Полная версия
Актрисы старой России. От Асенковой до Комиссаржевской
– Как я могла?! Как могла?! Варя ангел! Буду всегда помнить её!
Варвара Николаевна ещё успела отметить, а точнее, не отметить, а встретить 10 апреля 1841 года, уже в постели, своё 24-летие. А 19 апреля она ушла из жизни.
На сайте «Биография. ру» говорится:
«Несмотря на советы докторов, Асенкова не покидала сцены и на Масленице 1841 г. играла 17 раз, исполняя не менее двух ролей в день. В последний раз она показалась на сцене в Прощеное воскресенье 16 февраля, в пьесах “Пятнадцатилетний король” и “Новички в любви”. 14 апреля имя Асенковой последний раз прочитали на афише, извещавшей о её бенефисе; но даровитая артистка в нём уже не могла участвовать: она была при смерти. Погребение её происходило 22 апреля на Смоленском кладбище, где на её могиле на средства, собранные почитателями её таланта, сооружен прекрасный памятник с бронзовым бюстом».
Сплетни и пасквили окончательно подорвали здоровье. Асенкова умерла, и тут же её роли забрала себе Надежда Самойлова.
Н.А. Некрасов. Художник Н.Н. Ге
Когда Варвара Асенкова была уже безнадёжно больна, её часто посещал поэт Николай Некрасов.
В тоске по юности моейИ в муках разрушеньяПрошедших невозвратных днейПрипомнив впечатленья,Одно из них я полюбилБудить в душе суровой,Одну из множества могилОплакал скорбью новой…Я помню: занавесь взвилась,Толпа угомонилась —И ты на сцену в первый раз,Как светлый день, явилась.Театр гремел: и дилетант,И скептик хладнокровныйТвое искусство, твой талантПочтили данью ровной.И точно, мало я видалКрасивее головок;Твой голос ласково звучал,Твой каждый шаг был ловок;Дышали милые чертыСчастливым детским смехом…Но лучше б воротилась тыСо сцены с неуспехом!Увы, наивна ты была,Вступая за кулисы —Ты благородно понялаПризвание актрисы:Исканья старых богачейИ молодых нахалов,Куплеты бледных рифмачейИ вздохи театралов —Ты всё отвергла… ЗаперласьТы феей недоступной —И вся искусству предаласьДушою неподкупной.И что ж? обижены тобой,Лишенные надежды,Отмстить решились клеветойБездушные невежды!Переходя из уст в уста,Коварна и бесчестна,Крылатым змеем клеветаНосилась повсеместно —И всё заговорило вдруг…Посыпались упреки,Стихи и письма, и подругНетонкие намеки…Душа твоя была нежна,Прекрасна, как и тело,Клевет не вынесла она,Врагов не одолела!Их говор лишь тогда затих,Как смерть тебя сразила…Ты до последних дней своихСо сцены не сходила.В сознанье светлой красотыИ творческого чувстваВосторг толпы любила ты,Любила ты искусство,Любила славу… Твой закатБыл странен и прекрасен:Горел огнём глубокий взгляд,Пронзителен и ясен;Пылали щеки; голос сталБогаче страстью нежной…Увы! театр рукоплескалС тоскою безнадежной!Сама ты знала свой удел,Но до конца, как прежде,Твой голос, погасая, пелО счастье и надежде.Не так ли звездочка в ночи,Срываясь, упадаетИ на лету свои лучиПоследние роняет?..На памятнике была выбита эпитафия:
Все было въ ней: душа, талантъ и красота.
И скрылось все отъ насъ, какъ светлая мечта.
Недавно в Интернете я нашла такую заметку:
«Бывают мистические случайности, преследующие человека и после его смерти. В роковом 1941-м, спустя ровно сто лет после кончины актрисы, немецкий снаряд попал точно в её могилу, оставив после себя осколки памятника и глубокую пустую яму… а на дне её – ничего, тёмная вода. Казалось, сам злой рок уничтожал последние следы присутствия легендарной женщины на этой земле».
Автор подметил эту роковую неслучайную случайность. Словно закрылась страница Асенковой. И всё-таки помять о ней сохранилась, и даже в 1967 году режиссёром Я.Б. Фридом был снят художественный фильм «Зелёная карета». Роль Варвары Асенковой сыграла Наталья Тенякова. Могилу актрисы, уничтоженную бомбой, восстановили в 1955 году.
Алмаз и жемчуг русской сцены
Вера и Надежда Самойловы «В душевной памяти и любви»
Выбор: любовь или служба
Зрительный зал был полон. Казалось, яблоку негде упасть. Шёл бенефис двух популярных актрис, сестёр Самойловых – Надежды и Веры. В самый разгар бенефиса на сцену вышел знаменитый драматический актёр Алексей Михайлович Максимов (1813–1861) в сопровождении своих коллег, нагруженных великолепными букетами цветов и коробками с многочисленными подарками.
А.М. Максимов. Неизвестный художник
Надежда и Вера отступили с середины сцены, пропуская тех, кто собирался их чествовать, а Максимов негромко проговорил:
– Слушайте, мои дорогие, я вам прочту посвящение писателя Владимира Соллогуба:
Алмаз и жемчуг русской сцены,Благодарим вас всей душой,Что вы возвысили собойЗначенье русской Мельпомены,Что не щадили никогдаВы даровитого трудаДля драматического дела.Вас публика понять умела;В душевной памяти онаНадежду с Верою отметитИ вам на ваши именаВсегда Любовию ответит.Зал взорвался аплодисментами, и, наверное, сильнее всех хлопал, не жалея ладоней, гвардейский офицер, сидевший в одном из первых рядов. Это был Александр Васильевич Макшеев, майор, георгиевский кавалер, статный красавец, влюблёнными глазами смотревший на одну из сестёр, на Надежду Васильевну Самойлову, смотрел и готов был благословить тот миг, когда накануне к нему прибыл посыльный и вручил заветный конверт с билетом на этот замечательный концерт.
А он ещё нехотя спросил:
– Что за пакет? От кого?
– От майора Зеленского! – ответил посыльный.
– Ну давай! – сказал Макшеев, нехотя взял конверт и сунул посыльному целковый.
«Г-мм. Билет. Один! Странно!»
В конверте была записка: «Дружище! Завтра идём с тобой в Александринку! Что там будет? Сюрприз для тебя!»
Прочитал и подумал: «Странно. Как будто бы на все пьесы, в которых играет Она, билет я уже приобрёл. А это ещё что? Идти или не идти?»
Утром перед ежедневным в полку разводом на занятия Макшеев подошёл к Зеленскому:
– Что там за концерт? Времени нет ходить на всякую дребедень.
– Э-э-э, братец, не спеши с такими заявлениями, не спеши.
– Что значит «не спеши»? Скажи толком. Ты же знаешь, на какие спектакли я хожу.
– Вот именно, знаю, потому и послал тебе билет. Ну а второй – у меня. Тоже хочу взглянуть на двух богинь сцены.
– Неужели Надежда Самойлова выступает? Но ведь…
– Да, да, да! Она выступает вместе с сестрой Верой. Но это не спектакль. Это бенефис. Ты, видно, просто приобретая билеты на спектакли с её участием, не обратил внимание на этот театральный праздник.
И вот они с приятелем сидели в зрительном зале, сидели близко к сцене, в партере, на третьем ряду. Приятель позаботился и средств не пожалел.
А сестры продолжали блистать. И зрительный зал оглашался поздравлениями и приветствиями восхищённых зрителей и искренне поздравляющих актрис коллег.
– Боже мой, боже мой! – шептал Макшеев. – Как мне увидеть её, как подойти, как заговорить?
Зеленский, несколько чопорный, снисходительный, словно покровительствующий над приятелем, тронул его за руку:
– Подожди. Сейчас не спеши со своим букетом. Всё после, после. Вот закончится бенефис, и давай прямо за кулисы.
– Нет, нет, что ты, я не могу. Не решусь.
– Стыдись! Лейб-гвардия! В бою не боялся, а тут.
– Тут дело другое.
– Хорошо, пойду с тобой, но чтоб делал, как я скажу!
Они с трудом пробились за кулисы. Желающих попасть туда было ещё больше, чем тех, кто рвался на сцену во время антрактов, засыпая цветами именинниц.
Повезло. Надежда Самойлова, отделавшись от очередного поздравителя, направилась к своей гримёрной.
Тут Зеленский и заговорил с ней:
– Несравненная! Выслушайте лейб-гвардию, приносящую вам свои поклонения!
Надежда Васильевна остановилась и с интересом посмотрела на офицеров.
– Отважный георгиевский кавалер, презиравший смерть в бою и крушивший десятками недругов, не решается обратить на себя ваше внимание. Выслушайте его…
Надежда Самойлова. Неизвестный художник
И, резко толкнув в бок Макшеева, мгновенно удалился.
Они остались один на один, но совершенно ясно, что остались на какие-то мгновения. Уже слышался шум шагов, уже спешили новые и новые поздравители. Просто какое-то чудо, что выдалась минутка, одна минутка, а может, и того меньше.
Макшеев потом не мог вспомнить, что он говорил, вряд ли могла доподлинно запомнить и Надежда Васильевна Самойлова.
Он вручил букет, наверно, самый великолепный из всех, что она видела в тот вечер, хотя и другие старались, не скупясь, удивить её.
– Позвольте, позвольте видеть вас, говорить с вами…
– А я и не запрещаю, – улыбнувшись, сказала Самойлова, а сама подумала: «Вот так дела. Жених не видит такого поклонения, а то бы…»
Она не успела додумать, в чём бы заключалось это «а то бы», потому что новая волна почитателей всё смешала и всё закружила.
Макшееву оставалось скромно удалиться. Зеленский встретил его в вестибюле.
– Ну что, о встрече договорился?
– Она сказала, что не запрещает! Но почитатели не дали назначить.
– Не запрещает? – услышали они голос офицера своего полка, тоже побывавшего на бенефисе. – А я вот слышал, что замуж выходит Надежда Самойлова.
– Замуж?
– Замуж! За богатейшего помещика. Как его там… За Коровкина.
– Может, за водевилиста Николая Коровкина? – спросил Зеленский, прекрасно знавший и репертуар театров, и имена наиболее популярных драматургов, музыкантов и водевилистов.
– Точно! Но и другое верно – он сын очень богатого помещика. Так что эта птица-тройка умчалась!
Макшеев приуныл, но Зеленский поблагодарил знакомого офицера за информацию и деликатно дал понять, что сейчас не до него.
– А ты что так огорчился? – спросил он у Макшеева. – Уж не думал ли руку и сердце предлагать?
– Думал, просто думал, а сегодня решил. Поговорил с ней и решил. Это судьба моя.
– Ну, ну, ну, лейб-гвардия! Твоя судьба в служении верой и правдой государю и России.
– Не могу, я не могу жить без неё!
– А без службы военной сможешь?
Макшеев промолчал, и приятель прибавил:
– Знаешь, как в обществе почитается: актёры – это лицедеи. Общаться с ними можно, только любуясь игрой из зала.
– Это неправильно. Совсем неправильно, – с жаром возразил Макшеев.
– Тебя не убедишь! – сказал Зеленский. – По домам. Завтра день тяжёлый.
«Дом… был наполнен взаимной любовью…»
А Надежда Самойлова в те же самые минуты сидела в гримёрной, сославшись на то, что ей пора переодеться и приготовиться к поездке домой. Только тогда отвязались. Сидела и думала, думала, думала. Она уже почти согласилась стать женой Николая Арсентьевича Коровкина, который был действительно сыном очень богатого и сурового помещика-землевладельца.
Она бы уже была замужем, если бы не этот самый отец-помещик. Хотя очень сомневалась, что замужество принесёт счастье, поскольку будущий супруг собирался забрать её из Александринского театра и построить для неё свой собственный, но далеко от столицы, в затерянной российской глубинке, где были у отца большие земли. Она колебалась. Ведь сцена – это не на всю жизнь. Пройдёт ещё 10, может, 15, даже пусть 20 лет, хотя это очень вряд ли, вон Варвара Асенкова сгорела и вовсе совсем молодой, и придётся покидать сцену. А тут семья, дети, любящий муж… Николай Коровкин был уже популярным театральным писателем, по его сценариям ставились многие водевили.
Со свадьбой вышла задержка из-за крутого нрава отца. Тот твёрдо сказал: «Нет!»
Правда, Коровкин, сообщив об этом Надежде, обещал, что сможет обойти запрет. Полностью расстаться со сценой будущая супруга на пожелала. Тогда и возникла идея захолустного театра, впрочем, не такая уж и приятная для неё идея. Ей хотелось блистать в столице. Сколько добивалась популярности! Даже конфликтовала с подругой детства Варенькой Асенковой. И как конфликтовала. И вот теперь Вареньки нет, и все её роли у неё, Надежды Самойловой. Но как будто что-то надломилось. Их примирили последние часы жизни. Они долго сидели вдвоём, перебирали в памяти свою жизнь и не находили причин для тех конфликтов, которые раздирали не только их самих, но и всю труппу театра.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.