарищами бежал в Фергану.

А там и без него было не протолкнуться. После разгрома «Кокандской автономии» ее лидер Ходжи Магомед Ибрагим Ходжиев, больше известный как "курбаши Иргаш" или просто "маленький Иргаш"стянул на себя силы местных националистов и мусульман, став зачинателем басмаческого движения.

Потом его потеснил курбаши Курширмат, звавший себя «верховным предводителем мусульманского воинства», и резавший всех неверных, и красных, и белых.

Затем поднял восстание начальник уездной милиции в Маргелане (ныне Фергане) Мадамин-бек, который со своими милиционерами сначала басмачил вместе с Иргашом, но потом отпочковался и учредил «Мусульманскую народную армию». Бывший милиционер оказался самым, пожалуй, талантливым и дальновидным басмачом. В частности, в отличие от других «воинов Аллаха» он не чурался иноверцев, брал себе в штаб бывших русских офицеров и вскоре стал самым крутым в округе. О его успехах прослышал даже Колчак и, желая возбудить в нем симпатии к белому делу, присвоил ему звание полковника.

А тут еще в районе Джелалабада русские крестьяне, замученные набегами Мадамин-бека, при помощи Красной армии создали отряды самообороны, которые возглавил бывший конторский письмоводитель, по нынешнему – "секретарша". Конторский служащий обладал простым именем Константин Иванович, но пугающей фамилией Монстров.

В дальнейшем судьба сделала очередной зигзаг – озлобленные введенной продразверсткой крестьяне рассорились с большевиками, и неожиданно предложили союз… Мадамин-беку. На удивление бывший милиционер и бывшая "конторская крыса" крепко сдружились, «Крестьянская армия» вступила в союз с «Мусульманской народной армией» и этот невероятный альянс еще долго гулял по округе, брал города и вообще всячески веселился.

Не отставала и Закаспийская область, нынешняя Туркмения, где, как вы помните, и происходили события «Белого солнца пустыни».

Здесь всегдашний бардак и действия отряда «интернационалистов» из венгерских пленных достали не крестьян, а рабочих. Восстал Ашхабад, рабочие отряды возглавил паровозный машинист с опереточной фамилией Фунтиков, избранный в итоге главой правительства. Восстание покатилось по всей Туркмении, к рабочим стали присоединяться воинственные туркменские племена, и Федор Фунтиков стал силой, с которой приходилось считаться всем.

Тем более, что нрав у него оказался вовсе не опереточный. Безо всяких разговоров он «кончил» посланного для наведения порядка комиссара Туркестанского СНК Полторацкого, вслед за ним отправил «в штаб Духонина» 9 комиссаров Закаспийской области.

Встревоженный этой лихостью, Ташкент начал собирать против Закаспия войска, Фунтиков быстренько обратился за помощью к сидящим в Персии англичанам. Те перебросили в Туркмению знаменитых сипаев – 19-й Пенджабский батальон, подразделения Хэмпширского полка и 44-ю полевую батарею, окончательно придав этому интернациональному воинству сюрреалистичный вид. А когда бежавшие из Баку комиссары приплыли по Каспию в Красноводск, Фунтиков «уговорил» и их, положив начало легенде про «26 бакинских комиссаров».

Во всем этом перманентном бардаке встречались и островки стабильности. В богом забытой Кушке, к примеру, сидел пожилой генерал с не менее «говорящей» фамилией Востросаблин. Говорят, именно этот деятель обогатил офицерский фольклор поговоркой «Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют». Сидел он там давно, с 1910 года, просидел в крепости и Первую Мировую войну, и крушение царизма, в Временное правительство, и Октябрьскую революцию, и последовавший всеобщий бардак. Занимался Александр Павлович Востросаблин там тем, для чего и был поставлен – охранял рубежи России.

В арсенале крепости к началу Первой мировой было 100 орудий, 200 пулеметов, пять тысяч винтовок, несколько миллионов патронов, десятки тысяч артиллерийских снарядов. В 1915 году крепость Кушка имела самую мощную в Средней Азии радиостанцию, способную принимать сообщения не только из Ташкента и Петрограда, но и из Константинополя, Калькутты и Вены. Кстати, начштаба крепости был Константин Сливицкий, один из известнейших наших радиоразведчиков.

Такое богатство не могло остаться без внимания, и однажды у стен крепости появилось войско в несколько тысяч человек. Те самые вооруженные силы Закаспийского временного правительства Фунтикова, где кого только не было: и туркменские националисты, и белые офицеры, и английские инструктора. Востросаблин же располагал всего парой сотен бойцов, однако сдаться отказался наотрез и полтора месяца отбивал атаки. Потом из Ташкента ему прислали помощь красные, и это решило судьбу генерала – он перешел на сторону большевиков.

По предложению штаба Туркфронта, А. П. Востросаблин выехал из Кушки в Ташкент, где за боевые заслуги был награжден орденом Красного Знамени. Позже руководил курсами красных командиров в Ташкенте, а после подавления вышеупомянутого восстания Осипова стал членом Реввоенсовета Туркестанской республики.

В 1920 году Востросаблин был избран делегатом на краевой съезд в Баку, но по дороге его выбросили из поезда не то белогвардейские агенты, не то залетные мазурики, и от полученных травм генерал-лейтенант Востросаблин скончался.

Ирония судьбы – что тут еще скажешь.

Впрочем, наша абсурдистская лента и не могла закончиться по-другому. Судьбу других героев этого фильма тривиальной тоже не назовешь.

Конец правлению Фунтикова положили те самые ашхабадские рабочие, что и вознесли машиниста на вершину власти. В Ашхабаде начались крупные волнения, и правительство ушло в отставку. После этого вскрылись крупные злоупотребления, Фунтикова арестовали, однако он вскоре бежал и в дальнейшей суматохе следы его потерялись.

Нашелся Фунтиков только через много лет после Гражданской войны, в 1925 году, когда Советское правительство усиленно творило легенду о бакинских комиссарах. Как выяснилось, бывший гроза Туркестана, устав от зигзагов судьбы, вернулся в Россию, и мирно крестьянствовал на хуторе Ляпичево Нижневолжского края. Здесь он спокойно, под своей фамилией, жил с 1922 года, вел небольшое, хорошо поставленное хозяйство и среди окрестных крестьян выделялся разве только тем, что неплохо разбирался в машинах.

27 апреля 1926 года Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила Фунтикова Ф. А. к высшей мере наказания – расстрелу.

Бывший прапорщик Осипов, бежав из Ташкента, прихватил с собой золотой запас Туркестана, хранившийся в городском банке в виде наличной валюты в бумажных деньгах, золотых слитках и золотых червонцах.

Как вы догадываетесь, по этой причине за ним гнались все, кто только мог передвигаться. Но Осипов почти без снаряжения в жуткий мороз перевалил через Пскемский и Чаткальский хребты (каждый 4000 м над уровнем моря). Преследователи сочли его мертвым и повернули назад – до сих пор никому такое не удавалось. Однако Осипов остался жив, и передохнув в кишлаках по ту сторону гор, в сопровождении небольшой группы сподвижников, уцелевших в ледовом походе, спустился в Ферганскую долину.

К тому самому бывшему милиционеру Мадамин-беку.

Некоторое время Константин Осипов был у курбаши главным военным советником, но затем, устав от толкотни в Ферганской долине, перебрался в Бухару, где быстро пришелся по душе последнему бухарскому эмиру Сеид Алим-хану.

По крайне мере, в отличие от многих его соратников, самого Осипова эмир так и не выдал, несмотря на все требования ташкентского правительства Туркреспублики. А когда Фрунзе навсегда сокрушил Бухарский эмират, вместе с эмиром в Афганистан бежал и Осипов. Дальнейшая судьба этого красноярского землемера неизвестна – исчез в Кабуле, и ни о нем, ни о прихваченном золоте никто и никогда не слышал.

Иргаш был разгромлен красными и убит. Письмоводитель Монстров сдался Советской власти и был расстрелян. Мадамин-бек басмачил до 1920 года, потом бывший милиционер тоже сдался красным частям, но не просто сдался, а начал воевать их стороне. Воевал честно, был неоднократно награжден.

Однажды Мадамин отправился на переговоры с возглавившим после него басмаческое движение Курширматом, надеясь склонить его к сдаче оружия. Однако тот, нарушив договоренность, вероломно напал на отряд Мадамин-бека, и, захватив его живым, отдал в руки заклятого врага, вожака киргизских басмачей Хал-ходжи, который и отрубил бывшему милиционеру, бывшему басмачу, бывшему главе «временного Ферганского правительства», бывшему полковнику колчаковской армии, а ныне красному командиру голову.

Ирония судьбы – сказали бы в России. Кысмет – говорят на Востоке.

Глава 8. Как Унгерн Будду украл

Одной из самых блестящих операций Гражданской войны является похищение бароном Унгерном "живого Будды".

В бурные десятые годы XX века, когда географическая карта трещала и перекраивалась, образовалось пресловутое «самое независимое государство мира – Монголия, от которой ничего не зависит».

После синхайской революции, скинувшей династию Цинь, в конце 1911 года часть Монголии провозгласила себя независимой от Китая, и на престол взошел первосвященник Богдо-геген Джебцзун-Дамба-хутухта, или же просто Богдо-хан.

Когда же китайцы в ответ свергли Богдо-хана и ввели в Ургу (так раньше назывался Улан-Батор) свой гарнизон, на помощь духовному лидеру буддистов решил прийти человек с не менее длинным именем – Роберт-Николай-Максимилиан Унгерн фон Штернберг, более известный истории как барон Роман Федорович Унгерн.

Этот потомок крестоносцев, истово увлеченный Востоком, руководил, пожалуй, самым экзотическим подразделение Белой армии – знаменитой Конно-Азиатской дивизией. В ней, под руководством русских офицеров служили казахи и монголы, татары и китайцы, да что там – едва ли не все азиаты Евразии, от башкир до корейцев. Была даже тибетская сотня, по слухам – сформированная из присланных барону Далай-ламой XIII собственных личных охранников.

Вот только к тому времени дивизия Унгерна насчитывала всего порядка восьми сотен сабель, в то время как в Урге стоял 8-тысячный прекрасно снаряженный китайский гарнизон.

Поэтому первую попытку «желтого барона» взять Ургу китайские республиканцы отбили, хоть и не без труда – люди Унгерна дрались с таким ожесточением, что многие посчитали их демонами.

После отхода потерявших половину состава нападавших китайцы, на всякий случай, взяли Богдо-гэгэна под стражу. Это было ошибкой – барон немедленно объявляет освободительную войну религиозной и обещает во что бы то ни стало освободить главу ламаистской церкви в Монголии.