Победитель остается один

Надо лишь прорваться в этот волшебный мир.

Никакая цена не покажется чрезмерной за избавление от монотонной безысходности, присущей жизни в провинциальном захолустье. Миллионы людей не тяготятся этим, проводя жизнь так, как считают нужным. Но те, кто приезжает на фестиваль, должны отринуть страх, оставить его дома и быть готовыми ко всему – действовать без малейших колебаний, лгать, если потребуется, скрывать свой возраст, улыбаться людям, внушающим тебе отвращение, притворяться, что тебя тянет к тем, от кого на самом деле – воротит, шептать «Я люблю тебя», не заботясь о последствиях, вонзить нож в спину подруге, которая когда-то выручила или спасла, а теперь превратилась в нежелательную соперницу. Идти напролом, позабыв и стыд, и совесть. Чаемая награда стоит любых жертв.

Слава.

Блеск и гламур.

Все эти мысли, проплывающие в голове Габриэлы, раздражают ее – это не лучший способ начать новый день. Кроме того, она с похмелья.

Одно утешает: проснулась не в номере пятизвездочного отеля и рядом нет мужчины, который скажет, что ей надо одеться и уйти, потому что у него очень много дел и надо покупать или продавать спродюсированные им фильмы.

Она встает и оглядывается – нет ли тут кого-нибудь из подруг. Разумеется, нет: все разошлись, кто на Круазетт, кто в бассейн, кто в бар, кто на яхту, на пляж, на завтрак, сулящий поворот судьбы и перемену участи. На полу маленькой квартирки, снятой на это время втридорога, разостланы пять матрасов. Вокруг в полнейшем беспорядке валяются одежда, туфли, «плечики», которые никому не пришло в голову подобрать и повесить в шкаф.

«Здесь одежда в большем почете, чем человек».

Разумеется, ни одна из них не может позволить себе даже мечтать о вещах от Versace и Galliano, от Elie Saab и Karl Lagerfeld, но вся квартира завалена тем, что девушкам по карману – мини-юбками, бикини, блузками, туфлями и неимоверным количеством косметических принадлежностей.

«Ничего, когда-нибудь я буду носить то, что захочу. А сейчас мне нужен всего один шанс».

Почему всего один?

Да очень просто. Потому что знает: она – лучше всех, и убежденности в этом не противоречат ни школьные разочарования, ни огорчения, которые она доставляла родителям. Именно в ту пору она принялась конфликтовать с домашними, доказывая самой себе, что способна преодолеть любые препятствия, совладать с любыми трудностями, позабыть все неудачи и поражения. Она рождена, чтобы побеждать и блистать – в этом у нее нет ни тени сомнения.

«Я знаю, что когда добьюсь желаемого, непременно спрошу себя: меня любят, мной восхищаются, потому что я такая, как есть, или потому, что я стала знаменитостью?»

Ей знакомы люди, достигшие известности. И вопреки ее ожиданиям, в душе их нет мира – вне сцены они неуверенны, исполнены сомнений и несчастны. Они боятся совершить неверный шаг, который мог бы навсегда испортить карьеру.

«Но я – другая. Я всегда останусь сама собой».

Так ли это? Или все, оказываясь на ее месте, думают то же самое?

На грязной кухне – никто из подруг не удосужился хотя бы вымыть посуду – она варит себе кофе. И сама не понимает, почему проснулась в таком дурном настроении и сильнейших сомнениях. Она знает свое дело, она отдается ему всей душой – и все же ей кажется, что никто не желает признать ее талант. Знает она и людей – по большей части мужчин: они станут ей союзниками в битве, которую следует начать и выиграть немедленно, ибо Габриэле уже двадцать пять, и совсем скоро она по возрасту перестанет годиться для индустрии грез. Что же она знает о них?

Что они меньше женщин склонны к предательству.

Что никогда не обращают внимания на то, во что женщины одеты, ибо постоянно раздевают их глазами.

Что при наличии у женщины хорошей фигуры – мир завоеван.

Твердо памятуя эти три пункта, а также и то, что все женщины, соперничающие с ней, стараются преувеличить свою привлекательность, она уделяет внимание только последнему соображению. Старается держать себя в форме, делает гимнастику, соблюдает режим, а одевается – вопреки тому, что велит логика, – скромно. До сих пор это приносило плоды, и она выглядела моложе своих лет. Бог даст, так будет и здесь, в Каннах.

Груди, бедра, ягодицы. Что ж, пусть мужчины обращают внимание на это, если уж иначе нельзя. Ничего, придет день, когда все увидят, на что она способна!

Она пьет кофе, постепенно начиная понимать причину своего скверного настроения. Все дело в том, что вокруг нее собрались наипервейшие в мире красавицы, и она, хоть вовсе не считает себя дурнушкой, никак не может состязаться с ними. Ей надо обдумать, что делать дальше: решиться на эту поездку ей было нелегко, денег у нее в обрез, а времени заключить контракт – и того меньше. За первые два дня она уже успела кое-где побывать, показать свои CV[2] и портфолио, однако добилась всего лишь приглашения на вчерашнюю вечеринку, происходившую в десятиразрядном ресторане, где оглушительно грохотала музыка и где заведомо не встретишь никого из представителей Суперкласса. Она выпила, чтобы преодолеть свою скованность, и выпила, вероятно, больше, чем мог принять ее организм, так что совсем потеряла представление о том, где находится и что делает. Здесь, в Европе, все казалось ей чужим и непривычным: и манера одеваться, и незнакомая речь, и деланое веселье всех присутствующих, каждый из которых мечтал бы попасть на мероприятие для очень узкого круга избранных, но в результате оказался здесь, в этом убожестве, и, перекрикивая музыку, судил о чужой жизни и о несправедливости мироустройства.

Габриэле надоело это слушать. Да, власть имущие несправедливы – и точка. Таковы они, такова их природа. Они выбирают кого пожелают, они не обязаны делать так, чтобы окружающие оставались ими довольны, – и именно поэтому ей нужен план. Многие другие девушки, обуреваемые той же мечтой (но, разумеется, не одаренные ее талантом), тоже рассылают свои фото, видео и резюме, так что съехавшиеся в Канны продюсеры не знают, наверно, куда деваться от визитных карточек, DVD и пластиковых папочек с данными претенденток.

Значит, надо выделиться. Но как?

Надо придумать, как. Ничего другого не остается, тем более что она истратила все свои сбережения и на второе путешествие уже не скопить. И – о, ужас! – она теряет молодость. Двадцать пять лет. Это ее последний шанс.

Габриэла пьет кофе, поглядывая в маленькое окошко, выходящее в какой-то глухой тупик: видны только табачная лавка и девочка, которая ест шоколад. Да, это ее последний шанс. И уж его-то упустить нельзя.

Она возвращается мыслями в прошлое, в ту пору, когда в одиннадцать лет, учась в одном из самых дорогих чикагских колледжей, сыграла в школьном спектакле. Но ее желание побеждать родилось не из оваций публики, состоявшей из одноклассников, их родителей и учителей.

Все было совсем наоборот: в инсценировке «Алисы в Стране чудес» она играла Сумасшедшего Шляпника и вместе с множеством других мальчиков и девочек сначала пробовалась на эту роль – одну из важнейших в пьесе.

Первая ее реплика звучала так: «Ты должна отрезать волосы». На что Алиса отвечает: «Это показывает, что вы невежливы с гостями».

Когда настала долгожданная минута, она от волнения перепутала вызубренный наизусть, столько раз отрепетированный текст и произнесла: «Ты должна отрастить волосы». Девочка, игравшая Алису, ответила, как учили, и зрители ничего не заметили, но Габриэла-то осознала свою ошибку.

И потеряла дар речи. Шляпник – персонаж немаловажный, без него эту сцену не сыграть, а дети на сцене импровизировать не умеют (хотя в жизни это получается у них превосходно), и потому никто не знал, что делать. Наконец после мучительно долгой паузы, пока актеры растерянно переглядывались, одну из учительниц осенило – и она принялась аплодировать. Объявила антракт и велела всем уйти со сцены.

А Габриэла ушла не только со сцены – рыдая, она убежала домой. Назавтра узнала, что спектакль возобновили с того места, где начинается партия в крикет с Королевой. И хотя учительница твердила, что все это не имеет ни малейшего значения, потому что в «Алисе» и так все шиворот-навыворот, на перемене Габриэле сильно досталось от одноклассников.

Впрочем, били ее уже не впервой – это случалось почти каждую неделю. И она научилась защищаться. Но на этот раз не сопротивлялась, стояла молча и даже не плакала. Ее реакция так удивила школяров, что очень скоро они оставили ее в покое – ведь, в конце концов, и драка-то была затеяна для того, чтобы Габриэла пустила слезу. А коль скоро этого не произошло, они утратили к ней интерес.

А не плакала она потому, что после каждой затрещины думала: «Я стану великой актрисой. И вы все горько пожалеете о том, что делали».

Кто сказал, будто дети не способны решить, чего они хотят от своей жизни?

Взрослые.

И мы, пока растем, верим, что они – умнее, что они постигли всю мудрость мира. Многие дети попадают в ту же ситуацию, когда выходят на сцену в роли Спящей Красавицы, Алисы, Аладдина, Сумасшедшего Шляпника и вдруг забывают свой текст. И в этот миг они решают навсегда отказаться от света софитов и аплодисментов публики. Но Габриэла, которая за свои одиннадцать лет не проиграла до этого злополучного спектакля ни одного сражения и всегда была самой умной, самой красивой, получала самые лучшие отметки, интуитивно поняла в тот миг: «Если не буду реагировать сейчас, пропаду».

Ибо одно дело – получить трепку от одноклассников и совсем другое – волочить за собой до конца дней своих бремя поражения. Ведь все мы отлично знаем: то, что начинается с оговорки в школьном спектакле, с неумения танцевать лучше, чем другие, с пущенного вслед замечания, мол, ноги слишком тонкие или голова слишком большая, – все это случается с каждым – может получить два совершенно различных пути развития.

Одни – их очень немного – решают отомстить обидчикам и стать лучшими в той сфере, где их все считали ни к чему не годными. «Когда-нибудь вы все мне позавидуете», – думают они.

А вот большинство смиряется, посчитав, что так оно и есть и так тому, значит, и быть, и тогда все неуклонно ухудшается. Эти дети вырастают неуверенными в себе, чересчур послушными (что не мешает им мечтать о том прекрасном дне, когда они обретут свободу и смогут делать что захотят), выходят замуж для того лишь, чтобы не сказали, будто никто не хотел на них жениться (хотя продолжают считать себя уродинами), заводят детей, чтобы не думали, будто они бесплодны (хотя и в самом деле мечтали о детях), тщательно одеваются, чтобы не сказали, будто они лишены вкуса (хотя уверены, что эти слова все равно прозвучат – что ни надень).

Ее провал в школьном спектакле забылся уже через неделю. Но Габриэла дала себе слово, что когда-нибудь вернется сюда на белом коне – всемирно известной актрисой, в окружении телохранителей, секретарей, фоторепортеров и легиона фанатов. Она сыграет благотворительный спектакль для брошенных детей – ту же самую «Алису», и это станет сенсацией, и ее бывшие одноклассники скажут тогда: «Мы ведь с ней когда-то ходили по одной сцене!»

Мать хотела, чтобы она стала инженером-химиком, и по окончании школы родители отправили ее в Иллинойский технологический институт. Днем она изучала полинуклеотиды и структуру бензоатов, а по вечерам – актерское мастерство, оплачивая занятия из тех денег, которые присылали ей на прожитие, покупку одежды и учебников. У нее были превосходные наставники – настоящие профессионалы театрального дела. Ее хвалили, давали ей рекомендательные письма, она (втайне от родителей) сыграла в спектакле о Лоуренсе Аравийском, где исполнила танец живота.

Габриэла принимала любые предложения, надеясь, что в один прекрасный день в партере может оказаться какая-нибудь знаменитость. И тогда она попадет на настоящие пробы, дни испытаний останутся позади, и место под солнцем – то бишь под светом софитов – будет завоевано.

Меж тем проходили годы. Габриэла снималась в телевизионных роликах, рекламирующих зубную пасту, работала фотомоделью, а однажды с трудом поборола искушение ответить согласием на предложение некой фирмы, предлагавшей «эскорт-услуги» – потому что ей отчаянно нужны были деньги, чтобы приготовить портфолио и разослать его по ведущим модельным и актерским агентствам США. Но Бог – в которого она не утратила веры – спас. В этот же день она подписала контракт на съемки видеоклипа одной японской певицы, которые должны были проходить под виадуком чикагской надземки. Заплатили ей больше, чем она рассчитывала (судя по всему, продюсеры выбили для иностранной группы несусветную сумму), и на эти деньги она сумела наконец издать портфолио, которое тоже, впрочем, обошлось гораздо дороже, чем можно было ожидать.

Она неустанно повторяла себе, что все у нее еще впереди, хотя дни и месяцы так и мелькали. Ей, в студенческие годы игравшей Офелию, жизнь теперь предлагала рекламу дезодорантов и ночных кремов. Отправляясь в агентство со своим портфолио и рекомендательными письмами от учителей, друзей и тех, с кем ей приходилось работать, она всегда встречала в приемной нескольких девушек, похожих на нее: все они улыбались, все ненавидели друг друга и готовы были на что угодно, лишь бы только «засветиться», как называлось это на языке профессионалов.

Ждать приходилось долго, и, убивая время, она читала книги, учившие искусству медитации и позитивного мышления. Но вот наставал ее черед – и она оказывалась перед столом, и тот – или та – кто сидел(а) за ним, не обращая внимания на рекомендации, принимался молча, без комментариев, листать альбом с фотографиями. Потом записывал ее имя. Иногда ей предлагали пройти кастинг, но удача улыбалась один раз из десяти. И тогда она, такая уверенная в своем таланте, приходила на съемку, и фотограф бесцеремонно командовал: «Держись свободней, улыбнись, повернись направо, подбородок ниже, облизни губы».

И вот готово – снят очередной ролик о новом сорте кофе.

Бывало, ее подолгу не звали, и Габриэла поначалу страдала от жгучей обиды, чувствовала себя обойденной, отвергнутой. Но со временем научилась примиряться с этим, твердя про себя, что проходит своего рода пробы, испытание на упорство и силу воли. Она отказывалась верить, что и рекомендательные письма, и СV, и полученное ею образование – все это ничего решительно не значит и ничем не поможет…

Зазвонил мобильный.

…ничем… ничего.

Телефон продолжал звонить.

Не сознавая толком, что происходит – мысли ее были устремлены в прошлое, Габриэла, продолжая смотреть на табачный ларек и девочку с шоколадкой, нажала кнопку.

Голос в трубке сообщил, что через два часа ее приглашают на пробы.

НА ПРОБЫ!

В Каннах!

Стало быть, не зря она перелетела через океан и сошла с трапа в городе, где все отели были переполнены, и оказалась в компании девушек (полька, две русских, бразильянка), которые после долгих бесплодных попыток отыскали за безумные деньги двухкомнатную квартирку. Не зря столько лет испытывала она судьбу в Чикаго, ездила время от времени в Лос-Анджелес искать себе новых агентов, не зря позировала для рекламных фотографий, снималась в клипах, выслушивала отказы! Теперь ее будущее – в Европе!

Через два часа?

Ехать в автобусе не было решительно никакой возможности – она не знала маршрутов. Арендованная квартирка находилась на вершине холма, откуда Габриэла спускалась пока только дважды: один раз – когда разносила свои резюме, второй – вчера, когда отправилась на эту малозначительную вечеринку. Оказавшись внизу, она голосовала, выбирая одиноких мужчин за рулем дорогих открытых машин. Всем известно, что Канны – место безопасное, и каждая девушка уверена, что красота – большое подспорье в таких ситуациях, но сейчас Габриэла не могла рассчитывать на случайную удачу. На пробы опаздывать нельзя – эту заповедь внушают претенденткам в каждом актерском агентстве. Кроме того, она успела заметить, какие в городе пробки. Так что оставалось только одеться и бежать бегом. Через полтора часа она будет в том отеле, где остановилась продюсерша: Габриэла запомнила ее еще со вчерашнего дня, когда разносила свое резюме.

Оставалась единственная и вечная проблема: что надеть?

Она яростно атаковала свой чемодан и вытащила оттуда джинсы Armani, сшитые в Китае и за бесценок купленные на черном рынке в предместье Чикаго. Никто бы не сказал, что это подделка, тем паче, что это и не подделка: все знают, что китайцы поставляют восемьдесят процентов продукции в магазины, тогда как остальные двадцать поступают в продажу контрабандой.

…и белую блузку DKNY[3], стоившую дороже джинсов; Габриэла, верная своим принципам, знала: чем скромней – тем лучше. Никаких мини и смелых декольте – потому что если на пробы пригласят других претенденток, все они будут одеты именно так.

Немного поколебавшись, она наложила более чем умеренный макияж, а губы подкрасила совсем едва заметно.

На все это ушло пятнадцать драгоценных минут.

11:45 АМ

Людей удовлетворить невозможно. Те, у кого мало, хотят, чтобы стало много. А у кого много, хотят еще больше. А получив еще больше, желают быть счастливы малым, однако неспособны сделать для этого усилие.

Неужели они не понимают, как просто устроено счастье? Чего хочет, например, эта мелькнувшая мимо девушка в джинсах и белой блузке? Куда она так спешит? Какая безотлагательная надобность не дает ей созерцать этот ясный солнечный день, морскую синеву, пальмы вдоль набережной, детей в колясках?

«Не беги, девушка! Все равно не убежишь, не спрячешься от двух самых главных явлений в жизни человека – от Бога и от смерти. Бог сопровождает каждый твой шаг и досадует, что ты не обращаешь внимания на чудо жизни. А смерть? Ты ведь только что прошла мимо трупа и ничего не заметила».

Игорь уже несколько раз прошел мимо того места, где было совершено убийство. Но в какой-то момент понял, что своим мельканием может навлечь на себя подозрения, и решил отойти на почтительное расстояние метров в двести и наблюдать оттуда, опершись на перила ограждения и надев темные очки (они не только спасают от яркого света, но и служат здесь, среди знаменитостей, атрибутом статуса).

Удивительно – уже почти полдень, а никто пока не заметил мертвое тело на центральном проспекте города, к которому сейчас приковано внимание всего мира.

Но вот к скамейке подходят мужчина и женщина и, увидев, что девушка не работает, в гневе принимаются на нее кричать. Мужчина – это, вероятно, отец – яростно трясет Спящую Красавицу за плечи. Женщина наклоняется над ней, закрывая обзор.

Игорь знает точно, что сейчас будет.

Раздастся пронзительный женский крик. Отец отпрянет в ужасе, выхватит из кармана мобильник. Мать начнет тормошить девушку, не подающую признаков жизни. Соберутся прохожие. Вот теперь, сняв свои черные очки, и он может подойти поближе – еще один из многих любопытствующих.

Отстранив плачущую мать, которая обнимает девушку, какой-то молодой человек пытается сделать искусственное дыхание, но тут же оставляет свои попытки – лицо Оливии уже успело приобрести легкую синюшность.

– Вызовите «скорую»! Вызовите «скорую»!

Несколько человек одновременно набирают один и тот же номер, все сознают свою нужность, важность, отзывчивость. Уже слышен приближающийся вой сирен. Мать кричит все громче и надрывней, отталкивая тех, кто пытается ее успокоить. Кто-то обхватывает бездыханное тело, пробуя приподнять и усадить мертвую девушку, другой советует не тратить времени, пусть лежит как лежит – слишком поздно что-либо предпринимать.

– Ясное дело, передозировка наркотиками, – замечает третий. – Нынешняя молодежь…

Остальные кивают, соглашаясь. Игорь продолжает бесстрастно наблюдать за тем, как подъехавшие парамедики достают из машины дефибрилляторы, пытаются провести реанимацию, а старший над ними молча смотрит, понимая, что ничего уже сделать нельзя, но не препятствует их усилиям, чтобы его подчиненных не обвинили в халатности. Носилки с телом Оливии задвигают в салон «скорой», мать цепляется за них, санитары после недолгого сопротивления разрешают ей сесть в машину, и та срывается с места.

С того момента как родители обнаружили свою дочь, и до отъезда «скорой» прошло никак не больше пяти минут. Оторопелый отец стоит на прежнем месте, не зная, куда ему идти и что делать. Тот, кто высказался недавно насчет наркотиков, подходит к нему и, не понимая, с кем разговаривает, повторяет свою версию случившегося:

– Ничего особенного. Такое бывает здесь чуть ли не каждый день.

Отец не реагирует. Сжимает в руке телефон и смотрит в пустоту. Он либо не понял, либо не знает, что же такое бывает здесь чуть ли не каждый день, либо находится в шоковом состоянии, стремительно перебросившем его в то неведомое измерение, где душевной боли не существует.

И толпа исчезает так же стремительно, как возникла. Остаются лишь двое мужчин: один – с зажатым в руке телефоном, другой – в темных очках.

– Вы знали эту несчастную? – осведомляется Игорь.

Ответа нет.

Лучше всего последовать примеру остальных – и продолжать прогуливаться по набережной Круазетт, наблюдая за тем, что происходит в Каннах в это солнечное утро. Игорь и сам не в силах объяснить себе, что испытывает сейчас, разрушив вселенную, которую не смог бы восстановить, даже будь он всемогущ. Заслуживает ли этого Ева? Девушка – он знает, что ее звали Оливия, и это беспокоит его, ибо она перестала быть всего лишь безымянным лицом в толпе, – могла бы произвести на свет гения, который изобрел бы средство против рака или придумал бы, как сделать так, чтобы на земле наконец установился мир. Он, Игорь, пресек бытие не одного человека, а всех поколений, которые могли бы родиться от него. Неужели любовь, как бы неистова и велика она ни была, способна оправдать такое?

Он ошибся с первой жертвой. Она никогда не станет известием, Ева не получит его сообщение.

«Думать тут не о чем: что случилось, то случилось, – сказал он себе. – Готовься пойти дальше и пройти дольше. Девушка стала жертвой твоей огромной любви. Оглянись по сторонам, посмотри, что происходит в городе, веди себя как ни в чем не бывало – свою чашу страданий ты уже испил и теперь имеешь право жить уютно и покойно. Ты – на Каннском кинофестивале. Ты готовишься».

Даже будь он в купальном костюме, добраться до берега было бы трудно. Судя по всему, каждый отель владеет огромными пространствами песчаных пляжей и расставляет там свои топчаны и зонтики, метит своими логотипами, посылает туда своих официантов и охранников, которые требуют предъявить ключ от номера или иное доказательство того, что ты входишь в число постояльцев. Под огромными белыми навесами проходят презентации нового фильма, нового сорта пива или нового косметического средства. Там люди одеты «нормально», то есть мужчины – в ярких цветастых рубашках и светлых брюках, а женщины – в легких платьях, в бермудах и в туфлях на низком каблуке.

Те и другие – в темных очках. Ни те, ни другие не демонстрируют своей физической привлекательности, ибо представители Суперкласса давно перешли эту грань и всякий «напоказ» выглядел бы в их глазах в лучшем случае нелепо и жалко.

Игорь отметил еще, что все они не расстаются с мобильными телефонами – это важнейшая часть их снаряжения.

Очень важно принимать звонки, ежеминутно прерывая разговор, чтобы ответить на вызов, не имеющий на самом деле никакой срочности, или набрать пространный текст эсэмэс-сообщения. Давно позабыв, что эти три буквы расшифровываются как short message service, люди щелкают по маленькой клавиатуре сотового телефона так, словно это пишущая машинка. И разве имеет значение, что дело это неудобное и довольно утомительное и что от него болят пальцы?! Не только в Каннах, но и по всему миру в этот самый миг эфир заполнен такими вот, например, восклицаниями: «Привет, любовь моя, я проснулся сегодня с мыслью о тебе, как хорошо, что ты есть в моей жизни!», или: «Буду через десять минут, приготовь обед и отправь белье в прачечную», или: «Здесь смертная тоска, но больше пойти было некуда, а ты где?»

Проговорить это все можно за десять секунд, а набрать и отослать – самое меньшее минут за пять, но так уж устроен мир. И кому же это знать, как не Игорю, зарабатывающему сотни миллионов долларов благодаря тому обстоятельству, что телефон давно уже перестал быть средством связи: его незримый провод превратился в ариаднину нить, в способ удостовериться, что ты не один на этом свете, и доказать всем остальным собственную значимость.

И этот механизм ведет мир к полному слабоумию и вырождению. Хитроумная система, созданная в Лондоне, каждые три минуты и всего за пять евро в месяц предлагает такую услугу: перед тем как начать разговор с человеком, на которого вы хотите произвести впечатление, нужно сначала позвонить по определенному номеру и активировать систему. И тогда посреди вашего разговора раздастся трель, вы достанете телефон из кармана, прочтете сообщение и скажете: «Ничего, это может подождать» (конечно, может: сообщение содержит всего три слова: «По вашей просьбе» и час). Ваш собеседник почувствует себя лицом более значительным, и деловые переговоры пойдут веселей, ибо он знает, что имеет дело с очень занятым человеком. Через три минуты придет новое сообщение, напряжение возрастет, и вы сами вправе решить, разойтись ли минут на пятнадцать или снова показать, как вам важен этот разговор.