Полная версия
Кыш и я в Крыму
Я ещё раз пообещал помочь маме отлично отдохнуть. Она успокоилась и послала меня отнести папе бритву, а сама с Кышем осталась ждать на скамейке у ворот «Кипариса».
– Не волнуйся, если я задержусь. Вдруг папы нет на месте, – сказал я.
13
Папы в палате не было. Там сестра-хозяйка ругала Федю за то, что у него под кроватью лежали верёвки и железные крючья.
– Если сегодня же не уберёте, я напишу докладную Корнею Викентичу! – пригрозила она.
– Да я вообще могу съехать отсюда! Чем по вашим драконовским законам жить, лучше дикую койку снимать! – возмутился Федя. – Того нельзя, этого нельзя.
– Успокойтесь, голубчик. Стыдно такому Геркулесу капризничать, как мальчишке. Мы вас ремонтируем, а вы соблюдайте режим и порядок, – ласково сказала сестра-хозяйка. – Уберите, милый, верёвки и железки.
– Ладно. Уберу. Когда со мной по-хорошему, – сказал Федя, – тогда я шёлковый.
«Странно, – подумал я, – зачем ему в санатории верёвки и крючья? Ведь это альпинистское снаряжение. Очень странно!»
Я побежал в столовую. Она была на первом этаже. Мне даже не понадобилось заходить внутрь. Папа сидел за столиком у открытого окна вместе с Василием Васильевичем, Миловановым и Торием.
Я подошёл и, наверно, глупо уставился на салаты из огурцов, которые стояли на столе, потому что все трое засмеялись.
– Привет! Ты что, проголодался? Огурцов захотел? – спросил папа.
– А где вы их, интересно, взяли? – спросил я, наверно, так подозрительно, что папа даже привстал и строго переспросил:
– Что за допрашивающий тон? Что значит – где мы взяли огурцы?
Тут я случайно заметил, что люди за соседними столиками тоже едят салат из огурцов, и сказал:
– Извините. К нам в огород вторую ночь подряд грабители забираются. Огурцы таскают.
– И ты взял под подозрение родного отца? – с обидой сказал папа. – Спасибо!
– Это у меня просто вырвалось. Мне хочется напасть на след, – объяснил я.
– И помногу таскают? – поинтересовался Василий Васильевич.
– Помалу. И ещё роняют. Анфиса Николаевна утром три штуки нашла, – ответил я, – что-то вспомнила и начала переживать.
– Это ваша хозяйка? – спросил он.
– Ага. Она хорошая. Всю войну провоевала. И я с Кышем буду защищать её огород. На третий раз мы их накроем с поличным! – пообещал я. – Такую ловушку поставим, что бабочка и та попадётся!
– Стоит ли из-за двух огурцов такой огород городить? – шутливо сказал папа.
– Дело не в огурцах. Анфисе Николаевне что-то начало мерещиться, а мама неспокойно себя чувствует и говорит, что сегодня огурцы, а завтра ещё что-нибудь. Она трусиха… Вот твоя бритва. Я пошёл.
– Мне непонятно, чем занимается Кыш, когда кто-то орудует под вашим носом, – сказал папа.
– Ночью на Кыша совершила нападение кошка, и у него испортился нюх, – объяснил я, а Василий Васильевич засмеялся.
Милованов продолжал читать книгу и есть, а Торий решал шахматную задачу.
Вдруг в зале столовой гулко и скрипуче, как на школьных соревнованиях по бегу, загремел чей-то голос:
– Внимание! Внимание, товарищи! Сейчас с важным сообщением выступит Корней Викентич!
В зале стало тихо… Только позвякивали ложечки о края стаканов. Корней Викентич сообщил:
– Товарищи! Вчера вечером здесь, в этом зале, я поставил вас в известность о посягательстве на культурные ценности… Был изуродован Геракл… Почему вы опоздали, Ёшкин? – спросил он у пришедшего вместе с сестрой-хозяйкой Феди.
Она что-то шепнула на ухо Корнею Викентичу. Тот кивнул. Федя сел за папин столик. Он сам был похож на Геркулеса. Его мускулы так и играли под белой майкой.
– Товарищи! Сегодня вновь обнаружены следы варварской деятельности человека, очевидно находящегося среди нас. На чудесной вазе, работы бывшего отдыхающего Восторгова, обнаружены слова: «Крым – это чудо. Берегите его!» Эти же слова вырезаны на скамейке около фонтана. – В зале возмущённо зашептались. – Слов, товарищи, нет! Нужны дела! Нужны дейст-ви-я! Повторяю: при полнейшем соблюдении режима и выполнении всех процедур! Нам брошен вызов! – воскликнул Корней Викентич и быстро вышел из столовой.
– Ах как наивен наш профессор! Публично призывать к борьбе с варварством неразумно, – сказал Василий Васильевич папе. – Варвар теперь законспирируется, и поймать его будет трудно. Но не невозможно. У меня, например, были дела посложнее.
– Вы профессиональный детектив? – спросил папа.
– Да.
– Рассказали бы хоть одно дело. Я совершенно не могу жить без детективов! – попросил Торий. – Я был бы счастлив!
Василий Васильевич промолчал. Я хотел тут же попросить его помочь мне поймать огородных воришек, но подумал, что момент сейчас неподходящий.
– Значит, уверены, что поймаете того, кто пишет буковки? – спросил Федя.
– Думаю, да.
– А что, собственно, такого случилось, что подняли шум на весь мир? – удивился Торий. – Ну, написали… Ну, нацарапали. Ну и что? Что это, последний Геракл? Их ещё тысячи в наших парках. Или скамейка? Цацкаются с ней, как с троном Ивана Грозного. А шахматного столика на всей территории ни одного.
– Да-а! – только и сказал Милованов, с сожалением смотря на Тория.
– Вот именно, – согласился папа.
– Если я неправ, возражайте, – улыбаясь, пригласил всех Торий.
– Будьте уверены: возразим. Только после завтрака, – пообещал Василий Васильевич.
– Алёша! – позвала мама издалека, и мне стало стыдно, что я заставил её долго ждать на жаре.
Я рассказал маме, что кто-то опять испортил культурные ценности.
– Как он ухитряется остаться незамеченным? – удивилась мама. – Вот наглец!
– Папин сосед по палате, который со шрамом, – сыщик. Он его поймает! – сказал я.
14
На этот раз мы с мамой пошли на другой пляж, поближе к папиному лечебному. Там на берегу лежали громадные камни, скатившиеся когда-то, наверно, с Ай-Петри, и остроконечные, и круглые, и плоские, на которых загорали дикари. И в море тоже стояли целые скалы. Со скал ныряли двое мальчишек из пионерского патруля. Мама нашла для меня бухточку и сказала:
– Вот здесь тебе по грудь. Бултыхайся и учись плавать.
Я сажал Кыша на камень, когда шёл купаться, и он сидел, пугливо оглядываясь по сторонам: ведь вокруг было море. И когда на Кыша попадали брызги от волн, он облизывался. С плаванием у меня ничего не получалось, как я ни старался. Я только наглотался воды, отяжелел и сразу пошёл ко дну.
Тогда мама рассказала мне, как я учился ходить, держась за бороду дедушки…
«Я козёл рогатый! Я козёл рогатый! – говорил дедушка, встав передо мной на колени. – Держись за мою бородёнку!»
И я хватал дедушку за бороду, привставал с пола и вот так делал самые первые шаги в своей жизни…
По совету мамы, я стал держаться двумя руками за зелёную жёсткую бороду камня, ушедшего с макушкой под воду, а ногами учился двигать по-лягушачьи и как ножницами. Но стоило мне выпустить из рук зелёную бороду водорослей, как я захлёбывался и тонул. И меня разбирала такая зависть, что реветь хотелось! На моих глазах мальчишки и девчонки ныряли с камней, плавали в масках, с криком и хохотом отвоёвывали друг у друга матрацы, спорили, кто дольше продержится под водой, а я сидел в своей бухточке, как младенец в корыте, или лежал под самодельным тентом и дрыгал от скуки ногами.
– Тебе нравится вот так отдыхать каждый день? – спросил я у мамы.
– Конечно. А тебе?
– Мне скучно. Прямо зубы ломит от скуки!
– Бери с собой книгу. Ты же привёз сказки Пушкина.
– На солнце трудно читать. Я их дома почитаю.
– Надо тебе купить тёмные очки.
– Лучше купи мне маску и ласты, – попросил я.
– Сначала научись плавать, – сказала мама.
Вдруг из моря её окликнул папа:
– Ирина-а!
Мама взмахнула рукой и поплыла к папе. Держась за оранжевый шар-поплавок, они кричали мне:
– Алё-ё!
– Эгей!
Они плавали наперегонки, пока над всем пляжем не загремел голос из репродуктора:
– Отдыхающий Сероглазов! Немедленно вернитесь на лечебный пляж! И приступайте к процедурам! Повторяю: отдыхающий Сероглазов!..
К папе направился катер, но папа быстро поплыл обратно, и диктор замолчал.
15
Я лежал под тентом, размышляя о краже огурцов, исцарапанном Геракле и изрезанной скамейке, и понял, что настал подходящий момент для разговора с Василием Васильевичем. Всё же он настоящий сыщик и научит меня расследовать преступления.
Я сказал маме:
– Вон в заборе щель. Я пойду к папе, он что-то хотел мне сказать, а ты покупайся и позагорай. Ладно?
– Иди, но ненадолго. И в море не лазить!
Кышу я велел ждать в тенёчке, но он и не рвался со мной. Положив голову на лапы, он ждал, когда из-под камня покажется крабик.
16
Я пролез через щель в заборе на лечебный пляж. Здесь лежали на деревянных лежаках под маленькими тентами одни мужчины. Почти все они молчали и о чём-то думали или читали, а если говорили, то тихо.
Я залез на волнолом и стал высматривать папу. Но его не было ни в море, ни на лежаках. Я подошёл к лежакам, на которых лежали Федя, Василий Васильевич, Торий и Милованов.
Милованов с большим выражением читал чьи-то стихи:
И там, где мирт шумит над падшей урной,Увижу ль вновь сквозь тёмные лесаИ своды скал, и моря блеск лазурный,И ясные, как радость, небеса…– Слеза!.. Форменная слеза! – сказал дрогнувшим голосом Федя. – Верите, товарищи, ведь я и сам так думаю! Смотрю вот на это море, на горы, на, так сказать, рай земной и думаю: как мне своими словами воспеть красоту? Ведь разрывает же меня от неё на части! Разрывает! Но вот воспеть не могу…
– Я думал, ты состоишь из одних мускулов, а в тебе, оказывается, теплится Дух! Раздувай его! – Милованов хлопнул Федю по огромному, как у Геракла, плечу. – А вы, Торий, что скажете? Как вам эти стихи?
– По-моему, в них нет ничего особенного, – заметил Торий. Он, как всегда, играл сам с собой в шахматы. – Констатация очевидного. Перечисление красот. Только ритмично организованное. «Своды скал, блеск моря» и, разумеется, вопрос: «Увижу ль вновь?» Все его себе задают, уезжая из Крыма.
– Слушайте, вы нас разыгрываете или впрямь не чувствуете поэзии? – спросил с удивлением Милованов. – И вообще чуда Красоты?
Не отрывая взгляда от шахматной доски, Торий скучным голосом ответил:
– Повторяю: поэзия для меня в игре Мысли, в её попытке проникнуть в тайны природы. Чудо же Красоты я вижу вот в этом гениальном этюде: белые начинают, но проигрывают.
– Это вы бесконечно проигрываете, – заметил всё время молчавший Василий Васильевич.
– Прошу пояснить, – сказал Торий, передвинув пешку.
– Эх! – только и сказал Василий Васильевич.
– Обратите внимание: вы в очередной раз бессильны доказать, что я неправ, – невозмутимо заметил Торий.
– Тебя не прошибёшь! – сказал Федя.
– Это из-за таких людей, как вы, гибнут реки, уничтожаются целые виды животных, засоряется мировой океан и вообще нарушается равновесие в природе! – вскочив с лежака, воскликнул Милованов.
– При чём здесь я? Прошу пояснить. Я никого не уничтожаю, ничего не засоряю и не нарушаю.
– Верно, но такие, как вы, пытаются проникнуть в тайны природы и спокойненько и крепко спят, когда эту природу уродуют, а то и губят, – сказал Василий Васильевич.
– Да! Я крепко сплю, и меня ничем не разбудишь. Ну что вы, товарищи, ко мне прицепились из-за какого-то Геракла и дурацкой вазы? – засмеявшись, спросил Торий и сложил фигурки.
– Эх! – снова сказал Василий Васильевич и махнул рукой.
– Вот и правильно! Махните на меня рукой и позвольте вздремнуть, – попросил Торий, улёгся на лежаке и закрыл глаза.
– Во человек! – удивился Федя. – Уже спит!
Из разговора взрослых я мало что понял, но если бы меня спросили: «Ты за кого?» – я бы не задумываясь ответил: «За Милованова, Федю и Василия Васильевича!»
Я стоял в сторонке. Василий Васильевич окликнул меня:
– Алёша! – Я подошёл. – А где же пёс?
– Ловит крабов.
– А ты, наверно, мечтаешь изловить похитителя огурцов?
– Хотелось бы. Только я не умею.
– А вы здорово испугались?
– Больше всех мама, а хозяйка почему-то обрадовалась, хотя тоже немного испугалась. Я решил этой ночью дежурить в засаде. Боюсь только, что Кыш не вовремя залает.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.